Станция Мегби.
Барбокс братья
(Старая орфография)

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Станция Мегби. Барбокс братья

ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ ЧАРЛЬЗА ДИККЕНСА 

КНИГА 19. 

БЕЗПЛАТНОЕ ПРИЛОЖЕНІЕ къ журналу "ПРИРОДА И ЛЮДИ"
1909 г. 

Станцiя Мегби. 

Предписанiя доктора Мэригольда. 

Переводъ Е. М. Чистяковой-Веръ. 

ПОДЪ РЕДАКЦІЕЮ
М. А. Орлова. 

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Книгоиздательство П. П. Сойкина. Стремянная, собств. д. No. 12. 

СТАНЦІЯ МЕГБИ ¹).

¹) Диккенсъ написалъ серiю этихъ разсказовъ, также какъ и "Предписанiя доктора Мэригольда", въ сотрудничестве съ другими писателями и писательницами: ему принадлежатъ четыре первыхъ разсказа; дальнейшiе написаны: Галидэемъ, Коллинзомъ, миссъ Стрэттонъ и миссъ Амели Эдуардсъ. 

Барбоксъ братья. 

I

- Кондукторъ, где мы?

- На Мегби, сэръ!

- Здесь ветрено?

- Да, по большой части, сэръ.

- Здесь мало удобствъ?

- Все еще идетъ дождь?

- Льетъ, сэръ.

- Откройте дверь, я хочу выйти здесь.

- Извольте, сэръ, - сказалъ кондукторъ, весь блестевшiй отъ дождя.

Глядя на окропленное слезами лицо своихъ часовъ при свете фонаря, онъ прибавилъ, когда путешественникъ выходилъ изъ вагона: - У васъ всего три минуты.

- Нетъ, больше, такъ какъ я не поеду дальше.

- Кажется, у васъ былъ билетъ прямого сообщенiя, сэръ?

- Да, но я пожертвую имъ. Мне нужно достать мой багажъ.

- Прошу васъ, пройдите къ багажному вагону, сэръ, и укажите ваши вещи. Будьте такъ добры, смотрите какъ можно внимательнее. Нельзя терять ни минуты.

Кондукторъ быстро пошелъ къ вагону, пассажиръ за нимъ. Кондукторъ вошелъ въ вагонъ, путникъ заглянулъ туда же.

- Вотъ эти два большiе черные баула въ углу; тамъ, куда падаетъ светъ вашей лампы.

- Какое на нихъ имя?

- Барбоксъ братья.

- Точно такъ. Одинъ, два, оба; все правильно.

Лампа задвигалась. Сигнальные фонари наверху переменились. Локомотивъ крикнулъ. Поездъ ушелъ.

- Станцiя Мегби, - сказалъ путникъ и обеими руками крепче затянулъ шерстяной шарфъ кругомъ своего горла. - Теперь три часа утра и бушуетъ непогода.

Онъ говорилъ съ собою, такъ какъ ему не съ кемъ было больше говорить. Впрочемъ, можетъ быть, если бы тутъ и былъ другой собеседникъ, онъ бы охотнее обращался къ себе. Говоря съ собою, онъ говорилъ съ господиномъ летъ около пятидесяти, поседевшимъ раньше времени, точно подернутый пепломъ брошенный костеръ. У него были спокойныя манеры, онъ задумчиво наклонилъ голову, голосъ его звучалъ тихо, точно выходя изнутри. Было очевидно, что онъ привыкъ быть наедине съ собою. Онъ стоялъ на унылой платформе и никто не обращалъ на него вниманiя, кроме дождя и ветра. Эти сильные враги сделали на него натискъ.

- Хорошо, - сказалъ онъ, - мне решительно все равно, куда ни обратиться лицомъ.

Итакъ, онъ былъ на Мегби въ четвертомъ часу утра, въ бурю. Путникъ пошелъ туда, куда его гнала непогода. Конечно, онъ пошелъ по направленiю ветра, не потому, что не былъ въ состоянiи противиться ему, такъ какъ, дойдя до конца крытаго дебаркадера (онъ очень длиненъ на Мегби) и посмотревъ на темную ночь, среди мрака которой дико проносились невидимыя крылья бури, онъ повернулся и пошелъ въ трудную сторону, совершенно такъ же смело, какъ шелъ въ легкую. И вотъ спокойнымъ шагомъ путешественникъ сталъ ходить взадъ и впередъ по платформе.

Въ глухую ночь станцiя Мегби полна мрачныхъ образовъ. Таинственные товарные поезда покрыты длинными покровами; они скользятъ точно роковыя похоронныя процессiи, прячущiяся отъ малочисленныхъ зажженныхъ лампъ. Можно подумать, что ихъ грузъ достигъ тайной и преступной цели. На целыя полмили точно сыщики тянутся платформы съ углемъ и останавливаются, когда останавливаются другiе вагоны, осаживаютъ, когда осаживаютъ другiе. Горячiе красные угли блестятъ внизу на темномъ пути. Кажется, будто тутъ горели огни пытки. Ухо раздираютъ свистки, ропотъ и визгъ. Можно подумать, что люди, подверженные пытке, терпятъ самыя страшныя мученiя. Клетки съ железными решетками полны скота; рога исполинскихъ животныхъ запутаны, глаза остановились, ротъ каждаго словно замерзъ, по крайней мере, длинныя ледяныя сосульки (или что-то похоже на нихъ) висятъ съ губъ воловъ и быковъ. Въ воздухе мелькаютъ непонятные знаки: красные, зеленые, белые. Землетрясенiе, громъ и молнiя; въ Лондонъ пролетелъ экспрессъ. Затемъ все замолкло, успокоилось, кроме ветра и дождя; лампы потухли, станцiя Мегби умерла, завернувъ голову въ свою мантiю, какъ Цезарь.

Запоздалый путешественникъ ходилъ взадъ и впередъ по платформе, и вотъ мимо него прошелъ призрачный поездъ - поездъ жизни. Онъ вышелъ изъ какой-то неосязаемой глубокой выемки, или изъ чернаго туннеля. Его никто не звалъ, никто не ждалъ; онъ тихо незаметно подкрался, прошелъ мимо путника и скрылся во тьме. На платформе осталась вереница образовъ: ребенокъ, не знавшiй детства, матери и отца, юноша, сознавшiй, что у него нетъ имени, и человекъ, котораго гнало нелюбимое насильно навязанное ему дело, человекъ, котораго обманулъ другъ и когда-то любимая женщина. Съ трескомъ и шумомъ за нимъ гнались тяжелыя заботы и мрачныя, тусклыя мысли, огромныя разочарованiя, монотонные годы, долгiя лишенiя, одиночество...

- Ваши, сэръ?

Путникъ отвелъ глаза отъ пустого пространства, въ которое они были устремлены и вздрогнулъ отъ неожиданности, а, можетъ быть, и отъ того, что вопросъ нечаянно пришелся кстати.

- О, я мысленно былъ далеко въ эту минуту. Да, да, эти два сундука мои. Вы носильщикъ?

- Да, я получаю жалованье носильщика, но я "Лампы".

Путешественникъ немного смутился.

- Что вы такое?

- "Лампы", сэръ, - ответилъ собеседникъ путешественника и въ виде дальнейшаго поясненiя показалъ масляную тряпку.

- Да, конечно, конечно! Есть здесь ресторанъ или гостинница?

- На станцiи нетъ, сэръ. У насъ буфетъ, но...

"Лампы" очень серьезно посмотрелъ и въ предостереженiе покачалъ головой, точно говоря: - но ваше счастье, что онъ не открытъ.

- Вы не могли бы его рекомендовать, если бы въ него имелся доступъ?

- Извините, если бы что?..

- Если бы онъ былъ отпертъ?

