Лавка древностей.
Том второй.
Глава VI.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Лавка древностей. Том второй. Глава VI. (старая орфография)

VI.

Она скоро оправилась и, стараясь поддерживать себя мыслью, что спасение её дедушки от грозившого ему безчестия зависить только от твердости её характера, и что никто в мире не поможет ей ни словом, ни делом, повела его дальше и уж больше не оборачивалась назад.

В то время, как пристыженный, побежденный старик готов был преклоняться перед ребенком, как перед каким-то высшим существом, в сердце девочки зарождалось новое чувство, возвышавшее ее, возбуждавшее в ней энергию и доверие к овоим силам. Теперь вся тягость жизни, вся ответственность за них обоих ложилась на нее одну, за обоих должна она с этих пор и думать, и действовать.

"Я спасла его от срама: пусть же мысль об этом поддерживает меня в самые тяжелые минуты жизни", думала она.

Будь это в другое время, ее нестерпимо мучила бы мысль о том, что они, как неблагодарные изменники, убежали от женщины, оказавшей им такое сердечное участие, и что она больше не увидит двух сестер. Теперь же, когда им приходилось снова начинать бродяжническую жизнь с её лишениями и непредвиденными заботами, ей некогда было думать о прошлом: отчаянное положение, в котором они находились, возбуждало её энергию и укрепляло её дух.

Это нежное, бледное личико, казавшееся еще бледнее при лунном свет - оно дышало прелестью молодости, хотя и носило на себе следы преждевременных забот - эти неестественно-блестящие глаза, умненькая головка, энергично-сжатые губки, эта стройная, хрупкая фигурка с такой мужественной осанкой. говорили сами за себя. Но кому?.. Разве ветерку, который, прошуршав мимо и заглянув девочке в лицо, полетит к изголовью какой нибудь сладко-дремлющей маменьки и навеет на нее грустный сон, нашептывая ей рассказы о судьбе безприютного ребенка, которому и расцвесть-то не придется как следует и отдохнуть приведется лишь в последнем, непробудном сне.

Ночь быстро летела. Вот уже луна стала спускаться к горизонту; побледнели, потускнели звезды; приближалось утро, такое же холодное, как эти меркнувшия светила. Из-за дальняго холма величественно выглянуло солнце, разгоняя пред собою окутывавший землю туман, который бежал от него как привидение, с тем, чтобы к ночи снова собраться над землей. Когда солнце поднялось высоко и воздух нагрелся его живительными лучами, наши странники спустились к речке и легли отдохнуть у самой воды.

Старик уже спал, а Нелли все еще крепко держала его за руку и не сводила с него глаз. Но усталость победила и ее: она опустила дедушкину руку, опять схватилась за нее, но, выпустив ее вторично, заснула рядом с ним.

Ее разбудил какой-то неясный говор - не то, в самом деле, кто-то говорил около них, не то она видела это во сне. Открыв в просоньи глаза, она сразу встрепенулась. Перед ними стоял какой-то человек, чрезвычайно неуклюжий и грубый с виду, а его два товарища смотрели на них с длинной лодки, нагруженной до верху, причалившей к самому берегу. Лодка была без паруса и без весел: ее тащили по берегу две лошади, отдыхавшия теперь на дорожке; бичева, к которой оне были припряжены, свободно болталась в воде.

- Эй, вы! что вы тут делаете? грубо окликнул их бурлак.

- Мы, сударь, целехонькую ночь проходили пешком, а утром легли здесь отдохнуть, отвечала Нелли.

- Странная выбралась парочка для ночных путешествий, заметил бурлак; - один слишком для этого стар, другая черезчур молода. Куда же вы отправляетесь?

Нелли смутилась и указала пальцем наудачу, на запад, и тем вызвала новый вопрос: не в тот ли, мол, город?

- Да, туда, отвечала Нелли, желая отделаться от них.

- A откуда вы идете?

На этот вопрос ответить было легче, и Нелли, не затрудняясь, назвала деревеньку, где жил приютивший их школьный учитель, надеясь, что они его не знают и что разговор их на этом прекратится,

- A я думал, что вас избили и ограбили по дороге. Впрочем, до свидания.

