Исчезновение чемпиона
(Старая орфография)

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Исчезновение чемпиона

А. Конанъ-Дойль.

Мы съ Шерлокомъ Гольмсомъ частенько получали странныя телеграммы. Но ни одна депеша не могла сравниться по своей изумительности съ той, которую мы получили около восьми летъ тому назадъ. Случилось это въ одно туманное февральское утро. Шерлокъ Гольмсъ былъ очень удивленъ, прочтя нижеследующее:

"Пожалуйста, подождите меня. Ужасное несчастiе. Не хватаетъ трехъ четвертей въ правомъ фланге. Необходимо на завтра.

- Опущено на Странде въ ящикъ и отправлено въ 10 часовъ 30 минутъ, - проговорилъ Гольмсъ, разсматривая конвертъ. - Мистеръ Овертонъ, очевидно, былъ возбужденъ, когда писалъ это посланiе, которое вышло вследствiе этого безсвязнымъ. Ну, да ничего; пока я прочту "Times", онъ подъедетъ, - и тогда мы все узнаемъ. У насъ теперь такое затишье, что самое даже незначительное дело принесетъ намъ удовольствiе.

И действительно: делъ у насъ въ это время никакихъ не было, а я, признаться сказать, побаивался этихъ перiодовъ бездействiя. Я зналъ по опыту, что мозгъ моего прiятеля прiученъ къ ненормальной деятельности и что его опасно оставлять безъ рабочаго матерiала. Мне удалось за эти годы отучить Гольмса отъ его привычки къ морфiю, привычки, которая угрожала погубить его блестящую карьеру, но я зналъ въ то время, что врагъ не убитъ, а только спитъ. Иногда, въ минуты бездействiя, Гольмсъ делался какъ-то особенно унылымъ и вялымъ, лобъ его хмурился, глаза принимали ничего незначащее выраженiе, и мне тогда становилось совершенно ясно, что бездействiе для него мучительно.

Вотъ почему меня порадовало появленiе этого Овертона. Какъ ни загадочна была его телеграмма, но я надеялся, что дело, съ которымъ онъ должень явиться къ намъ, развлечетъ Гольмса. Покой для него былъ опаснее самыхъ опасныхъ приключенiй.

Какъ мы и ожидали, гость нашъ явился очень скоро. Сперва намъ подали карточку, на которой значилось: Кириллъ Овертонъ, студентъ Кембриджскаго университета. Коллегiя Св. Троицы. Вследъ за карточкой въ комнату ввалился и самъ ея владелецъ громаднейшiй молодой человекъ, кость и мускулы котораго весили по крайней мере 16 тоннъ. Протиснувши сквозь дверь свои широкiя плечи, онъ остановился и сталъ оглядываться. Его добродушное лицо было полно тревоги.

- Мистеръ Шерлокъ Гольмсъ?

- Я ужо былъ въ Скотландъ-Ярде, мистеръ Гольмсъ, - сказалъ онъ, - и виделъ тамъ мистера Стэнли Гопкинса. Гопкинсъ посоветовалъ мне обратиться къ вамъ, сказавъ, что вы скорее разберете это дело, чемъ полицiя.

- Садитесь, пожалуйста, и разскажите, въ чемъ дело.

- Это ужасно, мистеръ Гольмсъ, прямо ужасно! Удивительно просто, какъ это я не поседелъ? Годфри Стаунтонъ, - вы, небось, слышали о немъ? - Стаунтонъ, это крюкъ, на которомъ виситъ все состязанiе. Я десятерыхъ готовъ былъ бы отдать за него. Годфри, это - три четверти всего моего праваго фланга. Отбивать ли, подбрасывать ли, загонять ли - онъ на все мастеръ. И, кроме того, онъ самый ловкiй: мы безъ него какъ безъ рукъ. Что мне делать? Вотъ объ этомъ то я и хотелъ спросить васъ, мистеръ Гольмсъ. Правда, у меня есть Мургаузъ, это - мой первый резервъ, но Мургаузъ и на половину не такъ тренированъ, какъ Стаунтонъ. У Мургауза, знаете, нетъ выправки. Онъ вместо того, чтобъ уклониться въ сторону, лезетъ въ самую кашу. Отбивать то онъ, что говорить, хорошо отбиваетъ, но разсудительности у него не хватаетъ. Мортонъ, или Джонсонъ изъ Оксфорда живо его обставятъ. Ну, допустимъ, я его замещу Стивенсономъ, но Стивенсонъ, вы сами знаете, непременно требуетъ поддержки въ решительный моментъ. Такъ что изъ него трехъ четвертей за правый флангъ не выкроишь. Да, мистеръ Гольмсъ, мы погибли, если вы не поможете мне отыскать Годфри Стаунтона.

Гольмсъ, улыбаясь, слушалъ этотъ длинный разсказъ. Молодой человекъ говорилъ серьезно, горячо, хлопая себя загорелой рукой по коленке, какъ бы желая подтвердить этимъ правоту своихъ словъ. Когда онъ замолчалъ, Гольмсъ досталъ свой знаменитый словарь и сталъ разыскивать букву С. Но напрасно онъ искалъ въ этомъ удивительномъ и разнообразномъ источнике разныхъ сведенiй.

- Здесь есть Артуръ Стаунтонъ, молодой человекъ и начинающiй фальшивый монетчикъ. Есть Генри Стаунтонъ, моимъ стараньемъ повешенный, но Годфри Стаунтона нетъ: это для меня новое имя.

Теперь пришла очередь удивляться нашему гостю.

- Какъ, мистеръ Гольмсъ! Я думалъ, что вы все знаете. Но если вамъ неизвестно имя Годфри Стаунтона, то значить вы не знаете также, кто такой Кириллъ Овертонъ?

Гольмсъ опять улыбнулся и кивнулъ головой.

- Вотъ такъ, такъ! - воскликнулъ атлетъ. - Ну, такъ знайте же, что я былъ вторымъ въ матче Англiи противъ Валлиса. Въ университетскомъ матче въ этомъ году я руководилъ состязанiемъ. Это все еще не беда. По чтобы кто нибудь въ Англiи не зналъ Годфри Стаунтона, этого я не могъ себе представить! Стаунтовъ, это - три четверти; онъ участвовалъ въ Кембриджскомъ, Блакгетскомъ и пяти международныхъ матчахъ. Боже мой, мистеръ Гольмсъ! Да где же это вы жили?

Удивленiе молодого гиганта было такъ наивно, что Гольмсъ не вытерпелъ и расхохотался.

- Вы живете въ другомъ мiре, мистеръ Овертонъ, - вы ведете более прiятную и здоровую жизнь, чемъ я. Мне приходится по своей спецiальности проникать въ различныя общественныя сферы, но я счастливъ, что могу сказать вамъ, что до сихъ поръ мне не приходилось иметь дела съ мiромъ спортсменовъ. Я за это и уважалъ спортъ, считая его самымъ лучшимъ во всей Англiи. Но вашъ визитъ доказываетъ мне, что и въ этой сфере можетъ понадобиться моя помощь. Прошу васъ, мистеръ Овертонъ, разсказать мне подробно и спокойно, въ чемъ заключается ваше дело. Скажите мне также, чемъ могу я вамъ быть полезенъ?

Лицо Овертона приняло напряженное выраженiе, какое бываетъ у людей, привыкшихъ работать более мускулами, нежели умомъ, и онъ съ большими запинками разсказалъ намъ нижеследующее:

- Вотъ какъ это было, мистеръ Гольмсъ. Какъ я уже сказалъ вамъ, я - руководитель состязанiя. Кембриджъ состязается съ Оксфордомъ. Самый лучшiй игрокъ у меня - Годфри Стаунтонъ. Матчъ назначенъ на завтрашнiй день. Прiехали мы въ Лондонъ вчера и остановились въ гостиннице Бентли. Въ десять часовъ вечера я обошелъ все комнаты: мои ребята все спали. Я - сторонникъ строгой тренировки и требую, чтобы мои ребята хорошо спали; безъ этого на призъ и разсчитывать нечего. Прежде чемъ лечь спать, я сказалъ несколько словъ Годфри. Онъ мне показался бледнымъ и взволнованнымъ. Я спросилъ, что съ нимъ такое, а онъ ответилъ, что здоровъ, только голова болитъ. Я простился съ нимъ и ушелъ къ себе. Полчаса спустя, приходитъ ко мне швейцаръ и говорить, что къ Годфри приходилъ съ запиской какой-то малый съ бородой. Годфри еще не спалъ, и ему отнесли письмо въ номеръ. Онъ какъ прочелъ письмо, такъ и шлепнулся на кресло, точно его кто по башке треснулъ. Швейцаръ испугался и хотелъ было итти за мною, но Годфри остановилъ его, выпилъ стаканъ поды и немножко успокоился. Потомъ онъ сошелъ съ лестницы, поговорилъ немножко съ бородатымъ человекомъ, который дожидался въ передней, а затемъ они оба ушли. Швейцаръ вышелъ и погляделъ ему вследъ: они чуть не бегомъ бежали по Странду. Я былъ въ комнате Годфри нынче утромъ. Вещи его какъ были, такъ и лежатъ, а постель его не смята, - значить онъ не ложился. Стало быть, появленiе этого бородатаго человека было для него неожиданностью. Съ техъ поръ о Годфри нетъ ни слуху ни духу. И ужъ не думаю, что онъ когда-либо вернется. Годфри былъ настоящiй спортсменъ, спортсменъ до мозга костей. Онъ не только не ушелъ бы накануне матча, но и не покинулъ бы меня въ затруднительныхъ обстоятельствахъ. Должно быть, надъ нимъ стряслась какая-нибудь большая беда. Мы такъ думаемъ, что онъ исчезъ навсегда, и мы его никогда больше не увидимъ.

Гольмсъ съ напряженнымъ вниманiемъ слушалъ этотъ странный разсказъ.

- Какъ же вы поступили? - спросилъ онъ.

- Я думалъ, что Стаунтонъ уехалъ въ Кембриджъ и телеграфировалъ туда, но получилъ ответь, что въ Кембридже его никто не видалъ.

- А разве онъ могъ уехать въ Кембриджъ?

- Да, могъ. Есть вечернiй поездъ, который отходить въ четверть двенадцатаго.

- Но по вашему выходить, что онъ не уехалъ на этомъ поезде?

- Ну, а еще вы что предпринимали?

- Я телеграфировалъ лорду Маунтъ-Джемсу.

- Зачемъ?

- Годфри - сирота, а лордъ Маунтъ-Джемсъ - его единственный родственникъ, кажется, дядя.

- Вотъ какъ? Это проливаетъ новый светъ на дело. Лордъ Маунтъ-Джемсъ - одинъ изъ богатейшихъ людей Англiи.

- Да, и Годфри такъ говорилъ.

- Стало-быть, вашъ прiятель находится съ лордомъ Маунтъ-Джемсомъ въ близкомъ родстве?

- Да, онъ его наследникъ, а старику почти восемьдесятъ летъ. Онъ весь сгнилъ отъ подагры. Годфри этотъ старикъ никогда не давалъ ни одного шиллинга, потому что онъ отчаянный скряга. Но со временемъ Стаунтонъ наследуетъ все его состоянiе.

- Ну, и что же? получили вы ответь отъ лорда Маунтъ-Джемса?

- Нетъ, не получилъ.

- А по вашему мненiю, зачемъ ему понадобилось ехать къ лорду Джемсу?

- Видите ли: онъ въ тотъ вечеръ очень о чемъ-то огорчался. Мне и пришла мысль въ голову, что у него были денежныя затрудненiя. А если это такъ, то Годфри могъ надуматься поехать къ богатому дяде, чтобы попросить у него денегъ. Но, впрочемъ, нетъ, не поехалъ бы онъ къ нему; онъ его очень не любилъ, да къ тому же у лорда Джемса не было никакой возможности вытянуть хотя бы одинъ шиллингъ. Годфри решился бы на это разве только въ самой последней крайности.

- Прекрасно; мы скоро выяснимъ это. Допустимъ, что вашъ другъ отправился къ своему дяде; но какъ объяснитъ появленiе въ гостинице этого бородатаго человека и волненiе, вызванное его приходомъ у Годфри Стаунтона?

Кириллъ Овертонъ почесалъ обеими руками голову и проговорилъ:

- Ну, ужъ тутъ я решительно ничего не понимаю!

- Хорошо, - сказалъ Гольмсъ, - день у меня свободный, и я займусь этимъ деломъ. Я вамъ, во всякомъ случае, советую готовиться къ своему матчу, не разсчитывая на этого молодого человека. Вы справедливо заметили, что онъ не исчезъ бы такимъ образомъ, если бы его не принудила къ этому какая-нибудь крайность. Но ведь эта же крайность можетъ его задержалъ и завтрашнiй день. А теперь пойдемте въ гостиницу; надо допросить швейцара, который, можетъ-быть, скажетъ намъ что нибудь новенькое.

