Затерянный мир.
XII. Ужасы леса

XII. Ужасы леса

Я уже, кажется, упоминал о чувстве гордости, овладевшем мной от признательности, выраженной тремя моими коллегами по экспедиции. Такие люди зря похвал не расточают. До сих пор я, как младший и наименее опытный в экспедиции, оставался в тени. Теперь же настала и моя очередь выдвинуться на первый план. Я весь расцветал при этой мысли. Увы! Если бы я знал, к каким ужасным переживаниям приведет меня мое тщеславие. Не предчувствовал я, что не далее как в эту ночь предстоит мне пережить такие ужасы, при воспоминании о которых волосы до сих пор становятся дыбом на голове. И все благодаря моей излишней самонадеянности.

Эпизод с деревом до того взбудоражил меня, что сон пропал. На страже находился Семмерли. Сидя скорчившись около костра, с ружьем на коленях, он то и дело клевал носом, при чем его козлиная бородка устало тряслась в такт голове. Рокстон, завернувшись в свое южно-американское пончо, спал около костра. И в ночной тишине гулко раздавался один лишь храп Челленджера. Ярко светил месяц. В воздухе было свежо.

"Какая чудная ночь для прогулки! - решил я. - Почему бы и не прогуляться? Что если я потихоньку улизну, проберусь к озеру и к утреннему завтраку вернусь обратно с ценными сведениями? Не стану ли я после этого еще более уважаем своими товарищами? А затем, если Семмерли будет продолжать настаивать на том, чтобы мы скорее выбрались отсюда, то мы возвратимся в Лондон первооткрывателями стольких чудес в этой стране, и мне одному будет принадлежать честь открытия таинственного озера". - Тут я вспомнил про Глэдис. На память мне пришли ее слова: "В геройских подвигах никогда недостатка нет". Мне ясно представились ее образ и тон, которым она произносила эти слова. Вспомнился и Мак-Ардль. Сколько материала для газеты! Какие блестящие перспективы. Удастся, чего доброго, заполучить место военного корреспондента в ближайшую кампанию. Упоенный этими мыслями, я нащупал свою винтовку, проверил, достаточно ли в карманах патронов, и неслышно выскользнул из нашего укрепленного лагеря. Оглянувшись, я увидел наполовину уснувшего, вообще непригодного для ночного дозора профессора, напоминавшего своей кивающей головой игрушечного китайского болванчика. Не успел я, однако, отойти и сотни ярдов от места нашей стоянки, как уже начал раскаиваться в принятом мною решении.

Боязнь показаться самому себе трусом взяла верх. Отступать было уже позорно. Даже и в том случае, если бы товарищи мои никогда не узнали о моих намерениях и о внезапной робости, то мне самому было бы стыдно перед собой до конца моих дней. Между тем, я невольно содрогался при мысли о возможных последствиях моей авантюры.

В лесу было страшно. Густая листва деревьев еле-еле пропускала лунный свет. Понемногу глаза попривыкли к темноте и я начал различать кое-какие предметы. Силуэты некоторых деревьев неясно обозначались передо мной, но зато между другими лежал густой, черный мрак, подобный входам в земляные пещеры. Вспомнились мне отчаянные вопли растерзанного игуанодона, эхо которых далеко разносилось по лесу. Вспомнил я и об ужасном, с кровавой пастью чудовище, мелькнувшем при свете головни лорда Рокстона. Теперь я как раз находился в области его охотничьих промыслов. Каждую секунду могло оно внезапно броситься на меня из этого непробудного мрака. Я приостановился и, вынув из кармана пулю, намеревался зарядить винтовку, но едва я прикоснулся к курку, как сердце мое застыло от ужаса... Оказывается, второпях я захватил охотничье ружье, стреляющее дробью!

