Несчастный вечер

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Несчастный вечер (старая орфография)

Нещастный вечер
(Повесть Дюкре-Дюминиля.)

Франциск, молодой человек, хорошо воспитанный, честный, скромный и любезный, получив после родителей бедное наследство, старался сыскать себе место, соответственное с дарованиями его и склонностями; но долго не мог найти: оного, что однакож ему не помешало думать о женитьбе. Он познакомился с Эмилиею и страстно в нее влюбился. Эмилия была шестнадцати летняя сирота и зависела от опекуна. Г. Обри - так он назывался - хранил y себя небольшую сумку, вверенную ему родителями сей любезной девушки до совершенного её возраста. Сей союз был невыгоден для Франциска со стороны Фортуны; но любовь, в иных сердцах, всегда бывает сильнее корыстолюбия. Франциск, получив согласие Эмилии, женился на ней. Сия любезная и добродетельная чета долго наслаждалась чистейшим блаженством; четверо детей, которых Эмилия сама кормила, увеличили еще меру щастия их.

Эмилия была нежная супруга и добрая мать. Франциск, с своей стороны, мог служить образцом мужьям и отцам, но, не нашед себе никакого места, с ужасом предвидел, что малое имущество его скоро изтощится, и страх близкой нищеты отравлял щастие сих любовников супругов.

Франциск застал однажды Эмилию в слезах. Что тебе сделалось, милая? спросил он у нее с безпокойством. - "Что мне сделалось, Франциск!..." Ты знаешь, что от тебя не видала я ни малейшей причины к огорчению; знаешь, что я обожаю тебя; ты любишь меня страстно.... Но, милой друг! как щастие к нам неблагосклонно! Ты не можешь найти места; мы не имеем никаких доходов и принуждены теперь продавать наши бедные пожитки, чтоб было, чем питаться. Подумай, что у нас четверо детей, и что скоро мы все шестеро умрем с голоду, естьли Бог над нами не сжалится." - Эмилия! какая мысль! - "Знаешь ли, мой друг! что все наши вещи в закладе, и что нам нечего более продавать, кроме столов, стульев, кровати?".... Боже мой! - "Денег у нас только двенадцать ливров, и когда мы их издержим, то что с нами будет?" - Послушай, Эмилия!..... Я вспомнил, что два дни тому назад вступила ты в совершенные лета. Опекун твой очень честной человек; естьли бы он отдал тебе поскорее твое наследство..... - "Ах, Франциск! какая щастливая мысль! сам Бог внушил тебе ее. Я совсем забыла об этом. Какая драгоценная и неожидаемая помощь милосердого Промысла! Так точно, я теперь в совершенных летах, и Г. Обри должен дать мне отчет в моем имении." - Много ли следует тебе получить? - "Около девяти тысячь ливров." - Девять тысячь ливров, Эмилия! - "Так, мой друг!" - О! как мы будем щастливы! мы, которые привыкли малым довольствоваться! - "Знаешь ли, что тебе надобно сделать? Мой опекун живет не далеко отсюда, в маленьком городке Мёлане: напиши к нему учтивое письмо, и попроси, чтоб он уведомил тебя, когда будет ему время сделать с тобою разчет. Не скрывай от него нашей крайности: он лучше почувствует необходимость кончишь это дело без отлагательства. Бери скорее перо и пиши!"

Франциск с величайшею радостию исполняет совет жены своей. Написав письмо, относит его немедленно на Почту и возвращается домой с восхищением. С сей минуты веселость снова появилась на лицах супругов, и они, казалось, еще больше начали любить друг друга. С каким нетерпением Эмилия дожидается ответа Гна. Обри! как бьется её сердце, когда увидит она почтялиона!.... Желанный ответ приходит через неделю. Эмилия входит с торжествующим видом, говоря Франциску: "Вот ответ опекуна моего, друг мой! Посмотрим, что, в нем заключается."....

"Любезный Франциск! зная время вступления твоей супруги в совершеннолетие и, предвидев справедливое ваше требование, я заранее отложил для нея небольшое сокровище, которое простирается до 8754 ливров; они через несколько дней будут готовы, ибо я хочу обменять всю эту сумму на золото, чтоб тебе удобнее было ее от меня везти. И так приезжай ко мне в будущее воскресенье за-просто обедать; мы разочтемся, и ты получишь деньги, в которых, не сомневаюсь, чтоб вы не имели большой нужды в разсуждении нынешних неблагополучных обстоятельств и дороговизны. Прости, любезный Франциск! уверь мою добрую Эмилию, что я душевно ее люблю, и поцелуй за меня милых своих детей. Я есмь, и проч."