Шерлокъ Гольмсъ былъ большой мастеръ разговаривать съ простымъ народомъ. Допросъ швейцара окончился очень быстро, и онъ разсказалъ намъ все, что зналъ. По его словамъ, ночной посетитель былъ не джентльменъ, ни и не рабочiй. Это быль, по его мненiю, человекъ "средняго сословiя". На видъ ему было летъ пятидесяти, одетъ онъ былъ прилично, борода у него была седая, а лицо бледное. Онъ былъ и самъ какъ будто взволнованъ. Когда онъ подавалъ швейцару это письмо, рука его дрожала. Годфри Стаунтонъ сунулъ письмо себе въ карманъ, а когда вышелъ въ переднюю, то не подалъ бородатому человеку руки. Они обменялись только несколькими словами, изъ которыхъ швейцаръ уловила, только одно слово: время. Затемъ они, какъ было уже сказано, вышли на улицу. Въ это время было уже половина одиннадцатаго.

- Очень хорошо. Ну, а теперь скажите мне, пожалуйста, вотъ что: ведь вы дежурите днемъ, не правда ли?

- Точно такъ, - ответилъ швейцаръ, - я кончаю работу въ одиннадцать часовъ.

- А ночной швейцаръ ничего не видалъ?

- Никакъ нетъ, сэръ; въ гостиницу ночью никто не входилъ; только въ одинъ номеръ изъ театра прiехали.

- А вчера вы весь день на службе были?

- Точно такъ, сэръ.

- Не исполняли ли вы какихъ-нибудь порученiй для мистера Стаунтона?

- Какъ же. Я ему принесъ телеграмму.

- Ахъ, это интересно! Въ какомъ часу это было?

- Около шести.

- А где мистеръ Стаунтонъ читалъ эту телеграмму?

- Здесь, въ этой самой комнате.

- А вы были при томъ, какъ онъ ее читалъ?

- Какъ же. Я дожидался, не будеть ли ответа.

- И что же, онъ ответилъ на телеграмму?

- Точно такъ, онъ написалъ ответь.

- Вы носили этотъ ответь на телеграфъ?

- Нетъ, онъ отнесъ его самъ.

- Но онъ писалъ ответь въ вашемъ присутствiи?

".

- А чемъ онъ писалъ?

- Перомъ, сэръ.

- Что же, онъ написалъ телеграмму на одномъ изъ этихъ телеграфныхъ бланковъ, которые я вижу на столе?

- Точно такъ, сэръ; онъ написалъ на верхнемъ бланке.

Гольмсъ всталъ, взялъ всю стопку бланковъ и, подойдя къ окну, сталъ внимательно ихъ разсматривать.

- Какая жалость, Ватсонъ, что онъ не писалъ карандашомъ, - сказалъ онъ, швыряя бланки на старое место: - какъ вамъ это, безъ сомненiя, известно, карандашъ оставляетъ всегда отпечатокъ на нижнемъ бланке. Это обстоятельство разстроило не одно счастливое супружество. Здесь же я не вижу никакихъ следовъ. Однако, позвольте, я вижу, что онъ писалъ перомъ, съ тупымъ концомъ! Несомненно, онъ долженъ былъ высушить телеграмму. Надо поискать отпечатокъ на промокательной бумаге, покрывающей столъ. Ну, такъ и есть! вотъ онъ отпечатокъ!

Гольмсъ оторвалъ кусокъ промокательной бумаги и показалъ намъ ряда, какихъ-то iероглифовъ. Кириллъ Овертонъ заволновался.

- Надо поднести эту бумажку къ зеркалу! воскликнулъ онъ.

- Этого не нужно, сказалъ Гольмсъ: - бумага тонкая, и слова отпечатались на обратной стороне. Смотрите!

Онъ повернулъ бумажку и мы прочли:

- Это конецъ телеграммы, - сказалъ Гольмсъ, которую Годфри Стаунтонъ послалъ за несколько часовъ до своего исчезновенiя. Тутъ не хватаетъ, по крайней мере, шести словъ. Но зато конецъ депеши совершенно ясенъ. Онъ гласить: "помогите намъ, ради Бога". Что это можетъ означать? Вотъ что: молодому человеку угрожало что-то ужасное. Онъ зналъ это и обращался къ кому-то, кто могъ его защитить отъ этой беды. Затемъ, пожалуйста, обратите вниманiе на слово намъ. Тутъ, значить, замешано другое лицо. Кто же это можетъ быть? Очевидно, это и есть тотъ бледный бородатый человекъ, который былъ также взволновалъ. Но какая же связь можетъ существовать между Годфри Стаунтономъ и этимъ бородатымъ человекомъ? И кто такая эта особа, у кого они оба искали помощи и защиты? Вотъ къ чему сводится, пока, наше разследованiе.

- Я полагаю, что намъ следуетъ теперь узнать, кому была отправлена эта телеграмма, - сказалъ я.

- Совершенно верно, мой дорогой Ватсонъ; какъ ни глубокомысленно ваше соображенiе, но я его уже предвосхитилъ. Надо отправиться на телеграфъ и посмотреть дубликатъ квитанцiи. Къ сожаленiю, къ почтовому чиновнику нельзя подойти прямо и спросить ею о томъ, что нужно: у насъ господствуетъ такая рутина! Впрочемъ, я не отчаиваюсь. Надо только быть по дипломатичнее въ этомъ деле. А пока что, я хотелъ бы въ вашемъ присутствiи, мистеръ Овертонъ, пересмотреть бумаги, которыя находятся въ этомъ столе.

Въ столе оказалась целая куча счетовъ, писемъ и заметокъ для памяти. Гольмсъ быстро пересмотрелъ ихъ и сказалъ:

- Нетъ, здесь ничего нетъ интереснаго. Я васъ хотелъ вотъ о чемъ спросить, мистеръ Овертонъ: вашъ другъ вполне ли былъ здоровъ? Не замечали ли вы въ немъ какихъ-нибудь странностей?

- И никогда не хворалъ?

- Никогда. Разъ какъ-то онъ споткнулся и расшибъ себе колено. Но это пустяки.

- Но, можетъ-быть, онъ вовсе не былъ такъ здоровъ, какъ вы предполагаете? Можетъ-быть, у него были какiя-нибудь тайныя непрiятности? Съ вашего позволенiя, я положу эти две бумажки себе въ карманъ: оне мне могутъ пригодиться при дальнейшемъ разследованiя дела.

- Одну минуточку, одну минуточку! - раздался вдругъ чей-то сердитый голосъ.

