Диккенс - Сэру Эдварду Бульвер-Литтону, 15 февраля 1852 г.

261 СЭРУ ЭДВАРДУ БУЛЬВЕР-ЛИТТОНУ

Тэвисток-хаус,

воскресенье ночью, 15 февраля 1852 г.

Дорогой Бульвер!

Я уехал из Ливерпуля сегодня в четыре утра и так ослеплен всеобщим возбуждением, газовым светом, развевающимися носовыми платками и шляпами, что еле вижу написанное, и все же не могу лечь спать, не рассказав Вам о нашем триумфе. Даже принимая во внимание всевозможные крупные издержки и расходы, я считаю, что мы можем заприходовать не менее тысячи фунтов только за это турне. Более того, необычайный интерес, проявленный «славным народом Англии» к самой затее «Гильдии» в этих гигантских муравейниках, и восторженное одобрение, высказанное там, убеждает меня, что мы можем добиться своего, если только будем верны и преданны своему детищу. Общественное признание нашей идеи таково, что я не могу этого передать Вам в полной мере. Я твердо верю, что мы ухватили удачу за хвост и она еще вознесет нас очень высоко. Я говорю не о себе одном, а обо всех нас и в первую очередь о Форстере, который был ошеломлен поразительным воодушевлением в этих больших городах. Говорить Вам (особенно после Вашего милого письма), что бы я дал, лишь

бы видеть Вас здесь, ни к чему. Но я вполне серьезно могу сказать, что все зрелища мира блекнут в моих глазах перед картиной трехтысячной толпы, охваченной единым желанием и все же не знающей, как бы еще выразить свое одобрение, сказать тебе, насколько ты прав, поддержать тебя в твоем начинании. Пьесу понимают (играли ее гораздо лучше, чем в тот раз, когда Вы смотрели) так же хорошо, как Вы сами. Ничего от них не ускользнуло. Когда представление окончилось, все встали, учинив от восхищения целую бурю оваций, а манчестерцы послали за нами в Ливерпуль приглашение, в котором уведомляют, что если мы вернемся к ним в мае, когда будем играть в Бирмингеме (что мы, конечно, сделаем), то они с восторгом заполнят вновь Фритрейд-холл. Прием, оказанный ливерпульскими тори, был в равной мере восторженный. Мы играли два вечера подряд, в зале, набитом до потолка, - я могу сравнить его только с оперой в Генуе или Милане. Затем нам дали пышный обед в ратуше, и он не отличался по выражению чувств от предыдущего приема. Я рассказал о том, что мы решили делать (когда был провозглашен тост за «Гильдию!»), и это было встречено столь благородным и великодушным стремлением ободрить и поддержать нас, что мне останется только сгореть со стыда, если я когда-нибудь хоть на миг усомнюсь в нашем деле.

Я ручаюсь за Бирмингем - за любой крупный промышленный город, какой бы мы ни избрали. Мы завоевали такую поддержку нашей идее, какой не смогли бы завоевать за долгие годы упорного труда. Что касается материальной поддержки, то всего за неделю мы собрали столько средств, сколько едва ли можно было собрать за пятьдесят лет. Не могу передать Вам, что чувствовал Форстер (который не был в Ливерпуле, и потому в ушах его не звенят сейчас бурные овации) с той минуты, как прибыл в Манчестер. Поверьте мне, мы можем совершить блестящую поездку по всей северной Англии и Шотландии, если понадобится - не только ради сборов, но чтобы завоевать всеобщую симпатию.

Я так счастлив, что, начиная со вторника, еле сдерживаю слезы. Могу поручиться, что вся наша труппа готова отправиться со мной хоть на Северный полюс, если я приведу для этого веские доводы.

Я настоятельно прошу разрешить вопрос - стоит ли нам сейчас устанавливать срок, когда прервать нашу работу. Я еще буду думать над этим до нашей встречи в субботу, но уже сейчас склонен объявить труппе, что мы должны продолжать турне, теперь, когда большие города открыты для нас.

я чувствую себя великаном, спрыснутым живой водой.

Вся труппа собирается обедать со мной в понедельник, 1 марта, в четверть седьмого. Я не пригласил Вас, опасаясь, что Вы еще неважно себя чувствуете.

Так помните, мы встречаемся в субботу.

До субботы и впредь преданный Вам.