Записки капитана торгового судна господина Робинзона Крузо. Автор произведения

Автор:	Дефо Д.
Примечание:	Перевод: Яхнин Л.Л., сокращенный пересказ
Категории:	Роман, Детская литература, Приключения

капитана торгового судна господина Робинзона Крузо

Морские пути мои лежали мимо мыса Доброй Надежды в Атлантическом океане. Я заходил в порт острова Мадагаскар, где туземцы вначале принимали нас очень радушно. Взамен за ножи, ножницы и гору всяческих безделушек мы там выменяли одиннадцать откормленных быков. Правда, потом они пытались захватить нас в плен, и мы вынуждены были сняться с якоря и покинуть этот коварный, как оказалось, остров. Плавали мы и в Камбоджу за корицей и всяческими пряностями. На Филиппинских и Молуккских островах я даже прожил шесть лет, разъезжая с товарами из порта в порт. Наконец мы с моим торговым компаньоном решили отправиться в Китай, где, как говорили опытные купцы, самые дешевые и редкие товары. Один из таких купцов, побывавший в китайской столице Пекине, утверждал, что это величайший город в мире. «По величине с ним, – горячо говорил он, – не могут сравниться ни Париж, ни даже наш Лондон!» Плавание должно было быть нелегким, а может, и опасным, зато прибыльным. Не стану долго рассказывать, как мы добирались до этой страны, что расположена на другом конце света. Но, оказавшись у берегов Китая, мы по совету одного старого лоцмана-португальца продали корабль. – Пересечь эту могущественную и обширную империю можно лишь сухопутным способом, – толковал старик. – А товар, купленный здесь, вывезем на китайском судне, называемом джонка. Португалец, как и все лоцманы, разговаривал на многих языках. Знал он немного и китайский. И мы взяли его с собой как переводчика. Только джонка оказалась вовсе не кораблем, а хрупкой лодчонкой, на которой плавают китайские рыбаки. И вот мы оказались в Китае, чувствуя себя заброшенными на край света.

Много наслышан я был о древних знаниях Китая. Но, по правде говоря, был очень разочарован. У них есть глобусы, они обладают некоторыми знаниями в математике. Однако стоит вам только поближе познакомиться с их наукой и окажется, что они ничего не знают, например, о движениях небесных тел! Ученые толкуют о тайнах мироздания, а народ невежествен.

и прогнать дракона. Они полагают, что этот большой дракон, это сказочное чудовище похищает солнце. Эта маленькая история больше говорит о Китае, чем все длинные рассуждения и восторги. Но не будем торопиться. Мне еще предстоит пройти и проехать по дорогам этой страны немало. Может, я и ошибаюсь.

не фрукт, которые растут, к примеру, на Мадагаскаре прямо вдоль дорог. Мандарин в Китае что-то вроде вице-короля или губернатора провинции. Путешествовал наш мандарин в сопровождении огромной толпы. Здесь были и его приближенные, одетые совсем не по-дорожному. На них были парчовые кафтаны и нарядные шляпы с завернутыми краями, словно вывернутые от ветра зонтики. Жидкие косицы свисали из-под шляп на спину. Слуги то и дело смахивали с их одежды пыль, которая клубилась под копытами лошадей и ногами верблюдов. По всему пути, который длился двадцать пять дней, мандарину оказывались от населения самые высокие почести. Мы ни в чем не знали нужды. Еда и питье доставлялись немедленно. Думаю, что эта бесконечная процессия совершенно разоряла те деревни и городки, мимо которых мы проезжали. Ведь население доставляло мандарину провизию бесплатно. Хотя нам все доставалось дорого. Эконом мандарина каждый раз аккуратно взыскивал с нас плату золотом.