Мы оглянулись, и увидали смешного, маленькаго старичка, который стоялъ на пороге двери и смешно кривлялся. Онъ былъ одеть въ ветхую черную пару; на голове торчачть старый цилиндръ, шея была повязана широкимъ белымъ галстукомъ. Своей наружностью онъ напоминалъ отчасти сельскаго священника, а отчасти - служителя изъ бюро похоронныхъ процессiй. Голосъ у него былъ резкiй, напоминающiй карканье вороны, а манера держать себя - повелительная. Обращаясь къ Гольмсу, онъ спросилъ:

- Кто такой вы, сэръ, и какое право имеете прикасаться къ бумагамъ этого джентльмена?

- Я частный сыскной агентъ и стараюсь уяснить себе исчезновенiе мистера Годфри Стаунтона.

- А, вотъ какъ! Кто же вамъ поручилъ это?

- Вотъ этотъ господинъ, другъ мистера Стаунтона. Его прислали ко мне изъ Скотландъ-Ярда.

- А вы кто такой, сэръ?

- Я - Кириллъ Овертонъ.

- Такъ это вы присылали мне телеграмму? Меня зовутъ лордъ Маунтъ-Джемсъ. Я прiехалъ сюда довольно скоро - разумеется, на конке. Итакъ, вы наняли сыскного агента?

- Да, сэръ.

- А платить вы намереваетесь за это?

- Я уверенъ, что мой другъ Годфри самъ заплатить за расходы, когда отыщется.

- Ну, а если онъ никогда не отыщется? Кто тогда заплатить?

- Тогда, конечно, заплатятъ его родственники.

- Ни подъ какимъ видомъ! - завизжалъ старичокъ. - Не ожидайте отъ меня ни одного пенса, слышите, ни одного пенса! Надеюсь, что вы меня поняли, господинъ сыскной агентъ! Кроме меня у этого молодого человека родственниковъ нетъ. А я не отвечаю за него. Онъ, правда, мой наследникъ, но это случилось потому, что я никогда попусту не тратилъ денегъ. Не стану ихъ тратить и теперь. Что же касается этихъ бумагъ, то за сохранность ихъ вы отвечаете; особенно въ случае, если въ нихъ окажется что-нибудь ценное.

- Очень хорошо, сэръ, - ответилъ Шерлокъ Гольмсъ. - А теперь я спрошу васъ: не можете ли вы объяснить намъ какъ-нибудь исчезновенiе вашего племянника?

У Гольмса какъ-то особенно заблестели глаза, и онъ оказалъ:

- Я вполне понимаю васъ, сэръ, но вы, кажется, не понимаете меня. Вашъ племянникъ очень бедный человекъ; у него ничего не было своего. И, конечно, если его похитили, такъ не ради его самого. Молва о вашемъ богатстве, сэръ, гремитъ по всему свету. Почемъ знать, можетъ-быть, шайка воровъ завладела молодымъ человекомъ для того, чтобы выпытать у него сведенiя о вашемъ образе жизни. Они узнаютъ отъ него расположенiе вашей квартиры, ваши привычки, место, где вы храните деньги и т. д.

Ладо маленькаго старичка стало белее полотна.

- Боже мой, сэръ! Что за мысль! Мне и въ голову не приходила такая гадость. Неужели же на свете существуютъ такiе разбойники? Но нетъ, сэръ, мой Годфри милый, добрый и твердый мальчикъ. Онъ ни за что не выдастъ своего стараго дядю. Впрочемъ, я еще сегодня къ вечеру отправлю все серебро на сохраненiе въ банкъ. А васъ, господинъ сыскной агентъ, я прошу не щадить трудовъ, переверните все вверхъ дномъ, но отыщите мне моего племянника. Что же касается до вознагражденiя, то я согласенъ уплатить вамъ пять, ну, куда ни шло - десять фунтовъ...

Даже и теперь, приведенный Гольмсомъ къ смиренiю, благородный скряга не могъ намъ дать никакихъ полезныхъ сведенiй о Стаунтоне. О частной жизни своего племянника онъ решительно ничего не зналъ. Гольмсу не оставалось ничего более, какъ отыскивать адресата телеграммы.

Распростившись съ лордомъ Джемсомъ и Овертономъ, мы отправились въ телеграфное отделенiе. Оно было недалеко отъ гостиницы. Остановись недалеко отъ двери, Гольмсъ сказалъ:

- Попытка не пытка, Ватсонъ, надо попробовать узнать адресата, не прибегая къ офицiальнымъ путямъ.

Онъ вошелъ въ помещенiе и. приблизившись къ молодой особе, сидевшей за решеткой, произнесъ развязнымъ тономъ:

- Здесь вышла маленькая путаница съ телеграммой, посланной мною вчера. Дело въ томъ, что я не получилъ ответа, и мне кажется, что я не подписалъ ее своимъ именемъ. Будьте любезны, проверьте.

Молодая женщина стала перелистывать книгу квитанцiй.

- Въ какомъ часу была послана телеграмма? - спросила она.

- Вскоре после шести.

- А кому она была адресована?

Гольмсъ приложилъ палецъ къ губамъ и взглянулъ на меня съ улыбкой. Затемъ онъ наклонился къ телеграфистке и таинственно шепнулъ:

- Последнiя слова были: "ради Бога". Ответа я не получилъ и страшно треножусь.

Молодая женщина достала одну изъ телеграммъ, разгладила ее и подала Гольмсу, говоря:

- Здесь нетъ никакой подписи.

Гольмсъ быстро пробежалъ телеграмму и произнесъ:

- Ахъ, какая досада! Вотъ почему я не получилъ ответа. Благодарю васъ, миссъ, за справку.

- Ну, что же вы узнали? - спросилъ я.

- Мы идемъ впередъ, дорогой Ватсонъ, мы идемъ впередъ. У меня было семь различныхъ плановъ, чтобы добыть эту телеграмму, но я не осмеливался надеяться, что первая попытка увенчается успехомъ.

- А что же вы выиграли этимъ?

- Мы знаемъ, по крайней мере, куда намъ ехать, - ответить Гольмсъ и, крикнувъ извозчика, велелъ везти насъ на одинъ изъ вокзаловъ.

- Какъ! Мы едемъ въ путешествiе?

- Да, намъ придется съездить въ Кембриджъ; таково мое убежденiе.

Сидя уже въ кэбе, я спросилъ у Гольмса. можетъ ли онъ объяснить теперь причину исчезновенiя молодого человека.

- Вообще говоря, мотивы этого дела крайне туманны, - прибавилъ я. - Вы, конечно, не верите же въ то, что молодого человека похитили для того, чтобы добыть отъ него сведенiя о его богатомъ дяде?

- Конечно, не верю, Ватсонъ; я сказалъ это нарочно, чтобы запугать этого непрiятнаго старика.

- Вы и запугали его. Но, все-таки, какъ вы объясняете исчезновенiе Стаунтона?

- Тутъ можетъ-быть несколько объясненiй. Во-первыхъ, следуетъ отметить, что Стаунтонъ пропалъ накануне матча, где его присутствiе было необходимо. это, можетъ-быть, - совпаденiе, но какъ хотите, совпаденiе странное. Въ любительскихъ состязанiяхъ пари не допускаются, но кто можетъ запретить держать пари частнымъ лицамъ? И вотъ, молодого человека похитили и заперли где-нибудь, чтобы насильно отстранить отъ матча. Вотъ вамъ первое объясненiе. А затемъ, вамъ известно, что Стаунтонъ наследникъ большого состоянiя. Правда, онъ сейчасъ беденъ, но будущность его ожидаетъ блестящая. Можетъ-быть, противъ молодого человека составился заговоръ, и его взяли въ пленъ для того, чтобы потребовать съ него выкупъ.

- Все это такъ, - сказалъ я, - но при чемъ же туть телеграмма?

- Совершенно верно, Ватсонъ. Телеграмма, это - нашъ единственный настоящiй козырь, и мы не должны отвлекать наше вниманiе въ сторону. Мы и въ Кембриджъ-то теперь едемъ затемъ, чтобы пролить светь на цель отправленiя телеграммы. Правда, намъ это дело сейчасъ еще неясно, но я надеюсь еще до наступленiя вечера выяснить его или окончательно или отчасти.

Было совсемъ темно, когда мы прiехали въ старый университетскiй городъ. Гольмсъ крикнулъ кэбъ и велелъ извозчику ехать въ домъ Лесли Армстронга. Несколько минуть спустя, мы остановились у большого дома на одной изъ самыхъ оживленныхъ улицъ.

После довольно долгаго ожиданiя въ прiемной, мы очутились въ кабинете доктора. Онъ сиделъ въ кресле за столомъ.

Имя доктора Лесли Армстронга было мне неизвестно только потому, что я рано оставилъ медицинскую профессiю. Теперь я знаю, что Армстронгъ - одно изъ самыхъ крупныхъ нашихъ университетскихъ светилъ, человекъ съ европейской репутацiей и оказавшiй большiя услуги современной науке.

Входя въ кабинетъ, я не зналъ, кто такой Армстронгъ, но наружность его произвела на меня сильное впечатленiе. Лицо у него было большое массивное. Надъ глазами, въ которыхъ светился умъ, нависли густыя брови. Сильно развитыя челюсти выдавались впередъ, говоря о непреклопной воле. Это былъ человекъ съ большимъ характеромъ, сильнымъ умомъ, мрачный, съ аскетическими вкусами, сдержанный, могучiй. Онъ держалъ карточку моего друга въ руке и встретилъ насъ далеко не любезно.

- Я слыхалъ о васъ, мистеръ Шерлокъ Гольмсъ, - сказалъ онъ. - Родъ, вашихъ занятiй мне известенъ, и я ни подъ какимъ видомъ не могу одобрить ихъ.

- Ну, да. Поскольку ваша деятельность направлена на борьбу съ преступленiемъ, она заслуживаетъ, разумеется, поддержки всехъ разумныхъ членовъ общества. Но ведь не всегда вы боретесь только съ преступниками? Часто вы роетесь въ тайнахъ частныхъ лицъ, вмешиваетесь въ чисто семейныя дела и, наконецъ, отнимаете свободное время у людей более занятыхъ, чемъ вы. Вотъ хотя бы я. Мне, право, прiятнее было бы писать свое сочиненiе, нежели разговаривать съ вами.

- Я не сомневаюсь въ этомъ, докторъ, но разговоръ, котораго я у васъ прошу, можетъ оказаться важнее вашего сочиненiя. Между прочимъ, я долженъ вамъ сказать, что мы делаемъ какъ разъ обратное тому, въ чемъ вы насъ обвиняете. Мы не только не нарушаемъ семейныхъ тайнъ, но напротивъ, спасаемъ эти тайны отъ постороннихъ глазъ. Я пришелъ поговорить съ вами о мистере Годфри Стаунтоне.

- А что съ нимъ такое приключилось?

- Вы его знаете?

- Онъ мой близкiй другъ.

- А известно ли вамъ, что онъ исчезъ?

- Ахъ! Неужели? - спросилъ докторъ, не меняя выраженiя лица.

- Да, онъ уехалъ вчера изъ гостиницы, и съ техъ поръ объ немъ нетъ ни слуху ни духу.

- Ну, онъ вернется.

- Но завтра университетскiй матчъ игроковъ въ футъ-болъ.

- Я не признаю этихъ ребяческихъ забавъ. Судьба этого молодого человека меня интересуетъ, потому что я его знаю и люблю. Но футъ-болъ меня не интересуетъ совсемъ.

- Въ такомъ случае я попрошу васъ поинтересоваться судьбою мистера Стаунтона. Вамъ известно, где онъ находится?

- Конечно, нетъ.

- Вы его не видали со вчерашняго дня?

- Нетъ, не видалъ.

- А мистеръ Стаунтонъ быль вполне здоровъ?

- Вполне здоровъ.

- И онъ никогда не хворалъ?

- Нетъ, никогда.

- Но можете ли вы мне объяснить вотъ это? Это расписка, изъ которой видно, что мистеръ Годфри Стаунтонъ заплатилъ въ прошломъ месяце доктору Лесли Армстронгу тридцать гинеи. Я нашелъ эту бумагу въ письменномъ столе мистера Стаунтона.

Доктора, даже покраснелъ отъ гнева.

- Я совершенно не вижу, почему я долженъ давать вамъ объясненiя по этому поводу, - произнесъ онъ.

Гольмсъ положилъ расписку снова къ себе въ карманъ.

- Что же, если вы предпочитаете офицiальное разследованiе дела, темъ лучше, - сказалъ онъ. - Я же вамъ сказалъ уже, что люблю кончать дела миромъ и безъ огласки, и вамъ, право, было бы лучше, если бы вы были со мною откровенны.

- Но я же говорю вамъ, что ничего не знаю по этому поводу.

- А вы изъ Лондона не получали известiй отъ мистера Стаунтона?

