Станция Мегби.
Барбокс-братья и К°

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Станция Мегби. Барбокс-братья и К° (старая орфография)

Барбокс-братья и К°.

Добросовестно и серьезно джентльмен "Никуда" принялся на следующий же день за свои поиски. Фебе и Барбокс записывали четким почерком результаты его поисков; рассказы о том, что Барбокс нашел на каждой из дорог, находятся в этой правдивой хронике. Прочитать отчеты можно очень скоро, собрать материалы для них было гораздо дольше и труднее. Вероятно, то же можно сказать и о всяком литературном произведении, кроме тех благотворных для потомства сочинений, которые в несколько свободных минут набрасываются пером высокого поэтического гения, презирающого прозаические труды.

Тем не менее, следует допустить, что Барбокс не торопился. Он всем сердцем предавался своему занятию и наслаждался им. Ему бывало приятно сидеть подле Фебе и слушать, как её инструмент начинает говорить все более и более красноречивым языком, подмечать, что природный вкус и слух девушки совершенствуются с каждым днем. Наблюдать за нею доставляло ему наслаждение, служило ему и занятием, которое в течение многих недель поглощало у него целые часы. Вследствие всего этого ужасавший Барбокса день его рождения подошел уже совсем близко, а он еще и не думал о нем. Те рассказы, которые Барбокс принес с семи дорог, не помогли ему сделать выбора, и на последнем совещании вопрос о выборе пути был в том же положении, как на первом. Совещались обыкновенно Барбокс с Фебе вдвоем и только изредка присоединялся к ним блестящий "Лампы".

Разсказы, принесенные с дорог, потому не влияли на решение Барбокса, что одна дорога его заинтересовала одним, другая другим и ни в чем он не находил преимущества одной линии перед другой.

- Сэр, - заметила Фебе, - у нас ведь собраны результаты изучения шести дорог. Разве седьмая ничего не говорит вам?

- Седьмая? О, - сказал Барбокс-братья, потирая подбородок, - по седьмой дороге я ездил за моим маленьким подарочком для вас. В этом и заключается её история, Фебе.

- Вам неприятно снова поехать по ней, сэр? - спросила она решительно.

- Нисколько; это ведь большая дорога, в конце концов.

- Мне бы хотелось, чтобы вы выбрали ее, - возразила Фебе и убедительно улыбнулась. - Из любви к маленькому подарку, который на-веки останется для меня очень дорогим, я бы хотела, чтобы вы поехали по ней; ведь она уже никогда не будет для меня такою же, как другия. Я хотела бы, чтобы вы поехали по ней в воспоминание о том добре, которое вы сделали для меня, о том счастьи, которое вы прибавили к моей жизни. Если вы уедете от меня по той дороге, по которой вы ехали, чтобы сделать мне ваш добрый подарок (в её голосе прозвучала печальная нотка), я, лежа и смотря в окно, буду думать, что она вас приведет к счастью и когда-нибудь вернет вас назад сюда.

- Так и будет, моя дорогая, так и будет.

И вот, наконец, джентльмен "Никуда" взял билет в определенное место; целью его путешествия сделался большой промышленный город. Он так долго пробыл на разъезде, что уехал из Мегби только 18 декабря.

"Пора, - разсуждал он, сев в вагон, - пора уехать; через сутки наступит тот день, от которого я бегу. Я поеду в Шотландию, я поеду в Уэльс".

Не без труда Барбокс-братья убедил себя в том, что ему доставит громадное удовольствие и пользу вид туманных гор, несущихся потоков, дождь, холод, дикие берега, мрачные дороги. Но и теперь он еще не настолько был уверен в том, что все это принесет ему наслаждение, насколько ему этого хотелось. Он невольно думал о бедной девушке, которая, несмотря на новое развлечение - на музыку, почувствует одиночество, до сих пор не тяготившее её; размышлял, видит ли она в эту минуту клубы дыма и пара, которые неслись мимо его окна, и представлял себе, как на личико Фебе набежит тень задумчивости, когда они изчезнуть у нея из глаз; вспомнил он также, как она сказала ему: "Вы много добра сделали для меня", и этими словами показала ему, что он напрасно роптал на свое положение в жизни, так как человек может быть великим целителем, если он того захочет, не будучи великим доктором. Все эти думы и воспоминания проходили в его голове и заслоняли от него уэльския картины. В то же время Барбокс ощущал тягостное чувство пустоты, которое всегда является в человеке, когда он внезапно бросает все, что интересовало его, все занятия, бывшия для него приятными. Это ощущение было для него совершенной новостью, а потому отнимало у него новой. Потеряв из виду Мегби, Барбокс стал снова самим собой; он не больше очаровался своей особой вследствие того, что так недавно проводил много времени в лучшей компании.

