Рецепты доктора Мериголда.
II. Не принимать перед сном.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Рецепты доктора Мериголда. II. Не принимать перед сном. (старая орфография)

II.
НЕ ПРИНИМАТЬ ПЕРЕД СНОМ.

Нижеследующую легенду рассказывают об одном доме, прозванном Чортовым Домом и расположенном на верху Коннеморских гор в неглубокой долине. В сентябрские вечера сюда иногда заходят туристы; дом этот, при свете солнца, отражающагося на разбитых стеклах его окон, имеет неприглядный вид. Говорят, что проводники избегают его. Этот дом был построен какою-то загадочною личностью, неизвестно откуда явившеюся и прозванною - за угрюмый вид и пристрастие к уединению - Колль Дью (Черный Колль). Место же его жительства получило название Чортова Дома, потому что никогда еще усталый путешественник не отдыхал под кровлею его и никогда дружеская нога не переступала его порога. Одиночество Колля разделял только один морщинистый старик, всегда старавшийся избегать приветствий крестьян, ему встречавшихся, когда он ездил в соседнюю деревню закупать продовольствие для себя и для своего господина, и от которого как от камня нельзя было услышать ни одной подробности о прежней жизни одного из них.

В первый год от водворения в тех местах, ходило много предположений о том, кто они, и чем занимаются в своем жилище, расположенном на одной высоте с облаками и орлами. Одни говорили, что Колль Дью происходил от древняго рода, которому принадлежали все земли в окружности, теперь перешедшия в другия руки, и что раздраженный бедностью и гордостью, он пришел сюда, чтобы запереться в уединении и скорбеть о своих несчастиях. Другие предполагали преступление и бегство из другой страны; были и такие, которые утверждали, что есть люди проклятые с самого рождения, которые никогда не улыбаются и не сходятся с другими людьми до самой смерти. Но через два года в этом уже не видели ничего необыкновенного и о Колл Дью мало кто думал, за исключением разве какого нибудь пастуха, когда, загоняя стадо, он переходил дорогу высокому, смуглому человеку, расхаживавшему с ружьем за плечами в горах и к которому он не осмеливался обратиться с обычным приветствием; или матери семейства, когда качая колыбель в зимнюю ночь, она крестилась, при сильном порыве ветра, бившого её крышу, и восклицала: "Да, сегодня, ночью Коллию Дью прохладно там на верху". Так Колль Дью прожил несколько лет, когда пришло известие, что полковник Блэк, новый землевладелец, вознамерился посетить это место. С одной из возвышенностей, окружавших его берлогу, Колль мог как на ладони видеть все находившееся у подошвы горы. Там ему представлялся старый дом с поросшими мхом трубами и почерневшими от непогоды стенами, окруженный разбросанными группами деревьев и неприступными скалами, что придавало ему вид крепости обращенной к Атлантическому океану всеми окнами, которые казалось так и спрашивали: "Что нового в Новом Свете"?

Теперь он видел, как там внизу копошились каменъщики и плотники, точно муравьи на солнце, как они перестроивали старый дом за-ново. Несколько месяцев он наблюдал за работою в этом муравейнике, то разрушавшемся и снова воздвигавшемся, то уродовавшем прежния и потом выдвигавшем новые украшения; когда же все было готово, то он не полюбопытствовал сойти вниз и полюбоваться красивою отделкою новой билльярдной или же прекрасным видом, открывавшимся из большого венецианского окна гостиной на морской путь к Ньюфаундленду.

Лето сменилось осенью и смерть начинала уже налагать свои оковы на пурпур степей и гор, когда полковник Блэк с дочерью и небольшим кружком приятелей приехал в свое поместье. Серый дом внизу оживился, но Колль Дью не интересовался больше наблюдениями из своей берлоги. Любуясь восходом и закатом солнца, он взбирался на утесы, с которых не видно было человеческого жилья. Предпринимая разные экскурсии с ружьем за плечами, он обыкновенно направлялся в самые пустынные места, углублялся в уединенные долины или же карабкался на неприступные вершины. Если случайно он нападал на след другого человека, то поспешно скрывался в овраг с ружьем в руках и таким образом избегал встречи. Несмотря на это ему было на роду написано встретиться с полковником Блэком.

