Приемыш черной Туанетты.
Глава 2. Толстая Селина

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Джемисон С. В., год: 1894
Категории:Повесть, Детская литература


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

Глава 2
Толстая Селина

О, да Толстая Селина здесь! -- радостно воскликнул Филипп, когда они приблизились к зданию Государственного банка, недалеко от улицы Канала. -- Она стоит опять за своей стойкой.

 Да, она здесь! -- воскликнула и Деа, бросившись бежать к толстой, улыбавшейся во весь рот мулатке в большом белом переднике, стоявшей у стойки под навесом здания.

 Ах, золотая моя, -- забормотала та, заключая девочку в объятия. -- Милые мои! Как я рада видеть вас! И мистер Филипп здесь! Как вы выросли за то время, пока меня не было!

 А вы-то похудели, Селина, -- заметил Филипп, и искорки смеха засверкали в его голубых глазах. -- Вы спустили-таки жир в деревне на свадьбе вашей сестрицы!

-- Нет, вы только послушайте этого мальчишку! Неужто я исхудала, мадемуазель Деа? -- И Селина самодовольно посмотрела на свои пышные бока, разглаживая накрахмаленный передник. -- Что же вы поделывали, детки, без меня? А как поживает твой бедный папа́, барышня?

 Ему очень плохо, Селина, -- у него совсем пропал сон! -- ответила со вздохом Деа.

 Ах, золото мое, как мне тяжко слышать такие грустные вести, -- соболезновала Селина. -- Продала ли ты хоть что-нибудь из твоих штучек за то время, что я ездила на свадьбу?

 Нет, Селина, ни одной! Бедный папа́ сделал уже и "Квазимодо". Я принесла его нынче; хочу продать за пять долларов.

-- Продадим, продадим, золотко! Но если хочешь торговать, то надо поставить "Квазимодо" на видное место, чтобы прохожие видели его: нельзя же держать фигурку в корзине под бумагой. Я отведу тебе место на моей стойке. -- Толстая Селина стала отодвигать вазы с фруктами и пирожными, и ласковая улыбка не сходила с ее лица.

 А пыль, Селина! Папа́ не любит, когда его статуэтки запылены.

-- О пыли и не думай, деточка, -- ее сдует ветром. Нам нужны деньги, а я чувствую, что ты продашь этого бедного горбунчика. -- И Селина с сомнением глядела на "произведение искусства", которое Деа достала из-под бумаги и устанавливала в стороне от груды пирожных.

 А вот малютка с козой очень, очень мила; удивляюсь, как ее у тебя не купили!

 Видите ли, Селина, все время, что вас не было, шли дожди, и иностранцев совсем не видно было на улицах, -- сказал Филипп, подходя к стойке и переставляя "Квазимодо" подальше, в тень, падавшую от колонн, украшавших фасад старого банка. -- Не будь свадеб и похорон, мамочка не продала бы ни одного цветочка. Я ходил сюда каждый день и за все время не сбыл и дюжины букетиков.

 Это потому, что не было моей стойки для твоих цветов, мистер Филипп. Таких крохотных человечков никто не замечает. Только у такой старухи, как я, могут быть покупатели, -- говорила Селина, покачивая бедрами.

В то же время она размещала на стойке цветы Филиппа, обрызгав их водой из кружки.

 А эта бедная собака! Она тоже понимает, что я вернулась: заняла свое постоянное место под стойкой. Взгляните только на эту бедную тварь! Она чувствует себя как дома!

-- Да, Гомо рад вашему возвращению, Селина, не меньше нашего, -- ответил Филипп, наклоняясь над стойкой и улыбаясь Селине. -- Я не знаю, кому из нас больше не хватало вас. Думаю, что Дее.

 Бедное дитя! -- И добрая женщина нежно посмотрела на девочку. -- Я постоянно вспоминала вас обоих и так рада, что вернулась! Эге, да твой шарф, как видно, не стирался с тех пор, как я уехала, золотая моя? Оставь его, и утром я принесу его чистым. А поглядите-ка, что у меня в корзине припасено вам на ужин! -- продолжала Селина, делая гримасу Филиппу и вытаскивая узелок из чистой салфетки. -- Я привезла из деревни мучные хлебцы и кружок сыру, который так любит твой бедный папа́! А посмотрите-ка сюда, детки, -- вот вам кусок свадебного пирога! Отличный пирог! Сестра большая мастерица печь - научилась у своей старой барыни! Ну, видали вы когда такой чудесный пирог?

 О, Селина, какой дивный пирог! -- вскричали дети в один голос. -- И сколько на нем сахару!

 Ну-ка, съешьте сейчас по кусочку, -- предложила Селина, протягивая детям по изрядному куску пирога. -- А это вот для твоего папы, маленькая моя, и для твоей мамочки, мистер Филипп!

-- Ах, Селина, вы ужасно добрая! -- воскликнул мальчик, набивая рот. -- Я и то говорил Дее, что вы привезете нам из деревни гостинца!

 Можно мне оставить половину на завтра, Селина? -- спросила Деа, медленно прожевав часть своей порции.

 Конечно, дитя мое, можно, если тебе этого хочется; бери же узелок и клади в корзину. Это будет тебе на ужин!

 О, Селина, как вы добры! Бедный папа́ будет так рад.

 Знаю, золото, знаю; вот увидишь, я продам нынче для твоего папа́ хоть одну фигурку, не будь я Селиной: меня знают в этих местах давно, с самой войны! Мой старый барин был директором банка. Видите ли, детки, до войны в этом банке была куча денег, -- так вот он и позволил мне поставить здесь стойку, и сказал: "Селина, ты здесь разбогатеешь!" Положим, я не разбогатела, но малую толику сколотила и вполне могу сделать кое-что для тебя, золото. У тебя нет мамы, крошка, уж я тебе как-нибудь помогу продать твои фигурки! Ты устала и совсем сонная, дитя; садись на мой стул и вздремни здесь в тени, а я буду высматривать покупателей.

белый передник доброй женщины, она уснула так же безмятежно, как и собака, прикорнувшая у ее ног. А Филипп, усевшись у подножья массивной колонны, болтая ногами и тихо насвистывая, стал поджидать покупателей, о появлении которых Селина говорила с такой уверенностью.

 



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница