Рецепты доктора Мериголда.
III. Принимать за обедом.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Рецепты доктора Мериголда. III. Принимать за обедом. (старая орфография)

III.
ПРИНИМАТЬ ЗА ОБЕДОМ.

Знаете ли вы, кто дает названия улицам в наших городах? Знаете ли вы, кто выдумывает девизы, которые завертываются в конфектные бумажки вместе с обсахаренными плодами? (Заметим кстати, что я не завидую умственным способностям этого сочинителя и подозреваю, что это та же самая личность, которая переводит либретто иностранных опер на английский язык). Знаете ли вы, кто вводит в моду новые блюда, на кого падает ответственность за введение в язык новых слов, к какому мудрецу обращаются парфюмеры, когда они изобрели новое мыло для бритья или новую помаду для волос? Знаете ли вы, кто сочиняет загадки?

На последний из этих вопросов, заметьте, только на последний, я отвечу: да, я знаю, кто сочиняет загадки.

В таком-то году - пожалуй я скажу вам, что год этот может считаться принадлежащим к текущему столетию - я был маленьким мальчиком - очень бойким маленьким мальчиком, хотя я и сам это про себя говорю, и очень худощавым маленьким мальчиком. Оба эти свойства нередко встречаются вместе. Я не скажу вам, сколько именно лет мне было тогда, достаточно будет упомянуть, что я был в школе недалеко от Лондона и находился в тех годах, когда мальчиков обыкновенно одевают, или, по крайней мере в то время одевали, в куртку и в рубашку с вышитою манишкою

Загадки с малых лет были для меня источником высокого и глубокого наслажденья. Изучению этих задач я предавался с непомерным жаром; собиранием их я занимался с чрезвычайным рвением. В то время в некоторых периодических изданиях существовал обычай задавать загадку в одном нумере, а ответ на нее помещать в следующем. Между вопросом и ответом проходил промежуток семи дней и ночей. О, если бы вы знали, что со мной делалось в этот промежуток времени! Все часы недели, свободные от классных занятий, я посвящал отыскиванью разгадки (не мудрено после этого, что я был так худощав) и иногда - я вспоминаю об этом с гордостью - мне удавалось доходить своим умом до разгадки прежде, чем нумер, содержавший ее, доходил до меня оффициальным путем. Во времена моего бойкого и худощавого мальчишества был в моде еще один род шарад, казавшийся мне гораздо головоломнее обыкновенных загадок, выраженных словами. То были, если можно так выразиться, символическия шарады, если не ошибаюсь, их настоящее имя - ребусы. Состояли оне из маленьких плохих рисунков, гравированных на дереве и изображавших самые невозможные предметы, перетасованные между собою в самом нелепом безпорядке: для вящшей путаницы были вклеены там и сям буквы азбуки и даже подчас целые отрывки слов. Так вам случалось видеть перед собою купидона, чинящого перо, рядом с ним вертел, далее букву а, далее пюпитр для нот, наконец флейту. Все это доставлялось вам в субботу с объявлением, что в следующую субботу появится объяснение этих поименованных знаков. В назначенное время приходило объяснение, но с ним вместе и новые, еще худшия трудности: какая нибудь клетка для птицы, что-то похожее (или, вернее, вовсе не похожее) на заходящее солнце, слово snip, колыбель и какое-то четвероногое, которое и сам Бюффон не знал бы, к какому классу отнести. На эти загадки я был туп, и во всю мою жизнь мне удалось решить только одну, как мы увидим ниже. Не везли мне также шарады в стихах с несколько натянутыми рифмами, в роде следующей: "Мое первое боа - констриктор, мое второе - римский ликтор". Эти премудрости были мне не под силу.

