Рецепты доктора Мериголда.
V. Принимать с водой.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Рецепты доктора Мериголда. V. Принимать с водой. (старая орфография)

V.
ПРИНИМАТЬ С ВОДОЙ.

Покойная моя жена, Минни, и я проводили первый месяц нашей супружеской жизни. Только два дни, как мы воротились из путешествия медового месяца в Килларни. Я был младший товарищ в фирме лондонских банкиров Шварцмура и Паддок в улице Ломбард (я должен скрыть настоящия имена) и имел еще четыре дня до окончания отпуска, которыми мог наслаждаться с полным удовольствием. Я находился на вершине счастия в веселом моем новом коттэдже, на юго-западном краю Лондона, и предавался сладостной неге в светлое октябрское утро, наблюдая падение желтых листьев под лучами осенняго солнца. Минни сидела подле меня под боярышником иначе я не был бы совершенно счастлив.

В конце сада показалась бегущая маленькая Бетси, горничная Минни, с письмом в руке, имевшим зловещий вид.

Это была телеграмма от мистера Шварцмура. Она заключала в себе следующия слова:

"Нам нужно, чтобы вы безотлагательно отправились на континент с наличными деньгами. Неаполитанский заем. Медлить нельзя. Во время вашего отсутствия, в наших делах произошли большие перемены. Сожалеем, что должны нарушить ваш праздник. Будьте в конторе в 6 часов 30 минут. В 9 часов 15 минут отправляйтесь от лондонского моста, чтобы поспеть на Дуврский ночной пароход".

- Разсыльный ушел?

- Это подал не разсыльный, сэр, а какой-то пожилой джентльмен, который пошел в заведение Досона. Конторский разсыльный отлучился, а этому джентльмену случайно привелось идти мимо нашего дома.

- Герберт, мой милый, ты не поедешь, ты не должен ехать, сказала Минни, склонясь ко мне на плечо и опустив свое личико. - Не езди!

- Душа моя, я должен ехать. В подобных случаях фирма, кроме меня, не имеет ни одного человека, на которого бы можно было положиться. Отсутствие мое продлится не больше недели. Через десять минут я должен отправиться, чтобы попасть на четырех-часовой поезд.

- Телеграмма, которую я получил, имела весьма важное содержание, - сказал я довольно резко смотрителю станции: - и вам бы ни под каким видом не следовало посылать ее с человеком неуполномоченным, и тем более не известным.

- Кто относил ее, Хорней? - угрюмо спросил смотритель швейцара.

- Какой-то старый джентльмен, сэр, весьма почтенной наружности, он шел к Досону. У него там свои лошади.

- Пожалуйста не допускайте повторения подобных вещей, сказал я: - в противном случае я должен буду донести об этом. Я за сто фунтов стерлингов не передал бы этой телеграммы в чужия руки.

Мистер Дженнниг, смотритель станции, что-то проворчал и потом нарвал молодому телеграфисту уши, и затем успокоился.

* * *

- Мы начинали безпокоиться, сказал мистер Шварцмур, когда я вошел в директорскую комнату, опоздав три минуты. - Сильно безпокоиться, не правда ли, Голдрин?

- Очень сильно, сказал маленький с гладко причесанными волосами господин. - Очень сильно.

Мистер Шварцмур был полный мужчина, лет шестидесяти, с густыми седыми бровями и красным лицом, что придавало ему вид старого холерика. Он был строгий, дальновидный деловой человек, немного вспыльчивый и большой формалист, но вежливый, добрый и внимательный.

- Надеюсь, ваша очаровательная жена в добром здоровьи. Очень жаль, что нам пришлось нарушить ваши праздники, - но поступить иначе, дорогой мой друг, не представлялось возможности. Деньги заключаются вон в тех двух железных ящиках, обшитых кожей на подобие чемоданов. Они заперты секретными замками с буквами и содержат в себе четверть миллиона золотом. Неаполитанский король опасается возмущения. (Это было за три года до победы Гарибальди). Деньги вы представите гг. Пальявичини и Росси, в Неаполе, улица Толеда No 172. Слова, с помощью которых открываются замки с белой звездой на крышке чемодана , - с черной звездой - Катопахо. Конечно вы не забудете этих таинственных слов. В Лионе откройте ящики, чтобы убедиться в их целости. Ни с кем об них не заводите речи. Не сводите знакомств по дороге. Постоянно имейте в памяти всю важность этого поручения.

- Я поеду, сказал я: - в качестве коммерческого путешественника.