Желание вернуться обратно опять охватило меня. Казалось бы, невольная ошибка оправдывала мое возвращение. Однако чувство безрассудной гордости снова взяло верх. Я не мог, я не смел воротиться. Винтовка, впрочем, столько же принесла бы мне пользы, сколько и это ружье в случае встречи с ужасными обитателями плоскогорья, - постарался я себя успокоить. Вернись я назад в лагерь за другим оружием, то мои действия не могли бы пройти на этот раз незамеченными, - продолжал рассуждать я. Последуют расспросы, и тогда уже мой план перестанет быть только моей тайной. И спустя минуту я мужественно продолжал свой путь, неся непригодное ружье под мышкой.

Подавляюще действовал на нервы мрак безмолвной чащи, но еще более жуткое впечатление производила залитая мертвенным, бледным светом луны поляна игуанодонов. Спрятавшись в кустах, я осмотрел поляну. Ни одного из колоссальных животных не было видно. Быть может, недавняя трагедия так напугала их, что заставила остальных искать безопасного пастбища. Все было тихо, точно вымерло. Еще раз оглянувшись, я выскочил из своей засады и, перебежав через поляну, добрался до путеводного ручейка. Он один говорил о жизни, напоминая мне своим журчанием любимую речку на западе Англии, где я в детстве ловил по ночам форелей. Следуя вниз по течению, я неминуемо должен был спуститься к центральному озеру. Этот же ручеек приведет меня обратно в лагерь. Временами я терял его из вида из-за густого кустарника, разросшегося на его берегах, но до меня все время доносилось его тихое журчание.

Местность понижалась, лес редел и, наконец, перешел в кустарник с отдельными высокими деревьями. Это было мне на руку: я мог быстрее двигаться и, не рискуя быть замеченным, видел все вокруг. Проходя мимо убежища птеродактилей, я вдруг услышал, как одно из этих чудовищ, взмахнув своими могучими крыльями, где-то совсем близко от меня поднялось в воздух. На мгновение его громадный силуэт - футов в двадцать в ширину - закрыв от меня диск луны. Его перепончатые крылья, пропуская лучи месяца, придавали ему вид гигантского скелета, летящего на фоне светлого неба тропической ночи.

путь.

Ночь была изумительно тихая. Но, пройдя некоторое расстояние, я явственно различил какой-то глухой, непрерывный рокот. По мере того, как я шел вперед, шум становился все отчетливее и громче. Приостановившись, я убедился, что шум не усиливался и не ослабевал, из чего я заключил, что источник шума неподвижен. Казалось, это бурлит кипящий котел. Пройдя еще немного, я очутился на небольшой лужайке, на которой блестело озеро или, вернее, прудик, ибо он был не больше любого бассейна в Трафальгарсквере, - наполненное какой-то густой черной жидкостью, напоминавшей смолу. Жидкость эта кипела и, вздувая пузыри, претворялась в газ. Было нестерпимо душно. Почва оказалась до такой степени раскаленной, что я едва мог дотронуться до нее рукой. Было совершенно очевидно, что вулкан, благодаря извержениям которого тысячи лет тому назад образовалось это чудесное плоскогорье, еще не вполне потух. Мне уже приходилось встречать черные утесы и обломки застывшей лавы среди сочной растительности плато, но это озеро расплавленного асфальта было первым доказательством еще не прекратившейся деятельности древнего кратера. У меня не было времени долго заниматься им, ибо я намеревался осмотреть озеро и к рассвету поспеть обратно в лагерь.

Путешествие это никогда не изгладится из моей памяти. Я крался по краям громадных, освещенных луною лужайкам, стараясь держаться в тени дерев. То и дело я полз на четвереньках среди густого кустарника, останавливаясь с замиранием сердца, когда поблизости трещали сучья под тяжелыми лапами какого-нибудь исполинского животного. Время от времени передо мной мелькали чьи-то гигантские силуэты и скрывались тотчас же в ночной мгле. Сколько раз мной овладевало желание вернуться, но каждый раз чувство гордости торжествовало над минутой слабости, и я снова двигался вперед к заветной цели.

Наконец (часы мои показывали час ночи) сквозь просветы между деревьями я увидел блеск воды и через десять минут очутился среди камышей центрального озера. Так как мне сильно хотелось пить, то я разом жадно прильнул к воде. Вода оказалась свежей и холодной. Утолив жажду, я принялся оглядываться. В том месте, где я пил, с берега шла широкая тропа, усеянная различного рода и размера следами. Очевидно, я как раз попал к месту водопоя. У самой воды возвышался громадный кусок застывшей лавы. Влезши на верхушку, я убедился, что она является великолепным наблюдательным пунктом.