Помню я, раз как-то случайно в одном издании попался мне ребус, отличавшийся более искусным исполнением, чем те, которые я видал до сих пор. Ребус этот сильно заинтересовал меня. На первом месте стояла буква А: затем следовало изображение видимо очень добродетельного господина в длинном платье, с сумкою, с посохом и с раковиною на шляпе; далее был представлен дряхлый старик с длинными седыми волосами и бородою; затем красовалась цитра 2, а за нею следовал какой-то господин на костылях, который стоял перед решетчатыми воротами. Ребус этот не давал мне ни днем, мы ночью покоя. Случилось мне его видеть в публичной библиотеке одного приморского города, в который я попал во время вакаций, и прежде чем вышел следующий нумер, я уже должен был вернуться в школу. Издание, в котором появился этот замечательный ребус, было из дорогих и совершенно недоступно моему кошельку, так что у меня не было никакой возможности добраться до разгадки. Но я решился одолеть трудность во что бы то ни стало и, боясь перезабыть символическия изображения, записал их по порядку. Пока я был занят перепискою, голова моя внезапно озарилась лучезарною мыслью. "А pilgrim-age to Cripple-Gate {Буква А есть в то же время и неопределенный член. Pilgrim значит пилигрим, age - старость, two - два, cripple - калека, gate - ворота. Можно эти слова выговорить и так: А pilgrimage to Cripple-Gate, т. e. путешествие в Крипль-Гет. Пp. перев.} - ужь не это ли разгадка?" подумал я. Как знать, победил ли я, или был побежден? Нетерпение мое дошло наконец до таких пределов, что я решился написать редактору периодического издания, в котором появился смутивший меня ребус, письмо, в котором умолял его сжалиться надо мною и вывести меня из неизвестности. Ответа на мое письмо я не получил. Быть может, он и был помещен в кратких ответах корреспондентам, печатавшихся в журнале, но для того, чтобы добраться до него, мне бы надо купить самый журнал.

Я упоминаю обо всех этих подробностях потому, что оне состояли в довольно тесной связи с одним небольшим приключением, которое, при всей своей кажущейся незначительности, имело влияние на мою последующую судьбу. Приключение это состояло в том, что пишущий эти строки отважился сам сочинить загадку. Сочинение её стоило мне не малых трудов. Написал я ее на аспидной доске, после неоднократного стиранья то того, то другого слова. Много пришлось мне попотеть, прежде чем я формулировал ее так, как мне хотелось. "Почему, гласила загадка в своей окончательно исправленной форме, - почему молодой человек, плотно покушавший пуддинга, который в сем заведении подается прежде мяса, походит на метеор? - Потому что он совсем полон {Здесь непереводимая игра слове: effulgent значит блестящий; слова же а full gent значат совсем полный человек.}

А что? ведь право, для первого начала недурно? Конечно, в мысли нет ничего такого, что изобличало бы из ряду выходящия, не но летам развитые способности; поводом к моей остроте послужила чисто мальчишеская досада на одно из злоупотреблений нашей школы. Вот почему загадка эта не лишена некоторого археологического интереса, так как в ней намекаетси на обычай, в настоящее время совершенно устаревший, подавать в учебных заведениях пуддинг прежде мяса, с целью уменьшить аппетит воспитанников (а кстати разстроить их здоровье).

Загадка моя, хотя и была написана на хрупкой засаленной доске легко стирающимся грифелем, тем-не менее перешла в потомство. Ее подхватили, она понравилась и разошлась по всей школе, пока, наконец, не дошла до ушей директора. Эта скаредная личность не имела ни малейшого чутья в деле изящного. Меня потребовали к директору; на вопрос, действительно ли это художественное произведение мое? - я отвечал утвердительно. Вслед затем я был награжден весьма чувствительным тумаком в голову и в придачу получил строжайшее приказание немедленно сесть за ту самую доску, на которой первоначально была сочинена моя загадка, и две тысячи раз написать на ней: "делать сатирическия замечания опасно".

Не смотря на этот акт самоуправства со стороны грубого животного, постоянно обращавшагося со мною, как будто во мне никакого не было проку (тогда как я был твердо убежден в противном), мое благоговение к великим умам, отличившимся в этой области искусств, о которой идет речь, росло вместе с годами и крепло вместе с... и т. д. Знаете ли вы, какое удовольствие, какое наслаждение доставляют загадки людям с здоровым складом ума? Знаете ли вы, какое чувство невинного торжества, преисполняет душу человека, предлагающого задачу в обществе, где все слышат ее в первый раз? Он один обладает ответом. Его положение самое завидное, он заставляет все сердца замирать в ожидании, а сам сохраняет довольную и спокойную улыбку. Участь остальных в его руках, он счастлив, невинно счастлив.

Но кто же начинает загадки?

Да вот хоть бы я.

Ужь не собираюсь ли я открыть великую тайну? Ужь не хочу ли я посвятить непосвященных? Уж не хочу ли поведать целому свету, как это делается?

Именно так.

что сначала вы не можете заниматься этим делом более четверти часа за раз; процесс этот просто ужасен. Прежде всего вы должны хорошенько встрепенуться и насторожить все ваше внимание, для этого весьма полезно изо всех сил взъерошить пальцами волосы на голове, затем вы берете лексикон, выбираете одну какую нибудь букву и пробегаете столбец, останавливаясь на каждом слове, которое хоть мало мальски смотрит обещающим; вы отступаете шага два назад, подобно тому, как делают художники, чтобы лучше окинуть взглядом свою картину; вы всячески гнете слово, выворачиваете его и, убедившись наконец, что из него ничего вырыть нельзя, вы переходите к следующему. На существительных вы останавливаетесь до преимуществу; ни из одной части речи нельзя столько извлечь, как из существительных; что же касается слов с двойным значением, то умственные ваши способности должны быть в самом плачевном состоянии, или же вам должна быть особенная незадача, если вы ничем от них не поживетесь.

Предположим, что вам надо изготовить столько-то и столько штук загадок в день, и что от успеха ваших усилий зависит ваш обед. Вы берете свой лексикон и раскрываете его на удачу, положим, что он раскрылся на букве F и вы принимаетесь за работу.

Пробегая столбец сверху вниз, вы несколько раз останавливаетесь. Прежде всего привлекает ваше внимание слово Felt. Это прошедшее причастие глагола to feel {Чувствовать.}. Этим же словом обозначается вещество, из которого делаются шляпы {Felt также значит войлок.}. Вы жмете это слово изо всех сил. Почему шляпочник... нет не так! - Почему про шляпочника можно с достоверностью сказать, что он человек сострадательный - потому что у него всегда есть материал для... Нет, не идет! вы продолягаете просматривать далее и доходите до слога Fen. - Вот тут хорошо бы отпустить современную остроту на счет фенианского братства; из-за этого попотеть стоит и вы делаете отчаянные усилия. Слово Fen значит в тоже время болото, в болоте делается грязь. Почему следовало с самого начала ожидать, что ирландские мятежники в конец концов завязнут в грязи? Потому что движение их было фенианское. - Нет, скверно, - а между тем вам жаль разстаться с этим словом. Болото (Fen) называется тоже Morass. Почему ирландский мятежник больше осел (ass = осел), чем мошенник? Нет, опять таки нейдет.

Отчаянный, но не убитый неудачею, вы продолжаете свою работу, пока наконец не доходите до слова Fertile - плодородный; tile значит шляпа. Почему бобровая шляпа походит иногда на страну, всегда дающую хорошия жатвы? Потому что ее можно назвать Fur-tile {Туг непереводимая игра слов, fur значит меховой, tile - шляпа. В произношении слов эти очень схожи с словом fertile = плодородный.} (меховой шляпой). Ну, это еще куда ни шло. Загадка не то, чтобы первый сорт, но сносная. Отыскивание загадок похоже на рыбную ловлю. Под час вам попадается мелкая форель, а под час и крупная. Форель на этот раз попалась не большая, но мы, все равно, бросим ее в корзину. Вы начинаете входить во вкус своей работы. Доходите вы до слова forgery, вы опять откалываете остроту, forgery (подделка фальшивых документов) - for-jerry (для Джерри). Тут можно составить сплошную загадку высшого разряда, запутанную в кольриджевском роде. Почему... нет, не так! Положим, что какой нибудь господин, имеющий нежно любимого малолетняго сына по имени Иеремию, за дессертом положит себе грушу в карман и объявит при этом, что хочет снести этот гостинец своему милому сынишке; спрашивается, почему, делая это объяснение, он принужден будет упомянуть название одного преступления, наказывавшагося когда-то смертною казнью? - Потому что, он скажет, что взял грушу для Джери {Джери уменьшительное имя Иеремии.} (for jerry). И эту форель мы свалим в корзину. Истощив букву J, вы даете себе маленький роздых, затем снова насторожив мыслительные способности, вы опять хватаетесь за лексикон и переходите к другой букве.