- Извините меня, Блэмейр, за внушение вам предостережений; но, согласитесь, что я старее вас и знаю - как опасно путешествовать с большими деньгами. Если сегодня ночью узнают в Париже о цели вашей поездки, ваша дорога до Марселя будет так опасна, как если бы в погоню за вами выпустили всех тулонских каторжников. Я нисколько не сомневаюсь в вашем благоразумии: я только предостерегаю вас быть осторожными. - Надеюсь, вы вооружены?

Я откинул полы пальто и показал под моим жилетом перевязь, на которой висел револьвер. При этом воинственном зрелище старый господин в испуге сделал несколько шагов назад.

- Прекрасно! сказал мистер Шварцмур. - Но иногда крошечное зернышко благоразумия стоит двадцати пяти пуль в пяти стволах вашего револьвера. Завтра вы остановитесь в Париже для некоторых переговоров с Лесебром и Дежаном, а в 12 час. 15 мин. (ночи) отправитесь в Марсель, чтобы в пятницу попасть на пароход. В Марсель мы будем телеграфировать. Мистер Харгрэйв, готовы ли письма в Париж?

- Оканчиваем, сэр. Мистер Вилькинс торопится.

* * *

Я прибыл в Дувр около полночи и тотчас же нанял четырех носильщиков перетащить мои ящики по каменным ступенькам, спускавшимся от набережной к пароходу. Первый ящик был перенесен на палубу благополучно; но во время переноски другого, один из носильщиков поскользнулся и наверное свалился бы в воду, если бы его не поддержал здоровенный пожилых лет индийский офицер, который, со множеством узлов и сак-вояжей, шел впереди меня, провожая свою добрую, но простоватую жену.

- Тише, тише, любезный,--не торопись сказал, он. - Что такое вы тащите? Верно металлическия вещи?

- Не знаю, сэр, - знаю только, что этой тяжести совершенно достаточно, чтобы сломать чью угодно шею, - было грубым ответом, и в то же время не менее грубой благодарностью вопрошавшему.

- Эти ступеньки, сэр, чрезвычайно неудобны для переноски вниз больших тяжестей, - произнес какой-то обязательный голос позади меня. - Судя по вашему товару, сэр, я заключаю, что мы принадлежим к одной и той же профессии.

Я обернулся назад в то время, когда мы ступили на пароход. Особа, обратившаяся ко мне с этими словами, был высокий худощавый мужчина, с длинным, еврейским носом и узким продолговатым лицом. На нем был длинный пальто, для него впрочем слишком короткий, цветная жилетка, узенькие панталоны и высокий воротничок и пестрый шейный платок.

Я отвечал, что "имею честь быть коммерческим путешественником", прибавив, что нам придется провести неприятную ночь.

- Решительно дрянную ночь, - отвечал он: - и я советовал бы вам скорее запастись местечком в каюте. Как я вижу, народу будет гибель.

Я отправился в каюту, занял там место, и пролежал на нем с час, к концу этого времени я приподнялся и по смотрел, что делается вокруг меня. За одним из маленьких столиков сидело до полдюжины пассажиров, в том числе пожилой индийский офицер и мой любознательный спутник в старомодном платье. Они пили портер и по видимому сошлись на приятельскую ногу. Я встал, подсел к ним, и мы обменялись несколькими замечаниями далеко не в пользу ночного путешествия.

- Клянусь Юпитером, сэр, это просто невыносимо! сказал веселый майор Бакстер (он очень скоро объявил нам свое имя): - здесь так душно, как в Пешавахе, когда задует знойный тинсан: - не выдти ли нам втроем на палубу - подышать чистым воздухом? Моя жена часто страдает во время этих переходов; она куда-нибудь спряталась и останется невидимкой, пока пароход не остановится. Эй, бой! принеси нам еще портеру.

Когда мы вышли на палубу, я был крайне изумлен, что подле моих ящиков стояли четыре другие, совершенно как мои, с белыми и черными звездами, с тою только разницей, что на них не было штемпелей масляной краски. Я едва верил мрим глазам: но ящики стояли передо мной, - в таких же кожаных чехлах, с такими же секретными замками, - словом все, все, было тоже самое.

- Вон это мои ящики, сэр, заметил мистер Левисон (я узнал имя моего коммерческого спутника чрез капитана парохода, который часто обращался к нему, называя его мистер Левисон). - Я еду от фирмы Макинтоша. В моих ящиках заключаются непромокаемые пальто, самой лучшей выделки. Наш дом употребляет подобные ящики лет сорок. Иногда это бывает не совсем удобно, - случайное, сходство ящиков, как например сегодня, - ведет к недоразумениям. Сколько я могу судит, ваши ящики гораздо тяжелее моих. Вероятно у вас газовые принадлежности, подушки для рельсов, ножи, вообще что нибуд из металлических произведений?

- Сэр, сказал Левисон; - я предсказываю вам блестящую будущность; коммерческия тайны не должны быть нарушаемы. - Как вы об этом думаете, сэр?

Майор, к которому относился этот вопрос, отвечал: - Клянусь Юпитером, - вы правы! В нынешния времена нельзя не быть осторожным. Весь мир - это просто масса обмана.

- Маяк Кале! - вскричал кто-то с этот момент; и действительно прямо перед носом парохода светился маячный огонь, бросая спокойные искры на мрачную поверхность моря.

Я больше не думал о моих спутниках. В Париже мы разстались: я ехал своей дорогой - они своей. Майор намеревался заехать в Дромон близь Лиона; оттуда он хотел отправиться в Марсель и затем в Александрию. Мистер Левисон имел назначение в Марсель, подобно мне и майору, но не в одном со мною поезде - по крайней мере он не надеялся, потому что в Париже его ожидало много дела.

В столице Франции я скоро исполнил все поручения, и уже ехал в Пале-Рояль, с сыном М-г. Лефебра, моим задушевным приятелем. Было около шести часов и мы пересекали улицу St. Honoré, когда мимо нас проехала высокого роста с еврейской физиономией особа, в огромном белом макинтоше. В этой особе, я сейчас же узнал мистера Левисона. Он, с четырьмя своими ящиками, сидел в наемной коляске. Я поклонился ему, но он, повидимому, меня не заметил.

- Eh bien! - кто это такой? - спросил меня приятель с надменным видом парижанина.

Я отвечал, что это был один из пассажиров, переезжавших вместе со мной пролив.

В той же улице я наткнулся на майора и его жену; - они отправлялись на станцию железной дороги.

- Отвратительный городок, нечего сказать, заметил майор. - Страшнейшим образом несет от него луком. Если бы он принадлежал мне, я велел бы перемыть все дома, с первого и до последняго; согласитесь, - ведь это вред для здоровья, страшнейший вред. Джулия, душа моя, - рекомендую тебе, это мой приятный спутник прошлой ночи. Кстати, сию минуту видел нашего коммерческого путешественника! - должно быть тонкий человек: - его не проведешь. Целый день на бирже или в банке, - когда нибудь сделается старшим пайщиком в своей же фирме.

- Сколько же еще будет встреть? сказал Лефебр, после того как мы пожали руки и разлучились с веселым майором. - А славный малый... только все преувеличивает... Это один из ваших эпикурейцев-Офицеров. Для вашей армии необходима реформа, иначе Индия ускользнет от вас, как пригоршня песку - vous verrez, mon cher.

Настала полночь; я стоял на станции железной дороги, присматривая за переноской моего груза, когда подъехал фаэтон, из которого выскочил англичанин и на чистом французском диалекте спросил от извощика сдачи на пяти-франковую монету. Это был Левисон; но я только и видел его, потому что толпа оттискала меня вперед.

Мне привелось занять место только с двумя особами, - с двумя массами дорожных плащей и шинели, с двумя медведями, - потому что в этих особах я ничего другого не видел.

Лишь только скрылись парижские огни и нас со всех сторон окружила непроницаемая тьма, я заснул крепким сном. Я видел во сне мою добрую дорогую жену и наш маленький коттедж. Потом вдруг мною овладело какое-то безпокойство. Мне снилось, что я забыл слова, с помощию которых отпирались секретные замки. Отъискивая эти слова, я перешарил мифологию, историю, и все напрасно. Я видел себя в неапольском банкирском доме, в улице Толедо No 172, где мне, показывая на шеренгу солдат, грозили разстрелянием, если я не открою таинственных слов и не скажу, куда я спрятал ящики; - а я спрятал их по какой-то неизъяснимой причине. В этот момент весь город потрясается от землетрясения, поток огня льется под окном, Везувий расходился и хочет затопить нас своей лавой. В страшной, невыносимой агонии я закричал: - Праведное небо; открой мне эти слова! - и проснулся.

- Dromont! Dromont! Dix minutes d'arrêté, messieurs.

Полуослепленный внезапным светом, я нетвердыми шагами отправился к буфету и спросил чашку кофе, как вдруг в буфет ворвалось несколько шумных молодых английских туристов, окружавших невозмутимо спокойного коммерческого путешественника. Представьте, - это был Левисон! Молодые люди ввели его с триумфом и потребовали шампанского.

- Да! да! сказал вожатый. - Вы должны выпить, старина. Мы выиграли три игры, не смотря что у вас были такия отличные карты. Проворней, живей - клико, - с золотой пробкой! - Ничего! вы получите свой реванж прежде, чем доберемся до Лиона.