Но вот уже скоро будет большой промышленный город. Стук и бряцание поезда, многоголосое эхо, повторявшее его шум, все доказывало, что поезд подходил к большой станции. И действительно, это было так. Мелькнули красные кирпичные глыбы домов, высокия красные кирпичные трубы, силуэты красных железнодорожных арок, языки огня, клубы дыма, каналы, целые холмы углей; потом раздался гром: путешествие пришло к концу.

Барбокс-братья присмотрел за тем, чтобы его сундуки благополучно водворили в тот отель, который он избрал себе местожительством, назначил час обеда и пошел бродить по суетливым улицам. Теперь в нем явилось подозрение, что на соединительной станции Мегби, кроме видимых, было еще множество невидимых ветвей, которые соединили его, Барбокса, с бесконечным количеством боковых путей. Несколько времени тому назад он бы ходил по этим улицам, погрузившись в свои мысли и не обращая внимания ни на что; теперь же у него открылись глаза на новый для него внешний мир; он присматривался к нему, вдумывался в него. Его занимала жизнь, любовь и смерть рабочого населения; его интересовало различие манер, взглядов и жестов, которое разделяло этих тружеников на классы, бывшие подразделением одного целого, соединившого их умственные и нравственные силы (которые в отдельности не представляли большого значения) в одну великую общую жизнь. Его радовало сознание того, что все их единичные личности соединялись в толпу, что их индивидуальные ловкость и искусство сливались во-едино, направляя человечество к цивилизации, и это ничуть не портило этих людей, как утверждают поверхностные болтуны, а напротив, порождало в них самоуважение и скромное желание сделаться умнее, чем они были до сих пор. Первое выражалось в том, как они спокойно отвечали Барбоксу, когда он останавливал кого-нибудь из них, задавая вопрос, второе он мог видеть, читая на стенах объявление о народных развлечениях и популярных лекциях. Масса подобных мыслей сделала ему его прогулку очень памятной.

"Я тоже только частица великого целого",--думал он. - "Интерес моей жизни должен заключаться в том, чтобы служить себе и другим или быть счастливым. Я должен почерпать интерес из толпы".

Барбокс приехал в город около полудня; однако, его прогулка так затянулась, он зашел так далеко, что ламповщики уже стали зажигать фонари, а магазины заблистали яркими огнями, когда Барбокс был еще далеко от дома. Он вспомнил, что ему пора вернуться в отель, и повернул уже назад, как вдруг маленькая ручка схватила его за руку и тихий голосок сказал:

- О, пожалуйста, я заблудилась!

Барбокс взглянул вниз и увидал очень маленькую белокурую девочку.

- Да, - сказала она и в подтверждение своих слов серьезно кивнула головкой, - действительно я заблудилась.

- Где ты живешь, мое дитя?

- Я не знаю, - сказала девочка. - Я потеряла дорогу.

- Как тебя зовут?

- Полли.

- Как твоя фамилия?

Она ответила очень быстро, но совершенно неразборчиво. Борбокс постарался повторить слово, послышавшееся ему.

- Тривитс?

- О, нет, - ответила девочка, покачав головкой, - совсем не так!

- Повтори еще раз, малютка.

На этот раз Барбоксу послышалось совершенно другое слово. Он снова сказал наугад: - Пэддуенс?

- О, нет, - произнесла девочка, - совсем не так!

- Попробуем еще раз, моя девочка.

Напрасная попытка! На этот раз ему показалось, что имя состояло из четырех слогов.

- Не Тапитарвер? - спросил Барбокс-братья, потирая в отчаянии голову шляпой.

- Нет, не то, - спокойно сказала Полли.

Она снова попыталась выговорить несчастное имя, с невыразимым усилием произнести его отчетливо, и на этот раз в нем оказалось восемь слогов.