Нелли пожелала ему доброго пути и вздохнула свободнее, когда он сел на одну из лошадей и поехал дальше по берегу, а за ним потянулась и лодка. Однако, она недалеко отплыла и остановилась: бурлаки начали делать Нелли знаки, чтобы она подошла.

- Вы меня, кажется, звали? спросила она, подбегая.

- Мы едем туда же, куда и вы идете. Если хотите, мы вас подвезем, сказал один из сидевших в лодке.

Девочка с минуту колебалась, но, вспомнив о подозрительных личностях, вовлекавших её дедушку в преступление, и сообразив, что если они будут продолжать путешествие пешком, те, не желая отказаться от лакомой добычи, пожалуй, нагонят их и вырвут дедушку из-под её влияния, тогда как если они поедуть в лодке, их и следа не найдут, - она согласилась на предложение бурлаков. Те снова причалили к берегу, и не успела Нелли опомниться, как уже сидела с дедушкой в лодке, и они поплыли вниз по течению.

Солнце весело сверкало на поверхности воды. Местами берега были окаймлены труппами тенистых деревьев, местами же перед глазами наших путников открывались обширные равнины с быстрыми потоками, лесистыми холмами, возделанными полями и фермами, утопающими в зелени. Иногда из-за деревьев выглядывали соломенные кровли, шпили деревенских колоколен; не раз вдали виднелся город с высокими церквами, фабриками и заводами, возвышавшимися среди копоти и дыма над безчисленными человеческими жилищами. Они долго могли им любоваться, так как лодка медленно подвигалась вперед. Река протекала по низменной, открытой местности. Кроме тех отдаленных городов, о которых мы только что упоминали, да нескольких крестьян, работавших в поле, да двух-трех случайных зевак на мосту, под которым им приходилось ползти, они не встречали ровно ничего, что могло бы хоть сколько нибудь оживить их однообразное плавание.

её крайнему огорчению, что они не раньше, как на следующий день, будут на месте. Если, мол, у нея нет с собой провизии, пусть она запасется ею на пристани. У нея оставалось очень мало денег, да и те надо было беречь, так как они ехали в совершенно незнакомое место, где им не к кому будет обратиться за помощью. Она купила маленький хлебец и кусочек сыру, опять села в лодку и через полчаса - эти полчаса бурлаки провели в трактире - они двинулись дальше.

Недовольствуясь попойкой на суше, бурлаки взяли с собой водки и пива и так перепились, что вскоре же начали ссориться друг с другом. Поэтому Нелли отказывалась идти в грязную, вонючую каюту, куда они настойчиво приглашали ее с дедушкой, и сидела все время на палубе рядом с стариком. Сердце у нея тревожно билось, когда она прислушивалась к пьяным крикам, раздававшимся из каюты. Она уже сожалела, что они не остались на берегу, хотя в таком случае им пришлось бы всю ночь пропутешествовать пешком. Да и грубый же народ эти бурлаки! Как они шумели, кричали, бранились между собой! Впрочем, надо отдать им справедливость: не смотря на всю свою грубость, они довольно вежливо обращались со своими пассажирами. Так, например, когда у одного из них завязался спор с рулевым о том, кто первый дал мысль предложить Нелли пиво, и спор сейчас же перешел в драку, никто из них не вздумал вымещать свою злобу на девочке - они только с большим ожесточением тузили друг друга, куда попало, и ругались напропалую. К счастию для ребенка, они употребляли совершенно незнакомые ей выражения. Ссора кончилась тем, что один из драчунов спустил своего соперника головой вниз по лестнице и преспокойно сам пошел управлять рулем, а пострадавший рулевой, здоровенный детина, привыкший к легко одета, но она забывала о себе и о своих страданиях. Она напрягала все свои умственные способности, чтобы придумать какой нибудь исход, найти какие нибудь средства для их существования. И теперь, как и в предыдущую ночь, ее поддерживала и ободряла мысль о том, что дедушка тут, около нея, и что ему не удалось совершить преступление, задуманное в порыве безумия. Эта было для нея большим утешением.

