Скряга Скрудж.
Пятая строфа

Пятая строфа

Действительно - это был занавесный столбик. Да. И столбик над собственной постелью Скруджа, и даже в собственной спальне Скруджа. Перед ним был целый день - оправиться и переменить образ жизни.

- Буду жить в прошлом и в настоящем... - повторил Скрудж, соскакивая с постели. - Врезались мне в память три духовные урока. О, Джэкоб Мэрлей! Да святится праздник Рождества Христова.

- Не сняты они, не сняты! - продолжал Скрудж, обнимая с рыданием постельные занавески. И кольца целы... И всё, что я видел, - греза!... Он мял и переминал платье, сам не понимая - что делает.

- Боже мой! - говорил он, схватив в обе руки чулки и становясь с ними в позу Лаокоона, оплетенного змеями. - Господи! я легче пуха, счастливее бесплотного духа, веселее школьника, пьянее вина!... С праздником! Всех имею честь поздравить с праздником!... Эй! кто там! Ау!... Го-го-го!...

Одним прыжком перескочил он из спальни в гостиную и остановился в ней, запыхавшись.

- Вот и кастрюлька с кашицей! - кричал он. - Вот и дверь, сквозь нее же проник призрак Мэрлея! Вот и уголок, где сидел нынешний Сочельник! Вот и окошко, откуда я следил за грешными душами: всё на месте, всё в порядке... Ха-ха-ха-ха!

И это было так... Для человека, не смеявшегося столько лет, этот смех был торжественно великолепен, был родоначальником нескончаемых покатов со? смеха.

- Не знаю я - какое у нас сегодня число? - продолжал Скрудж. - Не знаю - сколько времени провел я между духов. Ничего не знаю: я просто ребенок... И как бы мне хотелось быть маленьким ребенком... Эй, гэй, гой, гэй!...

Его восторг был умерен церковными колоколами, перезванивавшими во все тяжкие:

"Дини-дини дон-бум, бум! Динь динь дон, бум, бум, бум! Дон, динь-дон, бум"!

- Отлично! Отлично! - покрикивал Скрудж; подбежал к окошку и глянул на улицу. Не было ни изморози, ни тумана: был ясный, свежий денек, один из тех, что веселят и укрепляют, и гонят кровь по жилам в "плясовую". Золотое солнце; голубое небо; колокольный трезвон... Отлично! Отлично!...

- Какой сегодня день? - крикнул Скрудж из окошка какому-то вероятно на него же заглядевшемуся мальчишке.

- Что? - спросил изумленный мальчик.

- Какой сегодня день, голубчик? - повторил Скрудж.

- Сегодня? - еще раз спросил мальчик. - Да сегодня - Рождество.

- Рождество! - подумал Скрудж. - Стало быть, я его не потерял. Духи устроили всё в одну ночь. Они всё могут сделать - кто же в этом сомневается? - всё могут...

- Эй-эй, любезный?

- Ну, что? - ответил мальчик.

- Знаешь ты мясную лавку на углу второй улицы?

- Конечно.

- Умный ребенок! - заметил про себя Скрудж. - Ребенок замечательный... Не знаешь ли ты: продана, или нет, индейка - не маленькая, а которая побольше?

- А! Это такая, что с меня будет?

- Не продана еще.

- В самом деле?.. - пойди же - купи.

- Шутник! - ответил мальчик.

- Нет, - сказал Скрудж: - я говорю не шутя. Купи и скажи, чтобы принесли ко мне. Я дам адрес - куда ее отнести. Захвати с собою какого-нибудь мальчика из лавки, и вот - тебе шиллинг. "Если ты через пять минут вернешься с покупкою, я тебе дам еще".

Мальчишка полетел необгонной стрелой.

- Я эту индейку пошлю к Бобу Крэтчиту, - шептал Скрудж, потирая руки и смеясь: - он и не узнает - от кого? Она вдвое толще Тини-Тима... я уверен, что Боб поймет эту шутку...

Он написал адрес несколько дрожавшею рукой, и сошёл вниз, на встречу приказчика из мясной лавки. Ему бросился в глаза дверной молоток.

- Всю мою жизнь буду я любить тебя! - сказал Скрудж, погладив молоток. - И до сих пор я не замечал его!... А какое честное выражение во всей его физиономии... Ох ты мой добрый, мой изящный молоток! А вот и индейка!... Эдакая-то вы! Эге-ге-ге-ге! "С праздником имеем честь поздравить"!..

И точно - была себе индейка!...

Не верю я, чтобы это пернатое держалось когда-либо на ногах, они подломились бы под ним, как сургучные палочки. "Да ведь вот что: вам не снести ее в Кэмден-Тоун, сказал Скрудж: надо взять кэб" [Кэб - нечто вроде кабриолета, т. е. двухколесной таратайки, или тележки.].

Всё это было проговорено со смехом; со смехом же, с веселым смехом, расплатился Скрудж и за индейку и за кэб, со смехом дал деньги мальчику, и, задыхаясь, и смеючись до слез, упал в свое кресло.

Потом он выбрился, оделся в лучшее свое платье, и вышел прогуляться по улицам. На улицах была густая толпа; Скрудж глядел на всех самодовольно, заложил руки за спину, так самодовольно, что трое-четверо прохожих зевак не удержались и приветствовали его словами: "здравствуйте, господин! С праздником имеем честь поздравить"!