- Ах, мне кажется, - произнес Барбокс-братья с выражением унылого подчинения судьбе, - нам лучше бросить это!

- Но ведь я заблудилась, - сказала девочка и крошечная ручка еще крепче сжала его руку. - Вы позаботитесь обо мне, не правда ли?

Если бы когда-либо человека мучила борьба между состраданием и глупой нерешительностью, то именно в эту минуту.

- Потеряла дорогу? - повторил он, смотря на ребенка. - Я тоже теряю голову. Что делать?

- Там, - ответил он и неопределенно показал в сторону своего отеля.

- Не пойти ли нам лучше к вам? - спросила Полли.

- Действительно, - ответил он. - Я не знаю, что нам больше остается делать.

И вот они рука об руку пошли домой. Барбокс сравнивал себя со своей маленькой спутницей и чувствовал себя грубым, глупым гигантом. Она же, повидимому, поднялась в своем маленьком мнении вследствие того, что так хорошо вывела его из затруднения.

- Я думаю, мы пообедаем, когда придем туда? - спросила Полли.

- Д... да, я думаю.

- Вы любите обедать?

- Вообще, да.

- Я тоже люблю обедать, - сказала Полли. - У вас есть братья и сестры?

- Нет, а у тебя?

- Мои умерли.

- О, - произнес Барбокс-братья. Глупое чувство неловкости гнело его; он не мог придумать, что бы сказать еще для продолжения разговора; но девочка снова выручила его. Она ласково повернула свою ручку в его руке и сказала:

- Чем вы будете меня занимать после обеда?

- Не знаю, право, Полли, - вскрикнул Барбокс-братья с недоумением. - Я решительно ничего такого не могу придумать.

- Вот что я тогда скажу, - продолжала Полли. - У вас есть дома карты?

- Множество, - сказал Барбокс-братья хвастливо.

- Отлично. Тогда я настрою домиков, а вы будете смотреть на меня. Только, знаете, не дуть!

- О, нет, - проговорил Барбокс-братья. - Нет, нет, нет! Не буду дуть. Дуть не хорошо.

Он мысленно поздравил себя с тем, что это глупое чудовище придумало, наконец, отличную фразу; но Полли сейчас же заметила, что он трусливо пытается стать на её умственный уровень, и совершенно разрушила его хорошее мнение о себе самом, сказав сострадательно:

После этого грустного поражения Барбоксу почудилось, что телом он стал еще больше и тяжелее, а умом слабее. Барбокс себя назвал плохим остряком. Ни один гигант не шел так послушно за торжествующим, всепокоряющим маленьким героем, как он, попав в рабство к Полли.

- Знаете вы какие-нибудь истории?

- Нет, - со стыдом сознался он.

- Вы, вероятно, ужасный невежда... да? - сказала Полли.

- Да, - снова со стыдом ответил он.

- Хотите, я вас выучу рассказывать одну историю, только вам нужно будет ее хорошенько запомнить, чтобы вы потом могли рассказать ее кому-нибудь другому.

Барбокс ответил, что он будет крайне благодарен, если она выучить его сказке, что он постарается запомнить ее. После этого Полли снова повернула свою маленькую ручку в его руке, выражая этим удовольствие, и начала длинный рассказ. Каждый новый его эпизод начинался словами: "И вот" или "вот". Например: "Вот этот мальчик", или "Вот эта фея", или: "И вот этот пирог был в четыре ярда величиной и в два ярда с четвертью вышиной". Главный интерес романа заключался в том, что "эта волшебница" явилась наказать "этого мальчика за подлость". "И вот эта фея" сделала "этот пирог" и "этот мальчик" ел, ел, и ел, а его щеки все надувались, надувались и надувались. Было тут, конечно, много второстепенных обстоятельств, но главный интерес заключался в том, что пирог исчез, а мальчик лопнул. Барбокс-братья поистине представлял собою любопытное зрелище: его лицо было серьезно, он наклонялся, внимательно слушая Полли, его толкали жители хлопотливого города, но он боялся упустить из виду хотя бы одно из происшествий эпического повествования, чтобы на предстоящем экзамене его не нашли негодным. Так они добрались до отеля; Барбшс зашел в контору и сказал довольно трусливо: - Я нашел маленькую девочку.