Вечером одного из прекрасных сентябрских дней, ветер переменился, и через полчаса горы были скрыты от глаз густою, непроницаемою мглою. Колль Дью был далеко от своей берлоги, но он так хорошо изучил горы и привык к их климату, что ни дождь, ни гром, ни туман не могли его безпокоить. Но между тем как он шел своею дорогою, до него долетел отчаянный человеческий крик. Он тотчас же повернул по направлению этого звука и набрел на человека, спотыкавшагося на каждом шагу с опасностью жизни.

-- Идите за мною! сказал ему Колль-Дью, и через час он благополучно довел его к спуску и потом к самым стенам веселого дома.

-- Я полковник Блэк, сказал этот простодушный воин, когда они выбрались из окружающого их тумана и стояли в виду освещенных окон. - Пожалуста, скажите поскорее, кому я обязан своею жизнью.

Говоря это, он смотрел на своего спасителя, высокого человека с загорелым лицом.

-- Полковник Блэк, сказал Колл-Дью после какой-то странной паузы: - ваш отец принудил моего поставить во время игры на карту все поместья. Он это сделал, и искуситель его выиграл. Оба умерли: по мы с вами еще живы и я поклялся отомстить.

Полковник добродушно усмехнулся, взглянув на мрачную физиономию Колля.

-- И вы начинаете с того, что спасли мне жизн? спросил он. - Полно! Я солдат и знаю, как встречают врагов; но теперь я скорее встретил друга, и не буду покоен, пока вы не отведаете моего хлеба и соли. Сегодня у нас веселье по случаю рождения моей дочери. Войдите и повеселитесь вместе с нами.

Колл-Дью как-то упорно смотрел в землю.

-- Я сказал вам, ответил он, кто я такой, и не намерен переступать вашего порога.

Но в эту минуту окно открылось и из-за цветов, которыми оно было уставлено, показалось видение, от которого слова Колля замерли на языке. Стройная девушка, в белом атласе, появилась в рамке плюща, обвивавшого окно, и полоса света, вырвавшаяся из дома, осветила её роскошпую фигуру. Лицо её было бледно как платье, на глазах блестели слезы, но улыбка появилась на устах, когда она протянула обе руки к отцу. Свет позади скользнул по блестящим складкам её платья, - великолепному жемчугу вокруг её шеи - венку из пунцовых роз, положенному сзади на заплетенные косы.

Эвлина Блэк не принадлежала к числу нервных плаксивых барышен. Несколько поспешных слов:

-- Слава Богу, вы невредимы и целы; остальная компания уже с час как вернулась, - и сильное пожатие руки отца её маленькими, залитыми драгоценными камнями ручками были единственными выражениями смущения, от которого она едва успела оправиться.

-- Право, моя милая, я обязан моей жизнью великодушию этого джентльмена! весело сказал полковник. - Упроси его войти и быть нашим гостем, Эвлина. Он хочет вернуться в свои горы и снова скрыться в тумане, где с ним встретился, или скорее где он нашел меня! Да, милостивый государь (обращаясь к Коллю), вам придется сдаться этой очаровательной осаждающей.

Последовала рекомендация.

-- Колль-Дью, чуть слышно повторила Эвлина Блэк, уже наслышавшаяся рассказов о нем; но не смотря на это, она от всей души приглашала спасителя своего отца воспользоваться гостеприимством их дома.

-- Покорнейше прошу вас войти, сэр, сказала она: - если бы не вы, то радость наша обратилась бы в печаль. Наше веселье будет не полно, если в нем не примет участия наш общий благодетель.

Тут она с очаровательною грациею, хотя и с примесью высокомерия, от которого никогда не умела отделаться, протянула свою белую ручку к высокой фигуре, стоявшей за окном; он схватил и стиснул ее так сильно, что у бедной девушки искры посыпались из глаз от страха, и пряча ручку в складках платья, она невольно как-то сжала ее от неудовольствия.

Гость больше не отказывался войти, и пошел за белой фигуркой в маленькую библиотеку, где горела лампа; тут мрачный незнакомец, толстяк полковник и молодая хозяйка дома могли на свободе разсмотреть друг друга. Эвлина взглянула в смуглое лицо незнакомца и да, же вздрогнула от невольного чувства страха и неприязни к нему; она потом объяснила отцу это невольное движение обычной в народе поговоркой: "кто-то наступил на мою могилу".

