Приключения Оливера Твиста.
Глава XI

ГЛАВА XI

повествует о мистере Фэнге, полицейском судье, и дает некоторое представление о его способе отправлять правосудие

Преступление было совершено в районе, входившем в границы весьма известного полицейского участка столицы. Толпа имела удовольствие сопровождать Оливера только на протяжении двух-трех улиц и по так называемому Маттон-Хилл, а затем его провели под низкой аркой в грязный двор полицейского суда. В этом маленьком мощеном дворике их встретил дородный мужчина с клочковатыми бакенбардами на лице и связкой ключей в руке.

- Что тут еще случилось? - небрежно спросил он.

- Охотник за носовыми платками, - ответил человек, который привел Оливера.

- Вы - пострадавшая сторона, сэр? - осведомился человек с ключами.

- Да, я, - ответил старый джентльмен, - но я не уверен в том, что этот мальчик действительно стащил у меня носовой платок… Мне… мне бы хотелось не давать хода этому делу.

- Теперь остается только идти к судье, - сказал человек с ключами. - Его честь освободится через минуту. Ступай, молодой висельник.

Этими словами он пригласил Оливера войти в отпертую им дверь, ведущую в камеру с кирпичными стенами. Здесь Оливера обыскали и, не найдя у него ничего, заперли.

Камера своим видом и размерами напоминала погреб, но освещалась куда хуже. Она оказалась нестерпимо грязной; было утро понедельника, а с субботнего вечера здесь сидели под замком шестеро пьяниц. Но это пустяки. В наших полицейских участках каждый вечер сажают под арест мужчин и женщин по самым ничтожным обвинениям - это слово достойно быть отмеченным - в темницы, по сравнению с которыми камеры в Ньюгете^[21], занятые самыми опасными преступниками, коих судили, признали виновными и приговорили к смертной казни, напоминают дворцы. Пусть тот, кто в этом сомневается, сравнит их сам.

Когда ключ заскрежетал в замке, старый джентльмен был опечален почти так же, как Оливер. Он со вздохом обратился к книге, которая послужила невольной причиной происшедшего переполоха.

- В лице этого мальчика, - сказал старый джентльмен, медленно отходя от двери и с задумчивым видом похлопывая себя книгой по подбородку, - в лице этого мальчика есть что-то такое, что меня трогает и интересует. Может ли быть, что он не виновен? Лицо у него такое… Да, кстати! - воскликнул старый джентльмен, вдруг остановившись и подняв глаза к небу. - Ах, боже мой! Где ж это я раньше мог видеть такое лицо?

После нескольких минут раздумья старый джентльмен все с тем же сосредоточенным видом вошел в прихожую перед камерой судьи, выходившую во двор, и здесь, отступив в угол, воскресил в памяти длинную вереницу лиц, над которыми уже много лет назад спустился сумеречный занавес.

- Нет! - сказал старый джентльмен, покачивая головой. - Должно быть, это моя фантазия!

Он снова их обозрел. Он вызвал их, и нелегко было вновь опустить на них покров, так долго их скрывавший. Здесь были лица друзей, врагов, людей, едва знакомых, назойливо выглядывавших из толпы; здесь были лица молодых, цветущих девушек, теперь уже старух; здесь были лица, искаженные смертью и сокрытые могилой. Но дух, властвующий над ней, по-прежнему облекал их свежестью и красотой, вызывая в памяти блеск глаз, сверкающую улыбку, сияние души, просвечивающей из праха, и то неясное, что нашептывает красота из загробного мира, изменившаяся лишь для того, чтобы вспыхнуть еще ярче, и отнятая у земли, чтобы стать светочем, который озаряет мягкими, нежными лучами тропу к небесам.

Но старый джентльмен не мог припомнить ни одного лица, чьи черты можно было найти в облике Оливера. С глубоким вздохом он распрощался с пробужденными им воспоминаниями и, будучи, к счастью для себя, рассеянным старым джентльменом, снова похоронил их между пожелтевших страниц книги.

