Барнеби Радж.
Глава шестая

Глава шестая

До крайности пораженный всеми этими странными происшествиями, следовавшими друг за другом так стремительно и бурно, слесарь молча смотрел на съежившуюся и дрожавшую женщину, и это продолжалось бы долго, если бы сочувствие и жалость не развязали ему язык.

- Вы нездоровы, - сказал он. - Я позову кого-нибудь из соседок.

- Нет, нет, и не думайте! - Она сделала отрицательный жест, все еще не поворачивая головы, чтобы он не увидел ее лица. - Достаточно уже того, что вы оказались свидетелем…

- Да, более чем достаточно… А впрочем, нет, мне этого недостаточно, - промолвил Гейбриэл.

- Пусть так, - отозвалась она. - Но не спрашивайте меня ни о чем, умоляю вас!

- Соседка, - начал слесарь, помолчав. - Сами посудите, разумно ли это, хорошо ли, справедливо ли это с вашей стороны? Вы знаете меня так давно и всегда советовались со мной… Право, я не узнаю вас! У вас с детства был такой сильный характер, такое мужественное сердце.

- Они мне понадобились в жизни, - сказала она. Но я старею телом и душой. Должно быть, годы и слишком тяжелые испытания сокрушили мои силы. Не спрашивайте, не говорите ничего!

- Да как же я могу молчать после того, что видел? - возразил слесарь. - Кто этот человек и почему его приход так встревожил вас?

Она не отвечала и держалась за стул, словно боялась упасть.

- Я спрашиваю вас, Мэри, по праву старого друга, который всегда был к вам очень привязан и, как мог, доказывал вам это. Кто этот подозрительный человек и что может быть общего между вами? Почему он, как призрак, появляется только в темные и ненастные ночи? Откуда он вас знает и зачем бродит вокруг вашего дома, шепчется с вами, как будто вас связывает нечто такое, о чем ни вы, ни он не смеете даже говорить вслух? Кто он?

- Верно вы сказали, что он призрак, который бродит вокруг этого дома, - тихо сказала вдова. - До сих пор только тень его всегда висела над моей жизнью и моим домом и в ночном мраке и при свете дня. А теперь он пришел сам, живой.

- Но он не ушел бы, если бы вы не цеплялись за меня, не давая мне сделать ни шагу, - уже с досадой возразил слесарь. - Все это для меня загадка.

- И должно навсегда остаться загадкой, - промолвила вдова, вставая. - Ничего больше я не решусь вам сказать.

- Не решитесь? - повторил слесарь, все больше и больше недоумевая.

- Да. И вы не настаивайте. Я больна, измучена, у меня уже нет сил жить… Нет, нет, не прикасайтесь ко мне!

Гейбриэл сделал шаг вперед, чтобы поддержать ее, но при этом резком восклицании отступил и в безмолвном удивлении уставился на нее.

- Оставьте меня одну идти своей дорогой, - сказала она тихо. - Рука честного человека не должна сегодня касаться моей руки.

Она, пошатываясь, добрела до двери и, обернувшись, добавила с усилием:

- То, что вы здесь видели, - тайна, и я вынуждена довериться вам. Вы - честный человек и всегда были очень добры ко мне, так не выдавайте же ее никому. Если мистер Честер из комнаты наверху слышал шум, придумайте какое-нибудь объяснение, скажите ему, что хотите, только ни звука о том, что видели! И никогда ни словом, ни взглядом не напоминайте мне о сегодняшнем. Я вам верю. Помните это! Вы и представить себе не можете, как много я сегодня доверила вам!

Секунду она смотрела ему в лицо, потом ушла, оставив его одного.

Неожиданное открытие, что вдова Радж, которая, как все полагали, столько лет вела жизнь уединенную и замкнутую, и безропотным мужеством, с каким переносила свое несчастье, завоевала себе доброе имя и уважение всех, кто ее знал, каким-то таинственным образом связана с человеком подозрительным и, хотя была сильно испугана его появлением, все-таки помогла ему скрыться, и поражало и мучило слесаря. А то, что он своим молчанием как бы дал согласие хранить все в тайне и вдова теперь на это рассчитывает, еще усиливало его душевное смятение. Надо было смелее и настойчивее потребовать от нее объяснений, не дать ей уйти, протестовать, вместо того чтобы молча согласиться на ее просьбу, - тогда ему сейчас было бы легче.

- И зачем я промолчал, когда она сказала, что это тайна и она мне ее доверяет! - рассуждал сам с собой Гейбриэл, сдвинув парик, чтобы удобнее было почесать затылок, и уныло глядя на огонь в камине. - Право, находчивости у меня не больше, чем у старого Джона, Зачем я не сказал ей твердо: «Вы не вправе иметь такие тайны, и я требую, чтобы вы объяснили, что все это значит?» Да, вот что надо было сказать, а не стоять, выпучив глаз»! как идиот. Идиот и есть! Вся беда в том, что твердости у меня хватает только когда я имею дело с мужчинами, а женщины вертят мною как хотят!

Придя к такому заключению, он совсем снял парик, нагрел платок у огня и принялся тереть им свою лысину с таким усердием, что она заблестела, как полированная.

- А может, все это и пустяки, - сказал он вслух, прервав свое приятное и успокоительное занятие и уже снова улыбаясь. - Любой пьяный скандалист, вломившись в дом, мог испугать тихую, робкую женщину. Однако… - тут слесарь в своих размышлениях дошел до того, в чем была вся загвоздка. - Почему это оказался тот самый человек? Чем объяснить, что он имеет над ней такую власть? Почему она помогла ему убежать от меня? А главное - ведь она могла сказать, что перепугалась от неожиданности - и все, но не сказала же этого. Больно, когда в одну минуту перестаешь верить человеку, которого знаешь столько лет и когда это к тому же твоя старая любовь! Но что поделаешь… Все это очень подозрительно!.. Кто там? Ты, Барнеби?

- Я! - крикнул Барнеби, появляясь на пороге, и несколько раз кивнул головой. - Конечно, я! Как вы догадались?

- По твоей тени, - пояснил слесарь.

- Ого! - Барнеби бросил взгляд через плечо. - Моя тень-веселая проказница и ходит со мной всегда, хоть я и дурачок. Мы с ней такие делаем прогулки! Скачем, бегаем, кувыркаемся на траве! Иногда она вытягивается до половины церковной колокольни, а иногда бывает такая маленькая, не больше карлика. То впереди бежит, то гонится за мной по пятам, крадется то с одной, то с другой стороны, - хитрая! Остановлюсь я - и она тоже останавливается, думает, что я ее не вижу, а я за ней все время зорко слежу. Ах, какая она потешная! Может, она тоже дурочка? Как по-вашему? По-моему, да.

- Почему ты так думаешь? - спросил Варден.

- Потому что она целыми днями меня передразнивает. И как это ей не надоест?.. А отчего вы не идете?

- Куда?

- Наверх. Он вас зовет. Постойте! Вот вы - разумный человек, так скажите мне: а где же его тень?

- При нем, Барнеби, при нем, вероятно, - ответил слесарь.

- Не угадали. - Барнеби отрицательно замотал головой. - Попробуйте еще раз.

- Так, может, она ушла гулять?

- Нет. Он обменялся тенью с одной женщиной, - шепнул Барнеби на ухо слесарю, глядя на него с торжествующей миной, и проворно отскочил. - И теперь ее тень всегда при нем, а его - при ней. Здорово, правда?

- Подойди ко мне, Барнеби, - сказал слесарь серьезно. - Подойди, дружок.

- Знаю я, что вы хотите мне сказать. Знаю! - Говоря это, Барнеби пятился от него. - Не бойтесь, я хитер, не проболтаюсь. Это я только вам все говорю. Ну, идете?

С этими словами он схватил свечу и, дико хохоча, замахал ею над головой.

- Потише, потише! - сказал ему слесарь, всеми силами стараясь его успокоить и заставить замолчать. А я ведь думал, что ты спишь.

- Я и спал, - отозвался Барнеби, глядя перед собой широко открытыми глазами. - Я видел какие-то большущие рожи - они проносились то у самого моего лица, то за милю от меня… И мне волей-неволей приходилось ползти за ними через какие-то пещеры и падать с высоких колоколен… Такие странные твари… Они целыми толпами прибегали и садились ко мне на кровать. Так это и называется сном?

- Да, это сны, Барнеби, сны, - сказал слесарь.

- Сны! - повторил Барнеби тихо, придвигаясь к нему. - Нет, это не сны.

- Вот снилось мне только что, - Барнеби взял Вардена под руку и, близко заглядывая ему в лицо, заговорил шепотом. - Снилось мне, будто что-то, похожее с виду на мужчину, украдкой ходит со мной, все время не оставляет меня, но не показывается, а прячется, как кот, по темным углам, подстерегает меня… А когда оно выползло и, крадучись, пошло на меня, я… Видели вы, как я бегаю?

- Ты же знаешь, что видел, и не раз.

- Ну, так никогда еще я не бегал так быстро, как в этом сне. И все же оно ползком догоняло меня… И мне было жутко. Все ближе, ближе и ближе… а я бежал все быстрее… Проснулся я, вскочил с постели - и к окну! И вот внизу, на улице… Но он нас ждет. Вы идете?

- А что такое было внизу на улице, Барнеби? спросил Варден, заподозрив какую-то связь между его сном и действительными событиями этого вечера.

Барнеби снова заглянул ему в глаза, буркнул что-то невнятное и, захохотав, принялся размахивать свечой, потом крепче прижал к себе руку слесаря и уже молча повел его по лестнице наверх.

Они вошли в убогую спаленку, скудно обставленную стульями на старомодных журавлиных ножках, которые выдавали их возраст, и другой дешевой мебелью, но чистенькую и заботливо убранную. У камина в качалке полулежал бледный, ослабевший от потери крови Эдвард Честер, тот самый молодой человек, что накануне вечером первый уехал из «Майского Древа». Он протянул слесарю руку и сердечно поздоровался с ним, называя своим спасителем и другом.

- Полноте, сэр, полноте, - сказал Варден. - Я сделал бы то же самое для любого человека в такой беде, а для вас - тем более… Одна молодая леди, - добавил он осторожно, - не раз оказывала нам добрые услуги, и мы, разумеется, всегда рады… Вы не сочтете это дерзостью с моей стороны, сэр?

Молодой человек с улыбкой покачал головой, но в ту же минуту беспокойно зашевелился в кресле - видимо, от сильной боли.

- Ничего, ничего, - промолвил он в ответ на сочувственный взгляд слесаря. - Я просто немного ослабел от легкой раны и потери крови, да и оттого, что сижу здесь взаперти без воздуха. Присаживайтесь, мистер Варден.

- Если позволите, я постою вот тут у вашего кресла, мистер Эдвард, - сказал слесарь и наклонился к молодому человеку. - Так мы сможем говорить вполголоса. Барнеби сегодня что-то беспокоен, а в таких случаях всякие разговоры на него плохо действуют.

Оба посмотрели на Барнеби, который сидел по другую сторону камина и, бессмысленно улыбаясь, наматывал на пальцы бечевку из клубка, играя «в веревочку».

- Прошу вас, сэр, - начал Варден, еще больше понизив голос, - расскажите, как все это случилось с вами прошлой ночью. Я спрашиваю не из пустого любопытства. Есть причины… Вы ушли из «Майского Древа» один?

- Да. И пошел домой пешком, а около того места, где вы меня нашли, услышал позади топот лошади, мчавшейся галопом.

- За вами? - переспросил слесарь.

- Да, да, за мной. Это был одинокий всадник, он скоро догнал меня и, остановив лошадь, попросил указать дорогу в Лондон.

- Вы, конечно, были начеку, сэр? Ведь по дорогам рыщут разбойники.

- Знаю, но при мне была только трость, а кобуру с пистолетами я имел неосторожность оставить в гостинице у Джо. Я стал объяснять этому всаднику, куда ехать, но не успел договорить, как он вдруг бешено налетел на меня, словно хотел затоптать. Я отскочил в сторону, поскользнулся и упал. Ну, а остальное вам известно - вы подобрали меня с этой вот ножевой раной и без кошелька. Правда, денег в кошельке он найдет мало, они не вознаградят его за труды. Ну, вот, мистер Варден, заключил Эдвард, пожимая руку слесарю, - теперь вы знаете столько же, сколько и я, не знаете только, как глубоко я вам благодарен.

- Да, я знаю все, - сказал слесарь, еще ниже нагибаясь к Эдварду и опасливо поглядывая на их молчаливого соседа, - за исключением того, что касается самого разбойника. Опишите мне его, сэр. И, ради бога, говорите тише. Опасаться Барнеби, конечно, нечего. Но я его видывал чаще, чем вы, и уверен - как ни странно вам это покажется, - что он сейчас внимательно прислушивается к нашему разговору.

Нужно было очень доверять наблюдательности слесаря, чтобы согласиться с ним: Барнеби, казалось, был всецело занят своей игрой и ни на что больше не обращал внимания. Видно, в лице Эдварда слесарь прочел сомнение - он повторил свои слова еще более серьезным тоном и, покосившись на Барнеби, снова попросил описать наружность разбойника.

- Было так темно, - сказал Эдвард, - а он был закутан до самых глаз и напал на меня так внезапно, что я не мог рассмотреть его… Кажется…

- Только не спрашивайте у него, сэр, - предостерег слесарь, увидев, что Эдвард смотрит на Барнеби. Я знаю, что он его разглядел. Но мне нужно знать, что заметили вы.

со мной был какой-то чужой. Я его не рассмотрел как следует, потому что сидел в стороне, - у меня на то были свои причины, - а когда я уходил, он уже пересел в темный угол у камина, и его не было видно. Но если он и тот, кто напал на меня, - два разных человека, то голоса у них во всяком случае удивительно схожи: как только разбойник заговорил со мной на дороге, я узнал голос.

«Этого я и боялся. Он же сегодня приходил сюда! - подумал слесарь, меняясь в лице. - Что за всем этим кроется?»

- Эй! - крикнул вдруг у него над ухом хриплый голос. - Здорово, здорово! Гав-гав! Что тут такое? Эй!

Крикун, заставивший слесаря вздрогнуть, словно он узрел выходца с того света, был большой ворон, незаметно для обоих собеседников взлетевший па спинку кресла. Он слушал весь их разговор с учтивым вниманием и с таким необычайно серьезным видом, как будто понимал каждое слово, и при этом поворачивал голову то к одному, то к другому: казалось, он призван рассудить их, и ему важно не пропустить ни единого слова.

- Полюбуйтесь на него! - сказал Варден с восхищением и вместе с каким-то необъяснимым страхом перед вороном. - Есть ли на свете другой такой хитрец? Бес, а не птица!

Ворон, свесив набок голову и устремив на них глаза, светившиеся, как два бриллианта, несколько секунд хранил глубокомысленное молчание, а затем прокричал хрипло и так глухо, словно голос исходил не из горла, а откуда-то из-под его пышного оперения:

- Эй! Что тут такое? Веселей, не вешай носа! Кра-кра-кра! Я дьявол, я дьявол, я дьявол! Урра!

И, словно радуясь своей связи с адом, принялся громко свистать.

- Честное слово, я почти верю, что он и в самом деле дьявол. Ишь как смотрит на меня - будто понимает, что я говорю! - воскликнул Варден.

Тут ворон, раскачиваясь всем телом, словно в каком-то торжественном танце, прокричал опять: «Я дьявол, дьявол, дьявол!» - и захлопал крыльями, точь-в-точь как человек, который, надрываясь от хохота, ударяет себя по бедрам.

Глядя на него, Барнеби всплеснул руками и в приливе безудержного веселья стал кататься по полу.

- Престранная пара, не правда ли, сэр? - сказал слесарь, качая головой и поглядывая то на ворона, то на его хозяина. - Право, эта птица умна за двоих.

- Да, любопытный у Барнеби товарищ, - согласился Эдвард и протянул указательный палец ворону, а тот, в благодарность за внимание, немедленно ткнул его железным клювом. - Как вы думаете, он уже очень стар?

- Что вы, сэр, он еще только птенец, - возразил слесарь. - Ему лет сто двадцать, не больше. Эй, Барнеби, дружок, позови его, пусть уберется с кресла.

- Позвать его? - повторил Барнеби. Сидя на полу, он откинул волосы со лба и посмотрел на Вардена блуждающим взглядом. - Разве его заставишь подойти, если он не хочет? Это он зовет меня и заставляет идти с ним, куда ему вздумается. Он идет вперед, а я за ним. Он - господин, я - его слуга. Ведь верно, Грип?

