Диккенс - Джону Форстеру, 17 января 1842 г.

91 ДЖОНУ ФОРСТЕРУ

У берегов Ньюфаундленда,

понедельник, 17 января 1842 г.

…Нас восемьдесят шесть пассажиров; со времен Ноева ковчега на море не бывало такого диковинного собрания божьих тварей. В кают-компанию, после первого дня, я ни разу не заходил, ибо там шум, запах и духота невыносимые. На палубе я побывал всего лишь один раз - и был удивлен и разочарован незначительностью открывавшейся панорамы. Море, пребывающее в вечном движении, поразительно и, вероятно, с воздуха или с какой-нибудь высокой точки показалось бы величественным. Но когда взираешь на него с этих мокрых колеблющихся палуб в такую погоду, как сейчас, и в таких обстоятельствах, как наши, то, кроме головокружения и неприятных переживаний, ничего не испытываешь. Я был рад повернуться к нему спиной и спуститься вниз.

Итак, обитатели: я, Кэт и Энн ^[83] - в те редкие мгновения, когда она не лежит в постели. Забавная шотландочка, некая миссис П., супруга ювелира из Нью-Йорка. Он женился на ней в Глазго три года назад и бросил ее на другой день после свадьбы, ибо (это обстоятельство он от нее утаил) он был кругом должен. С той поры она жила все время с матерью; а сейчас, в сопровождении двоюродного брата, решила поехать к нему на год, на испытательный срок. Если к концу года ей там не понравится, она намерена возвратиться в Шотландию. Миссис Б., лет двадцати; ее муж едет этим же пароходом. Он - молодой англичанин, осевший в Нью-Йорке, а по ремеслу, насколько я мог выяснить, торговец шерстью. Они женаты две недели. Мистер и миссис К., удивительно нежная парочка, завершают каталог. Миссис К. - так я решил - дочь владельца пивной, а мистер К. удирает с ней, с кассой, с часами, которые стояли на камине, матушкиными золотыми часиками, всегда висевшими у нее в изголовье в особом мешочке, и прочим скарбом. Все женщины - хорошенькие, необыкновенно хорошенькие. Нигде и никогда не доводилось мне видеть столько красивых лиц, собранных вместе.

мы выкатываемся из всех дверей и продолжаем катиться, покуда нас не подберут официанты. Это настолько в порядке вещей, что во все время этой операции мы ни на минуту не теряем важности и, когда нас снова водворяют по диванам, продолжаем разговор либо игру с того места, на котором они оборвались.

Что касается новостей, их у нас больше, чем можно было ожидать. Вчера в кают-компании некто проиграл четырнадцать фунтов в двадцать одно, другой напился пьяным еще до окончания обеда, третий чуть не ослеп, ибо официант брызнул ему в глаза соусом из-под омара, а четвертый поскользнулся на палубе, упал и потерял сознание. Кок вчера с утра напился (получивши доступ к виски, которое было слегка разбавлено соленой водой), и капитан приказал боцману поливать его из пожарной кишки, покуда он не запросит пощады, которой, кстати сказать, он, по-видимому, так и не допросился, так как его приговорили четыре ночи кряду стоять на вахте без плаща и лишили грога. За обедом было разбито четыре дюжины тарелок. Один официант нес жаркое на блюде и свалился с лестницы, сильно повредив себе ногу. За ним следом свалился второй официант и подбил себе глаз. Пекарь заболел, кондитер тоже. Тогда подняли с постели какого-то нового человека, он тоже очень болен, сунули его в малюсенькую конурку на палубе, между двумя бочонками, и приказали - причем капитан все время стоял над душой, - чтобы он раскатал тесто для пирога; он же со слезами на глазах уверяет, что ему в его нынешнем состоянии совершенно невозможно даже смотреть на тесто. Двенадцать дюжин бутылок портера сорвались откуда-то и сейчас отчаянно перекатываются над нашими головами по палубе. Лорд Малгрейв (красивый малый, между прочим, да и вообще молодчина) побился об заклад с двадцатью пятью пассажирами, чьи каюты, как и его собственная, находятся в носовой части корабля, так что добраться до них можно, только пройдя через всю палубу, что достигнет своей каюты первым. Все поставили свои часы по капитанским и, завернувшись в плащи и нахлобучив на себя штормовые шляпы, двинулись в путь. Море с такой силой ринулось на судно, что им пришлось стоять, держась за поручни возле кожуха правого гребного колеса ровно двадцать пить минут; их обдавало волнами, и они не решались ни идти вперед, ни возвращаться, опасаясь, как бы их не смыло за борт… В течение двух или трех часов мы совсем было потеряли надежду на спасение; и, устремившись мыслями к Вам, к детям и ко всем, кто нам дорог, стали ожидать конца. Я уж и не надеялся, что переживу этот день и, уповая на бога, старался смириться со своей судьбой. Мысль о верных и преданных друзьях, которых мы оставляли, служила нам большим утешением, мы знали, что нашим малюткам не угрожает нужда… Новости! Полдюжины убийств на суше не так бы нас занимали, как эти…

83

Энн - Энн Браун, горничная жены Диккенса.