Он очнулся, когда человек с ключами тронул его за плечо и предложил следовать за ним в камеру судьи. Он поспешно захлопнул книгу и предстал перед лицом величественного и знаменитого мистера Фэнга.

Камера судьи помещалась в первой комнате с обшитыми панелью стенами. Мистер Фэнг сидел в дальнем конце, за перилами, а у двери находилось нечто вроде деревянного загона, куда уже был помещен бедный маленький Оливер, весь дрожавший при виде этой устрашающей обстановки.

Мистер Фэнг был худощавым, с длинной талией и несгибающейся шеей, среднего роста человеком, с небольшим количеством волос, произраставших на затылке и у висков. Лицо у него было хмурое и багровое. Если он на самом деле не имел обыкновения пить больше, чем было ему полезно, он мог бы возбудить в суде против своей физиономии дело о клевете и получить щедрое вознаграждение за понесенные убытки.

Старый джентльмен почтительно поклонился и, подойдя к столу судьи, сказал, согласуя слова с делом:

- Вот моя фамилия и адрес, сэр.

Затем он отступил шага на два и, отвесив еще один учтивый джентльменский поклон, стал ждать допроса.

дел обратить на него особое и чрезвычайное внимание. Он был в дурном расположении духа и, нахмурившись, сердито поднял голову.

- Кто вы такой? - спросил мистер Фэнг.

Старый джентльмен с некоторым удивлением указал на свою визитную карточку.

- Полисмен, - сказал мистер Фэнг, презрительно отбрасывая карточку вместе с газетой, - кто этот субъект?

- Моя фамилия, сэр, - сказал старый джентльмен, как подобает говорить джентльмену, - моя фамилия, сэр, Браунлоу… Разрешите узнать фамилию судьи, который, пользуясь защитой своего звания, наносит незаслуженное и ничем не вызванное оскорбление почтенному лицу.

С этими словами мистер Браунлоу окинул взглядов комнату, словно отыскивая кого-нибудь, кто бы доставил ему требуемые сведения.

- Полисмен, - повторил мистер Фэнг, швыряя в сторону лист бумаги, - в чем обвиняется этот субъект?

- Он ни в чем не обвиняется, ваша честь, - ответил полисмен. - Он выступает обвинителем против мальчика, ваша честь.

Его честь прекрасно это знал; но это был превосходный способ досадить свидетелю, да к тому же вполне безопасный.

- Выступает обвинителем против мальчика, вот как? - сказал Фэнг, с ног до головы смерив мистера Браунлоу презрительным взглядом. - Приведите его к присяге!

- Прежде чем меня приведут к присяге, я прошу разрешения сказать одно слово, - заявил мистер Браунлоу, - а именно: я бы никогда не поверил, не убедившись на собственном опыте…

- Придержите язык, сэр! - повелительно сказал мистер Фэнг.

- Не желаю, сэр! - ответил старый джентльмен.

- Сию же минуту придержите язык, а не то я прикажу выгнать вас отсюда! - воскликнул мистер Фэнг. - Вы наглец! Как вы смеете грубить судье?

- Что такое? - покраснев, вскричал старый джентльмен.

- Приведите этого человека к присяге! - сказал Фэнг клерку. - Не желаю больше слышать ни единого слова. Приведите его к присяге.

Негодование мистера Браунлоу было безгранично, но, сообразив, быть может, что он только повредит мальчику, если даст волю своим чувствам, мистер Браунлоу подавил их и покорно принес присягу.

- Ну, - сказал Фэнг, - в чем обвиняют этого мальчика? Что вы имеете сказать, сэр?

- Я стоял у книжного ларька… - начал мистер Браунлоу.

- Помолчите, сэр, - сказал мистер Фэнг. - Полисмен! Где полисмен?.. Вот он. Приведите к присяге этого полисмена… Ну, полисмен, в чем дело?

Полисмен с надлежащим смирением доложил о том, как он задержал обвиняемого, как обыскал Оливера и ничего не нашел, и о том, что он больше ничего об этом не знает.