Отстав от процессии мандарина, мы заехали в гости к одному китайскому дворянину, который ехал вместе с нами. Его имение лежало как раз на нашем пути. Этот сельский дворянин был богат, но вы бы никогда не сказали этого, встретив его впервые. Одет он был весьма странно. На просторный балахон из пестрого ситца с висящими на шутовской манер широкими рукавами и разрезами, похожими на прорехи, был надет тафтяной камзол, засаленный, как у английского мясника. За его тощей лошаденкой бежали двое слуг и подгоняли бедное животное тонкими ивовыми прутами. Но самым уморительным зрелищем была трапеза этого важного господина. Он сидел в своем крошечном садике под деревом, напоминавшим пальму. Тень от густой листвы надежно защищала его голову от палящих лучей солнца. Но ему этого было недостаточно. Для большей торжественности над ним раскрыли громадный зонтик. Сам помещик был не просто грузный, а круглый как шар. Сидел он в бамбуковом кресле, развалясь, а две служанки подносили и уносили бесчисленные блюда с кушаньями. Третья кормила его с ложечки, а другая аккуратно смахивала крошки и кусочки с его жидкой бороденки. Мы поначалу наблюдали за всем этим украдкой, но нам дали понять, что господину приятно, когда им любуются. Да, чванство и глупость одинаковы везде, хоть в Китае, хоть и у нас в Англии. Что же касается нашего мандарина, то он путешествовал с царскими почестями. Лошади его были так опутаны упряжью, сбруей и дорогими попонами, что и сами казались царственными особами.

В Пекине мы пробыли всего несколько дней и были заняты покупкой товаров. Мне не терпится записать все, что мы приобрели, в мою тетрадь. Вот этот перечень, звучащий для меня, как сказка. Девяносто кусков тонкой камчатной материи, двести кусков шелка разных сортов, частью вышитых золотом. А еще чай, тонкие сукна и пряности. Для того чтобы увезти все эти товары, мы купили вьючных восемнадцать верблюдов. Кроме них у нас были еще и верховые верблюды и несколько лошадей. Всего в нашем караване оказалось двадцать шесть животных. Впрочем, и народу собралось очень много – больше ста двадцати человек. Здесь были и хорошо вооруженные люди, охранявшие нас от случайных нападений, и купцы, и погонщики верблюдов. К нам присоединились и бородатые купцы, направлявшиеся в Московию. Перед дорогой наши вожатые собрали всех на большой, как они выражались, совет. Здесь мы обсудили и все путевые расходы на закупку фуража для животных и провизии для людей, на оплату проводников, на добывание свежих лошадей и многое другое. Еще раз был выверен план путешествия. И только после этого вожаки построили караван по своим соображениям, и мы отправились в путь.

наш лоцман-португалец и с лукавой улыбкой шепнул, что хочет показать мне одну забавную штуковину. – Вы должны будете признать, что видели вещь, которой не случалось вам лицезреть нигде на свете! – убеждал меня он. Он долго разжигал мое любопытство и наконец заявил, что это дом, сделанный из фарфора. – Какой он величины? – заволновался я. – Можем мы его поместить в ящик и увезти на одном из верблюдов? Если так, я непременно постараюсь купить эту диковину! Лоцман расхохотался. – На верблюде! – вскричал он. – Помилуйте! В этом доме живет семья из тридцати человек! Мне не терпелось посмотреть этот дом. Лоцман отвел меня туда. И я убедился, что он меня не обманывал. Правда, построен был дом из дерева, но снаружи штукатурка была фарфоровая. Не знаю, удобно ли жить в фарфоровом доме, но он был очень красив. Белые плитки, расписанные синими фигурками, как на больших китайских вазах, которые можно увидеть в Англии, блестели и переливались на солнце. Внутри дом тоже был отделан фарфором. Фарфоровый потолок был расписан изящными рисунками всевозможных цветов. А фарфоровый пол напоминал твердые как камень глиняные полы в некоторых частях Англии. Мне так понравился этот необычный дом, что я с удовольствием прожил бы в нем несколько дней. Но, к сожалению, приходилось продолжить наш путь. А наш лоцман-португалец продолжал надо мной подшучивать. Но на этот раз я не поддался на его уловки. – Китайцы достигли в фарфоровом производстве такого высокого совершенства, – толковал он, покачиваясь в седле, – что изготовили из фарфора целый корабль. С мачтами, снастями, парусами и трюмом на пятьдесят матросов. Я помалкивал. А лоцман продолжал: – Этот корабль спустили на воду, и он совершил плавание в Японию. В ответ я лишь улыбнулся. Уж насчет кораблей и их плавучести меня не провести. Он замолчал и вскоре задремал, опустив голову на грудь. Его лошадь шла сама по себе, упираясь в хвост шагавшего впереди верблюда.

