Оливер Твист.
Глава I. Место, где родился Оливер, и что случилось при его рождении.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Оливер Твист. Глава I. Место, где родился Оливер, и что случилось при его рождении. (старая орфография)

Роман г-на Диккинса (Boz).

ГЛАВА I.
Место, где родился Оливер, и что случилось при его рождении.

Между многими публичными зданиями одного известного города, об имени которого разные причины заставляют меня умалчивать, и который, однакожь, я не хочу называть никаким вымышленным именем, стоял Дом Призрения Бедных. В этом доме родился - не буду называть ни дня, ни числа, потому-что это нисколько не занимательно для читателя, - родился слабый смертный, которого имя написано в заглавии моего романа. Долгое время после того, как он введен был в этот мир забот и горестей приходским медиком, не знали еще, нужно ли будет давать ребенку какое-нибудь имя, и будет ли он жив; однакожь, подумав, подождав, дали имя, и ребенок остался жив; в противном случае, вероятно, эти записки никогда не явились бы в свет; а еслиб и явились, то разве не более, как на двух страничках, которые за то представляли бы образцовую биографию, какой не бывало в литературах всех возможных веков и народов. Хоть я вовсе не держусь того мнения, что родиться в доме призрения - величайшее блого для всякого существа, однакожь замечу, что для Оливера Твиста это обстоятельство точно было счастием. Как бы то ни было, но Оливеру сначала очень-трудно было дышать, хотя привычка и сделала это необходимостью для нашего существования. Несколько времени он лежал без движения на шерстяной постеле, в борьбе между жизнью и смертью; перевес, казалось, был на стороне последней. Еслиб, в-течение этого краткого периода, Оливер был окружен попечительными бабушками, заботливыми тетушками, опытными нянюшками да глубокомысленными докторами, то нет никакого сомнения, что он неизбежно отправился бы на тот свет. Но как, к-счастию, при нем никого не было, кроме бедной старухи, которая почти ничего не видала от частого употребления пива, да приходского медика, который лечил "по контракту", то Оливер и природа восторжествовали: после некоторой борьбы, Оливер вздохнул, чихнул и закричал так громко, как только может закричать ребенок, живший на свете три с половиною минуты.

Когда Оливер подал первый знак своего существования, ветхое одеяло, покрывавшее железную кровать, зашевелилось; бледное лицо молодой женщины с усилием приподнялось с подушки и слабый, дрожащий голос произнес слова: "дайте мне взглянуть на него - и умереть..."

Медик сидел лицом к огню, стараясь как-нибудь согреть руки; но когда молодая женщина заговорила, он встал, подошел к её изголовью и сказал с кротостью, которой, по-видимому, нельзя было от него ожидать:

-- О, вам еще не нужно говорить о смерти!

-- Нет, нет! сохрани ее Господи"! сказала кормилица, проворно пряча в карман бутылку из зеленого стекла, содержание которой она с видимым удовольствием потягивала в углу. - Сохрани ее Господи! еслиб она пожила на свете с-моё, сударь, да имела бы тринадцать человек детей, из которых все померли бы, кроме двоих, да пробыла бы здесь в доме со мною, то не говорила бы этого... Подумаешь, право, что значит быть матерью. Ну, на, смотри; вот твое дитя!

Казалось, эта утешительная мысль произвела свое действие. Больная опустила голову и протянула руки к ребенку.

Медик передал его в руки матери. Она страстно прильнула холодными, побелевшими устами к головке дитяти, провела руками по своему лицу, дико взглянула вокруг, вздрогнула, упала навзничь - и умерла. Ей грели грудь, руки, виски; но кровь уже навсегда застыла. Говорили о надежде и утешении: все это давно уже было для нея муждо.

-- Все кончено, мистрисс Тингомми! сказал наконец медик.

-- Ах, бедняжечка! сказала кормилица, поднимая пробку от зеленой бутылки, которую она уронила на подушку, принимая дитя. - Бедняжечка!

-- Ты, кормилица, не присылай за мной, если ребенок будет кричать, сказал медик, натягивая перчатки. - Он верно будет безпокойный. Ты в таком случае дай ему немного каши. Медик надел шляпу, и, остановись у изголовья умершей, прибавил: - Она была очень недурна собой; откуда она пришла?

-- Ее принесли сюда прошлою ночью, отвечала старуха, - дозорные. Оли подняли ее с улицы; должно-быть, она издалека пришла, потому-что башмаки были у нея все изношены в лохмотья; но откуда шла она и куда, никто не знает.

И джентльмен ушел обедать; а кормилица, приложившись еще раз к зеленой бутылке, села на низенькую скамейку к огню и начала одевать ребенка"

трудно было бы определить его положение в обществе. Но теперь" когда его обернули выбойчатым одеялом, пожелтевшим от времени, теперь он был уже приходский мальчик, сирота Дома Призрения, - бедняк, полумертвый, одинокий страдалец, брошенный в мир, всем чуждый и никем не оплаканный.

Оливер громко кричал. Еслиб он мог понимать, что был сиротою, оставленным на попечение приходских властей, он, может-быть, стал бы кричать еще громче)