В её воображении толпились картины и сцены из её, хотя и короткой, но полной приключений жизни! То ей вспоминались пустые, ничего не значащия происшествия, совсем было ускользнувшия из памяти; то ей представлялись лица, когда-то случайно виденные и тоже совершенно забытые, слышались слова, на которые она в свое время не обращала никакого внимания; как-то перепутывались и смешивались эпизоды, происходившие год тому назад, с теми, что случились накануне; вдали, в темноте, отчетливо вырисовывались какие-то будто знакомые места, которые оказывались совсем не теми, совершенно ей чуждыми, когда они к ним приближались; в голове странная путаница, так что повременам она не понимала, где они, куда едут и какие люди их окружают. Иной раз она вдруг вздрагивала и поворачивала голову, собираясь отвечать на какие-то вопросы и замечания, звучавшия у нея в ушах. Словом сказать, ее осаждали галлюцинации, знакомые каждому человеку, истомленному безсонными ночами и безостановочным скитанием.

Подняв случайно глаза, она увидела, что перед ней стоит один из бурлаков, у которого опьянение только что перешло из меланхолического периода в буйный. Он вынул изо рта короткую трубку, покрытую для прочности веревочной плетенкой, и стал просить ее спеть песенку.

- У вас славный голос, хорошенькие глазки и отличная память, говорил он; - первое и второе налицо, в чем каждый может убедиться, а про память я знаю, это мое собственное мнение, а я никогда не ошибаюсь. Спойте-же сию минуту.

- Право, сударь, я не знаю никакой песни, отговаривалась Нелли.

Боясь своим отказом раздражит пьяного человека, бедная Нелли спела ему песенку, выученную ею в детстве. Эта песенка так понравилась бурлаку, что, по окончании её, он, тем же решительным тоном, требовал, чтобы она спела другую и пришел в такой восторг, что стал подтягивать, не попадая ни в тон, ни в такт, но за то очень громко и с замечательной энергией. Этот вокальный концерт разбудил и его товарища. Нетвердыми шагами прошел он по палубе и, подойдя к сопернику, протянул ему руку, уверяя клятвою, что для него нет большого наслаждения в жизни, как пение. И после третьей просьбы, высказанной еще более повелительным тоном, Нелли должна была согласиться петь. В этот раз ей подтягивали не только два бурлака, находившиеся на палубе, но и тот, что ехал верхом: он не имел возможности принимать непосредственное участие в забавах товарищей и поэтому только орал, когда те орали, оглашая воздух своим громовым голосом. Таким-то образом, не переставая петь одну песню за другой и часто повторяя одне и ти же песни, измученная, изнемогавшая от усталости девочка достигла того, что грубые, пьяные бурлаки всю ночь провели мирно и в добром расположении духа, и не один из прибрежных обывателей, разбуженный в эту ночь пьяным хором, гремевшим на реке, прятал голову под одеяло, дрожа от страха.

от непогоды. Дождь все усиливался и наконец полил как из ведра. Тучи обложили все небо и нельзя было разсчитывать, чтобы оно прояснилось во весь день.

A они, между тем, заметно приближались к месту своего назначения. Вода в реке уже становилась гуще и грязнее; часто навстречу им шли такия же нагруженные баржи, как и их, а дорожки, усыпанные каменноугольным пеплом, и лачуги, из красного, бросающагося в глаза кирпича, говорили о близости большого мануфактурного города. Вот уж они огибают его предместъе с узкими, кривыми улицами и неправильно разбросанными домами; с многочисленными фабриками, внутри которых пыхтят машины, потрясая здание чуть не до самого фундамента, стучате молоты, выбивая железо. Высокия трубы безостановочно изрыгают черную копоть, которая так и висит густой тучей над человеческим жильем, затемняя собою дневной свет и наполняя воздух удушливым газом. По мере того, как они подходят к гавани, улицы становятся все люднее и люднее, шум, крик увеличивается и, наконец, все сливается в один неясный гул, в котором ровно ничего нельзя разобрать.

пристани и бурлаки тотчас же принимаются за работу. Напрасно прождав несколько минут, - она хотела поблагодарить лодочников за их гостеприимство и спросить их, в какую сторону им надо идти, - Нелли с дедушкой вышла на пристань и, пройдя каким-то грязным переулком, очутилась на людной, шумной улице. Вот они стоять под проливным дождем, совершенно одинокие среди этого адского шума и суеты, словно пришельцы с того света, лет 1000 назад похороненные и каким-то чудом попавшие в совершенно чуждую им среду, и не знають, что предпринять, куда направить свои шаги.