- Есть еще свидетели? - осведомился мистер Фэнг.

- Больше никого нет, сэр, - ответил полисмен.

Мистер Фэнг несколько минут молчал, а затем, повернувшись к потерпевшему, сказал с неудержимой злобой:

…

Конец фразы остается неизвестным, ибо как раз в надлежащий момент клерк и тюремщик очень громко кашлянули, и первый уронил на пол - разумеется, случайно - тяжелую книгу, благодаря чему слова невозможно было расслышать.

Мистер Браунлоу, которого много раз перебивали и поминутно оскорбляли, ухитрился изложить свое дело, заявив, что в первый момент, растерявшись, он бросился за мальчиком, когда увидел, что тот удирает от него; затем он выразил надежду, что судья, признав мальчика виновным не в воровстве, но в сообщничестве с ворами, окажет ему снисхождение, не нарушая закона.

- Он и без того уже пострадал, - сказал в заключение старый джентльмен. - И боюсь, - энергически добавил он, бросив взгляд на судью, - право же, боюсь, что он болен!

- О да, конечно! - насмешливо улыбаясь, сказал мистер Фэнг. - Эй ты, бродяжка, брось эти фокусы! Они тебе не помогут. Как тебя зовут?

Оливер попытался ответить, но язык ему не повиновался. Он был смертельно бледен, и ему казалось, что все в комнате кружится перед ним.

- Как тебя зовут, закоснелый ты негодяй? - спросил мистер Фэнг. - Полисмен, как его зовут?

Эти слова относились к грубоватому, добродушному на вид старику в полосатом жилете, стоявшему у перил. Он наклонился к Оливеру и повторил вопрос, но убедившись, что тот действительно не в силах понять его, и зная, что молчание мальчика только усилит бешенство судьи и приведет к более суровому приговору, он рискнул ответить наобум.

- Он говорит, что его зовут Том Уайт, ваша честь, - сказал этот мягкосердечный охотник за ворами.

- О, так он не желает разговаривать? - сказал Фэнг. - Прекрасно, прекрасно. Где он живет?

- Где придется, ваша честь! - заявил полисмен, снова притворяясь, будто Оливер ему ответил.

- Родители живы? - осведомился мистер Фэнг.

- Он говорит, что они умерли, когда он был совсем маленький, ваша честь, - сказал полисмен наугад, как говорил обычно.

Когда допрос достиг этой стадии, Оливер поднял голову и, бросив умоляющий взгляд, слабым голосом попросил глоток воды.

- Вздор! - сказал мистер Фэнг. - Не вздумай меня дурачить.

- Мне кажется, он и в самом деле болен, ваша честь, - возразил полисмен.

- Мне лучше знать, - сказал мистер Фэнг.

- Помогите ему, полисмен, - сказал старый джентльмен, инстинктивно протягивая руки, - он вот-вот упадет.

- Отойдите, полисмен! - крикнул Фэнг. - Если ему угодно, пусть падает.

Оливер воспользовался милостивым разрешением и, потеряв сознание, упал на пол. Присутствующие переглянулись, но ни один не посмел шевельнуться.

class='book'>- Я знал, что он притворяется, - сказал Фэнг, словно это было неопровержимым доказательством притворства. - Пусть он так и лежит. Ему это скоро надоест.

- Как вы намерены решить это дело, сэр? - спросил клерк.

- Очень просто! - ответил мистер Фэнг. - Он приговаривается к трехмесячному заключению и, разумеется, к тяжелым работам. Очистить зал!

Открыли дверь, и два человека приготовились унести бесчувственного мальчика в тюремную камеру, как вдруг пожилой человек в поношенном черном костюме, на вид пристойный, но бедный, ворвался в комнату и направился к столу судьи.

