Затерянный мир.
XV. То были истинные достижения

XV. То были истинные достижения

Мы были неправы, когда предполагали, что наше убежище неизвестно обезьянам. Кругом все было тихо. Ни звука, однако несмотря на эту кажущуюся безмятежную тишину нам следовало быть настороже. Уже при первом столкновении успели мы убедиться, насколько обманчиво это спокойствие и насколько хитры и отважны наши преследователи.

Что бы меня не ожидало в будущем, какую бы участь ни готовила мне судьба, никогда, никогда не забыть мне ужасных минут, пережитых в это достопамятное утро. Никогда еще не чувствовал я так близко леденящее дыхание смерти. Расскажу все по порядку.

Несмотря на довольно продолжительный отдых, проснувшись, мы все-таки все чувствовали себя разбитыми как от пережитых волнений, так и от скудной пищи. Семмерли так ослаб, что еле держался на ногах.

Мы держали военный совет и порешили еще час-другой отдохнуть, плотно закусить и тогда уже пуститься в путь к центральному озеру или, вернее к пещерам, служившим убежищем для туземцев. Все мы надеялись, что спасенные нами индейцы не предадут нас, но, наоборот, в благодарность за спасение, постараются замолвить доброе словечко среди одноплеменников. Ознакомившись при их посредстве более обстоятельно со страной Мэйпль Байта, мы могли бы считать свою миссию законченной и приложить все старания к нахождению способа выбраться отсюда. Даже Чалленджер согласился, что тогда мы могли бы считать задачу нашей экспедиции выполненной и приложить все усилия к знакомству цивилизованного мира со сделанными открытиями.

Теперь, на досуге, мы могли поближе познакомиться со спасенными нами краснокожими. Это были маленькие и жилистые и отлично сложенные человечки. Их прямые черные волосы были перехвачены кожаными ремешками и завязаны в тугой узел на затылке. На бедрах они носили кожаный фартук. Лишенные растительности лица отличались правильными чертами и дышали добродушием. Мочки их ушей оказались окровавленными; по-видимому, во время схватки люди-обезьяны вырвали из них украшения. Речь их, хотя и непонятная для нас, была весьма оживленной. Указывая друг на друга, они то и дело повторяли слово "Аккала", из чего мы заключили, что это слово обозначает название их племени. Иногда они беспокойно оглядывались и с ненавистью махали кулаками в сторону леса, при этом лица их искажались от ужаса, и они кричали: "Дода! Дода!" Вероятно, так они называли своих врагов.

- Что вы скажете нам об этих ребятах, Чалленджер? - спросил лорд Рокстон. - Мне лично понятно, что вот этот малый с выбритым лбом является их вождем.

Несомненно, этот последний занимал особое, привилегированное положение. В обращении с ним краснокожие проявляли все признаки глубокого почтения. Он казался самым юным из всех; несмотря на это обстоятельство, он уже, видимо, привык повелевать себе подобными. Его всего передернуло, когда Чалленджер вздумал опустить свою широкую длань на его голову. Глаза его при этом жесте профессора загорелись диким блеском и, точно ужаленный, он отскочил в сторону. Затем, приложив правую руку к груди, он встал в позу, полную внутреннего достоинства, и несколько раз подряд произнес слово "Маретас". Но Чалленджер, нисколько не смутясь, сейчас же ухватил за плечо ближайшего индейца и стал вертеть его, словно это был какой-нибудь редкий заспиртованный экземпляр из коллекции музея.

- Племя это, - загремел его мощный голос, - судя по строению черепа, овалу лица и некоторым другим признакам, не может быть отнесено к одному из низших типов человеческой породы; напротив, по своему умственному развитию оно стоит значительно выше некоторых южно-американских племен. Никоим образом нельзя допустить, чтобы эта раса могла развиться в стране Мэйпль Байта. Равным образом пропасть между населяющими плато первобытными животными и людьми-обезьянами так велика, что предположение о зарождении этой последней породы на плоскогорье является логически недопустимым.

- Черт возьми! Но откуда же в таком случае они взялись, с неба что ли свалились? - задал вопрос лорд Рокстон.