Не успел он пройти несколько шагов, как навстречу ему попался тот изящный джентльмен, что накануне приходил к нему в контору с вопросом: "Скрудж и Мэрлей кажется"? Скрудж смутился было; но тотчас же оправился и сказал, взяв почтенного джентльмена за обе руки:

- Как вы поживаете, сэр? Надеюсь, что вчера, к чести вашей, выдался денек? С праздником позвольте вас поздравить, сэр!

- Мистер Скрудж?

- Да. Боюсь, что это прозвище не совсем для вас приятно? Позвольте мне извиниться: не будете ли вы так добры, что... (Скрудж сказал почтенному джентльмену несколько слов на ухо.)

- Господи! неужели? - спросил, задыхаясь джентльмен. Любезный мой мистер Скрудж, вы говорите не шутя?

- Безо всяких шуток! - отвечал Скрудж. - Я уплачиваю старый долг, если милость ваша будет - принять?...

- Милостивый государь! - перебил Скруджа собеседник, дружески тряся его за руку: я не знаю - как и хвалить такое великое...

- Ради Бога, ни слова более! - остановил его Скрудж. - Заходите ко мне... ведь вы зайдете, не правда ли?

- О! безо всякого сомнения! - вскрикнул убедительно старый господин.

- Благодарю, - сказал Скрудж. - Я вам бесконечно обязан, и тысячу раз приношу мою благодарность. "Прощайте". Зашел он в церковь; пробежал по улицам; раздал мальчикам несколько легких щелчков по головам; изумился приятности своей прогулки, а пополудни направил стопы к дому племянника.

Раз двенадцать прошел он мимо знакомой двери, и не решался войти. Наконец осмелился и постучался.

- Дома хозяин, голубушка? - спросил Скрудж у служанки: - какая же ты хорошенькая, ей Богу!...

- Где же, милашка?

- В столовой, сэр, с мистрисс... Если позволите, я вас провожу.

- Спасибо: он меня знает, - ответил Скрудж, налегая на ручку замка. - Я и сам войду.

Приотворил дверь и просунул в нее голову.

Юная чета осматривала накрытый по-праздничному стол...

- Фред! - произнес Скрудж.

- Господи мой боже! - как вздрогнула нареченная его племянница! Скрудж и позабыл, как она сидела в кресле, положив ноги на табурет: иначе он не осмелился бы войти так нечаянно.

- Господи! - вскрикнуль Фред: - да кто же это там?

- Я, я, твой дядя Скрудж... Обедать пришел... можно войти?

Вот был вопрос! Фред чуть-чуть ему руки не вывихнул, втаскивая его в столовую. Через пять минут Скрудж был как дома. Ничего не могло быть радушнее приема его племянника и племянницы. Точно также поступили, когда прибыли и Топпер, и полненькая сестрица, и все прочие гости. Какое, удивительное общество, какая удивительная игра в фанты, какое у-ди-ви-тель-ное веселие.

Так ему и удалось! Часы прозвонили девять - Боба нет; девять с четвертью - всё нет Боба. Боб опоздал восемнадцать минут с половиною. Скрудж сидел в растворенной двери, чтобы лучше видеть, как Боб опустится в свой колодезь.

Еще не растворяя двери, Боб снял шляпу и носопрят; а потом, во мгновение ока, очутился на своем табурете и так пустил перо по бумаге, как будто хотел догнать улетевшие девять часов.

- Эй, господин! - крикнул Скрудж, попадая по-возможности верно в свой прежний тон: - что так поздно?

- Мне очень неприятно, сэр! - сказал Боб. - Я немножко опоздал.

- Раз в году, сэр! - заметил робко Боб, вылезая из своего колодезя. - Больше не случится... Загулял я вчера немножко, сэр!...

- Это всё хорошо, - сказал Скрудж, - но я должен вам, любезный друг, заметить, что не могу терпеть таких беспорядков. А следовательно, прибавил он, вскочив с табурета и толкнув под бок Боба так, что он отлетел к своему колодезю, следовательно - я желаю прибавить вам жалованья.

Боб задрожал и протянул руку к линейке. Было мгновение, когда он хотел ударить линейкой Скруджа, схватить его за шиворот и позвать людей, чтобы на Скруджа надели горячечную рубашку.

- С веселым праздником, Боб! - проговорил важно Скрудж и дружески потрепал своего приказчика по плечу. - С более веселым, чем когда-либо. Я прибавлю вам жалованья и постараюсь помочь вашей трудолюбивой семье. Сегодня мы поговорим о наших делах за рождественским стаканом бишофа, Боб!

Для Тини-Тима (он разумеется, и не думал умирать), Скрудж сделался истинно вторым отцом.

И стал Скрудж таким хорошим другом, таким хорошим хозяином и таким хорошим человеком, как всякий гражданин всякого доброго, старого города, в добром, старом свете. Нашлись господа, что подсмеивались над подобною переменою, да Скрудж им позволял подсмеиваться, и даже ухом не вел.

С духами прекратил он всякие сношения; но зато завел с людьми, и дружески готовился каждый год встретить с ними святки, и все отдавали ему полную справедливость, что никто так весело не встречал праздников.

"Да спасет всех нас Господь, - всех, сколько нас ни на есть!"