Левисон говорил о последней игре в самом приятном настроении духа, и принял вино. Через несколько минут, молодые люди, выпив шампанского, удалились курить. Еще минута, и Левисон встретился с моим взглядом.

- Скажите на милость! - вскричал он: - кто бы мог подумать об этом! Как я рад, что вижу вас! Теперь ужь как хотите, - а вы должны со мной выпить шампанского. Я надеюсь встретиться с вами, мой добрый сэр, не дальше как в Лионе. Мне надоела шумная компания этой молодежи, кроме того, я не люблю играть по большой.

Как только лакей принес шампанское, Левисон отнял от него бутылку.

джентльмен, которому от души пожелалось пожат мне руку, - по это пожелание сопровождалось таким неловким движением, которое разбило бутылку шампанского. Вина не уцелело ни капли. Это был майор, - горячий, по обыкновению, и всегда в страшных хлопотах.

- Клянусь Юпитером, сэр; - история скверная. Позвольте мне поставить другую бутылку. Ну, как ваше здоровье, джентльмены? Радх душевно рад, что встретил обоих вас вместе. Джулия осталась при багаже. Мы можем говорить между собой свободно. - Еще шампанского сюда. Как по французски - бутылка? Позорнейшая вышла вещь! французские друзья моей Джулии, как будто бы забыв о нашем обещании побывать у них, уехали в Биариц, - а сами прогостили у нас в Лондоне шесть недель, - как вам это покажется - просто отвратительно. - Э-э, первый звонок. Мы все поедем в одном отделении. Шампанского нам не дождаться.

Лицо Левисона выражало досаду.

- Я не увижусь с вами станции две, сказал он. Я должен сесть с теми юношами; оне хотят предоставить мне случай отъиграться. Ведь на двадцать гиней очистили мой карман! Никогда еще не был я так безразсуден с тех пор, как начал ездить по железной дороге. До свидания, майор Бакстер, - до свидания, мистер Влэмейр!

Я удивился, откуда и каким образом этот почтенный старик, с такой жадностью наслаждавшийся игрою в вист, узнал мое имя; но вскоре я догадался, что вероятно он видел мой адрес на моем багаже.

Промелькнули розовые и зеленые огоньки, раздался оклик часового на стрелке железной дороги, мрачные ряды тополей и линии подгородных зданий остались позади нас и мы снова погрузились в непроницаемый мрак.

Я нашел майора веселым, приятным человеком, но очевидно находившимся под управлением своей суетливой, простодушной, властолюбивой, мужественной жены. У него был огромный запас историй и анекдотов из индийской жизни, при рассказывании которых мистрисс Бакстер безпрестанно его перебивала.

- Клянусь Юпитером, сэр! сказал он: - я сейчас бы продал свой патент и занялся вашим делом. Страшнейшим образом надоела мне эта Индия, - она чертовски разстроивает печень.

- Ах, Джон! можно ли так выражаться! Ты знаешь, что во всю свою жизнь ни разу не был еще болен, исключая той недели, когда ты выкурил целый ящик черуток капитана Масона.

- Да, оне отозвались мне вот здесь, сказал майор, сильно ударив себя по груди. - Все ничего, но я ужасно несчастлив в производстве, - несчастлив во всем. Купишь лошадь: на вид и на пробу кажется она и хороша, на другой день, смотришь, хромает; поедешь по железной дороге - непременно какое нибудь несчастие.

- Перестань, Джон! пожалуйста, не говори в этом роде, возразила мистрисс Бакстер: - иначе я разсержусь не на шутку. Такой все вздор! Произведут в свое время. Будь терпелив, как я; принимай все спокойнее. Надеюсь, ты сделал адрес на шляпной картонке? Где же ящик с саблей? Если бы не я, майор, вы бы приехали в Суэз с пустыми руками, - с одним мундиром на плечах.

В это время поезд остановился в Шармоне и в наше отделение вошел Левисон с белым макинтошем на одной руке и с связкою зонтиков и тросточек в другой.

- Нет, поэн по соверену - игра не по мне! сказал он, вынимая колоду карт. - Но если вы и майор и мистрисс Бакстер желаете сыграть робер, по шиллингу поен, то я к вашим услугам. Срежьте, кому сдавать.

Мы согласились с удовольствием. Колода срезана. Мне и мистрисс Бакстер предстояло играть против майора и Левисона. Мы выигрывали почти каждую игру. Левисон играл весьма осторожно; майор хохотал, разговаривал и всегда забывал, с чего ходили.

Все-таки время убивалось; черная и красная масти менялись с замечательной последовательностью; мы трунили над необыкновенным счастьем майора, над строгой аккуратностью Левисона, над жадностью к взяткам мистрисс Бакстер, - словом, представляли собой такую приятную партию, какой, быть может, никогда еще не освещал тусклый фонарь вагона железной дороги. Не смотря на то, я ни о чем больше не думал, как о моих драгоценных двух ящиках.