- Это вопрос, который несомненно послужит предметом страстных дебатов среди европейских и американских ученых, - отвечал профессор. - Мое личное мнение, если только оно может вас интересовать, таково, - тут он выпятил свою могучую грудь и обвел всех нас дерзким взглядом, - что в зависимости от климатических и других особенностей плато, развитие животной жизни остановилось в нем на типе позвоночных. Мы видим, наряду с чудовищами Юрской эпохи, представителей современных видов, как, например, тапиров, оленей, муравьедов и других животных. До сих пор все ясно. Теперь перейдем к вопросу о человекообезьянах и краснокожих людях. Что может сказать наука об их присутствии на плоскогорье? Я лично думаю, что они пришли сюда снизу. Весьма вероятно, что на юге Америки водилась некогда обезьяна-антропоид; в незапамятные времена набрела она на путь к плоскогорью и, попав на него, постепенно развивалась до тех пор, пока не превратилась в увиденные нами странные существа, из коих некоторые - тут профессор посмотрел на меня в упор - благодаря своему могучему телосложению и смышлености могли бы оказать при несколько более развитом интеллекте честь любой человеческой расе. Что же касается индейцев, то я не сомневаюсь в их позднейшем появлении на плоскогорье. Они взобрались сюда, вероятно, спасаясь от преследования врагов или же под влиянием голода. Но встретившись со страшными чудовищами, населяющими плоскогорье, они, скорее всего, нашли спасение в пещерах, описанных нашим юным другом. Вполне возможно, что немало кровопролитных столкновений происходило у них со свирепыми чудовищами, из которых самыми опасными противниками их оказались, благодаря своему более высокому умственному уровню, люди-обезьяны, несомненно считавшие их непрошеными гостями. Эти соображения находят себе подтверждение в несомненной малочисленности туземного населения. Итак, господа, я считаю, что мне удалось разрешить эту загадку. Какие пункты для вас еще недостаточно ясны, говорите?

Профессор Семмерли был слишком утомлен, чтобы возражать, но сильно затряс головой с видом полного недоверия. Рокстон потрепал свои курчавые волосы и ограничился замечанием, что он уклоняется от участия в этом научном споре, ибо принадлежит к совершенно другому классу людей. Что же касается меня, то я не замедлил перевести разговор на прозаическую тему, обратив внимание товарищей на отсутствие одного из индейцев.

- Он пошел за водой, - ответил лорд Джон. - Мы снабдили его пустой банкой из-под консервов для этой цели.

- Вы послали его в старый лагерь? - спросил я.

- Нет; мы отправили его к ручью. Туда, знаете, между деревьями. Тут не более двух сотен ярдов. Однако паренек чего-то замешкался там.

- Я пойду посмотрю, что с ним, - промолвил я.

С этими словами я поднялся со своего места и, захватив винтовку, отправился по направлению к ручью. Быть может, вам покажется легкомысленной моя смелость. Но расстояние было небольшое, много миль отделяло нас от обезьяньего города, да к тому же я был уверен, что эти проклятые создания еще не успели открыть нашей засады. Вооруженный винтовкой, я их не боялся. Я еще тогда не представлял себе, насколько хитры и сильны эти твари.

До меня доносилось журчание ручейка, скрытого от меня деревьями и густым кустарником. Пробираясь глубже, около одного из кустов я вдруг заметил какой-то красноватого цвета предмет. Подойдя ближе, я к ужасу своему убедился, что это не что иное, как труп отправившегося за водой краснокожего. Высоко вздернув ноги, он лежал неподвижно весь скорченный; голова его оказалась свернутой на сторону, точно он старался смотреть через плечо назад. Я громко крикнул, желая предупредить товарищей о новой опасности, и, пробежав, споткнулся о труп злосчастного туземца. Наверное, мой ангел-хранитель был невдалеке от меня или же я услышал легкий шелест, ибо неожиданно я инстинктивно отпрянул назад и посмотрел наверх. Из густой зеленой листвы ко мне медленно тянулись чьи-то мускулистые, волосатые лапы. Еще одна секунда, и они бы схватили меня за шею. Я быстро отскочил назад, но руки оказались еще проворнее. Благодаря скачку, я избежал рокового зажима, но все же чудовище одной лапой успело обхватить мою шею, а другой надавить на лоб. Я взмахнул в воздухе руками с целью освободиться, но сдавившая мое лицо лапа моментально впилась в мое горло. Я чувствовал, что какая-то невидимая сила приподнимает меня от земли и сворачивает мою голову на сторону. Затылок мой нестерпимо заныл. Но я все-таки старался оторвать от своего лица руку, и мне удалось высвободить подбородок. Взглянув кверху, я обмер от ужаса. На меня глядела отвратительная волосатая рожа. Глаза отливали холодным, металлическим блеском. Какая-то странная гипнотическая сила мерцала в широко открытых зрачках. Я уже не мог больше сопротивляться. Между тем, чудовище, заметив мою слабость, на секунду оскалило пару отвратительных клыков и еще крепче сжало мою шею, стремясь свернуть мне голову на сторону. Перед моими глазами пошли какие-то темные круги, в ушах раздался серебристый звон. Издалека до меня донесся глухой звук выстрела. Я почувствовал, что падаю вниз, и потерял сознание.

Когда я очнулся, то лежал на траве в нашей засаде. Кто-то позаботился принести воды из ручья; лорд Рокстон брызгал мне на лицо, а Чалленджер и Семмерли стояли рядом и сосредоточенно молчали. На мгновение мне показалось, что на их заинтересованных всегда только одной наукой лицах появилось несвойственное им выражение мягкости. Придя в себя, я убедился, что лишился чувств исключительно под влиянием потрясения. Несмотря на сильнейшую головную боль и распухший затылок, я чувствовал себя вполне неплохо.

- Ну, приятель, вам положительно бабушка ворожит! - воскликнул лорд Рокстон, - Когда я заслышал ваши вопли и подбежал, то увидел вас барахтающимся на земле со свернутой набок головой. Я уже решил, что ваша песенка спета. От неожиданности я не успел хорошенько прицелиться и промахнулся, однако, животное от одного звука выстрела так струсило, что выпустило вас из лап и тотчас же скрылось. Эх, если бы в моем распоряжении было человек пятьдесят, да с винтовками! Я бы живо вытравил отсюда эту поганую породу и оставил бы эту местность значительно чище, чем нашел ее.

Теперь стало ясно, что люди-обезьяны узнали о нашем местопребывании и неусыпно следят за нами.

Днем мы могли не бояться их, но зато ночью они не преминут напасть на нас. Чем скорее мы убрались бы отсюда, тем было бы для нас лучше. С трех сторон нас окружал густой лес; оставаясь здесь, мы могли легко очутиться в западне. Зато с четвертой стороны, к озеру, простиралась открытая местность. Лишь кое-где росли отдельные деревца или мелкий кустарник. Это был именно тот путь, который вел прямо к пещерам. По этому пути я однажды ночью пробрался к центральному озеру. Очевидно, мы должны были идти только этой дорогой.

Невыразимо жалко было нам покидать свой старый лагерь. Не потому, что там оставались наши дорожные запасы, но потому, что, расставаясь с лагерем, мы вместе с тем утрачивали связь с Замбо, единственным звеном, соединявшим нас с внешним миром. Как бы там ни было, но приходилось, скрепя сердце, решаться; ружья наши все были в порядке, патронов было достаточно; словом, мы еще могли за себя постоять. Во всяком случае, мы не теряли надежды вернуться и еще раз увидеть верного негра. В последний раз он торжественно обещал ждать нас на своем посту, и мы не сомневались в его искренности. В путь мы отправились в полдень. Юный военачальник шествовал впереди, указывая путь, но наотрез отказался нести какую-либо поклажу. За ним следовали двое уцелевших индейцев, неся на своих спинах наш скудный багаж.

Мы же замыкали шествие, держа ружья наготове. Как только мы тронулись в путь, густой лес огласился дикими воплями и визгом человекообезьян. В этом радостном вопле слышалось не то торжество победителей по поводу нашего ухода, не то насмешка над нашим бегством. Оглянувшись назад, мы увидели лишь зеленую завесу листвы, но громкие, продолжительные клики наших врагов свидетельствовали об их многочисленности. Тем не менее они нас не преследовали, и вскоре без помехи мы выбрались на более открытую местность за пределами их власти.

не так давно на богатой оттоманке в своем роскошном кабинете под мягким светом красной лампы, среди дорогих персидских ковров и редких произведений искусства? А что осталось от грозного профессора, потрясавшего кулаками за письменным столом в своем громадном кабинете в Энмор-Парке? Наконец, можно ли было признать под грязными лохмотьями строгую, прямую фигуру уважаемого профессора Семмерли? Передо мной были какие-то полунагие хулиганы, от которых солидный лондонский джентльмен бежал бы без оглядки, встреться они ему в каком-нибудь темном уголке. Правда, на плоскогорье мы пробыли всего одну неделю, но запас платья оставался внизу, а неделька-то выдалась из тяжких не столько для меня, столько для моих товарищей, попавших в передрягу с людьми-обезьянами. Все трое в последней стычке растеряли свои шляпы и теперь повязали вокруг головы носовые платки. Платье на всех висело клочьями, а давно небритые, грязные лица делали их неузнаваемыми. Семмерли и Чалленджер шли, хромая; я же от слабости и вчерашних переживаний еле волочил ноги, шея нестерпимо ныла и все еще была тверда точно доска. Вид у нас был, в самом деле, крайне жалкий, и удивление наших индейцев, то и дело боязливо оглядывавшихся на нас, казалось мне вполне понятным.

Почти к вечеру добрались мы, наконец, до берега центрального озера. Миновав кусты и завидев водную гладь, туземцы издали радостный крик и жестами старались обратить на что-то наше внимание. И в самом деле, глазам нашим представилось неожиданное зрелище. Скользя по зеркальной поверхности озера к нашему берегу подплывала целая флотилия индейских пирог. Когда мы впервые заметили их, они были от нас в нескольких километрах, но приближались к нам с такой быстротой, что вскоре и гребцы разглядели нас.

причалили к берегу и, выскочив с громкими приветственными возгласами, распростерлись у ног своего юного вождя. Наконец, из их среды выделился высокий старик в ожерелье из стеклянных бус и со шкурой какого-то диковинного зверя, перекинутой через плечо, и бросился нежно обнимать спасенного нами юношу. Затем он окинул нас быстрым взглядом и, обменявшись несколькими словами на непонятном языке с младшим вождем, с достоинством приблизился к нам и каждого по очереди обнял. По мановению его руки, все племя преклонило перед нами колени в знак приветствия. Лично я чувствовал себя неловко перед такими знаками раболепного преклонения; то же самое ощущение неловкости, как мне показалось, испытывали лорд Рокстон и Семмерли. Зато Чалленджер весь расцвел, подобно цветку под благодетельными лучами солнца.

- Быть может, они и принадлежат к недоразвитому типу, - промолвил он, глубокомысленно поглаживая свою бороду и благосклонно поглядывая на распростертых туземцев, - но поведение их по отношению к людям, превосходящих их интеллектом, могло бы послужить назидательным примером многим развитым европейцам. Удивительно, до чего чутки инстинктивные импульсы у первобытных людей!

Было видно, что туземцы собрались в поход, каждый из них оказался вооруженным длинным копьем из бамбукового дерева с костяным наконечником, луком со стрелами, а также каменным топорищем, привешенным к поясу. Грозные, полные ненависти взгляды, бросаемые ими время от времени по направлению к лесу, и постоянно повторяющееся слово "Дода" ясно указывали, что они собрались в поход с намерением либо освободить своего юного вождя, либо отомстить за его гибель. Усевшись в круг, индейцы приступили к военному совету, а мы сидели в некотором отдалении от них и внимательно следили за ними. После речей двух воинов, поднялся наш юный приятель и произнес горячую речь, подкрепленную столь красноречивыми жестами и такою богатой мимикой, что от начала до конца мы поняли ее так, как будто сами говорили на его языке.

мы находимся под постоянной угрозой. Сейчас мы все в сборе и готовы к бою, - Тут он указал на нас. - Эти чужие люди - наши друзья. Они храбрые бойцы и также сильно ненавидят людей-обезьян, как и мы. Они управляют - при этих словах он указал на небо - громом и молнией. Когда-то нам еще представится столь удобный случай? Идемте же вперед с тем, чтобы либо погибнуть, либо обезопасить себя навеки. Коли мы вернемся не солоно хлебавши домой, женщины засмеют нас.

Маленькие краснокожие воины жадно ловили слова своего вождя и, когда он кончил, громкими криками выразили ему одобрение, потрясая в воздухе своим примитивным оружием. Старый вождь племени выступил вперед и обратился к нам с каким-то вопросом, указывая рукой в направлении леса. Рокстон знаком попросил его обождать и повернулся к нам.

- Ну-с, за вами слово, господа, - проговорил он. - Что касается меня, то я считаю необходимым рассчитаться с обезьяньей породой и нахожу, что если она исчезнет с лица земли, то беды от этого большой не будет. Я отправлюсь в поход с этими красными малышами и постараюсь оказать им деятельную помощь. Что намерены предпринять вы, дружище? - спросил он меня в заключение.

- Разумеется, я с вами, - ответил я.

- А вы, Чалленджер?

- Каковы ваши намерения, Семмерли?

- Мне кажется, что мы несколько отклоняемся от первоначальной цели нашей экспедиции, лорд Джон. Смею вас уверить, я был весьма далек от мысли, что покидаю профессорскую кафедру ради нападения с толпой краснокожих на стадо антропоидов-обезьян.

- Что же поделаешь, уж раз мы так низко пали, - сказал Рокстон с улыбкой. - Приходится, однако, принимать то или другое решение.

- Насколько ваше предложение благоразумно - еще большой вопрос, - возразил неугомонный Семмерли, - но раз вы все одного мнения, то я не могу от вас отставать.

Старик принялся всем поочередно жать руки, в то время как индейцы издавали восторженные вопли. Выступать тотчас в поход было уже поздно, а потому мы решили разбить лагерь. Кругом вскоре заблестело пламя костров. Несколько краснокожих ушли в лес и возвратились оттуда, ведя молодого игуанодона. У этого экземпляра также оказалась асфальтовая печать на плече, а когда один из туземцев подошел к нему и дал свое согласие на умерщвление животного, то мы, наконец, поняли, что эти безобидные звери играют у краснокожих роль домашнего скота и что удивившие нас асфальтовые печати являются клеймом, показывающим какому из туземцев они принадлежат. Беспомощные, вялые, исключительно травоядные, эти животные, несмотря на свои колоссальные размеры, совершенно лишены сообразительности, и поэтому не способны к сопротивлению; ребенок может с ними управиться. Несколько мгновений спустя, тело игуанодона было разрезано на части, и громадные куски мяса стали поджариваться на кострах с кусками какой-то неведомой громадной рыбы, приколотой копьями краснокожих.

Семмерли прилег около одного из костров и тотчас же заснул безмятежным сном, а мы еще долго бродили около берега озера, в поисках новых чудес. Дважды наткнулись мы на ямы, наполненные такой же синей глиной, какую мы уже однажды видели в болотной яме птеродактилей. Эти глиняные пласты были несомненно вулканического происхождения и почему-то возбуждали величайший интерес лорда Рокстона. Внимание Чалленджера привлек кипящий и бурлящий гейзер, на поверхности которого бурлил какой-то неведомый газ и вздувал большие лопающиеся пузыри. Он сунул в гейзер длинный и полый внутри камыш и пришел в неистовый восторг школьника, когда при посредстве зажженной спички, прикрепленной к концу камыша, ему удалось вызвать довольно сильный взрыв газа и голубоватое пламя. Но радость его не знала границ, когда камыш, верхнее отверстие которого он закупорил кожей, наполнившись газом, быстро поднялся в воздух.

- Горючий газ, при том значительно легче воздуха. Вне всякого сомнения, он содержит в себе много водорода в свободном виде. Да-с, ресурсы Георга Чалленджера еще не иссякли, мой юный друг. Я еще сумею показать вам, насколько могучий интеллект способен подчинить себе дары природы. - Он загадочно улыбнулся, но дальше распространяться на эту тему не пожелал.

На суше ничего достопримечательного не было заметно. Нас было так много, мы так шумно себя вели, что распугали животных и птиц; лишь несколько птеродактилей кружили высоко над нашими головами, должно быть, выискивая падаль. Совсем иначе выглядело раскинувшееся перед нами центральное озеро, окрашенное лучами заходящего солнца в нежно розовый цвет. Оно все кипело своеобразной жизнью. То и дело на его поверхности появлялись аспидно-серые спины различных неведомых животных с высокими пилообразными плавниками. Высунувшись из воды и оставив после себя серебристую рябь, они снова скрывались под водой. Песчаные отмели вдали положительно кишели пятнистыми пресмыкающимися, гигантскими черепахами, странного вида монстрами. Особенно любопытно выглядело одно громадное, плоское, темное существо, у которого не было заметно ни головы, ни ног. Оно имело вид амфибии с толстой, лоснящейся от жира кожей. Медленно шлепая, ползло оно к воде. Время от времени из воды вытягивались длинные шеи, напоминавшие змей, существа плавно и грациозно прорезали воду своими плавниками. Отчасти своими движениями они напоминали лебедей. Когда одно из них выбралось из воды на отмель, находившуюся всего ярдах в ста от нас, и обнаружило бочкообразное туловище, снабженное громадными плавниками, то наши профессора захлопали от радости в ладоши, точно дети, и, захлебываясь, заговорили оба разом.

дорогой Чалленджер, оказались избранниками провидения.

Лишь когда совершенно стемнело и ничего нельзя было различить в окутывавшем нас мраке, за исключением костров наших диких союзников, удалось нам с Рокстоном оттащить наших ученых от чудес первобытного озера. Лежа в темноте, на берегу, мы то и дело слышали фырканье плававших в озере чудовищ.

С рассветом лагерь наш пробудился, а через какой-нибудь час мы уже были готовы к выступлению. Частенько мечтал я попасть в военные корреспонденты. Мог ли я когда-либо предполагать, что получу свое боевое крещение в столь фантастической кампании? Итак, дальнейшие мои корреспонденции играют роль телеграмм с театра военных действий.

За ночь к нам на подмогу прибыла еще одна партия туземцев и таким образом всего нас оказалось человек четыреста-пятьсот. Вперед были посланы разведчики, а главные силы сомкнутой колонной тронулись по пути к лесу. В лесу индейцы встали цепью, причем чередовались вооруженные копьями со стрелками из луков. Рокстон и Чалленджер шествовали на правом фланге, я же и Семмерли на левом. Это было какое-то войско каменного века, и посреди него очутились мы, вооруженные винтовками самой новейшей системы.

Ждать нашего неприятеля пришлось недолго. С опушки леса раздались дикие, пронзительные вопли и неожиданно откуда ни возьмись выскочила партия людей-обезьян с увесистыми булыжниками и заостренными палками в лапах. Они как один бросились в самую середину краснокожих. Нападение было смелое, отважное, но вместо с тем и совершенно неосмысленное: неуклюжие, кривоногие обезьяны неспособны были быстро двигаться, тогда как индейцы обладали чисто кошачьей ловкостью. Было жутко смотреть как эти свирепые твари, дико жестикулировавшие, с пеной у рта и налившимися кровью глазами, набрасывались со своими дубинами на индейцев, ловко увертывавшихся от их ударов и каменьев. Стрелы же последних одна за другою так и вонзались в толстые шкуры животных. Один из этих молодчиков пробежал совсем близко от меня, завывая от боли. В его могучей груди торчало больше десятка стрел. Сжалившись над его страданиями, я пустил ему пулю в лоб, и он, как подкошенный, свалился на землю. Выстрел мой оказался единственным, ибо нападению подвергся центр боевой линии, и ловким индейцам помощь наша пока была не нужна. Не думаю, чтобы из накинувшихся на нас обезьян хоть одной удалось спастись.

крошили краснокожих и некоторых из них успевали уложить на месте, прежде чем те могли взмахнуть своими копьями. Их могучие удары сокрушали все, что попадалось. Один из ударов пришелся по винтовке Семмерли и раздробил ее в щепу, другим обезьяна, наверное, размозжила бы профессору череп, не вонзи ей один из туземцев стрелу в самое сердце. Другие бросали на нас с деревьев громадные булыжники и тяжелые куски дерева. Некоторые, спрыгнув на землю, отчаянно дрались, пока не падали под ударами маленьких туземцев. Был такой момент, когда наши союзники стали сдавать и, не вмешайся в дело наши винтовки, они, наверное, обратились бы в бегство. Но, снова взбодренные своим старым вождем, они, однако, быстро оправились от своего замешательства и перешли в такую бешеную атаку, что обезьяны в свою очередь смешались и начали отступать, Семмерли был обезоружен, но зато я стрелял без передышки, то и дело заряжая винтовку. С правого фланга доносился ружейный треск наших товарищей. Вдруг наших противников охватила паника. С криком и завываниями они ринулись бежать через кустарник, наши же союзники преследовали их по пятам с дикими восторженными кликами. Накопившаяся с незапамятных времен ненависть, все перенесенные невзгоды и унижения были наконец отомщены. Наконец-то человек становился хозяином положения, и человек-зверь был оттеснен на задний план. Несмотря на отчаянное бегство, обезьянам не удалось уйти от своего более проворного противника. Отовсюду доносились их жалобные вопли, свист стрел и шум падавших с деревьев грузных тел. Я также было погнался за врагом, как вдруг наткнулся на приближающихся к нам Рокстона и Чалленджера.

- С ними покончено, - сказал Рокстон. - Я полагаю, мы можем предоставить краснокожим самим с ними расправиться. Чем дальше мы будем от этой бойни, тем спокойнее заснем.

Глаза Чалленджера сияли от восторга.

- Нам довелось, - восклицал он торжествующе, с видом призового петуха, - присутствовать на одном из тех типичных исторических сражений, коими предопределялись дальнейшие судьбы культуры. Что представляют собой, друзья мои, современные войны? Последствия их незначительны. Результаты всегда одни и те же. Но свирепые схватки, происходившие на заре человечества между пещерными людьми и какими-нибудь звериными породами, в результате которых тиграм или слонам приходилось склониться перед превосходством человека, - такие схватки решали участь мира. По странной игре судьбы нам пришлось не только быть свидетелями, но принять активное участие в одной из подобных титанических схваток. Будущее плоскогорья теперь принадлежит человеку.

некоторые из обезьян дорого продали свою жизнь. Спереди все время доносились завывания побежденных и торжествующие крики победителей. По ним мы могли ориентироваться. Люди-обезьяны бежали в свой город. Там они в последний раз оказали сопротивление, но были снова разбиты наголову. Наступил страшный финал. Восемьдесят или сто оставшихся в живых обезьян мужского пола туземцы выволокли на ту же самую площадку у края обрыва, где недавно стояли и мои друзья. Мы подошли в тот момент, когда краснокожие замкнули свои жертвы в полукруг из копьеносцев. Через минуту все было кончено. Тридцать или сорок наиболее храбрых обезьян пали, не сходя со своих мест. Остальных же, несмотря на крики и драку, сбросили в пропасть, и их постигла та же участь, какой в свое время подвергали они своих врагов. Растущие на глубине шестисот футов бамбуки нанизали их тела. Слова Чалленджера оправдались. В стране Мэйпль Байта настало царство человека. Обезьяны мужского пола все до одной были умерщвлены, город разорен, самки же и детеныши обращены в рабство. Предвечное соперничество двух рас пришло к кровавой развязке.

Из победы краснокожих мы извлекли крупные выгоды. Мы снова могли посетить свой лагерь и забрать свои запасы. Нам удалось также возобновить сношения с Замбо, страшно напуганного зрелищем, свидетелями которого нам пришлось стать. Он не понимал, что означает эта летящая в бездну куча обезьян.

- Масса уходить, уходить поскорее оттуда! - кричал он во всю мочь, с вылезающими из орбит от ужаса глазами. - Масса идти в лапы к дьяволу, коли останетесь там.

- Это голос здравого смысла! - убежденно произнес Семмерли. - Мы пережили достаточно приключений, и большинство из них совершенно не соответствует ни нашему характеру, ни занимаемому нами общественному положению. Я ловлю вас на слове, Чалленджер. Отныне вы должны приложить всю свою энергию и найти способ, как выбраться из этой ужасной страны и возвратиться в цивилизованный мир.