- Разумеется, нетъ.

- Боже мой, Боже мой! Ужъ это наше почтовое ведомство! - вздохнулъ Гольмсъ. - Вчера вечеромъ, въ шесть часовъ пятнадцать минутъ, Годфри Стаунтонъ послалъ вамъ изъ Лондона чрезвычайно важную телеграмму. Она имеетъ непосредственное отношенiе къ его исчезновенiю, и, однако, вы ея не получили. Небрежность почты въ данномъ случае прямо преступна. Я завтра же подамъ жалобу на этихъ бездельниковъ.

Докторъ Лесли Армстронгъ вскочилъ съ кресла. Лицо его было прямо багрово отъ бешенства.

- Я долженъ буду просить васъ убраться изъ моего дома, сэръ, - сказалъ онъ. - Вы можете сказать своему доверителю, лорду Джемсу, что я не хочу иметь ничего общаго ни съ нимъ ни съ его агентами. Нетъ, нетъ, сэръ, ни слова более!

И онъ бешено зазвонилъ въ колокольчикъ.

- Джонъ, проводите этихъ господа.!

Величественный дворецкiй сурово довелъ насъ до двери. Мы очутились на улице, где Гольмсъ принялся хохотать.

- Да, - сказала, онъ, - у доктора Лесли Армстронга есть характеръ и энергiя. Этотъ господинъ, если бы захотелъ, могъ бы вполне заменить Морiарти. Ну, мой бедный Ватсонъ, мы очутились безъ крова и друзей въ этомъ негостепрiимномъ городе. Уезжать отсюда намъ нельзя, не окончивши дела. Глядите, какъ разъ противъ дома Армстронга есть гостиница. Займите для насъ комнату, выходящую на улицу, а я пока пойду навести маленькiя справочки.

Справочки эти, однако, заняли очень много времени, потому что Гольмсъ вернулся только къ девяти часамъ. Онъ былъ бледенъ, утомленъ и страшно голоденъ. Холодный ужинъ ожидалъ его. Утоливъ голодъ, онъ закурилъ трубку и заговорилъ въ томъ философско-комическомъ тоне, который онъ всегда пускалъ въ ходъ, когда дела у него не ладились.

На улице застучали колеса. Гольмсъ подошелъ къ окну. У подъезда доктора Армстронга стояла карета, запряженная парою серыхъ лошадей.

- Онъ былъ въ отлучке три часа, - произнесъ Гольмсъ, - уехалъ въ половине седьмого, а вернулся только теперь. Стало быть, онъ уезжалъ за десять, или за двенадцать миль. А ездить такимъ манеромъ одинъ, или два раза въ день.

- Ну, что же? Это не удивительно. Онъ докторъ, и у него практика.

зачемъ онъ совершаетъ эти длинныя путешествiя, которыя ему, наверное, непрiятны? Кого онъ посещаетъ?

- А вы бы спросили у его кучера?

- Дорогой Ватсонъ, можете ли вы сомневаться въ томъ, что я первымъ же долгомъ отправился интервьюировать кучера? Не знаю, отъ природы ли этотъ кучеръ испорченъ, или же заразился отъ своего господина, только онъ страшно грубъ. Представьте себе, что онъ сталъ травить меня собакой! Правда, собаке не понравилась моя палка, но отношенiя после этого у насъ сделались такими натянутыми, что я не решился на дальнейшiе разспросы. Все, что мне удалось узнать, и узналъ отъ одного дружественно настроеннаго къ намъ туземца на дворе нашей гостиницы. Онъ-то мне и разсказалъ о привычкахъ доктора и объ его теперешнихъ путешествiяхъ. И какъ бы, въ подтвержденiе словъ этого туземца, карета подъехала и остановилась у подъезда дома доктора.

- А почему бы вамъ не проследить карету?

- Великолепно, Ватсонъ! Вы прямо блещете сегодня вечеромъ. Эта мысль, признаюсь, ослепила и мою голову; вы, можетъ быть, заметили, что около гостиницы есть велосипедная лавочка? Я бросился въ эту лавочку, схватилъ велосипедъ и сталъ догонять карету. Ехалъ я за экипажемъ на приличномъ разстоянiи, этакъ въ ярдахъ ста. Выехали мы за городъ, и тутъ случился пренепрiятный инцидентъ. Карета вдругъ остановилась, докторъ вышелъ изъ нея и быстро направился къ тому месту, где я стоялъ со своимъ велосипедомъ. Приблизившись ко мне, онъ сказалъ насмешливымъ тономъ, что въ виду узкости дороги, онъ покорнейше простъ меня проехать впередъ. Докторъ былъ прямо великолепенъ въ этотъ моментъ. Я селъ на велосипедъ, объехалъ карету и, проехавъ впередъ мили две, спрятался въ укромномъ местечке и сталъ ждать. Но о карете не было и помину. Очевидно, докторъ свернулъ куда-нибудь въ сторону. Все мои розыски не привели ни къ чему. Въ городъ я вернулся, какъ видите, раньше него. Конечно, у меня не было никакихъ основанiи связывать этихъ посещенiй доктора съ исчезновенiемъ Годфри Стаунтона; я заинтересовался этими его поездками просто потому, что меня занимаетъ его личность. Но теперь, после того, какъ я вижу, что онъ такъ тщательно скрываетъ свои дела, мне кажется необходимымъ выяснить его образъ жизни какъ следуетъ. Я не успокоюсь до техъ поръ, пока окончательно не разъясню этого дела.

- Мы его можемъ проследить завтра.

- Это еще вопросъ. Проследить его вовсе не такъ легко, какъ это вамъ кажется. Вы, должно быть, незнакомы съ окрестностями Кембриджа. Тамъ совершенно негде спрятаться. Вчера я весь вечеръ бродилъ по окрестностямъ. Это лощина, сплошная лощина, гладкая, какъ ладонь. И затемъ, другъ мой, этотъ господинъ не дуракъ. Это онъ вчера мне доказалъ. Я, видите ли, послалъ Овертону телеграмму - мне отъ него нужно узнать одинъ адресъ, а пока что мы сосредоточимъ вниманiе на г. Армстронгъ. Ведь телеграмма-то была адресована этимъ пропавшимъ юношей ему, а не кому-нибудь другому. Армстронгъ, несомненно, знаетъ, где находится этотъ молодой человекъ. А если онъ это знаетъ, то и мы должны узнать все, что намъ нужно. Теперь козыри въ рукахъ у Армстронга, но это не беда. Вы знаете, Ватсонъ, что я оставляю партiю только после того, какъ она выиграна.

Такъ говорилъ Гольмсъ, но весь следующiй день прошелъ въ бездействiи. Тайна, оставалась не выясненной. После завтрака прислуга подала Гольмсу письмо. Онъ пробежалъ его и усмехнулся.

Письмо было отъ Армстронга и заключалось въ следующемъ:

"Сэръ, спешу насъ уведомить, что, выслеживая меня, мы напрасно тратите время. Вчера вечеромъ вы имели случай убедиться, что въ задней стенке моей кареты есть окно. Если вамъ хочется снова предпринять двадцатимильную и совершенно безполезную прогулку, сделайте одолженiе. Пока что, ставлю васъ въ известность о томъ, что ваше шпiонство не можетъ принести никакой пользы г. Годфри Стаунтону. Самое лучшее, что вы можете сделать, это - вернуться въ Лондонъ и доложить вашему хозяину о томъ, что вы г. Стаунтона найти не могли. Въ Кембридже жить вамъ не зачемъ. Примите уверенiя въ моей готовности къ вашимъ услугамъ. Докторъ Лесли Армстронгъ.

- Да, этотъ докторъ - решительный, откровенный и честный противникъ, - произнесъ Гольмсъ. - Прелюбопытный человекъ, я долженъ изучить его получше. Право, только после этого я могу покинуть Кембриджъ.

- А карета-то уже у подъезда, - произнесъ я, воть и онъ садится въ карету. Знаете, Гольмсъ, садясь въ экипажъ, онъ бросилъ взглядъ на наше окно. Позвольте-ка мне совершить прогулку на велосипеде?

- О нетъ, дорогой Ватсонъ, я отдаю должное вашимъ отличнымъ способностямъ, но тягаться съ докторомъ вы едва ли въ состоянiи. Я достигну желательной цели инымъ путемъ. Васъ я заставлю сидеть дома - появленiе двухъ незнакомыхъ никому людей въ окрестностяхъ города, можетъ возбудить нежелательные толки. Вы ужъ какъ-нибудь развлекайте себя, а я вамъ еще до вечера принесу интересныя вести.

Но Гольмса опять ожидало разочарованiе. Вечеромъ онъ пришелъ усталый и мрачный.

- Неудачный день, Ватсонъ! - сказалъ онъ. - Я обошелъ все деревни, въ которыя, но моимъ расчетамъ, могъ ездить докторъ. Я былъ въ Черстертоне, Гистоне, Уотербиче и Окинтоне. Везде, повсюду - неудача. Карета доктора въ этихъ местахъ не появлялась. Докторъ опять торжествуетъ... А телеграммы для меня не было?

- Была; я ее вскрылъ. Вотъ она. "Справьтесь насчетъ Помпея у Іеремiи Диксона въ коллегiи Св. Троицы". Я не понимаю, что это значить.

- О, понять это очень легко. Это - ответь Овертона на сделанный мною запросъ. Надо сейчасъ же написать записку Іеремiи Диксону, и я уверенъ, что счастье после этого повернется въ нашу сторону. Кстати, какъ прошелъ матчъ?

- Победой Оксфорда. Въ местной вечерней газете помещенъ отчетъ. Пораженiе Кембриджа объясняется отсутствiемъ Годфри Стаунтона...

- Значитъ, предчувствiя нашего прiятеля Овертона оправдались, - заметилъ І'ольмсъ. - Лично я придерживаюсь техъ-же мыслей, что и г. Армстронгь, футъ-боль меня не интересуетъ. Давайте спать, Ватсонъ, завтра у насъ будетъ трудный день.

Утромъ я, проснувшись, испыталъ сразу же ощущенiе ужаса. Испугалъ меня Гольмсъ: онъ сиделъ у камина и держалъ въ рукахъ шприцъ для подкожнаго вспрыскиванiя. Увидя мое испуганное лицо, Гольмсъ разсмеялся и положилъ шприцъ на столъ.

все свои надежды. Я только что вернулся, Ватсонъ, съ маленькой разведки - все идетъ благополучно. Завтракъ готовъ, Ватсонъ, кушайте, а затемъ я надеюсь выследить д-ра Армстронга. Я клянусь, что не буду ни есть ни спать, пока не изловлю его въ его норе.

- Въ такомъ случае, не лучше ли намъ взять нашъ завтракъ съ собою? Намъ, кажется, придется отправиться въ путь очень рано. Я вижу, что карета доктора уже готова и ждетъ его у подъезда.

- Не обращайте на это вниманiя. Пусть онъ едетъ. Онъ не настолько уменъ, чтобы скрыться отъ меня на этотъ разъ. Завтракайте не спеша, а затемъ я васъ познакомлю съ сыщикомъ, который не сравнимъ ни съ кемъ въ свете.

Выйдя на дворъ, мы направились въ конюшню, къ одному изъ стойлъ была привязана длинноухая краснопегая собака, напоминающая гончую.

- Позвольте васъ познакомить съ Помпеемъ, - произнесъ Гольмсъ. - Помпей, это-гордость и слава местныхъ ищеекъ. Бежитъ онъ не очень скоро, но нюхъ у него удивительный. Да, г. Помпей, я надеюсь, что вы не будете бежать очень скоро. Этимъ вы могли бы поставить въ затруднительное положенiе двухъ пожилыхъ джентльменовъ изъ Лондона... А теперь, Помпей, впередъ, мы будемъ любоваться вашими талантами.

Черезъ полчаса мы были уже вне города.

- Что это вы сделали, Гольмсъ? - спросилъ я.

- Не совсемъ красивую, но полезную штуку. Ватсонъ, - ответилъ Гольмсъ. - Сегодня утромъ, вооружившись шприцемъ, который вы видели, я скрылся въ каретный сарае Армстронга и обрызгалъ одно изъ заднихъ колесъ кареты анисовымъ настоемъ. Этотъ запахъ очень сильный, и Помпей его проследитъ хотя бы на протяженiи ста миль. Да, ужъ теперь этотъ лукавый плутъ надо мною не посмеется.

Собака вдругъ свернула съ большой дороги на проселокъ, шедшiй по заросшему высокой травой лугу. Пройдя около полумили, мы повернули на другую широкую дорогу. Сделавъ несколько зигзаговъ, мы обошли кругомъ Кембриджъ и двинулись совершенно въ противоположномъ направленiи.

Направо отъ насъ, должно быть, Тромпингтонъ, а это что такое?.. Ватсонъ, глядите, ведь это карета доктора. Скорее, скорее, Ватсонъ, а то мы пропали!