Первое же, что я увидел, несказанно меня поразило. Описывая вид плоскогорья с вершины дерева, я упомянул о черных пятнах, замеченных мною в скалистой стене, на дальнем берегу озера, похожих на отверстия пещер. Теперь же с обломка лавы я увидел там светлые круги, напоминавшие освещенные окна кают на пароходе. Вначале я счел их за отблески светящейся лавы, но вскоре убедился, что это не так. Будь светящиеся круги вулканического происхождения, свет находился бы внизу, в лощине, но никоим образом не на такой высоте над землей. Что же это было? Как ни мало вероятно, однако, приходилось предполагать, что эти красноватые круги являются огнями, зажженными в пещерах и не иначе, как человеческой рукой. Итак, на плоскогорье живут человеческие существа, люди! О, вот блестящие результаты моей ночной экспедиции! Теперь будет о чем рассказать на родине!

бы потухали, очевидно от того, что возле них кто-то проходил и заслонял от меня их свет. Чего бы я не дал, чтобы иметь возможность подкрасться к этим огням, заглянуть в пещеры и доставить моим спутникам драгоценные сведения об отличительных признаках этой неизвестной расы людей, избравших себе столь странное местожительство! Однако в данный момент об этом нечего было и думать. Само собой, мы не могли покинуть плоскогорье, не ознакомившись как следует с этой его новой стороной.

Гладкое, как зеркало, озеро Глэдис, - мое озеро, - сверкая серебром, лежало у моих ног. Посередине оно отражало полный месяц. По-видимому, оно было не глубоко, так как повсюду виднелись песчаные отмели. Время от времени с громким всплеском ныряли серебристые рыбы. Изредка над водой показывалась блестящая черная спина какого-нибудь чудовища. Однажды на одной из отмелей появилось животное с длинной изогнутой шеей, напоминавшее громадного и тяжеловесного лебедя. Оно окунулось в воду, и в продолжение некоторого времени я следил за его длинной шеей и раскачивавшейся взад и вперед плоской головой. Но внезапно оно нырнуло в воду и больше не появилось.

Вскоре мое внимание отвлечено было тем, что происходило у подножия моего утеса. Пара громадных животных, походивших на армодилов или броненосцев, спустилась мимо моей скалы к берегу озера и, лакая, начала утолять жажду, пощелкивая длинными, как молния, быстрыми и красными, как ленты, упругими языками. Вслед за ними к озеру спустился великолепный громадного роста олень, в сопровождении оленихи и двух детенышей. У оленя был царственный вид. Даже самый крупный из наших современных лосей едва достал бы до его плеч. Внезапно, понюхав воздух и издав тревожный крик, он помчался в камыши со своей семьей. Его примеру поспешили последовать и броненосцы. По тропе приближалось новое животное, несравненно больших размеров и силы.

Вид его показался мне знакомым. Сразу я не мог сообразить, где мне приходилось видеть это несообразное туловище, выпуклую спину, украшенную треугольными костистыми отростками, напоминавшими петушиные гребешки, и странную плоскую низко посаженную птичью голову. Вскоре, однако, я вспомнил. Передо мной был стегозавр, т.е. то самое животное, которое было изображено в записной книжке Мэйпль Байта и которое первое привлекло внимание Чалленджера! И вот, быть может, передо мной как раз тот самый экземпляр, который видел американский художник. Под тяжестью чудовища дрожала почва. Его жадные глотки гулко раздавались среди ночного безмолвия. В течение пяти минут чудовище было так близко от меня, что мне стоило только протянуть руку, чтобы прикоснуться к отвратительным мясистым отросткам на его спине. Затем оно вышло из воды и скрылось за утесами.