- Я, какъ слуга общества, получающiй жалованье, не смею выражать своего мненiя относительно того, что принадлежитъ обществу, кроме ламповаго масла и тряпокъ, - прибавилъ онъ конфиденцiально, - но, говоря, какъ человекъ, я бы не посоветовалъ моему отцу (оживи онъ снова) пойти и попробовать, какъ съ нимъ будутъ обращаться въ буфете. Нетъ, говоря, какъ человекъ, не посоветовалъ бы!

Путешественникъ кивнулъ головой, какъ бы убедившись.

- Я могу отправиться въ городъ. Есть здесь городъ?

Путешественникъ (хотя, но сравненiю съ другими путешественниками, его можно было бы назвать домоседомъ), какъ и большинство людей, что проносились черезъ разъездъ на крыльяхъ пара и железа, и раньше бывалъ на станцiи Мегби, ни разу, если можно такъ выразиться, не высадившись здесь на берегъ.

"Лампы", смотря по направленiю взгляда путешественника, обратившаго взоръ на свой багажъ, - но теперь глухое время, ночи, самое глухое время. Я могъ бы сказать самое, самое могильное время.

- Нетъ носильщиковъ?

- Да, видите ли, - таинственно ответилъ "Лампы", - они обыкновенно уходятъ, когда потухнетъ газъ. Это ужъ такъ заведено. Они, вероятно, просмотрели васъ, такъ какъ вы уходили на самый дальнiй конецъ платформы, но минутъ черезъ двенадцать онъ можетъ придти.

- Кто можетъ придти?

- Трехчасовой, сорокъ второй, сэръ; онъ уходитъ на боковой путь и ждетъ, пока не пройдетъ десятый съ тои стороны, а потомъ, - тутъ лучъ надежды разлился по лицу ламповщика, - онъ делаетъ все, что въ его власти.

- Мне врядъ ли удастся понять это устройство.

- Сомневаюсь, чтобы кто-либо понялъ это. Онъ парламентскiй сэръ, парламентскiй или скирессiонный...

- Вы хотите сказать, экскурсiонный.

- Да, это такъ, сэръ, парламентскiй или скирессiонный, по большей части уходитъ на запасный путь, но въ случае нужды его присвистываютъ на главный путь и онъ... - лицо ламповщика снова вспыхнуло; казалось, онъ надеялся на самый лучшiй исходъ, - и онъ делаетъ все, что въ его силахъ.

Вследъ затемъ "Лампы" объяснилъ, что посильщики, которые должны присутствовать при появленiи парламентскаго поезда, конечно, вернутся, когда снова засветятъ газъ. Если господину не очень будетъ непрiятенъ запахъ ламповаго масла, не согласится ли онъ войти погреться въ маленькую комнату ламповщика? Джентльмэну было очень холодно, и онъ сейчасъ же согласился на это предложенiе. Въ маленькой просаленной масломъ каморке "Лампъ" пахло точно въ каюте китоловнаго корабля. Но въ заржавленномъ очаге за решеткой горелъ яркiй огонь и на полу стояла деревянная подставка съ заправленными зажженными лампами, готовыми отправиться въ вагоны на службу. Оне составляли блестящее зрелище. Ихъ светъ и теплота делали понятнымъ, почему въ эту комнату люди любили заходить; а очевидно, въ ней часто бывалъ народъ. Это доказывало множество отпечатаютъ вельветиновыхъ штановъ на скамье у огня и множество круглыхъ пятенъ и стертыхъ местъ на смежной стене. На неопрятныхъ полкахъ стояло множество лампъ и масляныхъ кувшиновъ и лежала целая пахучая коллекцiя тряпокъ, сильно напоминавшихъ носовые платки большого семейтва "Лампъ".

Когда Барбоксъ-братья (мы будемъ такъ называть путешественника, вследствiе того, что эти слова стояли на его багаже) селъ на скамью и, снявъ перчатки, сталь греть руки у огня, онъ взглянулъ на маленькiй залитый чернилами пюпитръ, до котораго дотронулся его локоть. На доске лежало несколько лоскутковъ грубой бумаги и захватанное стальное перо, въ очень жалкомъ виде. Посмотревъ на листы, Барбоксъ невольно обернулся къ своему хозяину и сказалъ несколько резко: - Вы же не поэтъ!

Ламповщикъ, конечно, по наружности не походилъ на поэтовъ; онъ стоялъ и теръ свой носъ такимъ пропитаннымъ масломъ платкомъ, что можно было подумать, что онъ ошибся и вытеръ имъ одну изъ своихъ лампъ. "Лампы" быль сухощавъ; на видъ ему казалось приблизительно столько же летъ, сколько Барбоксу; все его черты тянулись кверху, точно ихъ привлекали за собой корни волосъ. Цветъ его лица отличался странной прозрачностью и блескомъ, вероятно, потому, что онъ вечно имелъ дело съ масломъ; его седые волосы, обстриженные коротко, стояли совершенно прямо, точно какой-то магнитъ притягивалъ ихъ вверхъ, а потому его голова довольно сильно походила на светильню лампы.

- Впрочемъ, это меня не касается, - заметилъ Барбоксъ-братья, - я сделалъ дерзкое замечанiе. Будьте чемъ вамъ угодно!

- Сэръ, - проговорилъ "Лампы", точно извиняясь, - многiе бываютъ темъ, чемъ имъ не нравится быть.

- Я это знаю лучше, чемъ кто бы то ни было, - со вздохомъ сказалъ его собеседникъ. - Я всю жизнь былъ темъ, чемъ мне не нравилось быть.

- Я написалъ маленькiя комическiя песни...

Барбоксъ-братья взглянулъ на него очень неодобрительно.

- Я сталъ сочинять маленькiя комическiя песни и, что было еще труднее, сталъ ихъ петь, - продолжалъ "Лампы", - право, помимо моего желанiя.

Не одно масло, а что-то еще засiяло въ глазахъ ламповщика. Барбоксъ-братья несколько смутился и отвелъ взглядъ отъ его лица. Барбоксъ посмотрелъ на огонь и поставилъ ногу на верхнюю перекладину решетки камина.

- Зачемъ же вы ихъ сочиняли? - спросилъ онъ после короткаго молчанiя довольно отрывисто, но мягче, чемъ прежде. - Если вамъ не было нужно ихъ сочинять, почему же вы ихъ сочинили? Где вы ихъ пели? Въ трактире?

"Лампы" далъ странный ответъ: "У кровати".

Путешественникъ смотрелъ на него, ожидая объясненiя; но въ эту минуту соединительная станцiя Мегби проснулась, задрожала, ея газовые глаза открылись.

- Онъ вышелъ, - съ волненiемъ произнесъ ламповщикъ. - Въ его власти иногда больше, иногда меньше, но сегодня онъ пойдетъ, клянусь святымъ Георгiемъ.

Вскоре слова "Барбоксъ-братья", начертанныя белыми буквами на двухъ черныхъ поверхностяхъ сундуковъ, катились на тачке по молчаливой улице. Ихъ владелецъ полчаса мерзъ на мостовой, пока носильщикъ стучался въ дверь гостиницы. Наконецъ онъ разбудилъ весь городъ, а потомъ и гостиницу. Барбоксъ ощупью пробрался по закрытому дому, ощупью же легъ въ постель, которая точно нарочно была остужена для него. 

II.

- Вы помните меня, м-ръ Юнгъ Джаксонъ?

- Если я помню что-либо, то именно васъ. Вы мое первое воспоминанiе. Вы мне сказали мое имя, вы мне сказали, что ежегодно двенадцатаго декабря наступаетъ ужасная годовщина, называемая днемъ моего рожденiя. Полагаю, что последнее сообщенiе было правдивее перваго.

- На что я похожу, м-ръ Юнгъ Джаксонъ?

- Вы похожи на изморозь, лежащую целый годъ. Вы - женщина съ резкими чертами лица, съ тонкими губами. Вы никогда не изменяетесь, вы властолюбивы; вместо лица у васъ восковая маска. По моему, вы походите на дьявола, и особенно вы походили на него, когда учили меня закону Божiю, такъ какъ изъ-за васъ я началъ ненавидеть религiю.

- Помните вы меня, м-ръ Юнгъ Джаксонъ? - съ другой стороны звучитъ другой голосъ.

- Да, сэръ, помню, всегда вспоминаю о васъ съ благодарностью. Вы были лучомъ надежды, вы были честолюбiемъ моей жизни; когда я, слушая ваши лекцiи, думалъ, что мне удастся сделаться великимъ целителемъ, я бывалъ почти счастливъ, несмотря на то, что я все еще жилъ въ одномъ доме съ этой ужасной маской, несмотря на то, что каждый день молча елъ и пилъ, глядя на ея восковыя черты. Да, это было каждый день, съ техъ поръ какъ я себя помнилъ до самаго окончанiя моего ученiя.

- На что я похожу, Юнгъ Джаксонъ?

- На высшее существо, на природу, начинающую открывать свои тайны. Я вспоминаю, какъ вы говорили, а все мы, вся толпа молодыхъ людей, молча слушали васъ, оживляясь отъ вашего присутствiя, отъ вашей мудрости и познанiй. Вы вызывали на моихъ глазахъ единственныя радостныя слезы.

- Вы помните меня, мистеръ Юнгъ Джаксонъ? - снова раздается оскорбительный голосъ, звучащiй совсемъ съ противоположной стороны.

- Слишкомъ хорошо. Однажды вы явились ко мне точно привиденiе и объявили, что мои жизнь должна совершенно измениться. Вы указали мне, какое место долженъ я занять на галерее Барбоксовъ-братьевъ (когда жили они и жили ли когда-либо - мне неизвестно; когда я нагнулся, надъ весломъ галеры существовало только ихъ имя). Вы научили меня, что мне следовало делать, объяснивъ всю прелесть этого труда. Потомъ черезъ несколько летъ вы явились ко мне и велели мне ставить мою подпись за фирму; потомъ вы объявили мне, что я сталъ компаньономъ, еще черезъ несколько летъ вы назвали меня главою фирмы. Я больше не знаю ничего о ней или о себе.

- На что я похожъ мистеръ Юнгъ Джаксонъ?

- Вы похожи на моего отца; иногда мне кажется, что вы достаточно жестоки и холодны, чтобы воспитать непризнаннаго сына такимъ образомъ, какимъ воспитали меня. Я такъ и вижу вашу сухую фигуру, вашъ закрытый коричневый сюитъ и опрятный каштановый парикъ. Вы тоже до самой смерти носили на лице восковую маску. Вы никогда не снимали ея, она никогда не падала съ вашего лица. Больше я ничего о васъ не знаю.

Путешественникъ говорилъ самъ съ собой, стоя утромъ у окна гостиницы подобно тому, какъ онъ говорилъ съ собою на станцiи ночью. И какъ тогда, ночью, онъ казался человекомъ, поседевшимъ раньше времени, напоминавшимъ костеръ, брошенный и покрывшiйся золой, такимъ онъ казался и теперь при солнечномъ свете. Его пепельно-седые волосы напоминали костеръ, потускневшiй при блеске дня.

Фирма Барбоксъ-братья была отпрыскомъ или неправильной ветвью нотарiальнаго и маклерскаго дерева. Задолго до времени Джаксона фирма заслужила репутацiю притеснительницы; репутацiя эта пала и на него. Онъ незаметно сделался владельцемъ мрачнаго логова въ углу двора на Ломбардской улице; на угрюмыхъ окнахъ его конторы надпись: "Барбоксъ-братья" много летъ ежедневно затемняла для него видъ неба; такъ же нечувствительно для себя онъ сделался и лицомъ, записаннымъ въ хронике недоверiя, человекомъ, о которомъ говорили, что ему необходимо захватывать въ свои руки каждое дело, попадавшее къ нему; человекомъ, на слова котораго нельзя полагаться безъ росписки, которому все соучастники его делъ не доверяли. Такое мненiе явилось не вследствiе его собственныхъ деянiй. Казалось, будто настоящiй первый Барбоксъ разостлался по полу конторы, во сне вселился въ Джаксона и такимъ образомъ совершилъ обменъ душъ. Это сознанiе и то, что единственная женщина, которую онъ когда-либо любилъ, обманула его, единственный другъ, изменивъ ему, женился на ней, довершило дело, начатое его воспитанiемъ. Онъ со стыдомъ опустилъ голову, согнулся подъ тяжестью внешняго вида Барбоксовъ и не поднимался больше. Но онъ, наконецъ, решилъ избавиться, сломалъ то весло, надъ которымъ сгибался такъ долго, изрубилъ галеру и утопилъ ее. Онъ не далъ старому привычному делу уйти отъ себя, онъ самъ первый отошелъ отъ него. У него было достаточно средствъ къ жизни (хотя и не слишкомъ много). Онъ стеръ названiе фирмы "Барбоксъ-братья" со страницъ конторской книги почтъ и съ лица земли; отъ фирмы не осталось ничего, кроме словъ "Барбоксъ-братья" на двухъ черныхъ баулахъ.

- Нужно ведь иметь имя для обихода, чтобы люди могли повторять его, - объяснялъ онъ главной улице Мегби черезъ окно гостиницы. - А эта фамилiя, по крайней мере, когда-то была настоящей. Юнгъ {Игра словъ. Joung - имя; young - молодой.} Джаксонъ? Ведь въ этомъ имени звучитъ печальная насмешка для стараго Джаксона.

Онъ наделъ шляпу и вышелъ на улицу какъ разъ въ ту минуту, когда по противоположной ея стороне проходилъ человекъ, съ ногъ до головы одетый въ вельветинъ. Онъ несъ свой обедъ въ маленькомъ узелке; если бы обедъ былъ и побольше, даже и тогда этого человека нельзя было бы заподозрить въ обжорстве. Онъ шелъ къ станцiи большими шагами.

"Лампы", - сказалъ Барбоксъ-братья, - и... между темъ... Смешно, конечно, что такой серьезный, замкнутый человекъ, менее чемъ три дня тому назадъ бросившiй рутину труда, стоялъ на улице, потирая подбородокъ и лобъ, и серьезно размышлялъ о комическихъ песенкахъ.

- У постели, - прошепталъ Барбоксъ-братья. - Онъ ихъ поетъ у постели. Почему у постели? Можетъ быть, вотъ что: онъ напивается. Если онъ напивается, это неудивительно, но это не мое дело. Посмотримъ. Соединительная станцiя Мегби... Мегби! Куда я отправляюсь потомъ? Когда я вчера проснулся после неудобнаго сна въ вагоне, мне пришли въ голову, что отсюда я могу отправиться, куда мне вздумается, и это верно. Куда я поеду? Пойду и при дневномъ свете посмотрю на пунктъ соединенiя железныхъ дорогъ. Мне не зачемъ торопиться и одна линiя можетъ мне понравиться съ виду больше, нежели другая.