Ворон каркнул отрывисто и как-то благодушно, доверительно, словно говоря: «Не надо посвящать этих людей в наши тайны. Мы с тобой понимаем друг друга и этого довольно».

- Мне приказывать ему? - продолжал Барнеби, кивая на ворона. - А вы знаете, он никогда не спит, ни на минуту не смыкает глаз - и ночью, когда ни взглянешь они светятся в темноте, словно искры. Да, да, каждую ночь до утра он бодр, как днем, толкует сам с собой, придумывает, что делать завтра, куда нам с ним пойти и что ему стащить, и припрятать или зарыть. Мне ему приказывать? Ха-ха-ха.

После некоторого размышления ворон, видимо, решил добровольно сойти к Барнеби. Бегло обозрев позицию, бросив искоса взгляд сначала на потолок, потом на каждого из присутствующих, он слетел на пол и двинулся к Барнеби. Не прыгал и не бежал, а шагал, как щеголь в тесных башмаках, который пытается идти быстро по разбитой мостовой. Дойдя, вскочил на протянутую ему руку Барнеби, милостиво уселся на ней и разразился каскадом звуков, слегка напоминавших хлопанье пробки, вылетающей из бутылки. Откупорив таким образом восемь - десять бутылок, он снова очень громко и внятно объявил о своем родстве с нечистой силой.

Слесарь только головой качал. Его, кажется, мучили сомнения, действительно ли этот ворон - не более, как птица; а, может быть, он жалел Барнеби, который, прижав к себе ворона, катался вместе с ним по полу. Отведя глаза от бедного юноши, слесарь встретился взглядом с его матерью, которая только что вошла в комнату и молча смотрела на эту картину.

того, чтобы не говорить с ним, Варденом.

Она сказала, что мистеру Эдварду пора лечь спать, он и так просидел дольше, чем следует, целый час, а ведь утром его должны перевезти домой. Поняв намек, слесарь стал прощаться.

- Да, кстати, - заметил Эдвард, пожимая ему руку и глядя то на него, то на миссис Радж. - Что это за шум был внизу? Я слышал и ваш голос. Хотел спросить об этом раньше, но мы заговорили о другом, и я забыл… Что случилось?

- Это был какой-то пьяный или сумасшедший, сэр, ответил, наконец, Варден, пристально глядя на вдову. Он ошибся дверью и хотел вломиться сюда.

непонятной торопливостью и суровостью приказав ему оставаться наверху, сама пошла проводить Вардена. Ворон отправился вслед за ними, чтобы удостовериться, все ли внизу в порядке. Когда они подошли к входной двери, он стоял уже на нижней ступени лестницы, без передышки откупоривая бутылки.

Вдова дрожащими руками сняла цепочку, отодвинула засов, повернула ключ в замке… Когда она взялась за ручку двери, слесарь сказал вполголоса:

- Мэри, я сегодня солгал только ради вас, по старой дружбе. Ни за что я не унизился бы до лжи, если бы дело касалось меня. Дай бог, чтобы эта ложь никому не причинила вреда и не привела к беде. Скажу вам прямо, вы вызвали в моей душе невольные подозрения, и я очень неохотно оставляю здесь мистера Эдварда. Смотрите, чтобы с ним не случилось ничего худого! Я теперь уже не уверен, что он здесь в безопасности. Хорошо, что он завтра уедет. Ну, выпустите меня.

Вдова закрыла лицо руками и заплакала. Видно было, что ей очень хочется что-то ответить, но, пересилив себя, она молча открыла дверь - ровно настолько, чтобы слесарь мог протиснуться, - и жестом попросила его уйти. Едва он переступил порог, как она захлопнула дверь и заперла ее, а ворон, словно одобряя такую осторожность, залаял, как дворовый пес.

«Якшается с каким-то висельником… он бродит около ее дома, подслушивает… И Барнеби почему-то вчера ночью первым оказался на месте нападения… Неужели же она, которую люди всегда так уважали, могла втайне заниматься всякими темными делами? - рассуждал про себя слесарь. - Да простит мне бог, если я ее виню напрасно… Но она бедна, а искушения сильны… Каждый день приходится слышать и не такие вещи… Каркай, каркай, приятель! Если тут творится что-то недоброе, так я готов поклясться, что этому ворону все известно».