Два дня спустя мы перевалили через Великую Китайскую стену. Она воздвигнута для охраны страны от кочевых племен, разбойничающих в степи. Проходит стена по холмам, по горам и даже в тех местах, где она, кажется, и вовсе не нужна. Это скалы и пропасти, которые и без того непроходимы. Высотой стена больше, чем четыре человеческих роста, а длиной, слышал я, около тысячи английских миль. Возведенная из обожженной глины, стена эта хороша против конных разбойников, но вряд ли устояла бы против нашей артиллерии. По эту сторону стены встречались только редкие селения, и повсюду бродили кочевые отряды опасных людей. Вот почему безопаснее путешествовать было не по-отдельности, а большим караваном. В этом я вскоре убедился. Во время одного из привалов вожатый разрешил нам поохотиться на животных, напоминающих наших баранов. Они дикие и бродят большими стадами по тридцать, а то и пятьдесят голов в поисках пропитания. Бегают они быстро, но вскоре устают и к тому же так глупы, что, убегая, не рассыпаются по степи, а наоборот, сбиваются в кучу. Нас было человек пятнадцать, и мы так увлеклись преследованием дичи, что не заметили, как оказались перед разбойным отрядом примерно в сорок всадников. Один из них вдруг поднес к губам нечто наподобие рога и затрубил. Звук получился громкий, режущий уши. Мы растерялись. Но, на счастье, среди нас был один из шотландских купцов, в прошлом наемный стрелок. Он не растерялся, выстроил нас в боевой порядок и велел приготовиться к атаке. – Знаю я этих разбойников, – сказал он, подбадривая нас. – Стоит им дать отпор, как они обращаются в бегство. Им привычнее нападать на безответных крестьян. Он оказался прав, едва завидев наставленные на них ружья, всадники, как те глупые бараны, сбились в кучу и пустили в нас кучу стрел. Они так спешили, что ни одна стрела не попала в цель. Зато залп наших ружей сделал прореху в их толпе. Недолго думая, они повернули лошадей и, гикнув, так же быстро исчезли, как появились. Пересекая эту дикую равнину, мы еще не раз видели издали отряды подобных разорителей крестьянских усадеб. Но, видя наш многочисленный караван, они не решались даже приближаться. Целый месяц мы странствовали по обширным владениям китайского императора. Иногда наш караван останавливался у хорошо укрепленного на случай нападения кочевников большого селения. Там мы покупали или меняли лошадей и верблюдов. Переправившись через несколько больших рек, мы пересекли две ужасные пустыни (по одной из них мы шли в песках целых шестнадцать дней!) и наконец добрались до границы Московского царства. И первой крепостью, бывшей под властью московского царя, было укрепленное село Аргунское на берегу реки Аргунь. Наступил апрель, но Сибирь, а это была именно она, встретила нас холодами и снежной метелью.