Мы едва успели спрятаться за изгородь въ поле. Собака неохотно следовала за нами. Черезъ мгновенiе мимо насъ пронеслась карета доктора. Ученый сиделъ сгорбившись, голова его была опущена на грудь, вся его фигура изображала отчаянiе. У Гольмса лицо стало очень серьезно.

- Должно быть, исходъ нашей исторiи будетъ очень трагиченъ, - произнесъ онъ. - Мы, впрочемъ, скоро узнаемъ все. Впередъ, Помпей! Ага, мы идемъ къ этому одинокому коттеджу посередине поля.

Действительно, наше путешествiе подходило къ концу. Помпей, взвизгивая, подбежала, къ воротамъ. Следы колесъ кареты были явственно видны на песке. Гольмсъ привязалъ собаку къ забору, и мы двинулись къ коттеджу. Гольмсъ постучалъ въ дверь, ответа не было; мы постучали еще раза., - опять нетъ ответа.

Но въ доме кто-то находился. Это было очевидно, такъ кака, до нашихъ ушей донесся тихiй стона, въ которомъ различались ноты глубокой скорби и отчаянiя.

- Ей Богу, докторъ возвращается назадъ, - воскликнулъ Гольмсъ. - Темъ лучше, этакъ мы скорее выяснимъ дело, но мы должны успеть кое-что сделать прежде, чемъ докторъ войдетъ въ домъ.

Онъ отворилъ дверь, и мы вошли въ переднюю. Стоны стали громче, и намъ стало ясно, что они идутъ съ верхняго этажа. Гольмсъ и я поднялись по лестнице. Одна изъ дверей была полуотворена. Мы отворили ее и остановились на пороге, пораженные ужасомъ.

На постели лежала молодая и красивая женщина. Она была мертва. Лицо было спокойно и бледно, какъ мелъ, изъ подъ шапки золотыхъ волосъ глядели въ потолокъ неподвижные, широко открытые голубые глаза, у ногъ покойницы стоялъ на коленяхъ, положивъ голову на постель, молодой человекъ, все тело котораго содрогалось отъ рыданiй. Онъ былъ такъ поглощенъ своей скорбью, что не слышалъ, какъ мы вошли.

Гольмсъ тронулъ его за шею.

- Да, да, я - Стаунтонъ, но вы прибыли слишкомъ поздно, она уже умерла.

Молодой человекъ, очевидно, такъ растерялся, что принялъ насъ за врачей, которые къ нему присланы. Гольмсъ попробовалъ сказать несколько словъ утешенiя. Затемъ онъ сообщилъ Стаунтону, что его исчезновенiе встревожило всехъ его друзей.

На лестнице раздались шаги, и въ дверяхъ появился д-ръ Армстронгъ. Лицо ею было сурово.

- Браво, джентльмены, - произнесъ онъ, - вы достигли своей цели. Хвалю васъ особенно за то, что вы выбрали для своею вторженiя особенно удачный моментъ. Мне не достойно браниться передъ лицомъ смерти, но уверяю насъ, что, будь я помоложе, я наказалъ бы васъ примерно.

дела.

Черезъ минуту мы и мрачный докторъ сидели въ гостиной внизу.

- Ну, сэръ? - спросилъ Армстронгъ.

- Вы должны понять прежде всего, что я действую не отъ лорда Маунтъ Джемса, - началъ Гольмсъ, мои симпатiи этому джентльмену не принадлежать. Человекъ безследно исчезъ, и я выясняю, что съ нимъ случилось. Вотъ и все. Моя роль въ этомъ деле кончена. Преступленiя здесь никакого не случилось, и я вовсе не думаю предавать это дело гласности. Если я правъ, если здесь преступленiя не было, то вы можете вполне разсчитывать на мою скромность я свято сохраню тайну.

Докторъ Армстронгъ подошелъ къ Гольмсу и крепко пожалъ ему руку.

одного въ его горе. Вы знаете уже многое, мистеръ Гольмсъ, и объяснять вамъ мне придется мало. Годъ тому назадъ Стаунтонъ жилъ въ Лондоне и влюбился до безумiя въ дочь своей квартирной хозяйки. На этой девушке онъ женился. Это была прекрасная во всехъ отношенiяхъ женщина - добрая, умная и красавица собой. Стыдиться такой жены нечего, но беда въ томъ, что Годфри состоитъ наследникомъ это стараго скряги. Было несомненно, что лордъ Маунтъ-Джемсъ, узнавъ о женитьбе своего племянника, лишить его наследства. Что касается меня, я давно зналъ этого молодого человека и искренно его люблю. У него хорошiй характеръ, мистеръ Гольмсъ! Зная его затруднительное положенiе, я помогалъ молодымъ супругамъ всемъ, чемъ могъ. Женитьбу его мы сохраняли въ строгой тайне. Это намъ удалось. Никто не зналъ о браке Стаунтона, кроме меня и верной прислуги. Этотъ человекъ ушелъ теперь въ Тромпингтонъ для того, чтобъ устроить похороны. Все шло хорошо, но беднаго Стаунтона ждалъ неожиданный и ужасный ударъ. У его жены оказалась чахотка и притомъ злокачественная. Бедняга чуть съ ума не сошелъ отъ горя, темъ более, что ему приходилось ехать въ Лондонъ на этотъ матчъ. Не ехать ему было нельзя, это вызвало бы подозренiя. Я старался успокоить его и посылалъ ему телеграммы, а онъ мне ответилъ телеграммой, о которой вамъ удалось узнать. Я право не понимаю, какъ это вы узнали о существованiи этой телеграммы. Я нарочно не сообщалъ Годфри, что его жена подвергается смертельной опасности. Годфри все равно не могъ бы помочь делу, но я известилъ о положенiи болезни отца покойницы, а тотъ былъ настолько неблагоразуменъ, что сообщилъ объ этомъ Стаунтону. Результатомъ было то, что Годфри прiехалъ ко мне почти въ полномъ безумiи. Вы, можетъ быть, не поверите, но онъ все эти дни стоялъ у кровати въ томъ виде, какъ сейчасъ; стоить на коленяхъ, плачетъ и стонетъ. Умерла она сегодня утромъ. Это все, мистеръ Гольмсъ... Надеюсь, что я могу разсчитывать на васъ и на вашего друга.

Гольмсъ взялъ доктора за руку и сердечно съ нимъ простился.

- А теперь, Ватсонъ, пойдемъ! - сказалъ онъ.

И мы покинули этотъ домъ скорби и печали.