Театральный мирок.
Авантюристка.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Театральный мирок. Авантюристка. (старая орфография)

АВАНТЮРИСТКА.

Она усаживается на стол и курит папиросы. Папиросы на сцене всегда являются позорной приметой.

В действительной жизни папироса обыкновенно признак особенно кротких и смирных существ. Она составляет утеху господ X., Y., Z., она невинное наслаждение чистого юноши, пока развращающее влияние нашей пресловутой цивилизации не погрузило еще его в трясину вязкого болота.

Но за папироской на сцене неизбежно таится мрачное злодейство и отсутствие женственности.

Авантюристка обыкновенно иностранного происхождения. В Англии нет производства дурных женщин; эта статья всецело континентальной мануфактуры и принадлежит к предметам ввоза. Авантюристка болтает по-английски с чарующим легким французским акцентом; зато и по-французски она говорит с сильным английским произношением.

Это, повидимому, блестящая женщина-делец. И ее, наверное, всюду очень бы хорошо принимали, не будь у нея родных и друзей. Родные и друзья - это несноснейший класс людей даже и в действительной жизни, мы все это знаем; по друзья и родные театральной авантюристки особенно невыносимая обуза. Они никогда не отстают от нея и она не уезжает от них, хотя на день или час; нет, куда бы она ни пошла, за ней тянется вся её свита.

Они шествуют за ней целым строем, даже когда она манит к себе первого любовника, и много-много, если ей удается уговорить их уйти в соседнюю комнату хоть на пять минуть и предоставить ей воспользоваться счастливым случаем. Когда она выходит замуж, они неизменно являются к ней и поселяются с ней вместе.

Им известна её страшная тайна и это доставляет им комфорт на очень многие годы; знать чью-либо тайну на сцене - это, повидимому, самая выгодная и наименее изнурительная из существующих профессий.

Авантюристка стремится к брачной жизни и весьма широко пользуется ею. У нея мужья разсеяны по всему земному шару; большая часть их в тюрьме, но они ускользают из заточения, являются в последнем акте и разрушают все планы несчастной женщины. Таковы все мужья: никакого внимания, ни малейшей заботы о своих бедных женах!

Положим, это партии, не особенно располагающия в свою пользу, эти её бывшие мужья; и что она нашла в них привлекательного для выхода замуж, остается поистине глубочайшей тайной.

Одевается авантюристка великолепно. Откуда она добыла на это деньги, мы никогда не могли понять; она и её спутники всегда более или менее жалуются на постигшее их "крушение". Портные, должно быть, доверчивый народ в той стране, откуда она явилась.

Авантюристка не уступит и кошке, вошедшей по своей живучести в поговорку, если разсудить, сколькими жизнями она обладает. Вы никогда не знаете, когда она действительно скончалась. Большинство людей любят умирать раз в жизни, на том и поканчивать; авантюристка же, попробовав это раз или два, повидимому, сильно вошла во вкус; она постоянно только и делает, что умирает, пока, наконец, не запутается так, что не в состоянии уже будет выкарабкаться; таким образом она устраивает из умирания какое-то пугало,

Эта её привычка, однако, весьма несносна для её друзей и супругов: она делает события такими ненадежными. Кто-нибудь должен отучить ее от этого. Её супруги, услыхав, что она умерла, в восторге бегут и женятся на других женах. Но едва они начинают свой новый медовый месяц как прежняя супруга выныривает опять, как сейчас нарисованная. Это в самом деле немного скучно.

Что нас касается, будь мы супругами театральной авантюристки, то мы бы после всего виденного в таком роде никогда не были вполне уверены, что она умерла, до тех пор, пока мы бы не убили и не похоронили её сами; и то нам было бы легче на душе, когда бы нам удалось посидеть еще на её могилке с неделю или около того. Эти женщины такия канальи.

Но не только авантюристка упорно желает воскресать всякий раз, как ее спровадят на тот свет - все проделывают то же на сцене, все страшно ненадежны в этом отношении; это, должно быть, ужасно обезкураживает убийц.

Даже становится несколько странно, когда вы подумаете, какую зловещую груду убийств кто-либо из них в состоянии выдержать, и затем все-таки приходит улыбающийся в следующем акте, нимало не пострадав от этого. Они могут быть заколоты, застрелены, сброшены в пропасть с высоты тысячи футов, и слава Богу, им все нипочем; это как будто лишь тоническое средство для них.

Что касается любовника, возвращающагося домой, чтобы увидаться с своею невестою, то вы просто не в силах его убить; Ахилл это хрупкая, однолетняя роза в сравнении с ним; природа и человечество не располагают пока достаточными среди вами, чтобы покончить с этим субъектом. Наука обладает лишь силой безпомощного пискуна-младенца против неуязвимости такого любовника; вы можете изощряться в землетрясениях и крушениях судов, в извержениях вулканов, наводнениях, взрывах, железнодорожных катастрофах и тому подобных вещах, если вы настолько безумны, чтобы отважиться на это, - но вам не следует воображать, чтобы хоть что-нибудь такое могло сокрушить любовника; этого не случится.

Тут окажутся тысячи убитых людей, в каждом отдельном случае, но одно человеческое существо будет всегда ускользать от погибели, и это единое существо всегда окажется театральным любовником, который стремится домой увидаться с свою невестою.