И таким образом Колль-Дью присутствовал на бале, дававшемся в честь дня рождения Эвлины Блэк. Он сидел в доме, который должен был достаться по праву ему, - сидел, известный всем только по данному ему имени, и всеми покинутый и избегаемый. Это был тот самый человек, который жил теперь вместе с орлами и лисицами, выжидая удобного случая отомстить сыну врага своего отца, за бедность, унижение, горе покойной матери, самоубийство отца, за грустную разлуку с братьями и сестрами. Теперь он стоял здесь, как Самсон, обезсилевший с потерею волос; и это совершилось только потому, что у этой гордой девушки были томные глаза, обворожительный рот и что она была так великолепна в белом атласе и розах. Неподражаемо прекрасная в толпе многих красавиц, она двигалась среди друзей, стараясь не поддаваться обаянию мрачного взгляда неустанно следившого за него. Отец попросил ее быть любезнее с несообщительным гостем, которого он хотел как нибудь примирить с собою; она очень любезно предложила ему посмотреть новую картинную галлерею, сообщавшуюся с гостиной; объясняла, каким образом полковнику удавалось приобрести ту или другую картину, и употребляла все искусство, какое только позволяла ей гордость, чтобы только докончить дело, начатое отцом, и старалась в то же время держать себя по возможности далеко и отвлекать внимание гостя от своей особы, обращая его на всякия сколько нибудь замечательный вещи.

Колль-Дью следовал за нею, вслушивался в её голос, не обращая внимания на самые слова; она не могла добиться от него ни разсуждений, ни возражений. Наконец они остановились в отдаленном и слабо освещенном углу, перед окном, занавеси которого были отдернуты. Оно было раскрыто, и ничего не видно было из него кроме океана и полной луны, плывущей высоко над облаками и оставлявшей далеко за собою серебристые полосы, которые уносились в пространство, разделяющее два света. Разсказывают, что тут произошла следующая, небольшая сцена.

-- Это окно, устроенное по плану моего отца, не дает ли вам понятия о его вкусе? сказала молодая хозяйка, которая, точно олицетворение красоты, вся облитая светом, стояла, глядя на луну.

Колль-Дью не отвечал; но вдруг, как рассказывают, попросил ее дать ему розу из букета приколотого вместе с кружевом на её груди.

Во второй раз в течении этого вечера глаза Эвлины Блэк сурово блеснули. Но ведь этот человек спас жизнь её отцу! Она оторвала один цветок и грациозно; но в то же время по возможности с достоинством, подобающим королеве, протянула ему. Колль схватил не только розу, но и подавшую ее руку, и торопливо осыпал ее поцелуями. Эвлина пришла, в негодование.

-- Сэр, закричала она: - если вы джентльмен, то вы сумасшедший. Если вы не сумасшедший, то вы не джентльмен.

-- Сжальтесь надо мною, сказал Колль-Дью. - Я вас люблю. Боже мой, никогда еще я не любил ни одну женщину! А! - закричал он увидя отвращение на её лице: - вы ненавидите меня. Вы вздрогнули, когда мой взгляд в первый раз встретился с вашим. Я люблю вас, а вы отвечаете мне ненавистью!

-- Да, отвечала, она с горячностью, забывая все, кроме своего негодования. - Ваше присутствие кажется мне чем-то зловещим. И вы любите меня? - ваши взгляды точно отрава для меня. Пожалуста, милостивый государь, не упоминайте мне больше об этом.

-- Не стану вас больше безпокоить, сказал Колль-Дью, и подойдя к окну, одной рукой ухватился за оконицу и, выпрыгнув из него, скрылся из вида.

С непокрытой головой, Колль-Дью направился не к своему дому, но в горы. Полагают, что всю остальную часть ночи он блуждал по лабиринту холмов, пока свежий ветер не разогнал на заре облаков. Так как он проголодался и пробыл на ногах больше суток, то обрадовался, увидев перед собою хижину. Войдя туда, он попросил напиться и угла, где бы мог отдохнуть.

В доме уже все поднялось, и кухня была полна народом, утомленным вследствие ночи, проведенной без сна; старики с трубками в зубах дремали у камина, там и здесь сидели женщины, прислонившись головами к коленям своих соседок. Неспавшие же крестились, когда мрачная фигура Колль-Дью показалась в дверях, потому что имя его не пользовалось хорошею славою; но хозяин дома попросил его войти, предложил молока, обещаясь испечь еще картофелю, и отвел его в маленькую комнату за кухней, один угол которой был устлан вереском и где у очага сидели две женщины, передававшия друг другу разные сплетни.