Но въ Мегби сходилось множество линiй. Глядя сверху, съ моста соединительной станцiи, можно было подумать, что все эти стремившiяся къ одному центру дороги составляли выставку работъ необыкновенныхъ земляныхъ пауковъ, ткавшихъ сталь. Потомъ столько линiй странно пересекали другъ друга, изгибались, что глазъ невольно терялъ ихъ. Некоторые изъ путей словно стремились съ твердымъ намеренiемъ пройти пятьсотъ миль и вдругъ внезапно останавливались передъ какой-нибудь незначительной преградой и свертывали въ мастерскую. Многiя линiи, точно опьяненные люди, шли несколько времени совершенно прямо и вдругъ делали поворотъ и возвращались къ своему началу. Иныя были переполнены платформами съ углемъ, запружены платформами съ боченками или балластомъ; некоторыя отведены для какихъ-то вещей, похожихъ на огромныя стальныя катушки. Одне изъ линiй ярко блестели, а другiя были запылены, засыпаны золой и завалены пустыми тачками, поднимавшими кверху свои рукоятки; тачки эти походили на своихъ владельцевъ во время отдыха. Но было решительно никакой возможности разобраться въ путанице линiи. Барбоксъ-братья, недоумевая, стоялъ на мосту; онъ правой рукой потиралъ на лбу морщины, умножавшiяся по мере того, какъ онъ смотрелъ внизъ. Можно было подумать, что отпечатки железнодорожныхъ рельсъ ложились на его лицо, какъ фотографическое изображенiе на чувствительную пластинку. Вдали послышался звонъ, свистки, потомъ изъ видневшихся сверху будочекъ высунулись кукольно-крошечныя головки людей и снова спрятались. Удивительныя деревянныя бритвы, висевшiя наверху столбовъ, начали разсекать атмосферу. Множество локомотивовъ задвигалось въ разныхъ направленiяхъ; они стали кричать. На одномъ изъ путей появился поездъ, на другомъ два, но они не вошли подъ навесъ, а остановились снаружи. Потомъ выкатились куски поездовъ. Локомотивы взяли каждый по обрывку поезда и убежали съ ними.

- Ну, мне не стало яснее, куда бы отправиться! Но я не тороплюсь. Не зачемъ решать сегодня же или завтра, или после завтра куда ехать.

Какъ-то случайно (а, можетъ быть, и умышленно) Барбоксъ направился къ платформе, на которую онъ ночью сошелъ изъ поезда, къ комнатке ламповщика; но "Лампы" не былъ тамъ. Пара вельветиновыхъ плечъ опиралась о то место на стене, где виднелось столько следовъ отъ нихъ, но больше въ комнате не было ни души. Возвратясь снова на станцiю, Барбоксъ-братья узналъ, почему комната пуста: онъ увидалъ "Лампы" на противоположной стороне дебаркадера. "Лампы" шелъ вдоль поезда, переходя отъ одного вагона къ другому и подхватывалъ на-лету своихъ горящихъ однофамильцевъ, которыхъ бросалъ ему изъ вагоновъ его помощникъ.

Онъ занятъ. Сегодня у него мало времени сочинять или петь комическiя песни, наверное!

Барбоксъ направился въ поля; онъ шелъ недалеко отъ большого железнодорожнаго пути. Ему была видны и другiя линiи.

"Мне начинаетъ казаться, - подумалъ Барбоксъ-братья, оглядываясь кругомъ, - что лучше всего решить вопросъ съ этого пункта. Я могу выбрать ту или другую пару рельсъ, которая мне больше приглянется. Тутъ оне уже не путаются и идутъ каждая своей дорогой.

Онъ сталъ подниматься по отлогому, довольно большому холму. Несколько коттэджей было разбросано по его склонамъ. Барбоксъ оглянулся кругомъ. Такъ смотреть можетъ только очень сдержанный человекъ, который никогда въ жизни не обращалъ вниманiя на окружающую его преграду и людей. Вдругъ Барбоксъ увиделъ шесть или семь маленькихъ детей, которыя толпились и весело кричали, выбегая изъ одного изъ коттэджей; они разсеялись въ разныя стороны. Но передъ темъ, чтобы убежать, каждый изъ нихъ останавливался у садовой калитки, оборачивался къ домику и посылалъ воздушный поцелуй чьему-то лицу, видневшемуся въ верхнемъ окне. Впрочемъ, верхнее окно помещалось довольно низко, потому что въ коттэдже былъ всего одинъ этажъ въ одну комнату надъ землей.

Конечно, ничего особеннаго не было въ томъ, что дети посылали поцелуи, но было замечательно то, что они посылали свои приветствiя лицу, лежавшему на подоконнике открытаго окна и обращенному къ нимъ въ горизонтальномъ положенiи, очевидно, только одному лицу. Барбоксъ снова взглянулъ на окно и разсмотрелъ очень худенькое, но очень свежее лицо; оно прислонялось одной щекой къ подоконнику. На этомъ нежномъ девическомъ или женскомъ лице играла улыбка. Длинные блестящiе каштановые волосы, которые сдерживала голубая легкая повязка, обрамляли его; концы повязки были завязаны подъ подбородкомъ.

Барбоксъ-братья прошелъ мимо дома, повернулъ назадъ и снова прошелъ мимо окна, застенчиво взглянувъ вверхъ. Перемены не произошло. Онъ поднялся по извилистой боковой дорожке наверху холма, по откосу котораго ему, по настоящему, следовало бы спуститься, и, не упуская коттэджей изъ виду, пошелъ въ некоторомъ разстоянiи отъ нихъ такъ, чтобы еще разъ выйти на главную дорогу и снова пройти мимо заинтересовавшаго его домика. Лицо все попрежнему лежало на подоконнике, но не такъ сильно наклонялось въ его сторону, какъ прежде. Теперь Барбоксъ виделъ еще две нежныя ручки, которыя, казалось, играли на какомъ-то музыкальномъ инструменте; между темъ изъ окна не слышалось ни звука.

- Разъездъ Мегби, вероятно, самое сумасшедшее место въ целой Англiи, - сказалъ Барбоксъ-братья, спускаясь съ холма. - Прежде всего я встретилъ здесь носильщика, сочиняющаго комическiя песни, чтобы петь ихъ у постели; затемъ вижу лицо и две руки, которыя играютъ на музыкальномъ немомъ инструменте.

Стоялъ прекрасный светлый день; это было въ начале ноября. Свежiй чистый воздухъ вливалъ въ человека бодрость и силу. Ландшафтъ блестелъ богатыми прекрасными красками. На дворе Ломбардской улицы все тоны казались серые и тусклые; когда погода повсюду бывала очень светла, жители этого двора наслаждались цветомъ соли, смешанной съ перцемъ; но обыкновенная ихъ тяжелая атмосфера была цвета аспидной доски или табачнаго дыма.

Барбоксу такъ понравилась прогулка, что на следующiй день онъ повторилъ ее. Онъ пришелъ къ маленькому домику немножко раньше, нежели накануне; внутри его дети пели и хлопали въ тактъ ручками.

"Опять не слышно, чтобы играли на инструменте, - подумалъ онъ, прислушиваясь за угломъ. - А между темъ, проходя, я виделъ играющiя руки. Что поютъ дети? Господи Боже мой, не могутъ же они петь таблицу умноженiя!"

А между темъ они пели именно таблицу умноженiя и притомъ очень весело. У таинственнаго лица былъ и голосъ, который руководилъ детьми и, въ случае нужды, поправлялъ ихъ. Голосъ звучалъ восхитительно музыкально. Наконецъ, пенiе прекратилось, послышалось бормотанiе молодыхъ голосовъ; затемъ снова раздалась песенка. Барбоксь разслышалъ, что въ ней говорилось о ноябре месяце, о томъ, надъ чемъ теперь работаютъ земледельцы въ поляхъ и на фермахъ. Послышался шумъ маленькихъ ножекъ; толпа детей съ крикомъ выбежала на улицу, какъ накануне. Тоже, какъ накануне, у садовой решетки они остановились и посылали воздушные поцелуи, очевидно, лицу, видневшемуся на подоконнике. Барбоксъ-братья не могъ видеть его изъ-за угла. Когда дети разбежались, онъ загородилъ дорогу маленькому запоздавшему мальчику съ загорелымъ личикомъ и гладкими волосами. Барбоксъ сказалъ:

- Поди сюда, малютка, скажи мне, чей это домъ?

Ребенокъ заслонилъ глаза своей загорелой рукой, наполовину изъ застенчивости, наполовину готовясь защищаться, и ответилъ, выглядывая изъ-за локтя.

- Фебе.

Почти такъ же конфузясь, какъ ребенокъ, Барбоксъ-братья продолжалъ: - А кто такое Фебе?

Маленькiй наблюдатель пристально вгляделся въ своего собеседника, очевидно, сделалъ ему нравственную оценку и понялъ, что ему не зачемъ быть слишкомъ на-стороже. Мальчикъ заговорилъ съ Барбоксомъ, какъ съ человекомъ, не привыкшимъ вести светскiй разговоръ.

- Фебе, - сказалъ мальчикъ, - никемъ и не можетъ быть другимъ, какъ Фебе. Разве не такъ?

- Я думаю.

- Хорошо, - продолжалъ мальчикъ. - О чемъ же вы спросили меня?

Решивъ, что будетъ благоразумнее изменить предметъ разговора, Барбоксъ-братья началъ съ другой стороны:

- Что вы делаете въ той комнате, где открыто окошко?

- Тамъ кола, - сказалъ ребенокъ.

- Что?

- К-о-о-ла, - повторилъ мальчикъ громче, растягивая слово съ большимъ одушевленiемъ и пристально глядя на собеседника; казалось, мальчикъ хотелъ сказать: "Что проку въ томъ, что вы выросли большимъ, если вы такой оселъ, что меня не понимаете?"

- Да, школа, школа! - понялъ Барбоксъ-братья. - Да, да; и Фебе учитъ васъ?

Мальчикъ кивнулъ головой.

- Славный мальчикъ.

- Вы находите? - спросилъ ребенокъ.

- Да. Что ты сделаешь съ двумя пенсами, если я ихъ тебе дамъ?

- Истрачу.

Поразительная быстрота ответа не дала Барбоксу точки опоры, потому онъ очень медленно досталъ изъ кармана два пенса и ушелъ, чувствуя себя очень приниженнымъ.

Проходя мимо домика, онъ увидалъ лицо на подоконнике и сделалъ движенiе, бывшее не кивкомъ, не поклономъ и не отступленiемъ на шагъ, а чемъ-то среднимъ между всемъ этимъ. Глаза страннаго лица взглянули на него не то съ удивленiемъ, не то съ лаской, губы скромно произнесли: - Добрый день, сэръ.

"По моему мненiю, мне следуетъ пожить въ Мегби," - очень серьезно подумалъ Барбоксъ-братья, возвращаясь къ себе домой и остановившись на томъ месте, съ котораго были видны железнодорожные пути, бежавшiе въ различныя стороны.

"Я до сихъ поръ не могу решить, какую железную дорогу избрать. Право, мне нужно немножечко привыкнуть къ разъезду Мегби, а потомъ ужъ решиться".

на станцiю, смешивался съ толпой, смотрелъ на железнодорожные пути и скоро началъ интересоваться приходомъ и уходомъ поездовъ. Сперва онъ часто заглядывалъ въ маленькую комнатку "Лампъ", но того никогда не бывало дома. Иногда въ пахнувшей масломъ комнатке Барбоксъ виделъ одну или две пары вельветиновыхъ плечей подле огня, иногда въ соприкосновенiи со складнымъ ножомъ, хлебомъ и мясомъ. Но на вопросъ Барбокса: Где "Лампы"? ему всегда отвечали: "На той стороне линiи", или: "Часъ его смены"; иногда его знакомили съ другимъ ламповщикомъ.

Нельзя сказать, чтобы Барбоксу безумно хотелось видеть "Лампы"; онъ хладнокровно переносилъ свое разочарованiе. Барбоксъ усердно изучалъ станцiю Мегби, но это не мешало ему гулять. Напротивъ, онъ гулялъ каждый день и всегда по одной и той же дороге. Къ несчастiю, наступила холодная и дождливая погода. Окно никогда не растворялось. 

III.

Прошло несколько дней; снова потянулся рядъ светлыхъ, здоровыхъ осеннихъ дней. Была суббота, окно стояло открытымъ; дети ушли и не удивительно, такъ какъ Барбоксъ терпеливо выждалъ, чтобы домикъ опустелъ.

- Добрый день, - сказалъ онъ, обращаясь къ лицу въ окне, и на этотъ разъ положительно снялъ шляпу.

- Добрый день, сэръ.

- Я радъ, что вы снова можете смотреть на голубое небо.

- Благодарю васъ, сэръ. Вы очень добры.

- Мне кажется, вы, къ сожаленiю, больны?

- Нетъ, сэръ, я здорова.

- Но разве вы не всегда лежите?

- О, да, я всегда лежу, потому что не могу сидеть, но я не больна.

Смеющiеся глаза, казалось, говорили, что она наслаждалась его ошибкой.

- Не угодно ли вамъ войти ко мне, сэръ? Изъ этого окна чудный видъ, и вы увидите, что мне не можетъ быть худо; считаю долгомъ сказать это, такъ какъ вы были настолько добры, что подумали обо мне.

Она сказала это, чтобы помочь Барбоксу, такъ какъ было ясно, что онъ стоитъ, нерешительно положивъ руку на затворъ калитки, и не знаетъ, что ему делать, хотя, очевидно, желаетъ войти. Приглашенiе ободрило Барбокса; онъ пошелъ на зовъ.

Стены чистенькой, но низкой комнатки были окрашены белой краской. Единственная ея обитательница лежала на снежно-белой постели, стоявшей на одномъ уровне съ окномъ. Лежавшая была одета въ светло-голубое платье того же цвета, какъ и легкая повязка, сдерживавшая ея волосы, а потому она казалась фантастическимъ виденiемъ, лежавшимъ среди облаковъ. Барбоксъ почувствовалъ, что Фебе инстинктивно угадала въ немъ по привычке молчаливаго сосредоточеннаго человека. Ему стало легче, когда онъ заметилъ, что она такъ просто поняла это. Темъ не менее какая-то боязнь сковала его, когда онъ дотронулся до ея руки и селъ подле ея кровати.

Фебе очень ловко плела кружева. У нея на груди лежала подушечка, ея руки двигались такъ быстро, что это и обмануло Барбокса, когда онъ виделъ ее съ дороги.

- Странно, - ответила она со светлой улыбкой. - Представьте, ведь, я и сама часто воображаю, что я играю, когда работаю.

- Вы знаете музыку?

Она покачала головой.

такъ ли это.

- У васъ музыкальный голосъ. Простите меня, я слышалъ какъ вы пели.

- Съ детьми, - сказала она и слегка покраснела. - Да, я пою съ милыми детками, если можно назвать это пенiемъ.

Барбоксъ-братья взглянулъ на две маленькiя скамейки, стоявшiя въ комнате, и прибавилъ, что она, вероятно, любитъ детей и знакома съ новыми системами преподаванiя.

- Я ихъ очень люблю, - сказала Фебе, покачивая головой, - но я не знаю ничего о преподаванiи, мне просто интересно заниматься, съ детьми, и я съ наслажденiемъ учу ихъ. Можетъ быть, вы слышали, какъ мои ученики пели какой нибудь изъ уроковъ, и это ввело васъ въ заблужденiе и вы вообразили, что я хорошая учительница? А, я такъ и думала! Нетъ, я просто слышала и читала объ этой системе. Мне показалось, что мило и весело петь уроки; ведь такъ прелестно, чтобы они учились и пели въ одно и то же время, словно маленькiе веселые реполовы. Я стала ихъ учить по своему. Мне незачемъ говорить вамъ, сэръ, что у меня очень маленькая школа, - прибавила она, взглянувъ на скамейки.

Онъ решилъ, что ей было около тридцати летъ. Въ ея прозрачномъ личике и ея блестящихъ глазахъ крылось очарованiе; въ нихъ не было пассивнаго подчиненiя судьбе, нетъ, они сiяли деятельной, веселой ясностью. Даже ея ручки, которыя, казалось, могли бы требовать къ себе сожаленiя, благодаря своей тонкости, исполняли работу такъ весело, бодро, мужественно, что всякое состраданiе становилось ненужнымъ, неуместнымъ, дерзкимъ.

Барбоксъ увидалъ, что глаза Фебе поднялись на окно, и взглянулъ въ окно со словами:

- Действительно, чудный видъ.

- Очень красиво, сэръ. Иногда мне начинало хотеться сесть, чтобы посмотреть, каковъ будетъ видъ, когда я взгляну въ окно, выпрямивъ голову. Но я подавляла это неразумное желанiе: картина не можетъ быть лучше той, которую я вижу лежа.

Глаза Фебе смотрели вдаль и въ нихъ светилось восторженное восхищенiе и радость. Ни следа сознанiя того, чего она лишена, не было въ ея лице.

дела или удовольствiя. мне чудится, что клубы дыма говорятъ мне, что они действительно едутъ въ данную минуту, мне кажется тогда, что я въ обществе, если въ эту минуту я хочу быть въ обществе. Тамъ на Мегби большой узелъ дорогъ. Я не могу его видеть изъ-за холма, но часто слышу его жизнь и всегда помню о томъ, что онъ тамъ. Мне представляется, что посредствомъ Мегби со мною какимъ-то таинственнымъ образомъ соединяется Богъ весть сколько местъ и предметовъ, которыхъ я никогда не увижу.

Барбоксъ-братья со стыдомъ подумалъ о томъ, что разъездъ Мегби могъ бы и его соединить съ чемъ-либо, что онъ никогда не видывалъ.

- Да, - сказалъ онъ принужденно, - вы правы.

- Итакъ, вы видите, - продолжала Фебе, - я совсемъ не калека, какъ вы думали, и мне очень хорошо.

- У васъ счастливый характеръ, - сказалъ Барбоксъ-братья, точно слегка извиняясь за то, что у него самого характеръ совсемъ другого рода.

по лестнице и боясь, чтобы его не сочли навязчивой помехой, - это мой отецъ.

Дверь отворилась и на пороге показался отецъ Фебе.

- Какъ, это вы, "Лампы"? - вскрикнулъ Барбоксъ-братья, вскакивая съ места. - Какъ вы поживаете, "Лампы"?

"Лампы" ответилъ:

- А это вы, джентльменъ "Никуда", какъ вы поживаете, сэръ?

"Лампы" и Барбоксъ-братья дружески пожали другъ другу руки.

- Я думаю съ полдюжины разъ я искалъ васъ, - заметилъ Барбоксъ-братья, - но нигде не находилъ.

- Слышалъ, слышалъ, - сказалъ "Лампы", - васъ знаютъ на станцiи. Вы каждый день бываете на ней и не садитесь ни на одинъ поездъ, а потому мы прозвали васъ господинъ "Никуда". Не обижайтесь, сэръ, что я въ минуту удивленiя назвалъ васъ этимъ именемъ; надеюсь, вы не разсердились?

- Нисколько; это отличное прозвище для меня; но позвольте отвести васъ въ уголъ и спросить у васъ кое о чемъ.

"Лампы" позволилъ это. Барбоксъ отвелъ его отъ Фебе, держа за одну изъ пуговицъ вельветиновой жакетки.

"Лампы" утвердительно кивнулъ головой. Джентльменъ "Никуда" ударилъ его по плечу и они опять повернулись лицомъ къ Фебе.

- Честное слово, дорогая, - сказалъ "Лампы" своей дочери, переводя глаза съ нея на своего гостя, - я такъ удивленъ, видя, что ты познакомилась съ этимъ джентльменомъ, что долженъ (если этотъ джентльменъ проститъ меня) сделать круговую.

"Лампы" на деле показалъ, что онъ подразумевалъ подъ словомъ круговая; онъ вынулъ свой промасляный платокъ, скатанный въ форму мячика, и заботливо сталъ мазать имъ по своему лицу, провелъ имъ, начиная съ праваго уха, черезъ щеку, лобъ и другую щеку; закончилъ онъ операцiю за левымъ ухомъ. После этого "Лампы" необычайно засiялъ.

- Когда я очень разгорячусь отъ волненiя, сэръ, я обыкновенно делаю круговую, - сказалъ "Лампы" въ виде извиненiя. - Теперь же я действительно пораженъ, видя, что вы познакомились съ Фебе, и я даже... я даже... если вы извините меня, сделаю вторую круговую, - И онъ привелъ въ исполненiе свои слова и, повидимому, это успокоило его.

- Ваша дочь сказала мне, - проговорилъ Барбоксъ-братья все еще кающимся, пристыженнымъ голосомъ, - что она не можетъ сидеть.

--Нетъ, сэръ, она никогда не сидела. Видите ли, ея мать умерла, когда Фебе минулъ годъ и два месяца, она была подвержена припадкамъ; она не говорила мне, что у нея бываютъ припадки, потому я не могъ предупреждать ихъ. Разъ ей сделалось дурно, она уронила ребенка; тогда-то и случилось это.

- Ваша жена поступила очень нехорошо, выйдя замужъ за васъ, не говоря о своей болезни.

- Ну, сэръ, - заступился "Лампы" за давно умершую, - мы объ этомъ много толковали съ Фебе и решили, что большинство людей страдаетъ такимъ количествомъ недуговъ съ настоящими или съ притворными проделками того или другого сорта, что, если бы мы все поверяли ихъ до свадьбы, большинство изъ насъ такъ бы и осталось въ одиночестве.

- Не въ данномъ случае, сэръ, - сказала Фебе и протянула руку отцу.

- Не въ этомъ случае, - повторилъ ея отецъ, поглаживая своими руками ея руку.

Барбоксъ-братья покраснелъ.

- Вы угадали меня! Я долженъ казаться такимъ грубымъ, невежей, что будетъ излишнимъ, если я признаюсь вамъ въ этомъ моемъ недостатке. Я бы хотелъ, чтобы вы разсказали мне о себе побольше. Я едва ли смею просить васъ объ этомъ, потому что я сознаюсь, что я говорю дурно, грубо и самъ скученъ и способенъ отнять мужество и бодрость у каждаго; но мне бы хотелось, чтобы вы разсказали мне о себе.

"Лампы" за себя и за дочь. - Прежде всего, чтобы вы могли знать мое имя...

- Стойте, - прервалъ его гость и слегка вспыхнулъ. - Зачемъ имя? "Лампы" для меня достаточно. Это названiе мне нравится, оно светло и выразительно. Больше мне ничего не нужно.

- Конечно, сэръ, - сказалъ "Лампы". - Вообще на станцiи у меня и нетъ другого имени. Я просто думалъ, что вы, какъ первоклассникъ, пришедшiй къ намъ частнымъ образомъ, пожелаете...

Гость сделалъ отрицательное движенiе рукой и "Лампы", въ знакъ доверiя, предпринялъ еще круговую.

- Вамъ, наверное, приходится тяжело работать? - сказалъ Барбоксъ-братья, когда ламповщикъ сделался гораздо грязнее, нежели былъ до операцiи.

"Лампы" началъ было: "Не особенно", но Фебе перебила его, сказавъ: - О, да, сэръ, онъ очень много работаетъ, четырнадцать, пятнадцать, восемнадцать часовъ въ день, а иногда и все двадцать четыре часа.

- А у васъ, - заметитъ Барбоксъ-братья, - тоже много дела съ вашей школой и плетенiемъ кружевъ?

- Но моя школа для меня удовольствiе, - перебила Фебе и ея карiе глаза открылись еще шире при мысли о томъ, что онъ такъ глупъ.

- Я начала заниматься ею, когда была ребенкомъ, потому что такимъ образомъ, видите ли, я могла бывать въ общеетве другихъ детей; это не составляло работы. Я занимаюсь школой до сихъ поръ, потому что, благодаря ей, со мною бываютъ дети. Это и теперь не трудъ. Я учу ихъ изъ любви, а не въ виде работы. А моя подушечка для кружевъ... - Въ то время, какъ она говорила, ея деятельныя ручки перестали работать, точно ей нужно было собрать всю свою радостную серьезность, чтобы доказательства звучали сильнее; но, заговоривъ о плетенiи кружевъ, она снова стала перебирать коклюшки.

- Моя подушечка помогаетъ мне думать, помогаетъ мне петь, когда я мурлыкаю, и плетенiе кружевъ, право, не трудъ. Ведь сами вы, сэръ, думали, что я играю. И это занятiе для меня музыка.

"Лампы" съ сiяющимъ лицомъ.

- Все, сэръ!

- Во всякомъ случае, мой отецъ - музыка, - сказала Фебе и (точно ликуя) указала на "Лампы" своимъ тонкимъ вторымъ пальчикомъ. - Въ моемъ отце больше мелодiи, чемъ въ целомъ оркестре.

- Я говорилъ вамъ! Дорогая! Знаешь, это доказываетъ, что ты хорошая дочь, но ты льстишь своему отцу, - протестовалъ онъ съ сiяющимъ лицомъ.

- Уверяю васъ, сэръ, я не льщу ему; право, нетъ. Если бы вы слышали, какъ мой отецъ поетъ, вы бы убедились въ томъ, что я не льщу ему. Но вы его не услышите, потому что онъ поетъ только для одной меня; какъ бы онъ ни усталъ, онъ всегда, придя домой, поетъ мне. Когда я лежала тутъ, точно сломанная бедная куколка, онъ прiучился петь для меня. Больше: онъ сталъ сочинять для меня песенки и включалъ въ нихъ наши шуточки съ нимъ; онъ и теперь делаетъ то же. О, отецъ, я буду говорить о тебе, потому что этотъ джентльменъ спрашивалъ о тебе. Онъ поэтъ, сэръ.

"Лампы", ставъ серьезнымъ, - я не хотелъ бы, чтобы у джентльмена составилось такое мненiе о твоемъ отце, потому что ему можетъ тогда показаться, будто я меланхолически спрашиваю звезды о томъ, что оне тамъ на высоте делаютъ. Право, дорогая, я не сталъ бы тратить на это свободное время, да къ тому же не осмелился бы заниматься такими вещами.

- Отецъ, - сказала Фебе, - всегда смотритъ на все съ светлой, хорошей стороны. Вы недавно мне сказали, что у меня счастливая натура. Могло ли быть иначе?

- Хорошо, но, моя дорогая, - возразилъ "Лампы" убедительно, - что я могу сделать? Посудите сами, сэръ. Посмотрите на нее, она всегда такая, какъ въ эту минуту. Всегда работаетъ и всего, сэръ, изъ-за несколькихъ шиллинговъ въ неделю; она всегда довольна, всегда жива, всегда всячески интересуется другими людьми. Я сiю минуту сказалъ, что она всегда такая, какъ въ эту минуту; и это правда, но иногда въ ней бываетъ перемена, которая въ сущности не перемена. Въ то воскресенье, когда я бываю свободенъ, когда прозвучитъ утреннiй звонокъ, я слышу, какъ она читаетъ молитвы и благодаритъ Бога самымъ трогательнымъ образомъ. Она поетъ мне гимны до того нежно, что, выйдя изъ этой комнаты, вы бы не услыхали ихъ, сэръ, и поетъ ихъ такъ, что, мне кажется, будто эти звуки льются съ неба и возвращаются къ небесамъ.

Оттого ли, что слова ламповщика прозвучали, какъ тихая, спокойная молитва, или оттого, что самъ Искупитель осенилъ въ эту минуту бедняжку, лежавшую на постели, но ея ловкiе пальцы замерли, а потомъ обняли шею отца, когда онъ наклонился къ ней. И въ отце, и въ дочери было много природной чувствительности, это ихъ гость сразу заметилъ. Но и "Лампы", и Фебе, одинъ ради другого, сдерживали свои порывы; ясная, спокойная, прирожденная веселость преобладала въ ихъ характере. Вскоре "Лампы" снова предпринялъ круговую, и смешныя черты его лица засiяли еще ярче, а смеющiяся глаза Фебе смотрели изъ-за ресницъ то на отца, то на работу.

- Нетъ, не я, - протестовалъ "Лампы".

- Не верьте ему, сэръ. Это его дело. Онъ разсказываетъ мне обо всемъ, что онъ видитъ во время работы. Вы бы удивились, если бы узнали, сколько разсказовъ приноситъ онъ мне каждый день. Онъ заглядываетъ въ вагоны и потомъ разсказываетъ мне, какъ одеты леди, такъ что мне известны все новые фасоны платьевъ! Онъ разсказываетъ мне, какiя влюбленныя парочки ехали черезъ Мегби, какихъ новобрачныхъ удалось ему увидеть въ купэ, такъ что и объ этомъ я знаю все. Онъ собираетъ оставленныя газеты и книги, чтенiя у меня достаточно. Онъ разсказываетъ мне о больныхъ, едущихъ лечиться, я все знаю о нихъ. Словомъ, какъ я уже сказала, онъ говоритъ мне все, что онъ видитъ и делаетъ на работе, а вы можете себе представить, сколько онъ видитъ и делаетъ вне дома.

- Относительно книгъ и газетъ, моя дорогая, - сказалъ "Лампы", - моей заслуги нетъ, потому что не я собираю ихъ. Вотъ какъ это бываетъ, сэръ. Кондукторъ крикнетъ мне: "Эй, "Лампы", где вы? Вотъ я подобралъ эту газетку для вашей дочки, какъ ея здоровье?" Главный швейцаръ мне крикнетъ: "Эй, "Лампы", вотъ парочка томовъ для твоей дочки". Видите ли, вдвойне прiятно получать все эти вещи; ведь никто изъ товарищей не заботился бы о ней, еслибъ она не была темъ, что она есть... - Тутъ "Лампы" торопливо прибавилъ, точно спеша объяснитъ смыслъ своихъ словъ: - Я хочу сказать, если бы у нея была тысяча фунтовъ въ шкатулке, они бы и не думали о ней, а теперь каждый изъ нихъ при случае вспоминаетъ о Фебе; что же касается парочекъ женатыхъ и неженатыхъ, ведь естественно, что я разсказываю дома все, что знаю о нихъ. Я вижу, что въ окрестностяхъ нетъ ни одной парочки того или другого сорта, которая бы не пришла по собственному желанiи къ Фебе разсказать ей о себе.

Фебе съ торжествующимъ видомъ взглянула на Барбокса и сказала:

а теперь никто не ревнуетъ меня. И тогда мне бы подъ подушку не такъ охотно клали куски пирожка, какъ теперь, - прибавила она, взглянувъ на подушку съ легкимъ вздохомъ и улыбнувшись своему отцу.

Пришла маленькая девочка, самая старшая изъ всехъ ученицъ Фебе. Барбоксъ-братья догадался, что она явилась, чтобы убирать комнатку. Девочка принялась деятельно заниматься хозяйствомъ. Въ ея рукахъ были ведро, въ которомъ она могла бы утонуть, и щетка, въ три раза выше нея. Барбоксъ всталъ и простился, говоря, что если Фебе позволитъ снова навестить ее, онъ опять придетъ къ ней. Барбоксъ пробормоталъ, что придетъ во время прогулки. Вероятно, прогулка очень благопрiятствовала его возвращенiю, такъ какъ онъ вернулся черезъ день.

- Вы, вероятно, думали, что никогда более не увидите меня? - сказалъ онъ Фебе, пожавъ ея руку и севъ близъ ея постели.

- Почему бы я стала это думать? - ответила она съ удивленiемъ.

- Я полагалъ, что вы не поверили мне.

- Мне кажется, я могу сказать да; но, можетъ быть, я, со своей стороны, тоже не верилъ. Теперь, впрочемъ, это все равно. Последнiй разъ мы говорили о разъезде Негби. Съ третьяго дня я провелъ на станцiи много часовъ.

- Что же, вы теперь джентльменъ "Куда-нибудь"? - спросила она, улыбаясь.

- Конечно, но я до сихъ поръ еще не знаю, куда именно. Вы ни за что не угадаете, отъ чего я бегу... Сказать? Я еду прочь отъ дня моего рожденiя.

Ея руки перестали работать и она съ недоверчивымъ удивленiемъ взглянула на него.

было радостей детства; моя молодость прошла безъ очарованiя молодости; а чего же можно ждать после такого начала?

Его глаза встретились съ ея внимательными глазами, и въ эту минуту что-то шевельнулось въ его груди; тайный голосъ шепнулъ ему: "Неужели добро и хорошо у этой постели говорить о радостяхъ детства, объ очарованiи юности? Какой стыдъ!"

- Я болезненно ошибаюсь въ этомъ отношенiи, - перебилъ свою речь Барбоксъ-братья, будто съ трудомъ проглотивъ что-то. - Я не знаю, какъ я заговорилъ объ этомъ. Вероятно, потому, что я вспомнилъ, что однажды, давно, давно, доверился одной женщине и мое доверiе повлекло за собой горькую измену. Я не знаю... вообще я не правъ.

Ея ручки спокойно и тихо оканчивали ея работу. Взглянувъ на Фебе, Барбоксъ увидалъ, что ея глаза задумчиво смотрели на пальцы.

- Я уезжаю отъ дня моего рожденiя, - сказалъ онъ, - потому что этотъ день бывалъ для меня всегда очень тяжелымъ. Первый разъ я буду свободенъ въ день моего рожденiя, которое наступитъ черезъ пять или шесть недель, и уезжаю, чтобы бежать отъ его предшественниковъ, чтобы уничтожить воспоминанiе о немъ или, во всякомъ случае, потерять его изъ виду, заваливъ его новыми впечатленiями.

- Благодаря вашему счастливому характеру, вы не понимаете этого, - продолжалъ онъ, желая оправдаться. - Я зналъ, что это будетъ такъ, и радъ, что не ошибся! Какъ бы то ни было, предпринявъ путешествiе (я надеюсь, мне удастся ездить съ места на место всю жизнь, нигде не основываясь на житье), я остановился, какъ вамъ уже сказалъ вашъ отецъ, здесь на Мегби. Многочисленныя разветвленiя совершенно смутили меня и я не могу решить, по какой линiи уехать отсюда. До сихъ поръ я еще ничего не решилъ, такъ какъ меня продолжаетъ смущать множество дорогъ. Угадаете ли вы, что я хочу сделать? Сколько дорогъ вы видите изъ вашего окна?

Она съ интересомъ посмотрела изъ окна и сказала:

- Семь.

- Семь, - повторилъ Барбоксъ-братья и взглянулъ на нее съ серьезной улыбкой. - Хорошо. Я хочу остановиться только на этихъ семи дорогахъ и постепенно довести это число до одной линiи, наиболее много обещающей мне, и тогда избрать се.

- Ахъ, - сказалъ Барбоксъ-братья и снова улыбнулся серьезной улыбкой, и заговорилъ значительно спокойнее. - Вотъ какъ тамъ, где вашъ отецъ можетъ собирать каждый день столько матерiала съ хорошей целью, я могъ бы разъ или два собрать немножко матерiала для цели не дурной и не хорошей, а безразличной. Пусть на станцiи джентльмена "Никуда" узнаютъ еще лучше, чемъ знали до сихъ поръ. Онъ будетъ изучать начало каждой дороги, пока не узнаетъ, не услышитъ, не увидитъ или не найдетъ тамъ чего либо, что будетъ характеризовать самую дорогу. Итакъ, его случайный выборъ обусловится темъ, что онъ откроетъ на каждомъ изъ этихъ семи путей.

Руки Фебе продолжали работать; она снова взглянула на картину, видневшуюся изъ окна, точно тамъ явилось что-то, чего раньше не было въ ней, и засмеялась. Казалось, видъ линiй доставилъ ей совершенно новое удовольствiе.

- Но мне не следуетъ забывать, - сказалъ Барбоксъ-братья (зайдя такъ далеко), - что я хотелъ просить васъ объ одномъ одолженiи. Помогите мне. Я буду приносить вамъ все, что найду въ начале каждой изъ семи дорогъ, которыя вы видите, и буду говорить съ вами о томъ. Можно? Говорятъ умъ хорошо, а два лучше. Конечно, это зависитъ отъ того, о какихъ умахъ идетъ дело. Но я уверенъ, хотя мы такъ недавно познакомились съ вами, что ваша голова и голова вашего отца додумались до такихъ вещей, до которыхъ мой умъ никогда не могъ бы дойти.

Фебе ласково протянула ему правую руку въ знакъ того, что она въ полномъ восторге отъ его предложенiя, и горячо, и отъ всего сердца поблагодарила его.

Она засмеялась на странную просьбу и закрыла глаза.

- Не открывайте же ихъ, - сказалъ Барбоксъ-братья, прошелъ къ двери и снова вернулся къ ней. - Вы даете мне слово не открывать глазъ, пока я не скажу, что это можно?

- Даю честное слово.

- Хорошо; можно на минуту взять отъ васъ вашу подушку для кружевъ?

- Скажите мне, вы видели вчера утромъ клубы дыма и пара отъ быстраго поезда на седьмой линiи отсюда?

- За плимами и за шпицомъ?

- Да, - сказалъ Барбоксъ-братья, обращая глаза на дорогу.

- Да, я видела, какъ они таяли въ небе.

- Нетъ, - весело ответила Фебе.

- Ну, это не лестно для меня, потому что я ехалъ въ этомъ поезде. Я ездилъ (не открывайте глазъ) вотъ за этимъ для васъ въ большой промышленный городъ. Вещь, о которой я говорю, въ половину меньше вашей подушки и можетъ легко и свободно лежать на ея месте. Маленькiя клавиши похожи на клавиши минiатюрнаго рояля и левой рукой вы можете играть на нихъ ту арiю, которую захотите. Желаю вамъ вызывать изъ этой вещи чудныя мелодiи, дорогая. Теперь же откроите ваши глаза, и до свиданья.

Неловко, какъ и всегда, онъ заперъ за собою дверь и увидалъ при этомъ, что она восторженно прижала къ груди его подарокъ, лаская его. Эта картина наполнила его сердце радостью и вместе съ темъ печалью, потому что, если бы ея юность расцвела естественнымъ образомъ, въ эту минуту въ ея сердце лилась бы другая баюкающая мелодiя, голосъ ея собственнаго ребенка.