Блюмсберийские крестины
(Старая орфография)

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Диккенс Ч. Д., год: 1851
Примечание:Переводчик неизвестен
Категория:Рассказ

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Блюмсберийские крестины

Блюмсберiйскiя крестины.

Мистеръ Никодимусъ Домпсъ, или, какъ именовали его знакомые, "длинный Домпсъ", былъ холостякъ, шести футовъ росту, пятидесяти летъ отъ роду, сердитый, съ наружностью мертвеца, злонравный и черезчуръ странный. Онъ тогда только и былъ доволенъ, когда другимъ казался жалокъ, и всегда былъ жалокъ, когда имелъ причину быть довольнымъ. Единственное и самое действительное удовольствiе въ его существованiи состояло въ томъ, чтобъ делать огорченiя ближнему; можно сказать, что онъ тогда только и наслаждался жизнью. Онъ крайне сокрушался темъ, что получалъ изъ банка пятьсотъ фунтовъ въ годъ и нанималъ "первый этажъ съ мебелью", въ Пентонвилле, избравъ его потому, что изъ оконъ представлялся печальный видъ соседняго кладбища. Онъ знакомъ былъ съ каждымъ надгробнымъ камнемъ, и похоронная служба, по видимому, рождала въ немъ сильную симпатичность. Друзья мистера Домпса говорили, что онъ угрюмъ, а самъ мистеръ Домпсъ утверждалъ, что онъ чрезвычайно нервенъ; первые считали его за счастливца, а онъ возражалъ и говорилъ, что онъ - "несчастнейшiй человекъ въ мiре". При всемъ его действительномъ спокойствiи и при всехъ воображаемыхъ огорченiяхъ, нельзя, однако же, допустить, чтобы сердце его было совершенно чуждо более нежнымъ чувствамъ. Онъ, напримеръ, чтилъ память знаменитаго игрока Гойла, потому что самъ былъ удивительный и невозмутимый игрокъ въ вистъ и въ душе хохоталъ иногда надъ безпокойнымъ и нетерпеливымъ противникомъ. Мастеръ Домпсъ ненавиделъ более всего другого детей. Впрочемъ, очень трудно определить, что именно мистеръ Домпсъ ненавиделъ въ особенности, потому что ему не правилось все вообще; въ этомъ отношенiи можно сказать только одно, что величайшее его негодованiе распространялось на кэбы, на старухъ, на двери, которыя неплотно затворялись, на музыкальныхъ аматёровъ и дилижансныхъ кондукторовъ. Мистеръ Домпсъ записался въ Общество Прекращенiя Порока, для того только, чтобъ иметь наслажденiе полагать пределы самымъ невиннымъ удовольствiямъ.

Мистеръ Домпсъ имелъ племянника, недавно женившагося, который въ известной степени былъ фаворитомъ своего дядюшки, потому что служилъ отличнымъ субъектомъ къ развитiю эксцентрическихъ способностей мистера Домпса. Мистеръ Чарльзъ Киттербелъ былъ маленькаго роста, худощавъ, съ огромной головой, съ широкимъ и добродушнымъ лицомъ, такъ что походилъ на изсохшаго великана, у котораго лицо и голова сохранили прежнiе свои размеры. Устройство глазъ его было довольно странное: кому приходилось разговаривать съ нимъ, тому весьма трудно было определить, куда именно направлялось его зренiе. Кажется, что глаза его устремлены на стену, а онъ между темъ смотритъ на васъ, какъ говорятся, выпуча глаза; уловить его взглядъ не было никакой возможности; впрочемъ, надобно приписать особенной благости Провиденiя, что подобные взгляды бываютъ неуловимы. Въ добавокъ жъ этой характеристике можно присовокупить еще, что мистеръ Киттербелъ былъ одною изъ самыхъ легковерныхъ и тщеславныхъ маленькихъ особъ, какiя когда либо жили на Россель-сквере, въ улице Грэтъ-Россель. (Дядя Домпсъ терпеть не могъ Россель-сквера, и если случалось ему упоминатъ о немъ, то онъ употреблялъ для этого выраженiе "Тотенгамъ-кортъ-роадъ".) .

- Нетъ, дядюшка, клянусь жизнью, вы должны, непременно должны дать обещанiе быть крестнымъ отцомъ, сказалъ мистеръ Киттербелъ, разговаривая, въ одно прекрасное утро, съ своимъ почтеннымъ дядюшкой.

- Не могу, решительно не могу, возразилъ Домпсъ.

- Скажите, почему? Джемима сочтетъ это за пренебреженiе съ вашей стороны. Поверьте, вамъ не будетъ никакихъ хлопотъ.

- Что касается до хлопотъ, сказалъ человекъ, постоянно жалующiйся на свое несчастное существованiе: - то я не обращаю на нихъ вниманiя; но ты знаешь, въ какомъ положенiя будутъ мои нервы: я решительно не вынесу этого. Ты знаешь также, что я никуда не выезжаю.... Ради Бога, Чарльзъ, оставь ты стулъ въ покое! ты просто съ ума сводишь меня.

Мистеръ Киттербелъ, вовсе не обращая вниманiя на нервы своего дядя, занимался описыванiемъ круга на полу ножкой конторской табуретки, на которой онъ сиделъ, въ то время, какъ прочiя три ножки были подняты на воздухъ, и самъ онъ крепко держался за конторку.

- Ахъ, извините, дядюшка! сказалъ пристыженный Киттербелъ, внезапно переставая держаться за конторку и въ ту же минуту опуская три плавающiя по воздуху ножки съ такой быстротой, что сила удара готова была проломить полъ. - Пожалуста, дядюшка, не откажитесь. Ведь вамъ известно, что если будетъ мальчикъ, то должны быть два воспрiемника.

- Если будетъ мальчикъ! сказалъ Домпсъ. - Почему же ты не скажешь сразу, кто будетъ, мальчикъ или девочка?

- Я былъ бы очень радъ сказать вамъ, но согласитесь, что это невозможно. Какже я могу сказать, кто именно будетъ: мальчикъ или девочка, когда дитя еще не родилось?

- Не родилось еще! воскликнулъ Домпсъ, и въ сверкающихъ глазахъ его загорелся лучъ надежды: - зачемъ же ты такъ рано безпоковшься? Легко можетъ быть и девочка, и тогда я вовсе не понадоблюсь; а если и мальчикъ, то легко можетъ случиться, что онъ умретъ до крестинъ.

- Не думаю, сказалъ будущiй отецъ, съ весьма серьёзнымъ видомъ.

- Я тоже не думаю, сказалъ Домпсъ, очевидно довольный предметомъ разговора. Онъ начиналъ испытывать полное удовольствiе. - Я тоже не думаю, но въ теченiе первыхъ трехъ дней младенческой жизни несчастные случаи бываютъ безпрестанны; чаще всего случаются сильные обмороки, а конвульсiи, такъ это дело весьма обыкновенное.

- Ахъ, Боже мой! что вы говорите, дядюшка! вскричалъ маленькiй Киттербелъ, едва переводя дыханiе.

- Я говорю правду; да вотъ хоть, напримеръ, хозяйке моей.... позволь, кажется во вторникъ, - ну, да! во вторникъ.... Богъ далъ премиленькаго мальчика. Въ четвергъ вечеромъ кормилица сидела съ нимъ передъ каминомъ, и онъ какъ нельзя лучше былъ здоровъ. Вдругъ онъ весь почернелъ, и съ нимъ сделались ужасныя спазмы. Тотчасъ же послали за ближавшимъ докторомъ, пробовали все средства, но....

- Какъ это страшно! прервалъ пораженный ужасомъ Киттербелъ.

- И конечно ребенокъ умеръ. Впрочемъ, твое дитя, можетъ быть, и не умретъ, и если только будетъ мальчикъ и станетъ жить, то делать нечего - я буду воспрiемникомъ.

Видно было, что это добродушiе явилось въ мистере Домпсе вследствiе уверенности въ свои зловещiя предположенiя.

- Благодарю васъ, дядюшка! мне.

- Ну, да; конечно, если она чувствуетъ себя дурно, то мне кажется, что ей не зачемъ упоминать о несчастномъ случае, заметилъ мистеръ Домпсъ, который самъ выдумалъ всю эту исторiю: - хотя съ одной стороны, по обязанности мужа, тебе следовало бы непременно приготовить ее къ худшему.

Спустя дня два, въ то время, какъ Домпсъ прочитывалъ свою утреннюю газету въ ресторацiи, которую онъ постоянно посещалъ, взоры его встретились съ следующимъ объявленiемъ:

"Родившiеся. Въ субботу 18 текущаго месяца, въ улице Грэтъ-Россель, супруга Чарльза Киттербела разрешилась отъ бремени сыномъ."

- Такъ значитъ мальчикъ! воскликнулъ Домпсъ, скомкавъ газету, къ величайшему изумленiю лакеевъ. - Гм! мальчикъ!

Но спокойствiе возвратилось къ нему едва только глаза его остановились на другомъ объявленiи, показывающемъ смертность младенцевъ.

Прошло шесть недель после этого открытiя; и такъ какъ отъ Киттербеловъ не получалось никакого извещенiя, то Домпсъ начиналъ уже льстить себя надеждой, что новорожденный мальчикъ умеръ, какъ вдругъ следующая записка разрешила его сомненiя. 

"Улица Грэтъ-Россель.
Утро понедельника.

"Любезный дядюшка!

"Вамъ весьма прiятно будетъ услышать, что малая моя Джемима только что оставила свою комнату, и что будущiй крестникъ вашъ ведетъ себя превосходно. Сначала онъ былъ очень худенькiй, но теперь сделался гораздо лучше, и кормилица говоритъ, что онъ полнеетъ съ каждымъ днемъ. Онъ очень много кричитъ и имеетъ какой-то особенный цветъ, который очень безпокоитъ и меня и Джемиму; но такъ какъ кормилица уверяетъ васъ, что цветъ этотъ весьма натуральный, и какъ мы очень мало еще смыслимъ въ подобныхъ вещахъ, то остаемся совершенно довольны словами кормилицы. Мы думаемъ, что сынъ нашъ будетъ очень резвый ребенокъ, да и кормилица уверяетъ насъ, что онъ будетъ резвый, потому что совсемъ почти не спитъ. Вы весьма охотно поверите намъ, что все мы очень счастливы, - только за недостаткомъ покоя немного утомились, потому что будущiй крестникъ вашъ не даетъ намъ спать целую ночь; но мы должны переносить это, такъ говоритъ кормилица, въ теченiе первыхъ шести или осьми месяцевъ. Ему привили уже оспу, но такъ какъ операцiя сделана была довольно неловко, то, вероятно, вместе съ матерiей, попали въ руку небольшiя частички стекла. Это-то, можетъ быть, и есть главная причина его безпокойства; такъ, по крайней мере, говоритъ кормилица. Мы положили совершить надъ нимъ крещенiе въ пятницу ровно въ полдень, въ церкви Сентъ-Джоржъ, въ улице Хартъ, и назвать его Фредерикомъ-Чарльзомъ-Вильямонъ. Прошу васъ, дядюшка, быть на месте не позже трехъ-четвертей двенадцатаго. Вечеромъ къ вамъ соберется несколько друзей, въ числе которыхъ мы непременно надеемся иметь удовольствiе видеть и васъ. Мне очень больно объявить вамъ, что милый младенецъ нашъ сильно безпокоится сегодня; и я боюсь, что причина этому - легеая простуда.

Примите уверенiе, любезный дядюшка, въ совершенной преданности къ вамъ

Чарльза Киттербела.