-- Путешественник, сказал старик, кивая головою и обращаясь к женщинам, которые, как бы в подтверждение его слов, ответили ему: - милости просим.

Колль-Дью бросился на вереск и забился в самый отдаленный угол комнаты.

Женщины на время прекратили разговор, но немного погодя, думая, что пришлец спит, начали снова толковать полушопотом. Комната освещалась только одним маленьким окном, чрез которое пробивался утренний свет; но Колль мог разсмотреть лица сидевших вокруг огня: старухи, согнувшейся вперед, с протянутыми к огню изсохшими руками, и девушки, прислонившейся к камину, с здоровым лицом, блестящими глазами, и в красном платье, освещавшемся по временам угасающим пламенем.

-- Я не знаю, сказала девушка: - я до сих пор никогда не слыхала о такой странной свадьбе. Ведь только три недели тому назад он всех уверял, что ненавидит ее хуже яда!

-- Поди же! сказала старуха, нагибаясь таинственно. - Это-то мы все знаем. Но что он мог сделать! Когда она приколдовала его бурра-босом!

-- Чем? спросила девушка.

-- Бурра-босом! это рука смерти... Она его плотно привязала к себе, да не будет ей счастья!

Старуха начала качаться на стуле и, покрыв лицо плащем своим, заглушила вырвавшийся из её сморщенных губ ирландский возглас.

-- Но что это такое? спросила горячо девушка. - Что это за бурра-бос, и откуда она его взяла?

-- Ох, ох! это не для молодых ушей, но шопотом я скажу. Это полоска кожи с покойника, - она снимается от темени до пятки, без трещины или разрыва, ибо тогда чары пропадают, это скручивается и надевается на шею - тому, кто холоден, тем, кто хочет быть любимым. Этот талисман в одни сутки воспламеняет сердце.

-- Господи Боже мой! вскрикнула она. - Ни одна душа на земле не захочет вызвать гнев неба таким дурным делом!

-- Пустяки! есть человек, который это делает, и он не нечистая сила! Разве мы никогда не слыхали о Пекси из Пишроги, которая живет между двумя холмами Маам Турк?

-- Я слыхала о ней, сказала девушка в волнении.

-- Хорошо; она это умеет. За деньги она это делает хоть всякий день. За нею гнались с кладбища в Сальруке, где она выкапывала мертвых; и слава Богу! ее бы убили, если бы не потеряли её следа и могли бы добраться до её жилища.

-- Посмотрите, матушка, сказала девушка: - путешественник встает, чтобы снова отправиться в дорогу! Ох, не долго он отдохнул, бедный!

Колль удовольствовался однако этим отдыхом. Он встал и отправился в кухню, где старик приготовил для него жареный картофель и усердно уговаривал гостя сесть и поесть с ними. Это Колл сделал охотно; подкрепивши силы пищею, он снова отправился в горы, в то время когда восходящее солнце блестело между водопадами - и только долины оставались в тени. В тот же вечер он шагал по холмам Майм Турк, спрашивая у пастухов дорогу к лачужке Пекси из Пишроги.

В лачужке, расположенной в темной пустоши, окруженной со всех сторон горами, он нашел Пекси: она была старуха, с желтым лицом, одетая в темно-красное одеяло, голова её была повязана оранжевого цвета платком, из-под которого висели сплетенные жесткие волоса. Она стояла у котла, стоявшого над огнем, в котором тихо кипели травы, и сердито взглянула на Колл Дью, когда он показался в дверях.

-- Вашей милости нужно бурра-бос? спросила она, когда он объяснил ей причину своего прихода. - Но Пекси нужны деньги. Трудно достается бурра-бос.

-- Я заплачу, сказал Колль Дью, положив перед ней на скамейку соверейн.

Ведьма бросилась к деньгам, захохотала и кинула такой взгляд на Колль Дью, что он даже вздрогнул.

-- Ваша милость добрый король, сказала она: - и стоите того, чтобы иметь бурра-бос. Ха, ха, он получит его от Пекси. Но денег мало. Еще, еще!

Она протянула пальцы похожие на когти, и Колль опустил ей в руку еще соверейн. После этого с ней от радости просто делались конвульсии.

-- Слушай! сказал Колль. - Я тебе хорошо заплатил, но если твой проклятый талисман не окажет действия, я стану преследовать тебя, как ведьму!

-- Действие! воскликнула Пекси, дико поводя глазами. - Если талисман Пекси не будет действовать, то придите сюда, ваша милость, и унесите на вашей спине эти горы. Оно подействует. Если она и ненавидит вашу милость, - как чорта, то все-таки полюбит вашу милость, как свою душу, до восхода или заката солнца. Это будет так, или же она до этого часу сойдет с ума.

-- Ведьма! возразил Колль Дью: - это последнее - твоя адская выдумка. Я ничего не слыхал о сумасшествии. Если тебе еще нужны деньги, то говори, но не шути со мной.

Ведьма пристально на него взглянула своими хитрыми глазами, и воспользовалась его гневом.

-- Ваша милость отгадали, сказала она с улыбкой: - бедной Пекси только нужно еще немного денег.

Она опять протянула изсохшую руку. Колль Дью отступил, чтобы не дотронуться до руки, и бросил деньги на стол.

-- Король, король! бормотала Пекси. - Ваша милость знатный король. Ваша милость достойна получить бурра-бос. Девушка будет вас любить, как свою душу. Ха! ха!

-- Когда я его получу? спросил Колль Дью нетерпеливо.

-- Ваша милость возвратится к Пекси чрез двенадцать дней, потому что бурра-бос достать трудно. Кладбище далеко и мертвого поднять не легко...

-- Молчи! крикнул Колль-Дью, ни слова больше. Я хочу иметь твой проклятый приворот, но знать не хочу, что это такое и откуда ты его возьмешь.

показалась его мрачно настроенному воображению фурией, сопровождаемой целым адом.

это в шкатулку, в которую когда-то его несчастная мать убирала свои драгоценные украшения; в этом виде талисман можно было на худой конец принять за блестящую побрякушку. А в горах между тем поселяне, сидя у своих очагов, проклинали кого-то, потому что было открыто новое святотатственное покушение на их кладбище, и они сговорились между собою принять меры для отыскания преступника.

-----

Прошло две недели. Где и как мог Колль-Дью найти случай надеть талисман на шею гордой дочери полковника? Новые пригоршни золота перепали в жадную ладонь Пекси и кончилось тем, что она обещалась помочь ему в его затруднении.

На следующее утро колдунья вырядилась в приличное платье, спрятала безпорядочные пряди своих волос, придававшия ей вид гнома, под белый чепчик, сгладила злые морщины своего лица и, с корзиною на руке, заперев дверь своей берлоги, спустилась в долину. Пекси повидимому оставила свое недоброе ремесло и променяла его на ремесло простой собиральщицы грибов. Экономка полковника аккуратно каждое утро покупала, грибы у бедной старушки Мьюриды. Каждое утро аккуратно старушка оставляла букет диких цветов для мисс Эвлины Блэк. "Да хранит ее Господь. Сама-то я ее, мою голубушку, никогда не видала, а ужь как бы хотелось посмотреть! Ну, а слышать-то про красоту её писанную много слыхала". Наконец в одно прекрасное утро, глядь! она и попалась на встречу мисс Эвлины, возвращавшейся с прогулки. При этом старушка Мьюрид "осмелилась" самолично поднести ей свой букет цветов.

-- Так это ты мне оставляешь каждое утро по букету цветов? проговорила Эвлина. - А славные они у тебя.

Оказалось, что бабушке Мьюрид захотелось только хоть одним глазком взглянуть на красавицу барышню. Теперь она сподобилась увидать её белое личико и ей ничего больше не надо. Однако она мешкала уйти.

-- Нет, отвечала Эвлина: - боюсь, что мне не под силу будет взбираться на большую гору пешком.

-- Это точно что так. Вашей бы милости сговориться с другими господами и барышнями, вместе бы оседлать ослов, да на них бы и поехать на гору. А ужь каких, каких чудес не насмотрелись бы там ваша милость.