Впрочем лексикон далеко не всегда дает такую обильную жатву загадок. Работа эта не легкая, труд этот изсушающий, и, что всего хуже, ему конца нет. По прошествии некоторого времени, вы становитесь просто неспособны стряхнуть с себя эту заботу даже в минуты отдыха. Мало того, вам кажется, что вы должны постоянно об этом думать, что не то вы упустите как нибудь хороший случай, который никогда больше не возвратится. Это-то и делает эпиграматический род литературы таким изнуряющим. В театр ли вы идете, газету ли вы пробегаете, забиваетесь ли вы в уголок насладиться легким беллетристическим произведением - всюду вас преследует, как призрак, ваша профессия. Разговоры, которые вы слышите в театре, слова книги, которую вы читаете, все это может навести вас на хорошую мысль и вам следует быть на готове. Страшное, убийственное ремесло. Всякому желающему избавиться от излишняго жира сочинение загадок принесет больше пользы, чем всевозможные завертывания в простыни, гимнастическия упражнения и турецкия ванны.

Кроме того, человеку, подвизающемуся на поприще эпиграмматической литературы, приходится много перестрадать прежде, чем ему удастся сбыть свой товар совсем уже готовый для рынка. Для этого товара существует публичная продажа, и между нами будь сказано, сбывается он и в частные руки. Публичный запрос на предмет, поставлением которого я так долго занимался, не слишком-то велик. Да и кроме того, я должен сказать, что даже там, где его берут, берут его не слишком охотно. Периодическия издания, в которых еженедельно появляются ваши загадки... или ребусы, и все-то наперечет; нельзя также сказать, чтобы собственники этих изданий выказывали особое почтение к этому роду литературы. Загадка или ребус долго валяется в конторе редакции, а если и попадет наконец в какой нибудь номер журнала, то разве только потому, что как раз годится для пополнения пустано места. Уж коли так печатают, то всегда, заметьте всегда, отводят самое непочетное место. Нам отводят конец столица или последния строки периодического издания, в котором мы появляемся, в соседстве с неизбежною шахматною заданею, в которой фигуры белого поля должны сделать в четыре хода мат фигурам черного поля. Одна из лучших шарад, да чуть ли положительно не лучшая из когда либо сочиненных мною, целых шесть недель трепалась в конторе одного журнала прежде, чем она. появилась в печати.

Через эту-то шараду я ознакомился с тем фактом, что для произведений эпиграмматического артиста существует не только публичная, но и частная распродажа. На другой день после того, как была, напечатана эта загадка, в редакцию журнала, в котором она появилась; пришел один джентльмен, который имени своего не сказал (а потому и я не назову его по имени, хотя оно хорошо известно), и осведомился о имени и адресе автора этой шарады. Помощник редактора, добрый мой приятель, которому я много обязан, назвал ему и то и другое. И вот в одно прекрасное утро в мою комнату, запыхавшись, явился джентльмен средних лет и довольно тучного телосложения с лукаво подмигивающим глазом и с юмористическими складками вокруг рта. Как рот, так и глаз, безсовестно лгали, потому что у моего джентльмена не было ни тени юмора в складе ума. Незнакомец отрекомендовался мне поклонником гения, - а потому, добавил он с мягким движением руки, вашим покорнейшим слугою.

кратко, но эффектно, с тем чтобы все это было новое, с иголочки и оригинальное. Остроты эти должны поступить в его полное пользование и я должен был поручиться, что никогда ни под каким видом не получит к ним доступ другой. Мой джентльмен добавил, что готов дат мне хорошую цепу. И действительно, назначил такия условия, от которых я раскрыл глаза так широко, как только могут раскрыться эти органы. Вскоре странное поведение моего друга, мистера Прейса Скрупера, объяснилось. Я буду называть его этим именем (которое вымышленно, но имеет некоторое сходство с его собственным) ради удобства. Он редко обедал дома и пользовался шаткою репутациею остряка, добытою им всеми неправдами. Он слыл за человека, у которого самый, свежий анекдот был всегда наготове. Он страстно любил шататься по чужим обедам и угрожающий призрак того дня, когда число получаемых им приглашений начнет уменьшаться, постоянно был перед его глазами. Теперь вы понимаете, каким образом завязались отношения между мною, художником эпиграмматическим, и Прейсом Скрупером, охотником до чужих обедов.

В первый же день нашего знакомства я снабдил его двумя-тремя славными штучками. Я рассказал ему анекдот, слышанный мною от отца еще ребенком, - анекдот, целые годы лежавший под спудом забвений и потому совершенно безопасный. Я сообщил ему две, три шарады, оказавшияся случайно в моем портфеле и до того плохия, что никто бы не заподозрил их в происхождении от составителя шарад по ремеслу. И так, я подрядился снабжать его эпиграммами, а он взялся снабжать меня презренным металлом, и мы разстались как нельзя более довольными друг другом.

Коммерческия сделки, начало которым было положено таким образом к обоюдному удовольствию, следовали одна за другою в довольно частых промежутках. Само собою разумеется, как и во всех житейских отношениях, оне были не без примеси некоторых неприятных элементов. Мистер Скрупер под час приходил с жалобою, что доставленные ему мною остроты не произвели надлежащого эффекта; словом, оказались плохо окупающимися. Что мог я отвечать на это? Не мог же я сказать, что вина в том его. Я рассказал ему анекдот, передаваемый Исааком Волтоном об одном пасторе, который услышав проповедь, сказанную одним из его собратьев и произведшую огромное впечатление на публику, попросил ее себе на подержание. Однако, попробовав этой проповеди на собственной своей пастве, он возвратил ее автору с жалобою, что не мог добиться от нея желанного эффекта и что слушатели оставались безучастны к его красноречию. Ответ духовного, которому принадлежала проповедь, был подавляющий. "Я вам дал на подержание мою скрипку, но не дал смычка", - под этим он подразумевал, как совершенно без нужды замечает Исаак, тот ум и умение, с которым следовало говорить проповедь.

Мой приятель по видимому не понял, куда я метил, рассказывая этот анекдот. Пока я говорил, он, если не ошибаюсь, был занят запоминаньем этого анекдота, который мог ему пригодиться на будущее время. Как видите, он наровил попользоваться от меня на даровщинку, что с его стороны было не совсем-то честно.

В сущности мистер Скрупер, не говоря уже о прирожденном, неисправимом его недостатке, становился стар и нередко забывал или перепутывал самую суть анекдота, или разгадку шарады. А ужь я ли не щедро награждал его издельями последняго рода, не щадя своих стараний, чтобы изготовить именно то, что было нужно для человека его калибра! Господин, шатающийся по чужим обедам, постоянно должен иметь в своем распоряжении запас загадок застольного свойства, загадок, содержащих в себе намеки на гастрономическия наслаждения. Такими-то загадками я и снабжал мистера Скрупера к великому его удовольствию. Вот некоторые образчики их, за которые я взял с него таки порядочный куш.

- Отчего вино (вы замечаете, как кстати можно привести эту загадку после обеда) - отчего вино, заготовляемое для английского рынка, походит на дезертера из армии?

Оттого, что к нему всегда прибавляют примесь водки {Brandied - перемешанный с водкой; branded - отмеченный клеймом. В произнесении оба эти слова звучат почти одинаково.}.

- Какая отделка в дамском туалете всего более походит на Ост-Индский херес отличного свойства?

- Та, которая обходит вокруг мыса.