Мы неслись по Франции, ничего не видя, ничего не замечая, и так мало думали о способах нашего передвижения, как будто мы были четыре принца из арабских сказок, расположившиеся на ковре-самолете.

Игра постепенно начинала сопровождаться промежутками, между тем как разговор становился безпрерывнее. Левисон, по обыкновению, в туго затянутом галстухе, невозмутимый и пунктуальный, сделался разговорчивым. Он говорил преимущественно о своем занятии.

- Много лет я вникал в этот предмет, сказал он ясным и мерным голосом: - и наконец-то открыл величайший секрет, которого так долго ждали непромокаемые изделия всякого рода, именно: каким образом сообщить исход из тела испарине и в то же время охранить его от дождя. По возвращении в Лондон, сейчас же предлагаю этот секрет фирме Макинтоша за десять тысяч фунтов; в случае отказа, немедленно открою в Париже магазин, дам новой своей фабрике название Маджентош, в честь великой итальянской победы французского императора, и преспокойно начну наживать миллионы, - вот мой план.

- Вот, что называется, деловой-то тон! сказал майор с восхищением.

- Ах, майор, вскричала его жена: - если бы ты имел только частицу благоразумия и энергии, тогда бы дивным давно был полковником.

- Я сам всегда употребляю секретные замки с буквами, сказал он. - Таинственные слова к моим замкам: турлюрет и папагайо, - слова, которые я слышал в одном старинном французском водевиле, - ну, кто их угадает? Самый искуснейший вор, и тот должен употребит по крайней мере семь часов, чтобы подобрать один из этих ключей. Вы тоже находите, что это замки самые безопасные? (Вопрос относился ко мне).

Я сухо отвечал: - да! и спросил, в какое время поезд прибудет в Лион.

- В Лион - в четыре с половиной, сказал майор: - теперь без пяти минут четыре. Не знаю, почему, но у меня есть какое-то предчувствие, что с нами случится несчастие. Несчастие преследует меня. Когда я отправлялся на тигров, то всегда этот зверь впивался в моего слона. Если требовалось послать смену в какой нибудь зараженный форт, то жребий всегда выпадал на мою роту. Быть может, это один предразсудок, признаюсь, но я чувствую, что прежде чем мы доедем до Марселя, с нами непременно случится несчастие. Замечаете, как быстро мы несемся? Посмотрите, как качает вагон!

Я безсознательно становился нервным, но скрыл свое волнение. Неужели майор принадлежал к шайке мошенников, неужели он задумал какой нибудь план против меня? Не может быть: его красное, одутловатое лицо, его чистые, добрые глаза устраняли всякое подозрение.

- Пустяки; будьте спокойны, майор; вы всегда с своими предчувствиями отравляете удовольствие всякой поездки, сказала жена, располагаясь заснуть.

Левисон после этого начал говорить о ранней своей жизни, о том, как он в царствование Георга Четвертого ездил за границу за галстухами от торгового дома в улице Бойд. Он становился красноречивым в пользу старинных костюмов.

- Низкие радикалы, говорил он: - готовы были подвести под свой уровень первого джентльмена в Европе, каким по всей справедливости назывался покойный король. Я уважаю его память. Он был остроумен и покровительствовал остроумию; он был до расточительности щедр и с пренебрежением смотрел на жалкую скаредную экономию. Одевался он превосходно, держал себя еще превосходнее, - словом, был джентльмен с самыми изящными манерами. Да, сэр, нынешнее время можно назвать временем грязным, оборванным. Когда я был молод, ни один джентльмен не отправлялся в путешествие по крайней мере без двух дюжин галстухов, четырех подгалстучников и утюга, чтобы разгладить бант и сделать края его такими тоненькими, как кисея. В то время, сэр, было по крайней мере восьмнадцать мод повязки галстухов: так, например, были cravate à la Diane, cravate а l'Anglaise, cravat au noeud Gordien, cravate...

В поезде почувствовалось сотрясение, - он продолжал идти, но ход его уменьшался и наконец остановился.

Майор высунул голову из окна и окликнул проходившого сторожа:

- Где мы теперь?

- В двадцати милях от Лиона - Fort Rouge, monsieur.

- Зачем же остановка? разве что нибудь случилось?

- Говорят, что сломалось колесо, отвечал английский голос из соседняго окна. - Нам придется прождать два часа, пока не переменят багажных вагонов.

- Праведное Небо! - я не мог удержаться от этого восклицания.

Левисон тоже высунул голову.