Так подвела она свой подкоп и съумела так устроить, что мисс Эвлина битый час внимательно слушала её рассказы про чудеса, которые они увидят на вершине горы. Глядя на величавые гребни холмов, Эвлине пришло в голову, что мысль этой чудной старухи не дурна. Действительно, что за природа должна быть на этих высотах!

Как бы то ни было, вскоре после того Колль-Дью дали знать, что целая кавалькада явится на следующий день из дикого дома полюбоваться горою; что Эвлина Блэк будет участвовать в этой увеселительной поездке и чтобы он, Колль, приготовился принять и угостить голодное усталое общество, которое под вечер ему приведут к воротам его дома. Кавалькада должна была встретить невзначай в одной из зеленых прогалин между кустами простодушную собирательницу грибов за её скромным занятием; затем старушка вызовется служить обществу проводником, заведет их в самые непроходимые места гор, где они будут плутать почти отвесными кругами и спусками; пробираясь этими опасными местами, прислуге велят из предосторожности побросать взятые из дому корзины с провизией.

месте, которое, как думают, немножко пожарче обыкновенной кухни. Разсказывают также, что пустые покои Колль-Дью изукрасились бархатными занавесками и золотыми бахрамами, белые стены покрылись всеми цветами радуги и позолотой; на панелях появились драгоценные картины; на столах огнем горела золотая посуда, искрились стаканы из редкого хрусталя; появилось разливанное море такого вина, какого гости в жизнь свою не пивали; появилось множество слуг в великолепных ливреях; слуги эти были готовы по первому знаку начать разносить диковинные блюда, на необычайный запах которых орлы слетелись и начали биться клювами об окна и лисицы сбежались, широко раздувая ноздри. Верно то, что в назначенное время усталая кавалькада показалась в нескольких шагах от Чортова Дома и Колль-Дью вышел пригласить ее переступить через порог его пустынного жилища. Полковник Блэк (которому Эвлина из чувства деликатности ничего не сказала о странной выходке нелюдима - Колля относительно её) приветствовал его появление веселыми восклицаниями и все общество село за пир Колля в самом веселом расположении духа. Не мало, как гласит предание, дались все диву при виде роскоши, которую они нашли в доме отшельника горы.

Все вошли в дом Колля и сели за его стол, кроме Эвлины Блэк, которая осталась на пороге у самого входа; несмотря на усталость, она не хотела отдохнуть в этом доме; несмотря на голод, она не хотела вкусить от его яств. Подол её белого батистового платья, измятого и запачканного во время похождений этого дня, был приподнят и перекинут через руку; её алые щечки слегка загорели на солнце; её небольшая, черноволосая головка с растрепавшимися слегка косами была не покрыта, горный ветер свободно играл её волосами и заходящее солнце обливало их своим румяным блеском, в руках она небрежно держала ленты своей шляпы; ножка её от времени до времени постукивала по каменным плитам порога.

Поселяне рассказывают, что Колль-Дью и отец долго упрашивали ее войти, и слуги в великолепных ливреях выносили ей разные яства на порог дома; но она отказывалась тронуться с места, отказывалась вкусить от сладких яств.

-- Тут отрава, отрава, бормотала она про себя и пригоршнями бросала пищу лисицам, которые рыскали вокруг. Но вот к проголодавшейся девушке подошла добрая бабушка Мьюрид, безхитростная собирательница грибов; разгладив на своем лице все злые морщины, она ласково поднесла ей на простой глиняной тарелке вкусное блюдо из набранных ею грибов.

-- Покушайте, моя голубушка барышня! Старая Мьюрид сама их стряпала. Никто из здешняго дома не прикоснулся к ним и не поглядел даже на мои грибки.

к притолке, она вскоре впала в глубокий сон или в обморок. В этом состоянии нашли ее остальные гости.

-- Чудачка, упрямица моя! приговаривал полковник, лаская рукою эту чудную поникшую готовку. И взяв ее на руки, он отнес ее в одну из комнат, которая (как гласит предание) еще утром была пуста и невзрачна как сарай, а теперь блистала восточною пышностью. Здесь ее положили на великолепное ложе, прикрыв ей ноги малиновым одеялом. Здесь, при нежном полусвете, врывавшемся в окно с разноцветными стеклами, которое еще накануне было самым обыкновенным окном, завешенным грубою сторою, отец её бросил последний взгляд на её прелестное личико.