Все повернулись посмотреть на нее; никто её не знал, никто не мог понять её имени, когда она сказала его, кроме одной горничной, заметившей:

- Она говорит "Константинополь".

Но Полли ответила, что её фамилия произносится не так.

- Я пообедаю с моим маленьким другом в отдельной комнате,--.заявил Барбокс-братья.

- Может быть, вы будете так добры и дадите знать в полицию о том, что хорошенькое дитя здесь? Я думаю, о ней скоро пришлют справиться, если уже не справлялись. Пойдем, Полли.

Полли вполне спокойно пошла за ним и только заметила, что всходить за лестницу очень трудно. Барбокс-братья поднял ее и понес на руках. Обед имел полный успех. Застенчивость, с которой Барбокс, по указаниям Полли, резал для нея мясо и поливал сок щедрой рукой, снова представляла чудную картину.

- А теперь, - сказала Полли, - пока мы еще сидим за столом, будьте так добры, разскажите мне ту историю, которой я учила вас.

Барбокс со страхом, точно ему предстоял государственный вкзамсн, и очень неуверенный не только в том, в какую эпоху появился пирог, а даже и в размерах его, начал очень робко; но его ободрили, что он начал очень хорошо. В описании надувавшихся щек мальчика и его аппетита не было достаточной глубины. Характеру феи он придал слишком большую мягкость. Тем не менее, для первой попытки доброго чудовища рассказывать сказки дело обошлось очень хорошо.

- Я сказала, чтобы вы были добры, - заметила Полли, - и вы добры, правда?

- Надеюсь, да, - ответил Барбокс-братья.

Он говорил так покорно, что Полли, сидевшая справа от него на платформе, сооруженной из диванных подушек, нагроможденных на стул, погладила его раза два сальной ложкой по лицу и даже милостиво поцеловала. Чтобы наградить его поцелуем, она встала на стул; он откачнулся и девочка упала за стол между посудой. Барбокс поспешил ей на помощь с криком: "Святые Ангелы! Ах, я думал мы горим, Полли!"

- Что вы за трус, - сказала Полли, сев на прежнее место.

- Да, я довольно нервен, - ответил он. - Ну, не надо Полли; не размахивай ложкой, Полли, или ты свалишься в сторону. Не поднимай ножек, когда ты смеешься, или ты упадешь через голову. Ах, Полли, Полли, Полли! - говорил близкий к отчаянию Барбокс-братья. - Каждую минуту может что-нибудь случиться.

Барбокс мог придумать только одно средство спасти ее от них, а именно: предложить ей после обеда сесть на низкую скамеечку.

- Я сяду, если вы тоже сядете, - сказала Полли.

Спокойствие ума важнее всего, и потому Барбокс попросил слугу отодвинуть обеденный стол в сторону, принести колоду карт, пару скамеечек и ширмы. Он усадил Полли подле камина, рядом с нею поставил скамеечку и для себя и подвинул ширмы, отгородив уголок подле камина, так что в комнате образовалась вторая уютная комнатка подле огня. Теперь Барбокс-братья представлял просто чудное зрелище: он сидел на скамеечке, а графин в пинту стоял подле него на ковре; он смотрел, как Полли искусно строила домики, и синел от усилия сдерживать дыхание, чтобы не сдуть возведенных ею зданий.

- Как вы таращите глаза! - заметила Полли, на время сняв домик.

Пойманный на этом ужасном факте, Барбокс сказал, извиняясь:

- Боюсь, что я действительно очень в упор смотрел на тебя, Полли.

- Почему смотрел? - спросила Полли.

- Не могу, - прошептал он про себя, - вспомнить почему. Не знаю, Полли.

- Вы, вероятно, простак, так как делаете вещи, сами не зная почему? - сказала Полли.

Несмотря на этот упрек, он снова внимательно посмотрел на девочку, когда она наклонилась над своей карточной постройкой, и кудри упали ей на глаза.

"Невозможно, - подумал он, - чтобы раньше я не видел этой хорошенькой девочки. Может быть, я видел ее во сне? В печальном сне?"

Он не мог решить этого вопроса. Барбокс продолжал служить Полли подмастерьем и они строили дома в три, четыре, даже в пять этажей.

- Кто сейчас придет, угадайте? - спросила Полли, потирая глазки после чаю.