Патрон мой сознавался мне (со мной он был откровенен, как обыкновенно бывают откровенны с своим доктором и своим стряпчим) - что всего труднее было для него запомнить, в каких именно домах он рассказывал такой-то анекдот и предлагал такую-то загадку; какие именно лица уже слыхали ее и каким ее можно выдать за новость. Была также у мистера Скрупера несчастная привычка перепутывать под час загадку с разгадкой и говорить последнюю вместо первой; или же, предложив вопрос как следует и промучив своих слушателей ожиданьем, он вдруг угощал их ответом, принадлежавшим совсем не к той загадке.

Однажды мой патрон вошел ко мне взбешенный до нельзя. Одна загадка, совершенно новенькая с иголочки и оцененная мною очень дорого, так как я и сам был о ней высокого мнения, вовсе не произвела ожидаемого эффекта и мистер Скрупер вне себя явился потребовать от меня объяснений.

- Ну, представьте себе, заговорил он: - фиаско, полнейшее фиаско! Да мало того: случился тут пренеприятный господин, который так таки и брякнул, что это безсмыслица, и что я вероятно как нибудь не так сказал. Как вам это нравится? Ведь я загадку-то выдал за свою собственную, а тут мне вдруг говорят, что я в своей собственной загадке напутал.

- Позвольте спросить, проговорил я вежливо: - в каких словах вы предложили вопрос?

- А вот в каких: я спросил, какое основание мы имеем думать, что пилигримы; отправляющиеся в Мекку, предпринимают это путешествие из корыстных побуждений?

- Так-с, проговорил я. - А ответ?

- Отвечал я так, продолжал мой патрон: - как сами же вы мне сказали: потому что они ходят туда ради Магомета.

- Не удивляюсь, проговорил я холодно, потому что понял, что понес незаслуженные упреки: - не удивляюсь, что ваши слушатели ничего не поняли. Я снабдил вас вот каким ответом: "потому что они ходят туда ради пророка" {Prophet - пророк, profit - выгода.}.

Мистер Скрупер после этого извинился.

Разсказ мой подходит к концу. Развязка моей повести печальна, точь в точь как развязка "Короля Лира". Хуже всего то, что поветствуя о ней, я принужден буду сознаться, что пострадал я по своей собственной вине.

Я получил препорядочный доходец с мистера Скупера и жил припеваючи, как вдруг, в одно прекрасное утро, я был удивлен посещением совершенно незнакомого мне господина. То был, как и в первый раз, джентльмен средних лет, так же как и первый мой клиент, лукаво подмигивавший глазом и имевший юмористическия складки вокруг рта. Оказалось, что и это господин промышляет обеденными приглашениями. У него было два имени; мы назовем его мистером Керби Постльтвэйтом; имя это настолько подходит к настоящему, на сколько я считаю это безопасным.

Мистер Керби Постльтвэйт пришел по тому же делу, которое раз уже заставило мистера Скрупера взобраться на мою лестницу. И он тоже видел мои произведения в одном периодическом издании (мои сношения с периодической прессой продолжались) и, так как и ему приходилось поддерживать подобного же рода репутацию, а изобретательные способности под час изменяли ему, то он явился ко мне с тем же предложением, которое раз уже было сделано мне мистером Прейсом Скрупером.

В первую минуту странность этого совпадения обстоятельств просто ошеломила меня, и я стоял молча, выпучив глаза на моего посетителя, так что он должен был составить себе не совсем выгодное понятие о моей способности снабжать его остротами. Однако я через несколько времени оправился. Я был очень сдержан и осторожен в своих речах, но под конец таки выразил свою готовность пойти на его условия. Дело в том, что воззрения мистера Керби Постльтвэйта на эту сторону нашей сделки оказались еще щедрее воззрений мистера Прейса Скрупера.