Полковник возвратился к своему амфитриону и к остальному обществу и вскоре все отправились полюбоваться отблеском багрового заката, при котором холмы стояли словно объятые пламенем пожара. Они отошли уже довольно далеко, как вдруг Колл-Дью спохватился, что он забыл дома свой телескоп, и воротился назад. Отсутствие его продолжалось не долго, но все же он успел в это время неслышными шагами прокрасться в роскошную спальню, набросить на шею спящей девушки легкую цепь и запрятать в складки её платья зловеще-блестящую ладонку.

Когда он снова ушел, к двери подкралась Пекси и, слегка приотворив ее, села на коврик не далеко от порога, завернувшись в свой плащ. Так прошел час, а Эвлина все спала; дыхание её было так тихо, что едва приподнимало роковой талисман на груди её. Но вот она начала лепетать какие-то безсвязные слова и стонать. Пекси навострила уши. Из спальни послышался звук, по которому можно было догадаться, что жертва проснулась и встала. Пекси просунула голову в отверстие двери и заглянула в спальню; тут она взвыла от ужаса и выбежала из дома. С той поры ее в околодке больше не видали.

В горах начинало темнеть, путники были уже на возвратном пути в Чортов Дом, когда группа дам, опередивших остальное общество на значительное разстояние, увидела Эвлину Блэк, шедшую к ним на встречу. Волосы её были в безпорядке, как будто после сна, она шла с непокрытою головою, дамы заметили у ней на груди что-то блестящее, похожее на золото, предмет этот сверкал и колебался сообразно с движениями её тела. Перед этим подруги Эвлины посмеялись таки между собою над странным её капризом заснуть на пороге дома, вместо того, чтобы войти и сесть за стол вместе со всеми другими; теперь они с хохотом пошли к ней на встречу, собираясь подразнить ее этим. Но Эвлина как-то странно на них поглядела, точно не узнавая их, и прошла далее. Приятельницы слегка обиделись и принялись разсуждать между собою о странностях её характера. Одна только из них поглядела ей вслед и навлекла на себя насмешки своих подруг, заметив, что ее начинают безпокоить странности этой молодой девушки.

перебежал ей дорогу; она громко захохотала и, захлопав в ладоши, кинулась за ним в погоню. Потом она остановилась и начала разговаривать с каменьями; так как они не отвечали ей, то она принялась бить их открытою ладонью своей руки, (свидетелем этих странных выходок был маленький пастух, с изумлением смотревший на них, притаившись за скалою). Несколько времени спустя она принялась перекликаться с птицами, издавая какие-то дикие, пронзительные звуки, от которых содрогалось горное эхо по её дороге. Общество мужчин, возвращавшееся довольно опасною дорогою, услышало этот необыкновенный звук и остановилось прислушаться.

-- Что это такое? спросил один из них.

-- Странно, как этот звук походит на голос женщины! возразили ему. - В эту самую минуту с высоты над их головами снова раздалась та же дикая нота. Довольно высоко над ними свесилась зубчатая окраина голого утеса, выпятившаяся одним голодным зубом над бездной. Еще минута, и они увидели стройную фигуру Эвлины Блэк, подвигавшуюся прямо к этому страшному месту.

-- Моя Эвлина! воскликнул полковник, узнав свою дочь. - Да она с ума сошла ходить по таким местам.

Притаив дыхание, он подкрался к ней, разсчитывая схватить ее в свои могучия руки прежде, чем она заметит его присутствие, и унести ее подальше от опасного места. Но на беду Эвдина повернула голову и увидала его. Громкий безумный крик ненависти и ужаса, от которого вздрогнули самые орлы и разлетелись стада чаек, проносившихся над её головою, вырвался из груди её. Она попятилась назад и очутилась на шаг от смерти.

Один отчаянный, но осторожный прыжок - и она билась в объятиях Колля. Один быстрый взгляд в её глаза - и он увидел, что борется с безумною женщиною. А она все влекла его назад и ему не за что было ухватиться. Утес был скользкий и ноги его, обутые в тонкую обувь, не находили точки опоры. А она все тащит его назад! Но вот послышалось сиплое, прерывистое дыханье, обе фигуры заметались, и минуту спустя окраина скалы одиноко обрисовывалась на вечернем небе; на ней никого не было, а Коль-Дью и Эвлина Блэк размозженные лежали на дне пропасти.