Путешествуя по московским владениям, мы удивлялись тому, что везде, в самых глухих местах, поставлены были крепости или выстроены города и селения, в которых непременно стояли военные гарнизоны. Иногда это был небольшой отряд, состоящий всего из нескольких солдат и офицера. Позднее мы убедились, что лишь эти военные были русскими. Остальные обитатели этих поселений оказывались туземцами и язычниками. Они приносили жертвы своим идолам и поклонялись солнцу, луне, звездам и всем небесным светилам. В одной деревне близ города Нерчинска я был свидетелем их варварского жертвоприношения. Вот подробное описание этого первобытного действа. У околицы деревни на большом пне возвышался грубо высеченный из дерева идол. Голову его трудно описать, ибо она не имела сходства с головой какой-либо земной твари. Уши огромные и торчат над головой, украшенной кривыми рогами. Глаза выпученные и круглые, как два яблока. Нос искривлен, словно бараний рог. Разверстая пасть украшена острыми крючковатыми зубами. Одет идол был в овчинный тулуп, вывернутый шерстью наружу. Голову венчала островерхая, мохнатая шапка. Высотой идол был в два человеческих роста, но без рук и без ног. Невдалеке у наспех выстроенного шалаша стояли два здоровенных парня с длинными ножами. У ног их лежали связанные бараны, а рядом стоял привязанный к столбу молодой бычок. Это были будущие жертвы. Их привели жители деревни. Крестьян было человек семнадцать. Все они простерлись на земле у подножия идола и молили об исполнении желаний. – Чам-Чи-Тонгу! Чам-Чи-Тонгу! – повторяли они, как заклинание.

Со мной был русский офицер, командир стоявшего здесь гарнизона. Он спокойно наблюдал за этой дикостью. Но мне было не по себе. – Мне так жаль этих бедных животных, предназначенных на убой, что я готов наехать на проклятого идола и изрубить его в куски! – воскликнул я. Однако офицер остановил меня. – Это было давно, – сказал он. – Еще до того, как сюда прибыл посланный царем военный гарнизон. Рассказывают, что проезжавший в этих краях путешественник так же, как и мы, наблюдал это языческое жертвоприношение. Он не выдержал, кинулся на чудище и свалил его. Дикари за оскорбление их идола поймали его и привязали к голове поднятого чудища. Потом окружили и стали пускать стрелы, пока все тело несчастного не было утыкано ими. Я почему-то вспомнил давнишнюю встречу на острове с дикарями-людоедами. – И съели его? – с дрожью в голосе спросил я. – Нет, – совершенно серьезно ответил этот русский. – Они принесли его в жертву идолу вместо намеченного теленка. Кстати, называют они этого своего божка Чам-Чи-Тонгу. Его рассказ совершенно охладил мой пыл, и мы удалились.

Впрочем, не все племена, населяющие Сибирь, так же опасны, как те туземцы. И хотя они тоже язычники, давно сжились с русскими и благожелательны к путешественникам. Я близко познакомился с тунгусами, живущими в Тунгусской области посреди бескрайней снежной пустыни. Зима здесь длительная и суровая, а потому одеваются тунгусы в оленьи шкуры. Причем и мужская, и женская одежды выглядят совершенно одинаково. Да и лицом они очень похожи. Во всяком случае, я каждый раз ошибался, вежливо обращаясь к даме, вместо которой почти всегда оказывался мужчина, что вызывало веселый смех сопровождавших меня русских офицеров. Живут тунгусы в заснеженных то ли погребах, то ли землянках. А летом строят из жердей, покрытых шкурами, высокие жилища, очень напоминавшие мне мою островерхую козью шапку. Так, минуя один сибирский край за другим, мы постепенно приближались к Европе. Вскоре позади оказался Енисейск, стоящий на реке Енисей. По словам московитов, река эта отделяет Азию от Европы. У меня только русские карты, на которых больше пустот, чем освоенных пространств. Но, вернувшись домой, в Англию, я постараюсь достать карту Сибири и проверить, действительно ли мы достигли границы Европы. А пока, проехав обширную почти пустынную снежную равнину, тянущуюся вдоль реки Обь, мы направились в Тобольск, столицу Сибири.

До самого Тобольска с нами не приключилось ничего примечательного. Прошло уже семь месяцев с того весеннего дня, как я пересек дальнюю границу Московии. И если весна здесь была такой же студеной, как наша зима, то настоящей зимы я до сей поры еще не видел. И снова я вспомнил мой милый остров, на котором я чувствовал холод только во время простуды, а огонь зажигал лишь для приготовления пищи. Зато печи в Сибири замечательные. Наши камины дают тепло, пока в них пылают дрова. А печь хранит жар целый день. К тому же и дома здесь выстроены с учетом невероятных морозов. Толстые бревенчатые стены не пропускают ни воющих стылых ветров, ни цепенящих холодов. Двери закрываются плотно. А окошки маленькие с двойными рамами. Да и находятся они под самой крышей, чтобы их не заметало снегом даже в самые метельные дни. Пища тоже дарит силы и тепло. Главным образом, это вяленое оленье мясо, мороженая или вяленая рыба и хороший отлично выпеченный хлеб. Всю провизию они заготавливают заранее, летом. У меня, кстати, был изрядный запас китайского чая, и я щедро угощал им своих русских гостей. В Сибири мне пришлось закутываться в меха с головой и носить тяжелую, до пят шубу. Я чувствовал себя неповоротливым истуканом. А морозы долгой и суровой зимы таковы, что, выходя на улицу, я укрывал лицо, как маской, меховым башлыком с тремя отверстиями – для глаз и для дыхания. И все же чаще всего погода стояла ясная, а снег был таким слепяще белым и искристым, что и ночью тьма не могла поглотить весь свет. В Тобольске я не по своей воле задержался надолго. Отсюда я собирался добраться до моря и сесть на корабль, направлявшийся в Англию или Голландию. Но в это время года и Балтийское, и Белое моря замерзают. Вот я и решил перезимовать в Тобольске, а по весне отправиться до Архангельска, где и найти подходящий корабль. Впрочем, скучать мне не пришлось. Оказалось, что в Тобольск московский царь ссылает провинившихся перед ним высоких дворян. Потому он просто полон знати, князей, военных и придворных. Тут я познакомился со знаменитым князем Голицыным и старым воеводой Ростовским, которые уже не один год ждали помилования от царя. Со многими из этих высокообразованных аристократов я не без удовольствия проводил долгие зимние вечера в этой северной стране, находящейся невдалеке от Ледовитого океана.

отменно выглаженным шелковым платком. В прошлом он, кажется, был царским министром, попавшим в опалу. Во всяком случае, он любил поговорить об устройстве Московского царства и его величии. Сидя в теплом бревенчатом доме у пышущей жаром печи и при щедро освещавших комнату сальных свечах, мы вели длинные, задушевные беседы. – Величие русского государя, – разглагольствовал князь, – не знает сравнения. Его двор великолепен. Владения его обширны. Я позволил себе возразить ему. – Видите ли, князь, – скромно проговорил я, – не смею сомневаться в величии русского императора. Но я, сказать по правде, был еще более могущественным владыкой, чем Московский царь. Правда, владения мои были не столь велики. А подданных еще меньше. Князь внимательно, без улыбки, слушал меня, не понимая, шучу ли я или нет.

Я продолжал, как ни в чем не бывало: – Во-первых, я мог распоряжаться жизнью и смертью каждого из моих подданных. Однако никто из них не только не выражал неудовольствия моим правлением, но и готов был сражаться за меня до последней капли крови. Во-вторых, все земли моего царства безраздельно принадлежали мне. А сам я был окружен безраздельной и преданной любовью. – Да, пожалуй, вы правы, – покачал головой князь. – Вы и впрямь по всем превосходите Московского государя. Он властитель, но не тиран. И он опасливо отодвинулся от меня. Видя его смятение, я не выдержал, расхохотался и рассказал ему обо всех своих приключениях на необитаемом острове. Когда его сиятельство услышал, что моими подданными были дикарь, попугай и собака, он рассмеялся от души и долго не мог остановиться. – Простите меня, – проговорил он. – Но я подумал, что передо мной сидит сумасшедший! Тут уж и я посмеялся вволю. Кстати, я спросил князя, правда ли, что граница между Европой и Азией проходит здесь, по реке Енисей? – Какой невежда вам это сказал? – возмутился князь. – Давно уже известно, что разделяет два континента река Кама. И первый европейский город, который попадется вам по пути, стоящий на берегу Камы, зовется Соликамск. Его сиятельство лишний раз подтвердил, что русские аристократы люди весьма просвещенные.