был чрезвычайный. Требовалось что нибудь отменно остроумное. Он объявил, что за платою не постоит, но что товар должен быть первый сорт. Всего любезнее была бы ему загадка, но только совсем новенькая. Я перерыл для него весь свой запас, опорожнил весь свой портфель, а он все не находил того, что ему было нужно. Вдруг я вспомнил, что у меня как раз есть такая вещица, какой он хочет. Загадка, с намеком на самую свежую новость дня - чего же лучше! загадка, касавшаяся такого предмета, о котором весь город кричал, - такую штуку без малейшей натяжки можно было ввернуть в разговор. Словом, загадка была хоть куда. Одно только сомнение обезкураживало меня. Я никак не мог припомнить, не запродал ли я уже эту загадку моему первому клиенту, или нет? Сколько я ни старался решить этот вопрос с достоверностью, я не мог. Жизнь человека, занимающагося моим ремеслом, полна хаоса; у меня же по преимуществу была страшная путаница в голове, так как продажа моего товара для общого потребления и в частные руки производилась в больших размерах. Памятной книжки я не держал и вообще своих торговых операций никуда не заносил. Одно обстоятельство сильно склонило меня в пользу того мнения, что загадка эта никому еще не была продана - это то, что от мистера Скрупера я положительно не получал еще известий о её успехе или неудаче, тогда как он никогда не забывал уведомлять меня об этом важном пункте. Я еще колебался, но кончил тем, что, побежденный щедростью моего нового клиента, решил свои сомнения в свою пользу и уступил выше упомянутое гениальное произведение мистеру Керби Постльтвэйту.

Я солгал бы, если бы сказал, что на душе у меня было легко по заключении этой сделки. Страшные опасения обуревали мой ум и по временам, если бы только была малейшая возможность, я готов бы был воротить то, что было сделано, назад. Но об этом нечего было и думать. Я даже не знал адреса моего нового клиента. Итак, мне ничего более не оставалось, как выжидать и стараться по возможности не падать духом.

злобных комментариев со стороны обеих личностей, на долю которых выпали две главные роли в этой драме. Да, страшно вспомнить, на следующее утро оба, мои клиента пришли ко мне в неописанном бешенстве, чтобы рассказать о случившемся и обрушить на мне, как на первом виновнике беды, все свое негодование. Оба были вне себя, но всего более бушевал мой новый приятель, мистер Постльтвэйт.

Из рассказа этого джентльмена оказалось, что, явившись в назначенный час в дом того джентльмена, которым он был приглашен отведать его хлеба-соли, и который, как мой патрон не преминул довести до моего сведения, занимал весьма почетное положение в обществе, мистер Постльтвэйт увидел себя окруженным отборною толпою собеседников. Он разсчитывал явиться последним, но оказалось что ждут еще какого-то Скрупера, или Прейса, что-то в этом роде, а может и оба имени вместе принадлежали одному я тому ние лицу. Однако, продолжал свое повествование мистер Постльтвэйт, и тот вскоре приехал и все общество отправилось за стол.

Во все продолжение обеда, о гастрономических достоинствах которого я не стану распространяться, мои оба джентльмены были на ножах. Повидимому, - и в этом показания, дошедшия до меня с двух различных сторон, сходятся, - они противоречили друг другу на каждом слове, перебивали друг друга, мешали один другому рассказывать анекдоты, наконец между ними установилась та особого рода ненависть, которую под час в надаем христианском обществе испытывают друг к другу два джентльмена, сидящие за одним и тем же столом. Я подозреваю, что каждый из них слыхал о другом, как о господине, превратившем разъезжанье по званым обедам в профессию, и что джентльмены эти, не видав еще друг друга в глаза, были настроены к взаимной ненависти.

Продолжаю рассказ со слов Постльтвэйта. Во все продолжение обеда, даже во время самых ярых нападок моего старейшого клиента, он утешал себя мыслью, что обладает оружием, которым, дождавшись удобной минуты, нанесет своему сопернику решительный удар. Оружие это была моя загадка - загадка с намеком на современный вопрос.

Торжественная минута настала. Не могу без внутренняго содрогания продолжать этот рассказ. Обед кончился. Подали вино и мистер Постльтвэйт вкрадчиво и с ловкостью старого тактика начал наводить разговор Место его за столом было не далеко от места моего первого клиента, мистера Прейса Скрупера. Представьте себе изумление мистера Постльтвэйта, когда он услышал, что этот последний джентльмен с своей стороны производит набеги в его область и тоже наводит разговор на вопрос дня! Да ужь не видит ли он, что я нуждаюсь в предлоге, и не действует ли он мне на руку? подумал мой новейший клиент. Что ж! может он в сущности и хороший малый. Непременно в следующий раз отплачу ему тою же услугой. Но этот миролюбивый взгляд на дело не долго продержался. Да и очевидно, он был слишком нелеп. Вскоре послышались два голоса, говорившие разом: 

ОБА ВМЕСТЕ.

