Большие надежды.
Глава шестая.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Диккенс Ч. Д., год: 1860
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Большие надежды. Глава шестая. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

Глава шестая.

Состояние духа, вызванное совершенным мною воровством, от обвинения в котором я так неожиданно избавился, ничуть не побудило меня к откровенности, хотя в основе этой скрытности лежало несомненно хорошее, чувство.

Что касается мистрисс Джо, то не помню, чтобы я особенно мучился угрызениями совести, когда прошел страх, что воровство мое откроется. Но я любил Джо, который с ранних лет моих привязал меня к себе, и не мог поэтому чувствовать себя совершенно покойным. Временами мне приходило в голову (особенно когда он искал свой напилок) открыть ему всю правду. Но я не делал этого из боязни, что он станет считать меня хуже, чем я был на самом деле. Страх потерять доверие Джо и мысль о том, что, сидя у огня, я но буду иметь права смотреть по прежнему прямо в глаза своему другу и товарищу, связывала мой язык. С болью в сердце представлял я себе, что всякий раз, когда он будет задумчиво расправлять свои красивые бакенбарды, мне будет казаться, что в ту минуту он размышляет, быть может, о моем поступке. Всякий раз, когда он взглянет на мясо или пудинг, поданные, как и сегодня, на стол, он задаст себе вопрос, был ли я в кладовой или нет? В тех случаях нашей домашней жизни, когда подавалось пиво, он, взяв свой стакан, заметит, что оно или слишком жидко, или слишком густо, мне покажется, что он заподозрил, нет ли в нем дегтю, и кровь бросится мне в лицо. Я был, одним словом, так же труслив для того, чтобы поступить, как следовало, как я был труслив и для того, чтобы избежать поступка, который я считал заведомо худым. В то время я не имел никаких сношений с миром и не имел понятия о людях, которые поступали таким образом. Я, как гений самоучка, сам изобретал для себя известный образ действий.

Я был совсем сонный, когда мы двинулись в обратный путь; Джо посадил меня снова к себе на спину и не спускал до самого дома. Утомленный совершенным путешествием мистер Уопсель пришел в такое скверное настроение духа, что будь духовное поприще открыто для всех, он наверное отлучил бы от церкви всю нашу экспедицию, начиная с Джо и меня. В виду же того, что он был человек мирской, он упрямился и то и дело садился отдыхать на сырую землю. Когда, возвратившись домой, он снял свой сюртук, чтобы просушить его на кухне у огня, то штаны его оказались в таком состоянии, чти будь он уголовным преступником, эти штаны, пожалуй, довели бы его до виселицы, как самая зловещая улика.

после здорового тумака, нанесенного мне в спину, и живительного восклицания моей сестры:

-- Ну, что это за скверный мальчик!

Джо рассказывал в это время исповедь колодника, после чего все гости наперерыв друг перед другом занялись разсуждениями о том, каким образом он мог попасть в кладовую? Мистер Пембельчук выразил мнение, что он прежде всего взобрался на крышу кузницы, затем, перешел на крышу дома и спустился в кухню через трубу при помощи веревки, скрученной из простыни, которую он предварительно разрезал на полосы. Тати, как мистер Пембельчук был человек положительный и ездил в своей собственной одноколке, то все тотчас же соглашались с ним. Один только мистер Уопсель, озлобленный усталостью, крикнул ему: - "Нет!" Но так как у него не было никакой теории для опровержения слов мистера Пембельчука, не было сюртука и к тому же он стоял спиной к огню, вследствие чего пар так и валил от его штанов (что не могло внушить к нему доверия), то никто решительно не обратил внимания на его восклицание.

Вот все, что я слышал до того момента, когда сестра схватила меня и, чтобы я не оскорблял общества своим сонным видом, потащила меня в кровать, причем мне казалось, что на ногах у меня надето по меньшей мере пятьдесят сапог и все они колотятся о края ступенек лестницы. Состояние духа, о котором я говорил выше, началось у меня со следующого утра и продолжалось еще и тогда, когда все уже забыли о случившемся и, если вспоминали о нем, то лишь при каких нибудь исключительных обстоятельствах.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница