Жизнь и приключения Робинзона Крузо.
Глава IX

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Жизнь и приключения Робинзона Крузо. Глава IX (старая орфография)

ГЛАВА IX. 

Болезнь Робинзона. Страшный сон. Угрызения совести и раскаяние Робинзона. Его размышление. Он лечится табаком. Конец болезни.

В половине июня месяца, два или три дня стояла дождливая погода. Дождь, казалось мне, был холодный, и я чувствовал озноб. Но так как чувствовать озноб в жарком климате - вещь необыкновенная, то я приписал причину его моему болезненному состоянию, что и оправдалось впоследствии. Ночи проводил я почти без сна, во мне было лихорадочное состояние: то бросало меня в жар, то в озноб, и сильно болела у меня голова. Захворав, я страшно испугался, что со мной нет никого, кто бы мог помочь мне в моем состоянии. Я молился Богу; но как молился? - почти не понимая, о чем я молюсь, потому что мысли мои мешались, говорит одно состояние человека, живущого вне общества, одинокого! - думал я. Зверь родится, живет и умирает почти без всякой посторонней помощи; только один человек, подверженный болезням, с пелен и до могилы, безпрестанно нуждался в чужом вспомоществовании. Недостойны наслаждаться жизнию те люди, которые из безделиц заводят вражду с своими ближними и не принимают из гордости услуги от тех, с которыми они враждуют. Еслибы они находились когда-нибудь в моем состоянии, то узнали бы, как должен быть дорог человек для человека.

Я захворал 16 июля. Чрез три дня после сего лихорадка так усилилась, что я пролежал в постели весь день, без пищи и без питья. Меня томила жажда, и я был так слаб, что не мог встать с постели и сходить за водой. Я опять молился, говоря: Господи, обрати лице Твое ко мне; Господи, помилуй меня. Вот молитва, которую я произносил и которую не переставал повторять в течение двух-трех часов до конца пароксизма. Потом уснул. Проснувшись ночью, я почувствовал, что мне стало легче, только был слаб и хотел пить. Воды не было ни капли. Нужно было оставаться в постели и дожидаться утра. Я опять уснул и видел страшный сон, который я вам сейчас разскажу.

Мне казалось, что я сижу на земле, за стеной моего жилища, на том самом месте, где сидел во время бури, следовавшей за землетрясением. Я увидел, что какой-то человек спускался ко мне из черной, густой тучи, окруженный вихрями огня и пламени. С головы до ног, он весь блистал подобно вечерней звезде и глаза мои помрачились от этого света. Я не могу вам описать того ужаса, который был во мне при взгляде на его грозную осанку. Когда он коснулся ногами земли, она поколебалась, точдо также, как и в прошедшем землетрясении, и засверкали со всех сторон молнии.

Сойдя на землю, он стал подходить во мне, вооруженный длинным копьем и намеревался убить меня. Остановясь от меня в нескольких шагах, он произнес страшным голосом слова, еще более страшные для маня: "после многих испытаний и внушений свыше, ты не обратился на путь истинный: так умри же сейчас, нераскаянный грешник!" При этих словах он поднял свое страшное копье, чтобы умертвить меня.

Это видение страшно поразило меня. Не только во время самого сна я был объят необыкновенным ужасом, но и после пробуждения моего этот ужас сохранялся во мне во всей силе, не смотря на то, что уже был день и здравый смысл доказывал, что все это было не больше как сон.

Увы! - едва ли я имел какое-нибудь понятие о Божестве. То, чему я научился в доме моего отца, было забыто. Все добрые наставления, данные мне прежде, изгладились от постоянно дурной, разгульной жизни, проведенною мною в течение восьми лет с моряками, которые были безнравственны и безрелигиозны до высочайшей степени. В продолжение этого времени мне никогда не приходило на мысль обратиться к Богу и удивляться Его премудрости, благости и милосердию, или погрузиться внутрь самого себя и понять свою бедность и ничтожество. Я находился в каком-то огрубении, из моего сердца было изгнано стремление к добру и отвращение от зла. Я сделался безпечен, груб и испорчен в той же мере, в какой находилась большая часть матросов, бывших товарищей моих; я следовал только внушению своих порочных мыслей и природным побуждениям.

Легко поверить тому, что мною было скаозно сейчас, если принять в соображение мои прежния дела. - Во время своих несчастий, которым я подвергался почти непрестанно, никогда я не подумал, что они посылались в наказание мне за мои преступления, за неповиновение отцу и на худую жизнь, за отчаянную мою поездку на пустынные берега Африки. Я не обращал никакого внимания на то, чем могло кончиться это путешествие, и не просил Господа, чтобы Он направил меня на путь истинный и защитил от диких зверей и людей, которыми я был окружен со всех сторон. Я действовал тогда как безсловесное животное, по инстинкту.

Когда я был принят радушно добрым капитаном португальского корабля, у меня не было никакого чувства признательности. После, когда я претерпел кораблекрушение близ теперешняго моего острова, когда ежеминутно был готов погибнуть в волнах, совесть моя не тронулась, и я все это приписывал одному случаю, а не руке Провидения.

Правда, будучи выброшен на остров и видя, что кроме меня никто не был спасен из моих товарищей, я чувствовал восхищение сердечное, какой-то восторг, похожий несколько не истинную благодарность; но это чувство происходило от той радости, что я спасен и жив. Радость моя нисколько не отличалась от радости, которую чувствуют обыкновенно матросы, достигшие земли после кораблекрушения. Они посвящают первые минуты пьянству и спешат скорее забыть все прошедшее в стаканах с вином и тарелках с кушаньем.

Землетрясение, само по себе ужасное явление природы, прямо указывающее на невидимую силу, которая одна держит в своих руках бразды всей воеленной, мало повлияло на меня. Лишь только оно прошло, как мои душевные потрясения, страх и все впечатления во мне изчезли, и я не думал уже более о суде Божием.

Но когда я сделался болен и смерть представлялась глазам моим со всеми ужасами её, когда все силы мои истощились от болезни, тогда совесть моя, усыпленная столь долгое время, пробудилсь во мне. Я упрекал себя в прежней моей жизни, которая вооружила против меня божеское правосудие. Милосердый Господи! велико мое несчастие - сказал я. Если болезнь моя продолжится, то я должен умереть в этой пустыне одинокий, без всякого пособия и утешения. Слезы текли из глаз моих, и я впал в глубокое и продолжительное молчание.

В этот промежуток времени мне представлялись полезные советы отца моего и вместе с этим следующее предсказание его: "сын мой, если ты, против воли моей, поедешь странствовать, то Бог не благословит тебя, и будешь после горько раскаяваться в твоем поступке." Вот теперь-то начинают исполняться слова отца моего - сказал я сам себе, и рука Божия наказует меня. Здесь никого со мною нет, никто меня не слышит, никто не подаст мне ни утешения, ни советов, ни помощи. Боже милосердый, помоги мне! ибо скорбь моя превышает все силы мои.

Можно положительно сказать, что в этот день я в первый раз в моей жизни молился с таким усердием и раскаянием; но возвратимся к рассказу.

Было двадцатое число июня. Проснувшась утром, я почувствовал, что мне стало легче, и встал с постели. Предполагая, что лихорадка снова возвратится ко мне чрез день или два, я поспешил приготовить себе кой-что на случай возобновления болезни. Прежде всего я наполнил большую четыреугольную бутылку водою и, прибавив туда несколько рому, поставил ее на стог около моей кровати. Потом, отрезав кусок козьяго мяса, изжарил его на угольях, и съел небольшую часть его; и ужину же приготожил себе всмятку три яйца черепахи. Закусив немного, я пошел прогуляться, но был так слаб, что с трудом нес ружье свое, без которого никогда не выходил из дома. Поуставши довольно, я сел на землю, и стал разсаатривать море, которое было тогда спокойное и гладкое, совсем без волн, точно зеркало. Мне приходили в голову разные мысли.

Что такое земля? - спрашивал я сам себя. Что такое море, по которому я так много плавал? Что такое я сам и что такое другия живые существа - животные, звери, птицы, рыбы? Откуда это произошло?

Положительно верно то, что все сотворено какою-то невидимою, всемогущею силой. Она создала землю, море, воздух, небеса и все живущее над ними. Какая же это сила?

Естественно, я пришел к тому заключению, что эта всемогущая сила - Бог. Он сотворил все видимое мною. Если Бог сотворил все эти вещи, то Он и управляет ими, и ничего не происходит без воли Божией, следовательно, я нахожусь в таком печальном положении на Его воле.

Для чего Господь так поступил со мною?

Что я сделал такое, за что несу наказание?

безпорядочную жизнь, и сам узнаеш вину свою. Ты лучше бы спросил, чего ты не сделал и зачем не погиб в такое продолжительное время. Например, отчего ты не утонул во время бури, бывшей в первом твоем путешествии? Отчего ты не погиб в схватке с корсаром из Сале? Почему он не догнал тебя после твоего побега, и что бы тогда с тобою сталось? Почему ты не был съеден дикими зверяжи на берегах Африки? Наконец отчего ты не погиб вместе с твоими товарищами, а был выброшен волнами на берег этого острова? После всего этого смеешь ли ты спрашивать: что я сделал?

Смущенный этими доводами моей совести, я встал с земли задумчивый и с грустным раскаянием побрел к своему убежищу и перелез через стену, как бы отправляясь спать; но я был сильно взволнован, и благотворный сон не приходил ко мне. Я сел на свой стул и зажег ночник, потому что наступила ночь и сделалось темно.

оне ни были. Я знал, что в одном из сундуков моих был большой сверток этого растения.

Встав со стула, я пошел к сундуку и нашел там табак. Я не знал, как употреблять его, и будет ли он полезен в моей болезни или вреден. Прежде я взял небольшую часть табачного листа и, положив ее себе в рот, жевал. Табак был зелен и крепок, и так как я не привык к нему, то чувствовал сильное головокружение. Потом, я положил лист табаку в ром, чтобы принять этот настой через час или два, когда буду ложиться спать. Кроме этого я клал табак на горячие уголья и дым его втягивал в себя и ртом, и носом. Наконец, ложась спать, я выпил ром, в котором был настоен табак. Настой этот был так крепок, что я едва мог проглотить его. Этот прием одурманил мне голову и я заснул таким глубоких сном, что, когда я проснулся, то было уже далеко за полдень.

По моем пробуждении, я чувствовал себя лучше, бодрее, желудок мой поправился и аппетит возбудился, одним словом, я был почти совершенно здоров. После сего мне день ото дня становилось все легче и легче.

имел охоты их есть, и удовольствовался несколькими яйцами черепахи. Вечером я прибегпул опять к тому лекарству, т. е. к настою рома с табаком. На этот раз прием был гораздо менее прежнего. Продолжая таким образом свое лечение, я достиг наконец, что 3-го июля лихорадка меня оставила навсегда, поправился же я совершенно спустя несколько недель.