Взглянув на часы, я увидел, что уже половина третьего утра, и, чтобы во время вернуться в лагерь, надо было спешить. Найти направление было нетрудно. Ручеек, приведший меня к озеру, впадал в него как раз через щель в скале, на которой я примостился. Мне оставалось лишь следовать вверх по течению. С чувством глубокого удовлетворения пустился я обратно, радуясь важности сделанных мною открытий. Самым важным, разумеется, было открытие освещенных пещер и живущих в них каких-то неведомых троглодитов, и, кроме того, я мог еще рассказать об озере и его особенностях. Я мог сообщить, что оно кишело различными таинственными существами, принадлежащими к первичным породам животных, из которых многих мы еще не встречали на плоскогорье. Я шел, с гордостью размышляя о том, что немногим смертным удавалось провести ночь подобным образом и за такой короткий срок внести столько нового в сокровищницу науки.

Шум напоминал нечто среднее между фырканьем и рычанием и носил самый угрожающий характер. Поблизости от меня, по-видимому, находилось какое-то страшное животное. Но как я ни старался, я не мог ничего разглядеть в густой тьме и, прибавив шагу, снова двинулся вперед. Пройдя с полмили, я услышал, как за моей спиной опять раздалось грозное рычание зверя, на этот раз, однако, явственнее и ближе. Сердце замерло у меня в груди от неожиданной мысли, что жуткая тварь преследует именно меня. Мурашки забегали по телу, волосы стали дыбом. То, что все здешние монстры взаимно уничтожали друг друга, казалось мне вполне правильной борьбой за существование, но мысль, что подобное чудовище может гнаться за человеком, венцом творения, как-то не укладывалась в моей голове и казалась прямо невероятной. Снова вспомнилась мне отвратительная, окровавленная пасть чудовища, освещенная факелом лорда Джона, показавшаяся мне тогда страшным видением дантова ада. От страха у меня подогнулись колени, и, разом обессилев, я остановился и тупо уставился на ярко освещенную луной тропинку. Кругом все было тихо, точно в сонном царстве. Там и сям блестели залитые серебристым светом месяца лужайки, да чернели в темноте кусты, больше ничего видно не было. И вдруг среди этого гробового, жуткого молчания снова раздались низкие, горловые, ревущие звуки, но уже несравненно громче и ближе. Сомнений более быть не могло: за мною по пятам гналось какое-то чудовище, настигая меня с каждой минутой.

Я же точно остолбенел и продолжал бессмысленно смотреть вдоль тропинки. Вдруг затрещали кусты, и что-то появилось на противоположном конце только что пройденной мною лужайки. При ярком свете месяца хорошо был виден громадный силуэт моего преследователя. Чудовище передвигалось прыжками, опираясь на могучие задние конечности, подобно кенгуру; передние же лапы его висели в воздухе. Оно оказалось громадных размеров и, вероятно, обладало невероятной силой. Ростом оно было с поднявшегося на задние лапы слона. Но несмотря на колоссальные размеры туловища оно двигалось быстро и проворно. На мгновение я было обрадовался, подумав, что передо мною безвредный травоядный игуанодон, но несмотря на всю неопытность тотчас же понял, что я ошибаюсь. Вместо кроткой оленьей башки трехпалого травоядного я увидел голову квадратной формы, точь-в-точь такую, какую мы все видели при свете факела в ту памятную ночь. По свирепому реву чудовища и упорной погоне я признал в нем кровожадного динозавра, представителя самой хищной из пород, когда-либо существовавших на земле. Я увидел, как животное то и дело опускалось на передние лапы и принималось тщательно обнюхивать землю. Значит, оно искало мой след! Временами оно теряло его, но вскоре снова поднималось и громадными скачками яростно пускалось в погоню за мной.

Даже теперь, при этом воспоминании, меня бросает в холодный пот. Что было делать мне? Я сжимал свое бесполезное птичье ружье, но какую помощь могло оно оказать мне?

Полный отчаяния, я начал глазами искать какое-либо убежище, но, увы, вблизи не оказалось ни скалы, ни надежного дерева, за которым я мог бы укрыться от кровожадного чудовища. Вокруг меня росли одни невысокие кусты, но я знал, что даже большое дерево меня не спасет - чудовищу ничего не стоит одним ударом лапы повалить его точно тоненькую тростинку. Единственное спасение мое заключалось в бегстве. Бежать быстро по кочковатой почве невозможно, но передо мной как раз пролегала твердо утоптанная дорожка. Много таких тропинок, проложенных различными дикими зверями, приходилось нам видеть во время наших экскурсий. Почти не имея себе равных по быстроте бега, я мог надеяться ускользнуть от своего тяжеловесного преследователя. Бросив на землю бесполезное ружье, я пустился бежать так, как не бегал еще никогда в жизни. Все мое тело ныло от усталости, суставы хрустели, горячее дыхание надрывало мои легкие, я задыхался от недостатка воздуха, но я все-таки продолжал мчаться вперед. Наконец, в полном изнеможении я остановился. На мгновение мне показалось, что я избегнул опасности. На тропинке никого не было. Но внезапно снова раздался топот громадных лап, грозное сопение, свист воздуха, вырывающегося из гигантских легких, треск сучьев, и зверь снова очутился позади меня. Нас разделяло всего несколько саженей. Пришел мой конец.

Безумец! Зачем я сперва так долго колебался, чего я ждал? До тех пор, пока животное искало мои следы одним чутьем, оно двигалось медленно и неуверенно. Но когда я побежал, оно увидело меня и с этого момента уже не выпускало меня из вида. Вот оно обогнуло кусты и большими скачками надвигается на меня. При ярком свете месяца грозно блестят его выпуклые глаза, я вижу перед собой его разинутую пасть с громадными острыми клыками; поблескивают когти на его могучих передних лапах. С воплем ужаса я снова кинулся по тропинке. Все громче раздавалось за мной свистящее дыхание чудовища. Затем совсем близко от себя я услышал грузный топот его ног и ждал, что вот-вот оно схватит меня. Но вдруг случилось нечто неожиданное, - я почувствовал, что лечу в какую-то бездну, и потерял сознание.

Вытянув же другую руку я наткнулся на громадную кость. Надо мной виднелся кусочек звездного неба, из чего я заключил, что попал на дно какой-то глубокой ямы. Я медленно поднялся на ноги и начал потихоньку ощупывать себя. Все тело от головы до ног ныло нестерпимо, но, по-видимому, я ничего не поломал себе, и все мои члены остались невредимы. Припоминая обстоятельства, при которых я свалился в яму, я с ужасом взглянул наверх, ожидая встретиться глазами с фигурой чудовища. Однако, к счастью, предчувствие мое не оправдалось. Все было тихо вокруг. Тогда я принялся за осторожный обход и ощупывание своего убежища, куда я как нельзя более кстати провалился. Стены ямы оказались отвесными, дно имело около двадцати футов в диаметре. Оно сплошь было завалено кусками мяса, находившегося в последней стадии разложения. Воздух был спертый, ядовитый. Оступаясь на каждом шагу и спотыкаясь о скользкие куски падали, я неожиданно наткнулся на какой-то твердый предмет, оказавшийся колом, воткнутым в дно ямы. Кол был настолько высок, что рукой я не мог дотянуться до его верхушки; весь он был покрыт густым слоем жира. Неожиданно я вспомнил, что у меня в кармане была коробка с восковыми спичками. Чиркнув спичку, я стал осматриваться. Теперь уже не могло быть никаких сомнений относительно характера ямы. Это была западня, устроенная искусной рукой человеческого существа. Воткнутый в дно ямы кол имел около девяти футов в длину и вверху оказался заостренным. Весь он был черен от крови проткнутых животных. Куски мяса, валявшиеся на дне, представляли собой остатки животных, упавших в яму и извлеченных оттуда с явной целью очистить место для новых жертв. Мне невольно пришли на память слова Чалленджера о том, что на плоскогорье не могут существовать люди, ибо их слабое оружие не оградит их от нападений чудовищ, населяющих плато. Теперь же стало ясно, что это не так уж невозможно. Очевидно, туземцы - кто бы они ни были - устроили себе в узких пещерах такие убежища, куда чудовища, из-за своих размеров, проникнуть не могут. Вместе с тем, будучи неизмеримо развитее остальных обитателей плоскогорья, они догадались устроить западни-ямы, прикрывая их сверху сучьями и расположив на тропинках животных, которых, несмотря на всю их колоссальную физическую силу и ловкость, они нашли способ уничтожать. Человек и тут оказался победителем.

Выбраться по стене наверх не представляло для меня большого труда, однако я не сразу решился на это, опасаясь снова столкнуться лицом к лицу с ужасным зверем, едва не погубившим меня. Как знать, не притаился ли он в близлежащих кустах в ожидании моего появления? Вспомнив, однако, про одну беседу между Чалленджером и Семмерли на тему о привычках и свойствах доисторических животных, я набрался мужества и начал подниматься. Оба профессора держались того мнения, что эти животные совершенно лишены сообразительности. Отсутствием сообразительности они объясняли также исчезновение с лица земли доисторических чудовищ, не сумевших приноровиться к новым условиям жизни.

что подобное безмозглое существо, руководствующееся исключительно инстинктом при моем внезапном исчезновении отказалось от дальнейшего преследования и, несколько опешив вначале от неожиданности, устремилось за новой добычей. Выбравшись из ямы, я огляделся. Звезды померкли, небо начало светлеть и свежий утренний ветерок приятно пахнул мне в лицо. Не видно было никаких признаков недавнего врага. Я тихонько вскарабкался на край ямы и присел, готовый каждую минуту при малейшей опасности спрыгнуть обратно в свое убежище. Выждав какое-то время в таком положении и успокоенный полной тишиной и наступающим рассветом, я собрался с духом и направился к своей тропинке. Пройдя некоторое расстояние, я нашел свое ружье, а несколько дальше набрел и на путеводный ручеек. То и дело боязливо оглядываясь назад, я продолжал путь домой.

Вдруг в прозрачном и спокойном утреннем воздухе раздался гулкий, короткий треск выстрела. Я приостановился и начал прислушиваться, но больше ничего не услышал. Сначала я испугался, не приключилось ли с моими товарищами какое-нибудь несчастье, но тотчас же нашел более подходящее и естественное объяснение. Уже совершенно рассвело. Несомненно, отсутствие мое было обнаружено. Они, вероятно, решили, что я заблудился в лесу и дали выстрел, дабы указать мне верное направление. Правда, мы решили строго воздерживаться от стрельбы, но раз, по их мнению, я находился в опасности, то они ни перед чем не остановились бы для моего спасения. Мне оставалось только поспешить, чтобы поскорее успокоить их.

Я чувствовал себя страшно утомленным и разбитым и не мог так быстро двигаться как хотел, но, наконец, все же добрался до знакомых мест. Вот налево - убежище птеродактилей, прямо передо мной - поляна, на которой резвились игуанодоны. Вот последняя группа деревьев. Теперь я уже совсем близко от форта Чалленджера. Чтобы рассеять страхи своих друзей, я во весь голос приветствовал их издали. Однако никакого ответа на мое приветствие не последовало. Подозрительная тишина заставила тревожно забиться мое сердце, и я бросился бегом. Вот и наш лагерь, но калитка открыта. Я кинулся в лагерь. Раздирающее душу зрелище представилось моим глазам. Вещи наши валялись в беспорядке на земле; спутники мои исчезли, а около догорающего костра вся трава была залита кровью.

мой зов оставался без ответа. Страшная мысль, что быть может, мне никогда больше не придется увидеться с ними, что до самой смерти осужден я оставаться на этом ужасном месте в полном одиночестве, без всякой надежды когда-либо выбраться из этой проклятой страны, сводила меня с ума. В отчаянии я рвал на себе волосы и бился головой о деревья. Только теперь понял я, какую нравственную поддержку имел я в лице своих товарищей. Теперь я оценил как спокойную самоуверенность Чалленджера, так и колоссальную выдержку и насмешливое хладнокровие Рокстона. Без них я чувствовал себя беспомощным, слабым ребенком, бродящим во тьме. Я не знал, ни куда направить мои стопы, ни что мне предпринять.