- К сожалению, оказывается правда, сказал он, садясь на место: - часа два, по крайней мере, пройдет, говорит служитель. Скучно, очень скучно; впрочем, подобные случаи на железных дорогах не редкость, - надо принимать их хладнокровно. Мы выпьем кофе и потом сыграем еще робер. Мы должны однако присмотреть за нашим багажем, а если мистер Блэмейр примет на себя труд заказать ужин, то я посмотрю за всех. Но скажите, пожалуйста, что это блестит около фонарей?

- Monsieur, отвечал жандарм, делая честь: - там солдаты первого егерского полка; они случайно попали сюда на станцию по дороге в Шалон; начальник станции приказал им оцепить багажные вагоны и наблюсти за переноской поклажи. Никому из пассажиров не позволяется приближаться к цепи, потому что в вагонах находятся какие-то драгоценные вещи, принадлежащия правительству.

Левисон плюнул и про себя ругнулся:--на французских железных дорогах всего можно ожидать.

- Клянусь Юпитером, сэр, случалось ли нам когда нибудь видеть такия неуклюжия телеги? сказал майор Бакстер, указывая на две деревенския телеги, каждая в четверку лошадей, которые тащились подле забора, примыкавшого к станции; мы прошли до первой поворотной платформы, т. е. на несколько сот ярдов от крайних домов деревни Fort Rouge.

проклятий на их тяжесть. Однако, я не заметил даже признаков правительственного груза, и шепнул об этом майору.

- О, они очень осторожны, сказал он: - очень дальновидны. Быть может, здесь везутся брильянты императрицы, и притом в какой нибудь маленькой шкатулке, - но во время ночной суматохи, пожалуй, нетрудно их и украсть.

В этот момент раздался пронзительный свисток, в роде сигнала. Лошади в двух телегах помчали в галоп и вскоре скрылись из виду.

- Дикие, сэр; настоящие варвары, воскликнул майор: - не умеют пользоваться рельсами даже теперь, когда мы их даем им.

- Майор, сказала, его жена голосом, выражавшим сильный упрек: - пощадите чувства этих иностранцев и вспомните ваше положение, как офицера и джентльмена.

- Сборище адских идиотов, вскричал Левисон: - ничего не могут сделать без солдат; тут солдаты, там солдаты, везде солдаты.

- Так что же; - эти предосторожности бывают иногда полезны, сказала мистрисс Бакстер: - Франция такое место, где можно найти множество различных странных личностей. За табль-д'отом ближайший к вам сосед джентльмен может оказаться ни более ни менее, как освобожденным каторжником. Майор, вы помните в Каире случай три года тому назад?

- Каиро, милая Джулия, не во Франции.

- Надеюсь, майор, я это знаю. Но дом, в котором случилось происшествие, был французский отель, а это тоже самое, что Франция, резко сказала мистрисс Бакстер.

только ожидать несчастия на пароходе.

- Майор, вы злой человек, не возставайте против провидения.

Левисон снова пустился в красноречие относительно Принца Регента, его бриллиантовых эполет и неподражаемых галстуков; но слова Левисона становились все протяжнее и протяжнее, и наконец для меня замолкли; я слышал какое-то невнятное бормотанье, - стук и бренчанье вагонных колес.

И вот мои грезы снова сделались нервными и безпокойными. Мне снилось, что я в Каиро, - хожу там по узким мрачным улицам, где верблюды и черные невольники толкают меня; воздух пропитан мускусом; - из решетчатых окон смотрят закутанные в вуали лица. Вдруг к ногам моим падает розан. Я посмотрел на верх, и личико, похожее на Минни, с большими влажными глазами антилопы, взглянуло на меня из-за сосуда с водой и улыбнулось. В этот момент показались четыре мамелюка, которые во весь опор скакали по улице прямо на меня с обнаженными саблями. Мне снилось, что единственное мое спасение заключалось в произнесении таинственных слов, служивших клюнем к моим замкам. Вот я уже под ногами лошадей мамелюков. С большим трудом я мог прокричать: - Котопахо! Котопахо! - Грубый толчок разбудил меня; передо мной сидел майор.

- Вы разговариваете во сне? сказал он. - Какой чорт заставляет вас говорить во сне? Скверная привычка. - Мы на станции, где можно позавтракать.

- Какую-то чушь на непонятном языке, возразил майор.

- На греческом, мне кажется, сказал Левисон: - впрочем в эту самую минуту я тоже дремал.