- Слуга? - попробовал отгадать Барбокс.

- Нет, - ответила Полли. - Песочный человек. Мне хочется спать.

Новое смущение Барбокса!

- Вряд-ли сегодня вечером придут за мной, - проговорила Полли. - Как вы думаете?

- Вряд ли, - согласился Барбокс. Прошло еще четверть часа, и теперь песочный человек не только грозил придти, он действительно пришел. Барбокс обратился к помощи константинопольской горничной. Она решила, что девочка должна спать в удобной и здоровой комнате, в которой спит и она сама.

- И вы позаботитесь о ней, не правда ли? - сказал Барбокс-братья в припадке нового страха. - Вы позаботитесь, чтобы она не свалилась с постели?

- Ах, какой вы трус, правда! - говорила Полли. - Вы падаете с постели?

- Обыкновенно нет, Полли.

- Я тоже нет.

После этого Полли раза, два поощрительно погладила его, потом взяла за руку горничную и ушла с нею, болтая без всякого признака безпокойства. Барбокс взглянул ей вслед, отодвинул ширмы, поставил стол на место и снова посмотрел ей вслед.

С полчаса он ходил взад и вперед по комнате.

- Полли очаровательное созданьице, но это еще не то. У нея всепобеждающий голосок, но не в том дело. Это, конечно, много значит, но есть еще что-то! Почему мне может казаться, что я знаю это дитя? Что она смутно напомнила мне, когда я почувствовал на улице прикосновение её руки и, опустив глаза, встретил её взгляд?

- Мистер Джаксон!

Он вздрогнул, повернулся и увидал ответ на свои вопросы. Ответ этот стоял у двери.

- О, мистер Джаксон, не относитесь ко мне сурово! Ободрите меня одним словом, умоляю вас.

- Вы мать Полли?

- Да.

Да, со временем и Полли могла сделаться такой же. По увядшим лепесткам розы вы видите, чем она была когда-то; на зимних ветвях вы можете представить себе зелень летняго леса; так, вероятно, через много лет можно было бы найти следы наружности Полли в лице и в фигуре замученной заботами седой женщины, вроде той, которая стояла перед ним. Барбоксь смотрел на золу и пепел костра, некогда горевшого ярким, светлым пламенем. Перед ним стояла когда-то любимая им женщина, женщина, которую он потерял. Он так ясно представлял ее себе, так отчетливо помнил её образ, несмотря на пролетевшее время, что при виде того, как ужасно изменилась она, его душа переполнилась удивлением и жалостью. Он подвел ее к стулу, а самь остался стоя, прислонившись к углу камина.

- Вы увидели меня на улице и показали вашей дочери? - спросил он.

- Да.

- Значит, это маленькое созданьице тоже участвовало в обмане?

- Нет, обмана не было. Я сказала Полли: "Мы сбились с дороги. Я постараюсь сама отыскать ее, а ты подойди к этому джентльмену и скажи ему, что ты заблудилась. За тобой придут". Может быть, вы не подумали о том, как она еще мала.

- Она очень самоуверенна.

- Может быть, потому что ребенок?

Барбокс помолчал немного, потом спросил:

- Зачем вы это сделали?

- О, мистер Джаксон, не спрашивайте об этом! Я надеялась, что в моем невинном ребенке вы увидите что-нибудь, что смягчит ваше сердце относительно меня, и не только относительно меня, но и относительно моего мужа.

Барбокс внезапно повернулся и отошел на противоположный конец комнаты, потом медленно вернулся и стал в прежнюю позу, сказав: - Я думал, что вы эмигрировали в Америку.

- Вы живете в этом городе?

- Да; я даю уроки музыки, мой муж служит бухгалтером.

- Простите мне мой вопрос: - вы бедны?

- Мы зарабатываем достаточно для наших потребностей. Не в том наше несчастие. Мой муж очень, очень болен хронически. Он никогда не поправится...

- Вам трудно говорить. Если вам нужно слово ободрения, я вам скажу его. Я не могу забыть былого, Беатриса!

- Благослови вас, Боже, - сказала она, залилась слезами и протянула ему дрожащую руку.

- Не плачьте; я не могу быть спокойным, если вы будете волноваться; ваши слезы приводят меня в невыразимое отчаяние. Говорите откровенно, доверьтесь мне.