О нем всякий раз будет печататься уведомление, как о мертвом, но всегда это окажется другой юноша, который был похож на любовника или который надел его шляпу; любовник таки выскользнет из своей шляпы, кто-нибудь другой наденет её.

-- Стой я на своем посту в этот день, - рассказывает он своей рыдающей матери, - я был бы взорван на воздух, но Провидению, бодрствующему над добрыми людьми, было угодно, чтоб я лежал мертвецки пьяный в салоне Блогга в то самое время, как произошел взрыв; поэтому другой инженер, заступивший мое место в тот самый момент, как ему надо было сменяться, и оказался убитым вместе со всей толпой рабочих.

-- О, благодарю тебя, небо, благодарю тебя! - восклицает благочестивая старая дама, а комик до такой степени охвачен безумною радостью, что для облегчения переполненного сердца оттаскивает в сторону свою молодую супругу и изо всей силы тузит ее.

Все старания убить любовника, в самом деле, должны быть оставлены втуне. Пробовали это не один раз и злодеи, и всякого рода скверные люди, но ни оцному не удавалось. Была потрачена масса энергии и изобретательности, чтобы найти способ устранить этого единого человека; при надлежащем применении таких стараний можно бы покончить с десятью миллионами простых смертных. Грустно подумать о стольких даром потраченных усилиях.

Он, любовник, возвращающийся домой, чтобы увидаться с своею невестою, никогда не нуждается в страховом полисе или даже в покупке консервов. Это было бы лишней тратой в его положении.

С другой стороны, в виду общого равновесия, на сцене есть такия хрупкия создания, что они не могут оставаться в живых даже самое короткое время.

нынешнем состоянии науки сказать, что у него за болезнь, почему он умирает. Он выглядит достаточно крепким и здоровым, никто его пальцем не трогает, но вдруг он валится на пол, среди сцены, не говоря ни слова, совсем уже мертвый. Он всегда умирает на полу, среди сцены. Иные любят умирать на постели, но театральное племя полюбит; оно предпочитает умирать на полу. У всякого свой вкус.

Однако, авантюристка особа иного рода: она умирает с замечательными удобствами. В её положении, думается нам, она весьма к этому приспособилась, поэтому и устраивает свою смерть чрезвычайно удобно и ловко. Туг нет ни изнурительной болезни, ни докторских рецептов, ни перевертыванья вверх дном всей домашней обстановки;при соблюдении её метода стоит лишь обойти вокруг сцены, и дело кончено.

Все нехорошие люди умирают быстро на сцене; хорошие, те долго возятся с этим; у них есть софа, стоящая в гостиной, чтобы устроить на ней свою кончину; у них есть и плачущие родственники, и добрые старые диктора, толпящиеся вокруг; они могут всем улыбаться и проститься со всеми; дурным же людям полагается проделать всю штуку и - предсмертные речи, и прочее - в каких-нибудь десять секунд и приделать все это совершенно одетыми, причем процедура становится весьма неудобной.

Злых людей в пьесах обыкновенно убивает раскаяние; они непременно раскаиваются, и в тот самый момент, как покаются, умирают. Раскаяние на сцене, повидимому, одна из самых опасных вещей, какие могут постигать человека. Наш совет скверным людям на сцене: отнюдь никогда не раскаивайтесь. Если жизнь вам дорога, избегайте раскаяния, это неизбежно влечет за собой скорую смерть.

Возвращаясь к нашей авантюристке, мы должны признаться, что она вовсе не худая женщина, напротив, в ней много хорошого. Это как нельзя более доказывается тем фактом, что она научается любить героя перед своей смертью. Лишь действительно хорошая женщина, способная к необычайной кротости и терпению, в состоянии, по нашему убеждению, испытывать какое-либо другое чувство к этому возмутительному ослу, кроме желания запустить в него камнем.

и никогда не возвращаться назад; и вот в ту самую минуту, когда она готова уже выполнить это, появляется героиня, обладающая гениальной способностью являться во-время там, где не следует, и разрушает всю комбинацию. Ни одна театральная авантюристка не может быть доброй в присутствии героини; один вид героини пробуждает в груди её все злые инстинкты.

Мы вполне сочувствуем ей в этом отношении; героиня и на нас нередко действует совсем таким же образом.

Поэтому многое можно сказать в пользу авантюристки. Правда, у нея слишком много сарказма и склонности к противоречиям, чтобы сделать вполне приятным домашний очаг, а когда она нацепит на себя все наряды, то мало уже в комнате места для кого-нибудь другого; но, взяв ее в общем, она решительно привлекательная особа; она отличается смелостью и энергией, это живой человек; она может и сама что-нибудь сделать для собственной помощи, а не только лишь звать "Джорджа".

пожалуй, самое разумное. Что она будет делать с ребенком? Она не обладает излишней добротой.

Авантюристка нисколько не стремится быть "неприкосновенной"; она никогда не говорит: "позвольте пройти"; ее не всегда шокируют или оскорбляют признания людей, клянущихся ей в любви. Она и не думает оскорбляться, когда они так поступают. Она не всегда падает в обморок, не вопит и не хнычет, не воет, не стонет, как поступают идеальные люди в пьесах.

Нам иногда кажется, что было бы большим счастьем для героя, еслиб можно было уговорить авантюристку выйти за него замуж и начать с ник новую мирную жизнь. Она могла б и сделать из него человека со временем.