"Р. S, Я еще пишу несколько словъ, чтобъ сообщить вамъ, что мы сiю минуту открыли настоящую причину безпокойства маленькаго Фредерика: это вовсе не простуда, какъ я полагалъ, но небольшая заноза, которую кормилица вчера вечеромъ нечаянно занозила ему въ ногу. Мы вынули ее, и дитя, по видимому, успокоилось, хотя бедняжка все еще часто принимается горько плакать."

Почти не предвидится надобности говорить, эти это интересное посланiе не произвело благотворнаго действiя на душу ипохондрическаго Домпса. Отказаться теперь не было возможности, а потому Домпсъ принялъ при этомъ случае самое лучшее выраженiе лица, - то есть самое жалкое выраженiе; купилъ хорошенькiй серебряный молочникъ для младенца Киттербела и приказалъ вырезать на немъ заглавныя буквы его имени: "Ф. Ч. В. К.", съ приличными украшенiями.

Понедельникъ былъ прекрасный день, вторникъ былъ очаровательный, среда равнялась обоимъ имъ вместе, а четвергъ прекраснее ихъ всехъ: подумайте только, четыре последовательныхъ дня прекрасной погоды въ Лондоне! Въ извощикахъ начала проявляться тоска, уличные подметальщики отчаявались уже въ средствахъ къ своему существованiю. Газета "Утреннiй Вестникъ" уведомляла своихъ читателей, что до нея дошли слухи, будто бы одна старуха изъ Камденъ-Тоуна признавалась, что такой прекраснейшей погоды не запомнятъ самые древнiе старожилы; эйлингтонскiе писцы, съ огромными семействами п скудными доходами, скидывали съ себя черные штиблеты, съ негодованiемъ отказывались брать съ собой зеленые зонтики и съ самодовольствiемъ отправлялись въ городъ въ белыхъ чулкахъ и лоснистыхъ шляпахъ. Домпсъ смотрелъ на все это съ видомъ крайняго негодованiя - торжество его приближалось быстро. Онъ звалъ, что еслибъ прекрасная погода вместо четырехъ дней простояла целыхъ четыре недели, то при первомъ его выходе изъ дому непременно пойдетъ дождь, и что въ пятницу будетъ самая несносная погода - и, действительно, убежденiе его было справедливо.

- Я зналъ, что это будетъ, говорилъ про себя Домпсъ, огибая въ пятницу около половины двенадцатаго часа уголъ, противоположный дому лорда-мера: - я звалъ заранее, что это будетъ, - такъ оно и есть.

И, въ самомъ деле, физiономiя дня была такова, что могла навести унынiе и на человека повеселее Домпса. Съ осьми часовъ утра лилъ сильный дождь, не прекращаясь ни на минуту; каждый, кто только входилъ въ Чипсэйдъ или выходилъ оттуда, казался мокрымъ, холоднымъ и грязнымъ. Всякаго рода заброшенные и долго скрываемые зонтики были пущены въ дело. Безпрестанно встречались кэбы, съ "таксой", такъ тщательно вставленной между стекломъ и глянцовитыми каленкоровыми занавесками, какъ таинственная картинка въ какомъ нибудь радклифовскомъ замке; отъ лошадей дилижанса паръ валилъ какъ изъ паровой машины; никто не думалъ "пережидать" подъ навесами подъездовъ и подъ воротами: каждый былъ убежденъ, что это была бы тщетная попытка, и потому каждый торопился къ своей цели, припрыгивая и перескакивая черезъ лужи, остерегаясь грязи, скользя во гладкимъ тротуарамъ, точь-въ-точь, какъ аматёры катанья на конькахъ, во время гулянья на канале Серпентэйнъ.

Домпсъ остановился на минуту: онъ вспомнилъ, что на крестины ему нужно было показаться въ щеголеватомъ виде. Взять кэбъ значитъ наверное перебрызгаться грязью, взять карету - это не согласовалось съ его экономическими идеями. На противоположномъ углу стоялъ дилижансъ - самое последнее средство, - но зато онъ не разу еще не слышалъ, чтобы дилижансы опрокидывались, и въ "вывести его самого на чистую воду".

- Не угодно ли, сэръ? вскричалъ молодой джентльменъ, исполнявшiй должность кондуктора при дилижансе "Деревенскiе Ребята".

Домпсъ перебрался черезъ улицу.

- Пожалуйте сюда! закричалъ возничiй дилижанса "Не зевай", загородивъ входъ къ дверямъ своего противника. - Сюда! пожалуйте сюда! тотъ дилижансе полнехонекъ!

Въ раздумьи Домпсъ остановился, и въ то время, какъ съ дилижанса "Деревенскiе Ребята" посыпался сильный градъ проклятiй на дилижансъ "Не зевай", кондукторъ съ "Адмирала Нэпира" решилъ споръ самымъ удовлетворительнымъ образомъ, схвативъ обеими руками Домпса и всунувъ его въ средину своей кареты, которая только что подъехала, и въ которой недоставало не более какъ шестнадцати человекъ.

- Пошелъ! вскричалъ "Адмиралъ", и карета загремела, какъ паровозъ въ полномъ ходу, съ похищеннымъ пассажиромъ, то привскакивая на выдавшихся камняхъ мостовой, то соскакивая съ нихъ, то покачиваясь въ одну сторону, то въ другую.

- Ради Бога! где я долженъ сидеть? спросилъ несчастный Домпсъ стараго джентльмена, въ грудь котораго онъ толкнулъ уже въ четвертый разъ.

- Где вамъ угодно; только пожалуста оставьте мою грудь въ покое, отвечалъ старый джентльменъ, довольно сердитымъ тономъ.

- Можетъ быть, джентльмену лучше бы хотелось сесть на козлы, подхватилъ мокрый адвокатскiй писецъ, въ розовой рубашке и съ улыбающейся физiономiей.

После несколькихъ толчковъ, не имевшихъ, однако, никакихъ дурныхъ последствiй, Домпсу удалось наконецъ завладеть местечкомъ. Въ добавокъ къ невыгодному положенiю этого места, - находившагося подъ боковымъ окномъ, которое не запиралось, и между двернымъ, которое, по принятому правилу, не должно было запираться, - въ самомъ близкомъ соприкосновенiи съ нимъ находился пассажиръ, который все утро проходилъ безъ зонтика и до такой степени былъ мокръ, что казалось, какъ будто целый день просиделъ въ чане полномъ воды... и даже не былъ ли онъ и еще мокрее?

- Сделай милость, не хлопай дверью, сказалъ Домпсъ, обращаясь къ кондуктору, который только что впустилъ еще четырехъ пассажировъ: - нервы мои чрезвычайно слабы - это губятъ меня.

- Кажется, джентльменъ изволитъ что-то говорить? отвечалъ кондукторъ, всунувъ въ дверное окно голову и стараясь показать видъ, что онъ не понялъ требованiя Домпса.

- Я сказалъ, чтобъ ты не хлопалъ дверью! повторилъ Домпсъ, съ самымъ кислымъ выраженiемъ въ лице.

- Что же я стану делать, сэръ! эта дверь удивительно какая странная: безъ хлопанья не запрется ни за что, отвечалъ кондукторъ - и въ подтвержденiе своего оправданiя распахнулъ ее и хлопнулъ громче прежняго.

- Извините пожалуста, сэръ, сказалъ маленькiй, разряженный, щеголеватый старикъ-джентльменъ, сидевшiй противъ Домпса: - извините пожалуста; но, вероятно, вамъ случалось замечать, если только вы езжали въ дилижансахъ въ дождливую погоду, что изъ пяти пассажировъ четыре всегда являются съ огромными каленкоровыми зонтиками, безъ ручекъ наверху и безъ медныхъ наконечниковъ внизу?

- Нетъ, мне никогда не приходило въ голову заметить это, отвечалъ Домпсъ и въ тоже время услышалъ, что часы пробили двенадцать: - но теперь, когда вы сказали мне объ этомъ, я.... Ай! aй! завопилъ несчастный Домпсъ, заметивъ въ окно, что дилижансъ промчался мимо Друри-лэна, где онъ приказывалъ высадить себя. - Ай! где кондукторъ?

- Я полагаю, онъ на козлахъ, оказалъ молодой джентльменъ, въ розовой рубашке, которая скорее похожа были на белую, но разграфленную красными чернилами.

- Мне нужно выйти на этомъ месте! оказалъ Домпсъ слабымъ голосомъ: предъидущiя происшествiя имели на него сильное влiянiе.

- Ай! снова вскричалъ Домпсъ.

- Ай! въ одинъ голосъ повторили пассажиры: дилижансъ миновалъ въ это время церковь Сентъ-Джилзъ.

Домпсу вылезть, съ такимъ хладнокровiемъ, какъ будто ничего не случилось.

Негодованiе Домпса было безпредельно.

- Друри-лэнъ, сказалъ онъ голосомъ ребенка, котораго въ первые разъ опустили въ холодную ванну.

- Вамъ угодно въ Друри-лэнъ? это здесь близехонько, сэръ: третiй переулокъ направо, сэръ!

Домпсъ не могъ говорить отъ раздраженiя; онъ стукнулъ зонтикомъ объ мостовую и пошелъ отъ дилижанса съ твердой решимостью не заплатить ни гроша. Кондукторъ, по какому-то странному стеченiю обстоятельствъ, былъ совершенно противнаго мненiя, и Богъ знаетъ сколько времени продолжалось бы это несогласiе, еслибъ оно не приведено было къ концу самымъ благоразумнымъ и удовлетворительнымъ советомъ кучера.

- Что тамъ такое! сказалъ этотъ почтенный человекъ, привставъ на козлахъ и облокотясь одной рукой о крышу дилижанса. - Послушай, Томъ: скажи джентльмену, что ужь если онъ очень огорчился, то мы даромъ свеземъ его до Эджверской дороги и на обратномъ пути высадимъ у Друри-лэна. Онъ не можетъ отказаться отъ этого.

Возражать противъ такого предложенiя не было возможности и Домпсъ заплатилъ оспориваемые шесть пенсовъ, и черезъ четверть часа находился уже на лестнице дома подъ No 14, въ улице Грэтъ-Россель.

Все окружающее Домпса обнаруживало, что для вечерняго прiема несколькихъ друзей делались огромныя приготовленiя. Въ коридоръ только что прибыли две дюжины лишнихъ стакановъ и четыре дюжины рюмокъ, - въ совершенной исправности; не доставило только имъ прозрачности, да еще нужно было вынуть изъ нихъ небольшiе кусочки соломы и потомъ обтереть. По лестнице разносился сильный запахъ мускатнаго ореха, портвейна и миндаля; покрышки съ лестничныхъ ковровъ были сняты, и статуя Венеры, на первой площадке той же лестницы, какъ будто стыдилась стеариновой свечи, которая вставлена была въ ея правую руку, и которая делала очаровательный контрастъ съ закоптелой драпировкой богини любви. служанка, находившаяся, но видимому, въ сильныхъ хлопотахъ, провела Домпса въ главную гостиную, съ большимъ изобилiемъ блестящихъ маленькихъ вазъ, картинъ, китайскихъ фарфоровъ, розовыхъ и золотыхъ альбомовъ и въ радужныхъ переплетахъ книгъ, разбросанныхъ на разныхъ столахъ.

- Ахъ, дядюшка! воскликнулъ мистеръ Киттербелъ: - здоровы ли вы? позвольте мне.... Джемима, мой другъ.... это мой дядюшка. Я полагаю, сэръ, вы надели мою Джемиму?

- Имелъ это удовольствiе, отвечалъ длинный Домпсъ, между темъ какъ голосъ его и взоръ возбуждали сильное сомненiе въ томъ, испытывалъ ли онъ хоть разъ въ жизни это прiятное чувство.

- Я уверена, сказала мистриссъ Киттербелъ, съ томной улыбкой и легкимъ кашлемъ: - я уверена... кх.... что всякiй другъ.... кх... коего Чарльза.... кх.... а особливо родственникъ, есть....

- Я заранее зналъ, что ты скажешь это, душа моя, сказалъ маленькiй Киттербелъ, который хотя и устремилъ свои глаза на соседнiе дома, но въ самомъ-то деле, съ чувствомъ глубочайшей пpeданности, смотрелъ на свою жену: - тысячу разъ благодарю тебя.

Последнiя слова произнесены были съ такой безсмысленной улыбкой и сопровождались такимъ сильнымъ пожатiемъ руки, что въ мистере Домпсе возмутилась вся жолчь.

- Джекъ, скажи кормилице, чтобы она принесла сюда малютку, сказала мистриссъ Киттербелъ, обращаясь въ служанке

Мистриссъ Киттербелъ была высокая, худощавая молодая лэди, съ белокурыми волосами и чрезвычайно белымъ лицомъ. Служанка вышла, и вследъ за ея уходомъ явилась кормилица, съ замечательно малой ношей на рукахъ, завернутой въ голубое оокрывадо, обшитое по кралмъ белымъ мехомъ. Это-то и былъ малютка Киттербелъ.

- Ну, дядюшка, сказалъ мистеръ Киттербелъ, приподнимая съ величайшимъ восторгомъ ту часть покрывала, которой накрывалось лицо младенца: - какъ вы думаете, на кого

- Да, да! скажите-на на кого? сказала мистриссъ Киттербелъ, просовывая руку подъ руку мужа и всматриваясь въ лицо Домпса съ такимъ вниманiемъ, какимъ только она могла располагать.

- Ахъ, Боже мой, какой онъ маленькiй! вскричалъ любезный дядюшка, отступая назадъ съ притворнымъ изумленiемъ: - удивительно маленькiй!

- Вы такъ думаете? спросилъ Киттербелъ, несколько встревоженный. - Да онъ теперь просто великанъ въ сравненiи съ темъ, что былъ, - не правда ли, кормилица?

- Онъ просто милашка! сказала кормилица, сжимая ребенка и уклоняясь отъ ответа, не потому, чтобы она совестилась исказитъ истину, но потому, что ей не хотелось лишиться случая получить отъ Домпса полъ-кроны.

- Ну такъ на кого же онъ похожъ? спросилъ маленькiй Киттербелъ.

Домпсъ взглянулъ на красноватую массу передъ нимъ и въ эту минуту замышлялъ, какое бы лучше употребить ему средство для огорченiя молодыхъ родителей.

- Право, я не знаю на кого онъ похожъ, отвечалъ онъ, очень хорошо понимая, какого рода ответа ожидали отъ него.

- Какъ вы думаете, похожъ онъ на меня? спросилъ племянникъ съ лукавой улыбкой.

- О, решительно не похожъ! возразилъ Домпсъ, нарочно делая ударенiе на слово "решительно", чтобы въ ответе его не заключалось ни малейшаго недоуменiя. - Решительно не похожъ на тебя. Ни малейшаго нетъ сходства.

- А на Джемиму? спросилъ Киттербелъ, слабымъ голосомъ.

- Отъ, помилуйте! нетъ! ни на волосокъ нетъ сходства. - Конечно, я не знатокъ въ подобномъ деле; но мне кажется, что онъ очень похожъ на одно изъ техъ резныхъ изображенiй, которыя мы видамъ иногда на могильныхъ камняхъ.

Кормилица нагнулась надъ ребенкомъ и съ большимъ трудомъ остановила порывъ хохота. Па и ма глядели такими же жалкими, какъ ихъ любезный дядюшка.

- Хорошо! сказалъ обманутый въ ожиданiяхъ родитесь; - вы скоро намъ скажете, на кого онъ похожъ. Сегодня вечеромъ вы увидите его безъ покрывала.

- Благодарю покорно, отвечалъ Домпсъ, чувствуя въ душе своей глубокую признательность.

- Теперь, душа моя, сказалъ Киттербелъ, обращаясь къ своей жене: - я думаю, намъ время отправляться. Дядюшка, мы встретимся ужь въ церкви съ другими кумовьями - это мистеръ и мистрисъ Вильсонъ - ближайшiе наши соседи, люди превосходные. Хорошо ли ты закуталась, душа моя?

- О, да, мой другъ!

- Зачемъ, душа моя! не нужно, отвечала очаровательная мать, принимая протянутую руку Домпса, - и маленькое общество поместилось въ наемной карете, которой предстояло отвезти его въ назначенную церковь.

Домпсъ во всю дорогу старался занимать мистриссъ Киттербелъ своимъ разговоромъ; онъ красноречиво и въ увеличенномъ виде высказывалъ ей все опасности, неизбежныя при кори, молочнице, зубкахъ и другихъ интересныхъ недугахъ, которымъ обыкновенно бываютъ подвержены дети.

Обрядъ (продолжавшiйся, мимоходомъ сказать, не более пяти минутъ) совершился безъ всякихъ приключенiй. Священнику предстояло исполнить немедленно другiя требы. Воспрiемники исполнили свой долгъ, младенца окрестили, Домпсъ чуть-чуть не уронилъ его, - словомъ сказать, дело кончилось надлежащимъ порядкомъ, и въ два часа по полудни Домпсъ проходилъ уже Банковыя ворота съ тяжелымъ сердцемъ и непрiятнымъ убежденiемъ, что вечеромъ ему следовало находиться числе избранныхъ несколькихъ друзей.

Вечеръ наступилъ, а вместе съ нимъ явились къ Домпсу заранее заказанные башмаки, чорные шолковые чулки и белый галстухъ. Горемычный воспрiемникъ переоделся въ конторе своего друга и оттуда съ духоамъ, понизившимся на целые пятьдесятъ градусовъ, отправился на улицу Грэтъ-Россель пешкомъ, такъ какъ погода прояснела и вечеръ былъ въ полномъ смысле превосходный. Тихо онъ прошелъ Чипсэйдъ, миновалъ улицу Ньюгетъ и опустился съ возвышенiй Сноу и Голборнъ. Всю дорогу онъ казался такимъ угрюмымъ, какъ статуйка на носу военнаго корабля, и почти на каждомъ шагу встречалъ новыя причины къ своему неудовольствiю. Въ то время, какъ онъ огибалъ уголъ Хаттонскаго сада, на него внезапно налетелъ мужчина, повидимому, пьяный, и непременно сбилъ бы его съ ногъ, еслибъ въ ту же минуту не былъ поддержанъ очень ловкимъ молодымъ джентльменомъ, который въ это время какъ будто нарочно очутился подле него. Неожиданный толчокъ до такой степени разстроилъ какъ нервы мистера Домпса, такъ и его нарядъ, что онъ едва стоялъ на ногахъ. Джентльменъ взялъ его руку и съ величайшей снисходительностiю провелъ его до Фернивальскаго суда. Домпсъ, можно сказать, въ первый разъ въ жизни чувствовалъ признательность и старался выказать всю свою учтивость, и наконецъ какъ онъ, такъ и молодой человекъ разстались съ выраженiемъ сердечной другъ къ другу признательности.

- По крайней мере есть несколько благонамеренныхъ людей въ этомъ мiре, проворчалъ человеконенавистный Домпсъ, приближаясь къ концу своего путешествiя.

- Раттъ.... таттъ.... тр-p-p-раттъ, простучалъ, въ подражанiе джентльменскому лакею, кучеръ наемной кареты въ двери дома Киттербела, въ ту самую минуту, какъ Домпсъ приблизился къ нимъ.

Изъ кареты вышла старая лэди въ огромномъ токе, старый джентльменъ въ синемъ фраке и три фамильныя копiи со старой лэди. Въ розовыхъ платьицахъ и такихъ же башмачкахъ.

"Верно унего большое собрание" - со вздохомъ подумалъ крестный отецъ, отирая съ лица потъ и опираясь на чугунную решетку у подъезда. Прошло несколько минутъ прежде, чемъ Домпсъ собрался съ духомъ и постучался въ дверь. На стукъ его выскочилъ соседнiй зеленщикъ, который нанятъ былъ за семь половиной шиллинговъ, но имелъ такiя икры, что ему возможно бы увеличить плату вдвое. Появленiе этого новобранца, яркая лампа въ коридоре, стати Венеры на площадке лестницы, въ добавокъ къ этому говоръ многихъ голосовъ и звуки арфы и двухъ скрипокъ - вполне убеждали Домпса, что его предположенiя были слишкомъ основательны.

- Здоровы ли вы? сказалъ Киттербелъ, съ большимъ противъ обыкновеннаго шумомъ, высовываясь изъ маленькой боковой комнаты съ пробочникомъ въ рукахъ и разнообразными частичками сургуча, разсыпаннаго по его "невыразимымъ" въ виде неправильно разставленныхъ знаковъ препинанiя.

- Праведный Боже! воскликнулъ Домпсъ, врываясь въ ту же комнатку, чтобъ надеть тамъ башмаки, которыя онъ принесъ съ собой въ кармане, и еще более изумился при виде только что вынутыхъ семи пробокъ и соответствующаго имъ числа графиновъ. - Скажи пожалуста, сколько же у тебя гостей?

- Не больше тридцати-пяти. Мы вынесли ковры въ заднюю гостиную, а въ передней поставили фортепьяно и зеленые столы. Джемима разсудила, что гораздо лучше будетъ накрыть ужинъ въ передней гостиной; знаете, на случай красноречивыхъ спичей и тому подобнаго. Но, Боже мой! дядюшка, что съ вами? продолжалъ маленькiй человечекъ, въ то время, какъ Домпсъ, надевъ одинъ башмакъ, объискивалъ свои карманы съ самымъ ужаснымъ искаженiемъ физiономии. - Что вы потеряли, дядюшка? ужъ не бумажникъ ли?

- Нетъ, отвечалъ Домпсъ, опуская руку сначала въ одинъ карманъ, потомъ въ другой и произнося ответъ свой такимъ глухимъ голосомъ, какой мы слышимъ въ роли Дездемоны, когда лицо ее закрыто подушкой.

- Не футялръ ли изъ подъ карточекъ? не табакерку ли? не ключъ ли отъ квартиры? спрашивалъ Киттербелъ, посылая вопросъ за вопросомъ съ быстротою молнiи.

- Нетъ! нетъ! воскликнулъ Домпсъ, продолжая шарить въ пустыхъ карманахъ.

- Такъ что же такое? ужь... ужь не молочникъ ли, про который вы говорили сегодня поутру?

- Да, именно молочникъ!

- Какъ же это такъ вы сделали? спросилъ Киттербелъ. - Хорошо ли вы помните, что вы взяли его съ собой?

- Ну да! помню! О, теперь я понимаю, сказалъ Домпсъ, соскакивая со стула вместе съ счастливой идеей, блеснувшей въ его голове. - О, я несчастный! кажется, я затемъ только и родился, чтобы страдать. Понимаю теперь, понимаю! это дело молодого джентльмена!

- Мистеръ Домпсъ! прокричалъ наемный лакей самымъ громкимъ голосомъ, отворяя дверь и впуская въ гостиную крестнаго отца, который въ теченiе получаса успелъ несколько поуспокоиться. - Мистеръ Домпсъ!

Все гости обратились къ дверямъ, и въ ту же минуту появился мистеръ Домпсъ. Онъ чувствовалъ такую неловкость въ новомъ своемъ положенiи, какую почувствовалъ бы лосось, еслибъ заставили его проплыть по песчаной дорожке.

- Весьма прiятно видеть васъ, сказала мистриссъ Киттербелъ въ совершенномъ неведенiи о замешательстве и огорченiи несчастнейшаго смертнаго: - позвольте мне отрекомендовать васъ моимъ искреннимъ друзьямъ: вотъ это моя мама, мистеръ Домпсъ, а вотъ мой папа и мои сестры.

ни малейшаго вниманiя на отца мистриссъ Киттербелъ, который ровно три минуты съ четвертью безпрерывно ему кланялся.

- Дядюшка, сказалъ маленькiй Киттербелъ, после того, какъ Домпсъ былъ отрекомендованъ дюжинамъ двухъ самыхъ некрасивыхъ друзей: - позвольте мне увести васъ въ другой конецъ комнаты и отрекомендовать моему задушевному другу Дантону. - Удивительный человекъ! просто прелесть что за человекъ! Я уверенъ, что вы съ перваго раза полюбите его. Сюда, сюда.

И Домпсъ следовалъ за своимъ племянникомъ такъ послушно, какъ ручной медведь.

Мистеръ Дантонъ былъ молодой человекъ летъ двадцати-пяти, съ весьма значительнымъ запасомъ нахальства. Онъ былъ большой фаворитъ, особливо между девицами отъ шестнадцати до двадцати-шестилетняго возраста. Онъ умелъ довольно искуссно подражать французскому рожку, неподражаемо пелъ комическiя песни и обладалъ необыкновеннымъ даромъ разсказывать вздоръ своимъ почитательницамъ. Какими-то непостижимыми путями, онъ прiобрелъ славу великаго остроумца, а вследствiе столь важнаго прiобретенiя едва только онъ открывалъ свой ротъ, какъ все, кто только зналъ его, начинали хохотать отъ всей души.

- Очень тепло, сказалъ Домпсъ, чувствуя необходимость сказать что нибудь.

- Да-съ. Вчера было теплее, возразилъ блестящiй мистеръ Дантонъ.

Всеобщiй смехъ.

- Я считаю за особенное удовольствiе поздравить васъ съ вашимъ первымъ появленiемъ въ качестве отца, продолжалъ Дантонъ, обращаясь къ Домпсу: - то есть въ качестве крестнаго отца.

Общiй ропотъ удовольствiя и восхищенiя положилъ конецъ дальнейшему развитiю остроумiя мистера Дантона и возвестилъ появленiе кормилицы съ новорожденнымъ. Дамы, въ одинъ моментъ оставили свои места. (Девицы всегда бываютъ въ восторге при подобныхъ случаяхъ).

- Ахъ, какой милашка! сказала одна.

- О, какая прелесть! проговорила другая, и нарочно вполголоса, чтобъ сильнее выразить восторженный энтузiазмъ.

- Видели ли вы когда? спросила маленькая кокетка, имеющая сходство съ литографiей парижскихъ модъ, делая большой шумъ и обращаясь къ джентльмену въ трехъ жилетахъ: - видели ли вы....

- Никогда въ жизни, отвечалъ ее поклонникъ, поддергивая вортничекъ своей рубашки.

- Ахъ, кормилица, позволь мне подержать его! вскричала другая молоденькая лэди.

- А, что кормилица, можетъ ли онъ открыть свои глаза? спросила еще какая-то девица, показывая видъ безпредельной невинности.

ребенокъ, какого они когда либо видели, - конечно исключая изъ этого числа своихъ собственныхъ детей.

Танцы начались съ величайшимъ одушевленiемъ. Дантонъ во всехъ отношенiяхъ снискалъ себе полное превосходство предъ прочими кавалерами. Некоторые молодыя леди очаровали общество и прiобрели поклонниковъ, пропевъ за фортепьяно. "Мы встретились съ тобой"", "Я виделъ ее на ярмарке мечты", "Я не поверю, чтобы венокъ любви былъ тягостенъ для насъ", - и другiя - въ одинаковой степени сантиментальныя и интересные романсы. "Молодые люди - говорила мистриссъ Киттербелъ - какъ нельзя более милы и любезны"; девицы тоже не теряли своихъ случаевъ; и все, по видимому, предвещало прiятное окончанiе вечера. Домпсъ, однакожъ, не надеялся на это:онъ сиделъ и втайне замышлялъ какой-то планъ - придумывалъ что-то въ роде шутки на свой собственный ладъ - и уже заранее вкушалъ удовольствiе! Онъ съигралъ робберъ и проигралъ. Мистеръ Дантонъ воспользовался этимъ случаемъ и отпустилъ острое словцо, при чемъ, конечно, все расхохотались. Домпсъ сделалъ возраженiе еще острее, но ему никто не улыбнулся, за исключенiемъ одного хозяина, который поставилъ себе въ обязанность смеяться до слезъ решительно всему. Словомъ сказать, вечеръ шелъ превосходно; только за музыкантами сделалась небольшая остановка: они не играли съ такимъ одушевленiемъ какого желало общество. Однако, причина этому объяснилась весьма удовлетворительно, по показанiю джентльмена, прiехавшаго вечеромъ изъ Гревзенда, открылось, что эти самые музыканты были наняты играть на пароходе целый день, и они действительно играли почти безпрерывно во всю дорогу въ Гревзендъ и обратно, въ Лондонъ.

Ужинъ былъ превосходный; на столе красовались четыре фантастическiя пирамиды изъ ячменнаго сахара, которыя, конечно, были бы прелестны, еслибъ только не растаяли при самомъ начале ужина; тутъ была и водяная мельница - произведенiе искуснаго кондитера, которой недостатокъ состоялъ въ томъ, что вместо того, чтобъ держать воду въ колесе, она выпустила ее на скатерть. - Тутъ была и дичь, языки, пирожное, варенья, салатъ изъ морскихъ раковъ, говядина особаго приготовленiя и вообще все, что вамъ угодно; Киттербелъ хлопоталъ о чистыхъ тарелкахъ - и между темъ тарелки не являлись; джентльмены, которымъ нужны были тарелки, объявили, что обойдутся и безъ нихъ; мистриссъ Киттербелъ выхваляла ихъ самоотверженiе; соседнiй зеленщикъ сильно суетился и началъ уже думать, что семь съ половиной шиллинговъ достанутся ему не даромъ; молодыя лэди кушали очень мало, опасаясь потерять романтичное достоинство; замужнiя же лэди кушали очень много, и притомъ безъ всякихъ опасенiй; вина было выпито вдоволь, и каждый изъ гостей наговорился и насмеялся еще больше.

- Тише! тише! сказалъ мистеръ Киттербелъ, вставая и принимая весьма серьезный видъ. - Душа моя (эти слова относилась къ его жене, на противоположномъ отъ него конце стола), позаботься пожалуста о мистриссъ Максвелъ, о своей мама и прочихъ замужнихъ лэди; а вы, джентльмены, я

- Лэди и джентльмены! сказалъ Домпсъ, самымъ гробовымъ голосомъ и плачевнымъ тономъ, и всталъ съ места своего, какъ призракъ въ Донъ-Жуане: - не угодно ли вамъ наполнить свои рюмки? Я желаю предложить заздравный тостъ.

Наступила мертвая тишина; рюмки были наполнены; гости приняли серьёзный видъ.

- Лэди и джентльмены! противнымъ голосомъ продолжалъ зловещiй Домпсъ. - Я....

Въ эту минуту мистеръ Дантонъ издалъ, въ подражанiе французскому горну, две самыя высокiя ноты. Нервическiй ораторъ задрожалъ; гоcти покатились со смеху.

- Тишина! молчанiе! повторили джентльмены.

- Дантонъ, успокойся, сказалъ задушевный его другъ.

- Лэди и джентльмены! снова началъ Домпсъ, не потерявъ присутствiя духа, потому что красноречiемъ своимъ онъ славился: - вследствiе принятаго обыкновенiя при подобныхъ случаяхъ, я, какъ одинъ изъ воспрiемниковъ мастера Фридерика-Чарльза-Вильяма Киттербела (при этомъ голосъ оратора немного изменился; онъ вспомнилъ о серебряномъ молочнике), осмеливаюсь предложить тостъ. Едва ли нужно говорить, что этотъ тостъ заключаетъ въ себе выраженiе нашего желанiя о здравiи благоденствiи молодого джентльмена, событiе юной жизни котораго мы собрались сюда ознаменовать. (Общiй ропотъ одобренiя.) Леди и джентльмены! согласитесь со мной, невозможно предположить, чтобы добрые хозяева этого дома, въ отношенiи къ которымъ мы считаемъ себя искренними доброжелателями, могли провести эту жизнь безъ некоторыхъ испытанiй, безъ всякихъ страданiй, безъ жестокихъ горестей и тяжелыхъ потерь.... (Здесь лукавый Домпсъ остановился и медленно вытащилъ изъ кармана белый носовой платокъ; примеру его последовали многiя лэди.) Да пощадятъ ихъ всякаго рода испытанiя! - вотъ искренняя молитва моя за нихъ, вотъ сердечное мое желанiе! (Слышно было, что бабушка новорожденнаго уже рыдала). Я надеюсь, готовъ даже сказать: я уверенъ, леди и джентльмены, что младенецъ, крестины котораго мы собрались сюда ознаменовать, не будетъ похищенъ изъ объятiй своихъ родителей преждевременной смертью (несколько батистовыхъ платковъ пущены въ дело); что его юный и, по видимому, Я уверенъ, вы единодушно согласитесь съ следующимъ моимъ желанiемъ: да живетъ юный странникъ этой жизни въ утешенiе и благословенiе своимъ родителямъ. ("Вниманiе! вниманiе!" опыту самой страшной истины, - что неблагодарное дитя острее ядовитаго жала змеи".

Мистриссъ Киттербелъ не вынесла. Съ платкомъ у глазъ и въ сопровожденiи многихъ дамъ, она бросилась изъ комнаты, оставивъ дражайшую половину свою почти въ такомъ же положенiи, и въ коридоре предалась сильной истерике. Едва ли нужно прибавлять, что это обстоятельство совершенно нарушило гармонiю текущаго вечера. Уксусъ, одеколонъ и холодная вода требовались теперь въ такомъ количестве, какъ требовались передъ темъ за несколько минуте негусъ, пирожное и конфекты. Мистриссъ Киттербелъ немедленно отведена была въ свою комнату; музыканты замолкли; любезность кавалеровъ прекратилась, и гости потихоньку разошлись, Домпсъ убрался при начале суматохи и шелъ домой спокойнымъ шагомъ и (дли него) съ веселымъ духомъ. Хозяйка его дома готова была побожиться, что слышала, какъ Домпсъ, замкнувъ за собою дверь, захохоталъ самымъ особеннымъ хохотомъ. Показанiе это такъ невероятно и носитъ на себе такой отпечатокъ неправдоподобiя, что до сихъ поръ еще оно не прiобрело ни малейшаго подтвержденiя.

Съ того времени, къ которому относится нашъ разсказъ, семейство мистера Киттербела значительно увеличилось: у него теперь два сына и дочь; и такъ какъ онъ въ скоромъ времени ожидаетъ еще приращенiя къ своему цветущему потомству; то сильно безпокоится о выборе почтеннаго воспрiемника. Во всякомъ случае, онъ положилъ обязать будущаго кума своего двумя условiями: первое - кумъ долженъ дать торжественное обещанiе не говорить после ужина спичей, и второе - не долженъ иметь никакихъ сношенiй, ни связей съ "несчастнейшимъ человекомъ въ мiре".

"Современникъ", приложенiя къ No 11, 1851