Она закрыла лицо вуалью и вскоре заговорила спокойнее. Её голос походил немного на голос Полли.

- Нельзя сказать, чтобы ум моего мужа совершенно пошатнулся от его физических страданий, уверяю вас, нет. Но вследствие слабости и сознания того, что он неизлечимо болен, он не может выйти из под власти одной подавляющей идеи. Она грызет его, отравляет горечью каждую минуту его тяжелой жизни и, конечно, сократит его дни.

Беатрисса замолкла. Барбокс снова повторил:

- Говорите откровенно. Доверьтесь мне.

- До рождения этой прелестной малютки у нас было пятеро детей и все они теперь спят в могилках. Ему представляется, что они увяли от тяжести проклятия, что проклятие унесет от нас и этого ребенка, как всех остальных.

- Чье проклятие?

- Мы с ним оба чувствуем, что подвергли вас тяжелому испытанию, и я знаю, что если бы я была так же больна, как он, то, вероятно, мой ум страдал бы так же, как страдает его. Его постоянно гнетет одна и та же мысль: "Мне кажется, Беатрисса, мистер Джаксон видел во мне сьоего единственного друга, хотя я и был гораздо моложе его. Он приобретал все больше влияния, становился все выше, а я попрежнему пользовался его доверием. Я стал между ним и тобою и отнял тебя от него. Мы оба скрывались от него; удар упал на него совершенно неожиданно. Страдания этого сдержанного человека, вероятно, были ужасны, его гнев неумолим. И вот на наши маленькие прелестные цветочки пало его проклятие и они увяли".

- А вы, Беатриса, - спросил Барбокс, помолчав, - что вы думаете об этом?

- До последних недель я боялась вас и думала, что вы никогда, никогда не простите нас.

- А за последния подели вы переменили обо мне мнение?

- Да

- Почему?

- Раз я зашла в музыкальный магазин за несколькими пьесами, вдруг, к моему ужасу, вы тоже вошли в лавку. Я стояла в темном углу и еще опустила на лицо вуаль; вы попросили показать вам инструмент для девушки, прикованной к кровати. Ваш голос звучал мягко, в каждом движении проглядывала нежность. Вас очень интересовал выбор инструмента и, купив его, вы взяли эту вещицу заботливо и осторожно. Я решила, что у вас нежное сердце. О, мистер Джаксон, мистер Джаксон, если бы вы почувствовали, каким освежающим дождем слез залилась я тогда!

Играла Фебе в эту минуту там, далеко, лежа на своей кровати? Ему чудилось, что он слышит ее.

и ходить на станцию как можно чаще, приблизительно в эти же часы, надеясь снова увидеть вас. Я очень часто, бывала на вокзале, но не встречала вас до сегодняшняго дня. Вы шли по улице, призадумавшись о чем-то; спокойное выражение вашего лица ободрило меня, я решилась послать Полли к вам. Когда я заметила, что вы наклонились к ней, ласково заговорили с моей девочкой, я стала молить Господа, чтобы Он простил меня за то, что я принесла вам столько горя. Простите меня и моего мужа. Я была очень молода в то время, он тоже. А в молодости люди не понимают, как заставляют страдать других, прошедших более суровую жизненную школу. Вы великодушны, вы добры! Вы утешаете меня тем, что не говорите о моем преступлении относительно вас!

Он действительно поднял ее с колен и утешал ее, как может утешать добрый отец свою заблуждающуюся дочь.

- Благодарю вас, благословляю, благодарю.

Барбокс отдернул занавеску от окна и несколько времени смотрел на улицу. Потом спросил: - Полли спит?

- Да, когда я входила, то видела, что она шла наверх; я оама уложила ее в постельку.

- Оставьте мне Полли на завтрашний день; напишите ваш адрес на листочке из моей записной книжки. Вечером я привезу ее обратно к вам и к её отцу.

* * *

- Эй! - крикнула Полли, высунув на следующее утро свое милое сияющее личико в дверь, когда был готов завтрак. - Я думала, за мной приходили вчера вечером.

- Да, Полли, только я попросил позволения оставить тебя здесь на сегодняшний день и вечером отвести домой.

- Вот-то! - сказала Полли. - Вы очень холодны, правда?