Наступил первый весенний месяц – март. Однако сибирская зима и не думала уходить. Снег все так же слепил глаза, а ветер истово дул вдоль улиц, сдувая верхушки сугробов и шурша поземкой по протоптанным тропинкам. И все же мы стали готовиться к отъезду, намереваясь, конечно, скользить по заснеженным дорогам на санях. Зная, что корабли начинают приходить в Архангельск не раньше мая или июня, я не очень спешил. А навигация в русских северных портах не прекращается до самого августа. Опоздать было невозможно. В Москву или Архангельск отправляется множество сибирских купцов с запасами собольих и лисьих мехов. Назад они повезут товары, необходимые для здешних краев. Итак, мы стали понемногу снаряжаться в дорогу. Я давно уже лелеял мысль устроить побег моему новому другу – любезному князю. С тем и пришел к нему. – Объясните мне, ваше сиятельство, – приступил я, – почему вы, которому предоставлена здесь полная свобода, не делаете попытки уехать? Князь грустно улыбнулся. – Вы забываете, сударь, – начал он, – особенности края, в котором мы, ссыльные, находимся. Держит нас здесь не хуже тюрьмы и решеток сама природа. С севера подступает Ледовитый океан, куда не заходит ни один корабль. Будь даже у нас какое-нибудь судно, мы бы не знали, куда плыть. Нас окружают владения Московского царя. Все дороги усеяны военными гарнизонами. Так что проскользнуть незамеченным вряд ли удастся. Он умолк и принялся снимать нагар с толстой мигающей свечи. Я тоже не знал, что сказать. И тут князь пристально поглядел на меня. – Но вы можете оказать мне неоценимую услугу, – молвил он. – Если ваш путь лежит не в Москву, а в Архангельск, то я буду молить вас взять с собой моего сына. По вине отца и он считается ссыльным. Я стар, а у него все впереди. Я, не колеблясь, согласился, и мы обсудили подробности и нашего путешествия. Пряные товары, привезенные из Китая, – гвоздику и мускатные орехи – я с прибылью продал здесь, а взамен накупил соболей, чернобурых лисиц, горностаев и других ценных мехов. И наконец, в начале июня, мы покинули Тобольск, этот гостеприимный, но лежащий в стороне от торговых путей город, о котором, думаю, мало кто слышал в Англии. Наш караван был невелик. Он состоял всего из тридцати двух лошадей и верблюдов, причем одиннадцать из них принадлежали моему новому спутнику – молодому князю. У него был верный слуга-сибиряк, отлично знавший всю местность. Укрывая ссыльного юношу от посторонних глаз, мы двигались окольными дорогами, избегая заходить в большие города и даже в села, где стояли московские гарнизоны. Они весьма тщательно обыскивали всех проезжающих, дабы этим путем не убегали ссыльные. Вот почему наш путь пролегал через пустынные места, что влекло за собой некоторое неудобство. Ведь нам приходилось располагаться на отдых не в удобных городских домах или теплых избах, а довольствоваться разбитыми под открытым небом палатками. Но сознание того, что я помогаю достойному молодому человеку, заставляло меня терпеть всяческие неудобства. Наконец мы переправились через Каму. По словам старого князя, моя нога ступила на землю Европы.