Хотя духи, председательствующие в подобных местах, пользуются полной и неограниченной властью над свободой, добрым именем, репутацией, чуть ли не над жизнью подданных ее величества, в особенности принадлежащих к беднейшим классам, и хотя в этих стенах ежедневно разыгрываются такие фантастические сцены, что ангелы могли бы выплакать себе глаза, однако это скрыто от общества, разве только кое-что проникает в печать^[22]. Вследствие этого мистер Фэнг не на шутку вознегодовал при виде незваного гостя, столь неучтиво нарушившего порядок.

- Что это? Кто это такой? Выгнать этого человека! Очистить зал! - вскричал мистер Фэнг.

- Я буду говорить! - крикнул человек. - Я не позволю, чтобы меня выгнали! Я все видел. Я владелец книжного ларька. Я требую, чтобы меня привели к присяге! Меня вы не заставите молчать. Мистер Фэнг, вы должны меня выслушать! Вы не можете мне отказать, сэр.

Этот человек был прав. Вид у него был решительный, а дело принимало слишком серьезный оборот, чтобы можно было его замять.

- Приведите этого человека к присяге! - весьма недружелюбно проворчал мистер Фэнг. - Ну, что вы имеетё сказать?

- Вот что: я видел, как три мальчика - арестованный и еще двое - слонялись по другой стороне улицы, когда этот джентльмен читал книгу. Кражу совершил другой мальчик. Я видел, как это произошло и видел, что вот этот мальчик был совершенно ошеломлен и потрясен.

К тому времени достойный владелец книжного ларька немного отдышался и уже более связно рассказал, при каких обстоятельствах была совершена кража.

- Почему вы не явились сюда раньше? - помолчав, спросил Фэнг.

- Мне не на кого было оставить лавку, - ответил тот. - Все, кто мог бы мне помочь, приняли участие в погоне. Еще пять минут назад я никого не мог найти, а сюда я бежал всю дорогу.

- Истец читал, не так ли? - осведомился Фэнг, снова помолчав.

- Да, - ответил человек. - Вот эту самую книгу, которая у него в руке.

- Эту самую, да? - сказал Фэнг. - За нее уплачено?

- Нет, не уплачено, - с улыбкой ответил книгопродавец.

- Ах, боже мой, я об этом совсем забыл! - простодушно воскликнул рассеянный старый джентльмен.

- Что и говорить, достойная особа, а еще возводит обвинения на бедного мальчика! - сказал Фэнг, делая комические усилия казаться сердобольным. - Я полагаю, сэр, что вы завладели этой книгой при весьма подозрительных и порочащих вас обстоятельствах. И можете почитать себя счастливым, что владелец ее не намерен преследовать вас по суду. Пусть это послужит вам уроком, любезнейший, а не то правосудие еще займется вами… Мальчик оправдан. Очистить зал!

- Черт побери! - вскричал старый джентльмен, не в силах больше сдерживать свой гнев. - Черт побери! Я…

- Очистить зал! - сказал судья. - Полисмены, слышите? Очистить зал!

Приказание было исполнено. И негодующего мистера Браунлоу, который был вне себя от гнева и возмущения, выпроводили вон с книгой в одной руке и с бамбуковой тростью в другой. Он вышел во двор, и бешенство его мгновенно улеглось. На мощеном дворе лежал маленький Оливер Твист в расстегнутой рубашке и со смоченными водой висками; лицо его было смертельно бледно, дрожь пробегала по всему телу.

- Бедный мальчик, бедный мальчик! - сказал мистер Браунлоу, наклонившись к нему. - Карету! Пожалуйста, пусть кто-нибудь наймет карету. Поскорее!

Появилась карета, и когда Оливера бережно опустили на одно сиденье, старый джентльмен занял другое.

- Разрешите поехать с вами? - попросил владелец книжного ларька, заглядывая в карету.

минуты.

Примечания

21

Ньюгет - центральная уголовная тюрьма в Лондоне. Во время лондонского «мятежа лорда Гордона» (1780), описанного Диккенсом в романе «Барнеби Радж», частично была разрушена, затем восстановлена и в 1877 году закрыта.

22

По крайней мере так было в те времена. (Прим. автора.)