Тем не менее, повидимому, Полли нашла его мысль очень хорошей и прибавила:

- Мне кажется, я должна вас поцеловать, хотя вы и холодный человек.

Они обменялись поцелуями и сели завтракать. Оба были очень разговорчивы.

- Конечно, вы будете занимать меня, - заметила Полли.

- О, конечно, - сказал Барбокс-братья.

Полли предвкушала будущее удовольствие; она даже опустила на стол кусочек жареного хлеба, скрестила пухлые ножки и вложила правую толстую руку в левую, деловито хлопнув в ладони. Полли превратилась в массу ямочек, она очень ласково спросила: . - Что же мы будем делать, милый старинушка?

- Я об этом-то и думал, - ответил Барбокс-братья. - Скажи, ты любишь лошадей, Полли?

- Люблю пони, - сказала Полли, - особенно когда у них длинные хвосты. Но лошадей н-н-нет - оне слишком велики, знаете.

- Хорошо, - продолжал Барбокс-братья таинственным тоном, как нельзя более подходившим к важности совещания. - Вчера, Полли, я видел на стене картинку; на ней были два пони с длинными хвостами и все в пятнышках.

- Нет, нет, нет, - крикнула Полли с жарким желанием остановиться на этих очаровательных подробностях, - не в пятнышках!

- В пятнышках. Эти пони прыгали в кольца.

- Нет, нет, нет! - опять закричала Полли. - Пони не прыгают в обручи.

- Пони в юбочках едят пироги! - повторила Полли. - Какие вещи вы выдумываете!

- Честное слово, и стреляют из ружей.

Полли едва казалось возможным, чтобы пони могли стрелять.

- Вот я и подумал, - продолжал усердный Барбокс, - не пойти ли мне и тебе в цирк, где показываются эти пони, это принесло бы пользу нашему душевному настроению.

- Это значит, нам было бы весело? - спросила Полли. - Какие длинные слова вы говорите!

Барбокс извинился за то, что перешел известную границу, и сказал:

- Да, это значить веселиться, и очень. Там есть еще много чудес, кроме вони. Мы увидим дам и мужчин в платьях, усеянных блестками, слонов, львов и тигров.

Полли стала внимательно смотреть на чайник; её носик поднялся вверх; это показывало, что её ум не вполне спокоен.

- Ведь они никогда не выскакивают? - произнесла она, будто и не сомневаясь в непреложности этой истины.

- Слоны, львы и тигры? О, нет, дорогая!

- О, нет, - повторила Полли. - И, конечно, никто не боится, что пони застрелят кого-нибудь?

- Ничуть.

- Нет, нет, ничуть, - повторила Полли.

- Еще вот о чем я думал, - продолжал Барбокс, - не пойти ли мне в игрушечную лавку, чтобы выбрать куклу?

- Не одетую, - вскрикнула Полли и взмахнула ручками. - Нет, нет, нет, не одетую!

- Вполне одетую. Не купить ли домик и все, что необходимо для хозяйства?

Полли слабо вскрикнула; казалось, она готова была упасть в обморок от блаженства.

- Что вы за милочка! - произнесла она томно и откинулась на спинку своего стула. - Подите сюда, чтобы я могла обнять вас, а не то я приду к вам и обниму вас.

Восхитительная программа была приведена в исполнение по всем правилам искусства. Важнее всего было купить куклу (иначе эта особа не увидала бы пони), и потому прежде всего была совершена экспедиция в игрушечную лавку. Полли стояла в волшебном складе, держа по кукле ростом с себя под каждой рукой; около двадцати куколок красовались перед ней на конторке: нерешительность, выражавшаяся на её личике, очевидно, мешала её полному счастью. Однако, легкое облачко разсеялось. Переменив много кукол, Полли, наконец, остановилась на прелестной особе черкесского происхождения, обладавшей красотою настолько энергичной, насколько это могло согласоваться с крайне незначительной величиной рта. На черкешенке был надет небесно-голубой шелковый кафтан, розовые атласные шаровары и черная бархатная шапочка; казалось, красивая иностранка скопировала свой костюм с портретов покойной герцогини кентской. Прелестную черкешенку, явившуюся из жарких стран, звали мисс Меллука (согласно авторитету Полли). Достоинство её прекрасных хозяйственных вещей, явившихся из сундуков Барбокса, доказывалось тем, что серебряные чайные ложечки мисс Меллуки были величиной с её кухонную кочергу, а часы объемом превосходили сковороду.