Европе, мы сразу же увидим другой народ, другие, более знакомые нам обычаи, наконец другую одежду и даже религию. Ничего подобного. Нас снова на многие мили окружала почти безлюдная пустыня, населенная племенами язычников. Собираясь остановиться лагерем на ночлег вблизи небольшого леска, мы вдруг увидели на опушке отряд вооруженных стрелами и луками людей. Наш сибирский проводник сказал, что это могут быть калмыки, остяки, или же просто разбойники, охотящиеся за мехами. А может, и черкесы. Он, однако, никогда не слыхал, чтобы они заходили так далеко на север. Нападавших насчитывалось человек сорок. Нас же было шестнадцать. – А может, это погоня за мной? – предположил наш юный беглец. – Тогда я не стану подвергать вас опасности и сдамся. – Не спешите, ваша светлость, – остановил его слуга-сибиряк. Подняв на палке белый платок и с этим белым флагом в руках приблизившись к непонятным людям, он попытался поговорить. Но те отвечали на таком наречии, которого даже он не знал. Вдогонку за своими выкриками они послали в его сторону и несколько стрел. К счастью, он вернулся невредимый. Мы дали залп из ружей, заставив этих разбойников остановиться. По левую руку от нас была небольшая рощица. Под ее защиту я и решил переместиться со всем нашим обозом. Пока сбившиеся в кучу грабители рассуждали, как на нас напасть, мы помчались к спасительной роще. Я предложил, укрыв здесь верблюдов с товарами, первыми напасть на разбойников. Но опытный сибиряк уговорил меня подождать. – Видите, – толковал он, – они не торопятся захватить нас. Верно, боятся ружей или ждут подкрепления. Надо продержаться до сумерек. Ночи здесь внезапные и темные. Едва стемнеет, я выведу вас по одной тайной тропе к небольшому городку Петрову. Там, я знаю, нет гарнизона, и мы спокойно переночуем. Мне его предложение показалось разумным, и я доверился ему полностью. День еще был коротким, и сумерки наступили быстро. Мы развели большой костер так, чтобы он горел до утра и внушил негодяям мысль, что мы еще в роще. Но едва на небе слабо засветились звезды, мы, стараясь не шуметь, последовали за нашим новым провожатым. Он шел уверенно, ориентируясь по Полярной звезде. Когда взошла луна, мы были уже далеко и, добравшись до населенного места, наконец могли хорошо отдохнуть. Кстати, о калмыках или других рыскавших в степи грабителях здесь и слыхом не слыхивали. Но мы-то все-таки с ними столкнулись! Выспавшись и переменив лошадей, мы беспрепятственно двинулись дальше по направлению к Двине, реке, на которой и стоит Архангельск.

В середине июля мы благополучно прибыли в Архангельск. С давних пор привыкши вести счет дням, я подсчитал, что в пути по Сибири мы провели один год, пять месяцев и три дня. Это вместе с восьмимесячным пребыванием в Тобольске. Надо прибавить к этому сроку и те шесть недель, что нам пришлось провести в Архангельске в ожидании корабля. По истечении этого срока в порт вошел трехмачтовый корабль из Гамбурга. Посчитав, что и там можно неплохо продать наш товар, а ждать английского судна неизвестно сколько, мы погрузились на этот корабль. Молодого князя я выдал за своего помощника, и он поместился в трюме, как бы для того, чтобы охранять наши товары. Я посоветовал ему до отплытия и носа не показывать на палубе из опасения, что его увидит и узнает кто-либо из московских купцов. Отплыли мы из Архангельска 20 августа. Окончилось наше морское путешествие без малого через месяц на Эльбе. Корабль мог войти только в устье реки, а дальше нас переправляли паромом. Здесь молодой князь покинул меня. Кажется, он отправился в Вену, собираясь встретиться с друзьями своего отца. Впрочем, след его я потерял, но надеюсь, что судьба юноши сложилась удачно. Пробыв в Гамбурге четыре месяца, я отправился домой, в Англию. Сухим путем до Гааги, а там на корабле в Англию.

плечами семьдесят два года насыщенной приключениями жизни, я стал снова ценить уединение. И, сидя у пылающего камина, я много раз вспоминал долгие годы, проведенные на необитаемом острове.