Мы прибыли в Марсель. Я с восторгом любовался его миндальными деревьями и белыми виллами. Правда, я чувствовал бы себя гораздо спокойнее и безопаснее, если бы находился на пароходе, и если бы мое сокровище находилось при мне. В моем темпераменте не было наклонности ни к недоверчивости, ни к подозрению, но мне казалось странным, что во время этой длинной поездки от Лиона в Марсель, я каждый раз, после непродолжительного сна, замечал, что на меня были устремлены или глаза майора, или его жены. В последние четыре часа Левисон спал безпрерывно. К концу нашего путешествия, мы почему-то все сделались молчаливы и даже угрюмы. Теперь, по прибытии в Марсель, мы скова ожили, снова повеселели.

- Hotel de Londres! Hotel de l'Univers! Hotel Impérial! кричали факторы, в то время, как мы суетились около нашего багажа, согласившись не разлучаться.

érial, сказал майор: - это самое лучшее место.

К нам подбежал одноглазый, угрюмый фактор креол:

- Hotel Impérial, сэр. Я Hotel Impérial; битком набит, ни одной постели нет - pas de tout, безполезно, сэр!

- Чорт возьми! остается только услышать, что в свое время не пойдет и пароход.

- Вы изволите, сэр, говорить про пароход; действительно, у него поврежден котел; он пойдет не раньше, как спустя полчаса после полночи.

ужином. Я послал по телеграфу необходимые депеши, и теперь свободен до половины двенадцатого.

- Я отведу вас, сказал Левисон: - в небольшой, но весьма приличный отель, подле самой пристани, - в "Hôtel des Etrangers".

- Гадкая, грязная, низкая харчевня, - и в добавок игорное место! сказал майор, садясь в открытый экипаж и закуривая черутку.

Мистер Левисон, стараясь поддержать свое достоинство, сказал: - сэр, это место в настоящее время в новых руках, иначе я не решился бы рекомендовать его, вы можете быть уверены.

- Сэр, сказал майор, приподняв свою широкополую белую шляпу: - извиняюсь перед вами. Я вовсе этого не знал.

Когда мы вошли в бедно меблированный зал, с обеденным столом по середине и грязным биллиардом в конце, майор сказал мне: - я пойду умоюсь и отправлюсь в театр, а потом пока вы телеграфируете, прогуляюсь. Джулия, сходи пожалуйста на верх и осмотри комнаты.

- Какие рабыни мы, бедные женщины! сказала мистрисс Бакстер, выплывая из зала.

- А я, сказал Левисон, положив свой сак-вояж: - пойду и займусь своим делом, пока не закрыты магазины. Здесь в торговом доме Канабьер у нас есть свои агенты.

- Только две двух-спальные комнаты, сэр, сказал одноглазый фактор, стоявший подле багажа.

на случай, если он воротится раньше меня.

- Готово, сказал майор: - отправляемтесь.

На телеграфной станции меня ждала телеграмма из Лондона. К удивлению моему и ужасу, она содержала в себе следующия слова:

"Вы находитесь в большой опасности. Не оставайтесь на берегу ни минуты. Против вас есть заговор. Обратитесь к префекту за стражей".

Значит это майор, и я был в его руках! Это простое радушное обращение с его стороны было чистейшее притворство. Даже теперь он мог бы унести мои ящики. Я телеграфировал:

"Прибыл в Марсель. По настоящую минуту все благополучно".

Подумав о совершенном разорении нашей фирмы, если бы меня ограбили, и вспомнив о дорогой моей Минни, я поспешил в отель, расположенный в грязной узкой улице близь гавани. Когда я повернул в улицу, какой-то человек схватил меня за руку. Это был один из лакеев. Он торопливо сказал мне по французски: - скорее, скорее, monsieur; майор Бакстер ждет вас с нетерпением; пожалуйте в зал. Нельзя ни минуты терять времени.

Я побежал к отелю и ворвался в зал. Майор ходил взад и вперед в чрезвычайном волнении; его жена с безпокойством смотрела в окно. Манеры их обоих совершенно изменились. Майор подбежал и схватил меня за руку. - Я полицейский сыщик - мое имя Арнот, сказал он. - Наш спутник Левисон - замечательнейший вор. В настоящую минуту, он в своей комнате открывает один из ваших ящиков с золотом. Вы должны помочь мне накрыть его. Я знал его игру, и сделал ему мат. Но мне хотелось поймать его на месте преступления. Джулия, кончи тот грог, а мистер Блэмейр и я займемся своим делом. При вас ли револьвер на случай его сопротивления. Я предпочитаю вот это.

И он вытащил из-за рукава полицейскую трость.

- Я оставил свой револьвер в спальне, вскричал я, едва переводя дыхание.

Тише!

Мы подошли к двери и стали прислушиваться. Мы услышали звон золотых монет. Потом раздался сухой хохот над словом, которое Левисон подслушал во время моего сна. - Котопахо - ха-ха!