По этому поводу мне вдруг пришла мысль сегодня утром сочинить загадку.

Мистер Керби Постльтвэйт: По этому поводу в уме моем совершенно неожиданно мелькнула сегодня утром одна загадка.

Оба джентльмена замолчали вдруг, перебив друг друга.

- Что я сочинил загадку, отвечал мой второй патрон. - Да-с. Если не ошибаюсь, и вы тоже упоминали о чем-то в этом роде?

- Да.

Настало общее молчание. Наконец одна высокоименитая особа нарушила его словами: "какое странное совпадение обстоятельств!"

- Мистер Постльтвэйт, я непременно хочу слышать вашу загадку, проговорила хозяйка, у которой к мистеру Постльтвэйту была маленькая слабость.

ОБА РАЗОМ.

Мистер Прейс Скрупер: Почему проволока Атлантического телеграфа в настоящем своем виде...

Мистер Керби Постльтвэйт:

При этих словах между присутствующими послышался взрыв хохота.

- Загадки наши повидимому схожи? язвительно заметил мистер Постльтвэйт, бросив на моего клиента убийственный взгляд.

- В жизнь свою не слыхал я ничего подобного, пробормотал сей последний джентльмен.

- Великие умы сходятся, заметила высокоименитая особа, не за долго перед тем указывавшая на странное стечение обстоятельств.

- Да; дослушаемте хоть одну загадку до конца, сказала хозяйка и поглядела на мистера Постльтвэйта; но этот последний хранил угрюмое молчание. Мистер Прейс Скрупер воспользовался этим молчанием, чтобы привести загадку во всей её целости.

- Почему начал этот джентльмен: - проволока Атлантического телеграфа в настоящем своем виде походит на школьного учителя?

- Это моя загадка, воскликнул мистер Постльтвэйт, как скоро тот замолчал. - Я сам сочинил ее.

- Напротив, она моя; в этом я могу вас уверить, настаивал мистер Скрупер. - Я сочинил ее сегодня утром за бритьем.

Снова хозяин дома явился на выручку. - Лучший способ решить этот спор, проговорил он: - это посмотреть, который из наших обоих друзей знает разгадку. Тот, кто знает разгадку, тот и есть настоящий хозяин загадки; пускай каждый из этих джентльменов напишет ответ на клочке бумаги, сложит его и отдаст мне. Если ответы окажутся тождественными, то совпадение обстоятельств будет, действительно, престранное.

- Быть не может, чтобы кто нибудь кроме меня ответит, заметил мой первый патрон, записывая разгадку на бумаге.

Мой второй патрон тоже написал ответ и сложил его. - Я один могу знать этот ответ, проговорил он.

Хозяин дома развернул обе бумажки и прочитал их одну за другой.

"Потому что она поддерживается баканами {Баканы - buoys выговаривается почти также, как boys - мальчики.}.

Ответ, написанный мистером Керби Постльтвэйтом: "Потому что она поддерживается баканами.

Тут произошла неприятная сцена. С обеих сторон наговорили друг другу много колкостей. На следующее утро, как я уже сказал, оба джентльмена явились ко мне в одно и то же время. Очень-то расходиться оне не могли. Ведь оба они были в моей власти.

начала, мало по ману изменять мне. Все беднее и беднее становились результаты тех утренних часов, которые я проводил за лексиконом, и вот, всего только две недели тому назад, как я послал в редакцию одного еженедельного журнала ребус, состоящий из следующого сочетания предметов: жираф, копна сена, мальчик, пускающий волчок, буква X, полумесяц, человеческий рот, слово "я желаю", собака, стоящая на задних лапах, и ручные весы. Ребус этот был помещен в журнале. Он произвел эффект. Публика долго ломала над ним голову. Но хоть убейте меня, я не знаю, что я хотел им сказать, и дело мое пропащее.