Мисс Меллука грациозно выразила полное одобрение цирку, также как и Полли. Пони действительно были в пятнышках и, стреляя, никого не убили. Свирепость зверей оказалась паром, да и действительно пар шел у них из ноздрей. В то время, как все это происходило, фигура Барбокса снова представляла собою чудное зрелище; не менее был он хорош за столом, когда пил за мисс Меллуку, крепко привязанную к стулу против Полли (у прелестной черкешенки была негнущаяся спина); он даже заставлял слугу с надлежащим декорумом выполнять свою идею. В заключение пришлось с приятным безпокойством посадить в колясочку мисс Меллуку со всем её роскошным приданым, а также Полли и отвезти их домой.

Какую шелестевшую бумагу вынул он из своего кармана и спрятал в складках платья Полли, не следует упоминать.

Он ничего не сказал, значит не зачем об этом и говорить. Они въехали в скромное предместье промышленного большого города и остановились у первого двора маленького дома.

- Не разбудите девочку, - сказал Барбокс кучеру. - Я внесу ее, как она есть.

Увидя свет в двери, открытой матерью Полли, Барбокс с девочкой на руках вошел в комнату нижняго этажа. На диване лежал больной человек, страшно изнуренный; худыми, тонкими руками он закрыл себе лицо.

Больной протянул свою правую руку, наклонил голову и поцеловал руку, которая сжала его пальцы.

- Благодарю вас, благодарю вас. Я могу сказать, что здоров и весел.

- Вот это славно, - произнес Барбокс. - Трэшам, у меня есть одна фантазия! Вы позволите мне сесть рядом с вами?

Он сел на диван рядом с больным и, говоря, ласкал полную, точно персик, щечку, лежавшую на его плече.

от меня?

Отец протянул руки за ребенком, и бывшие друзья серьезно посмотрели друг на друга.

- Она очень дорога вам, Трэшам?

- Невыразимо!

- Благослови ее, Боже! Это благословение, - сказал Барбокс и взглянул на кроткое личико девочки, - это благословение немного значит, Полли, потому что его призывает слепой и грешный человек на существо гораздо лучше, нежели он, на маленького ребенка, но значило бы много (и это пало бы камнем на его жестокую голову и на его виновную душу), если бы он мог быть настолько зол, чтобы призвать проклятие на тебя! Тогда ему было бы лучше, чтобы ему привязали на шею жернов и бросили в глубину моря. Живи и рости, прелестная малютка (тут он поцеловал ее). Живи и рости, и со временем сделайся матерью других маленьких детей, похожих на ангелов, которые видят лицо Отца Небесного.

Барбокс не уехал в Уэльс, да так никогда и не побывал там. Он пошел бродить по городу и смотрел на людей, занятых работой или удовольствиями, наблюдая за ними повсюду, где их встречал. Он принял новую фирму Барбокс-братья и К° и привлек тысячу компаньонов в прежде одинокую фирму

Наконец, он вернулся в комнату отеля и остановился перед огнем, подкрепив силы стаканом горячого напитка, который он поставил на каминный столик. Городские часы пробили. Он взглянул на свои часы и увидал, что уже наступила полночь. Барбокс спрятал часы и его глаза встретили взгляд своего отражения в каминном зеркале.

- Как, уже и наступил день моего рождения! - сказал он, улыбаясь. - У вас прекрасный вид, сэр, желаю вам прожить много счастливых дней, - проговорил он.

Он никогда не обращал к себе такого желания.

истории. Поеду-ка я назад вместо того, чтобы ехать вперед. Сяду на десятый обратный поезд моего друга "Лампы".

Он поехал назад на разъезд Мегби и поселился там. Это место могло помочь ему развлекать Фебе. Это место благоприятствовало тому, чтобы Беатриса учила музыке Фебе, это место давало Барбоксу возможность иногда, при случае, брать Полли взаймы у её родителей. Это место соединяло Барбокса со многими приятными местами и личностями. Барбокс поселился на Мегби; его дом стоял на высоте и Полли могла без непочтения сказать:

-----

Далее следует сущность того, что было замечено, услышано или иным образом найдено господином "Никуда" во время его прилежного изучения станции.