Майор мигнул мне и мы в один момент сделали натиск на дверь. Она зашаталась, треснула и отворилась. Левисон. с револьвером в руке, стоял на открытом сундуке; одна нога его погрузилась по щиколку в золото. Он уже наполнил им большой землекопский мешок, которым опоясался вместо кушака, и дорожную сумку, висевшую у него с боку. Сак-вояж в половину полный, лежал у его ног, и вероятно в то время, как Левисон хотел отдернуть задвижку у окна, из этого сака пролился поток чистого золота. Левисон не произнес ни слова. На окне лежали веревки, как будто он уже спускал, или приготовлял к спуску мешки в боковой переулок. Он сделал свисток и вслед за ним на улице раздался стук колес какого-то опрометью летевшого экипажа.

- Сдавайся, - висельник! я знаю тебя, вскричал майор. - Сдавайся, - наконец-то и добрался до тебя.

Вместо ответа Девисон спустил курок револьвера; - выстрела, к счастию, непоследовало. Я забыл наложить пистоны.

Я выскочил за и им, - комната была в нижнем этаже, - и поднял крик и тревогу. Арнот остался караулить деньги.

Еще минута и дикая толпа солдат, матросов, разнородная смесь праздных лентяев и дрягилей, с гамом и криком мчалась за утекавшим разбойником, нагоняя его, при наступивших сумерках (в это время только что начинали зажигать фонари), как поднятого зайца, который бросался то в ту, то в другую сторону, между безчисленным множеством препятствий, как будто нарочно поставленных на протяжении всей набережной. Сотни рук направлялись на него; сотни рук готовы были схватить его; - он увертывался от одних, отбивался от других, - перескакивал через третьих, и только что рука зуава едва не вцепилась в него, как нога его попала в бухту каната и он стремглав полетел в гавань. Раздался крик в то время как Левисон с шумным всплеском изчез в мрачной воде, не в далеке от тускло светившагося одинокого фонаря. Я прибежал к ближайшему спуску и оставался в выжидающем положении, в промежуток времени, когда жандармы взяли шлюпку и отыскивали баграми утонувшого человека.

- Эти старые воры - хитрее лисиц. Я помню этого человека, когда он был в Тулоне. Я видел, как его клеймили. Я узнал его с первого взгляда. Он нырнул под корабли, попал на какую-то барку и скрылся. - Сделайте одолжение, - вы его больше не увидите, - говорил старый, седовласый жандарм, который взял меня в шлюпку.

- Почем знать, - авось либо и увидим, - а это что? - вскричал другой жандарм, перевесившись за борт, и за волосы приподнял утопленника.

- их стережет моя Джулия. Я часто говорил, что этому человеку не увернуться от своей судьбы, так оно и вышло. Но какими судьбами вы-то, мистер Блэймер, увернулись из его рук. Он скорее решился бы перерезать вам горло, чем упустить из виду ваши деньги! Но я следил за ним. Он не знал меня. Это моя первая поездка за таким разбойником. - Хорошо, - мы исключим его из списков; это в своем роде утешительная вещь. Поедемте, товарищи, - тащите его на берег. Нам нужно отобрать от него деньги, которые по крайней мере сделали то доброе дело, что посадили этого бездельника на дно.

Когда мы поднесли его к фонарю, продолговатое лицо его, даже в смерти, сохранило отпечаток хитрости и вместе с тем респектабельности.

По возращении в отель, - я осыпал мистрисс Бакстер (другой полицейский съищик) благодарностями. Здесь Арнот шутливым своим тоном рассказал мне все. В день моего отъезда из Лондона, он получил из главного полицейского управления приказание конвоировать меня и следить за Левисоном. Арнот не имел времени переговарить с главными лицами нашей фирмы. Главный кондуктор нашего поезда был подкуплен испортить машину у деревни Форт-Руж, где соумышленники Левисона ожидали его с телегами, чтобы, пользуясь смущением пассажиров и темнотой, увезти мои сундуки. Этот план Арнот разстроил, телеграфируя из Парнаса, чтобы на станцию Форт-Руж был выслан отряд войска. Шампанское, которое он пролил, было отравлено. Левисов, испытав неудачу в первой попытке, решился прибегнуть к другим средствам. Несчастное открытие мною секрета моего замка дало ему возможность открыть один из моих сундуков. Повреждение парохода, - случайное, как в последствии было дознано, - представляло ему превосходнейший случай.

В ту же ночь, благодаря Арноту, я выехал из Марселя, не потеряв ни одной монеты. Морской переход совершился благополучно. Займ был сделан на весьма выгодных условиях. Наша фирма с того времени процветала, как процветали Минни и я, в добавок и фирма и мое семейство постепенно увеличивались.