"Ах, мой друг! вскричала Эмилия, обнимая своего мужа: как мы щастливы!" - Какой доброй и честной человек твой опекун! -- "Он всегда любил меня, как нежной отец." - И так мы скоро получим..... Но до Воскресенья еще пять дней. Чем будем мы жить до того времени? Притом же надобно и тебе с детьми оставить сколько нибудь денег, пока съезжу я к Г. Обри. Друг мой! сделаем еще небольшое пожертвование; оно будет уже последнее. Продадим эту комоду. - "Комоду?" - Да! она хороша; нам верна дадут за нее два луидора. - "О! по крайней мере."... - Мы после купим другую: не правда-ли? - "Без сомнения," Франциск немедленно находит покупщика, которой, отщитав ему 54 ливра, увозит комоду. Как Франциск, доволен! как Эмилия наслаждается щастием своего любезного Франциска! Пять дней кажутся супругам пятью веками. Они стараются сократить время приятными разговорами. Эмилия! говорил Франциск: это небольшое имение будет мне очень дорого, потому что оно твое! - "Что ты говоришь, милой мой! оно общее наше." - Посоветуемся же теперь, как бы нам лучше употребить эту сумму. - "Это не мое дело; я полагаюсь на тебя, мой друг! разпоряжай, как хочешь." - Не положить ли нам эти деньги в торг? - "Не худо." - Ты искусна во всех женских рукоделиях; мы заведем Модную лавку. - "Это бы меня не затруднило." - A я стал бы закупать товары держать книги. С девятью тысячами ливров можно сделать очень хорошее начало. - "Правда, a с нашею честностию мы легко могли бы приобресть кредит." - Без сомнения; и так теперь это дела решено, Аннушку можешь ты отнять от груди: не так ли? - "Конечно; ей минуло уже десять месяцов." - Других детей отдадим в пансион, пока придут в такой возраст, что будут в состоянии нам помогать; таким образом ничто не станет отвлекать нас от торгу нашего. - "Ах! как этот план мне нравится!.... Наконец мы будем щастливы, любезный Франциск!" - Так, милая! и естьли успех наградит трудолюбие наше, что нам ничего желать не останется!...

Делая сии приятные разпоряжения, они даже назначили, в какой части города нанять им лавку..... Но, увы! судьба готовилась изпровергнуть их невинные предприятия.... Станем продолжать.

Наконец толь долго ожиданное Воскресенье наступило. Эмилия приготовила мужу своему все, что было надобно ему для дороги: она так была осторожна, что вшила ему между кафтана и подкладки кожаной карман для луидоров, которые ему отданы будут Гм. Обри. Берегись, мой друг! говорила она ему, чтоб их y тебя не украли. Не забудь, что ты повезешь с собою все наше имение. Ты приедешь в Мёлан к обеду, там ночуешь; a завтра не мешкай, мой друг! попроси Гна. Обри, чтоб он поранее велел приготовить для тебя завтрак, и поезжай немедленно. Погода хороша, дни велики, и на большой дороге нет никакой опасности до осьми часов вечера. Завтра буду я дожидаться тебя около девяти часов: не так ли? О! как стану я щитать минуты! какая будет мне сугубая радость: увидеть милого мужа, и высыпать здесь, вот на этот стол, золото, которое он привезет! Еще раз прошу тебя, будь осторожен!" - Не опасайся ничего, моя Эмилия! - "Не заезжай никуда!" - Разве ты почитаешь меня робенком? - "Нет, мой милой! я знаю, что ты человек обстоятельной; но эта сумма так кажется мне драгоценна, когда я вздумаю, что она избавит все наше семейство от бедности!" - Прости, Эмилия! обойми меня. - "Прости, мой друг! Смотри же, не оставайся там больше одной ночи, a естьли что тебя задержит, то напиши ко мне." - Будь же покойна! - "Прости, любезный Франциск! желаю тебе щастливого пути!"...

Эмилия проводила его за ворота я долго следовала за ним глазами, наконец возвратилась в комнаты со стесненным сердцем, но притом и с некоторым удовольствием, что он поехал..... Эмилия провела тот день в великом безпокойстве; задумывалась, грустила, a ночью страшные сны мучили ее безпрестанно. По утру проснувшись, первая мысль её была та, что ввечеру увидит она своего мужа, и сия надежда возвратила ей на несколько часов спокойствие; однакож и этот день был для нее не веселее первого и показался ей веком. Наконец бьет восемь часов, потом девять, и сердце её сильно бьется от радости. Она выходит на улицу и смотрит, не едет ли её милой?... но его нет!... Она слышит десять часов; уже наступила темная ночь.... бьет одиннадцать..... и он не возвращается!.... Эмилия во всех мимоидущих думает видеть своего мужа, и сердце её сильно трепещет при виде каждого мущины, которой ростом подобен Франциску; но это всё не он.... Наконец слышит она двенадцать часов, и с отчаянием в душе удаляется в свою комнату с улицы, где нетерпеливые взоры её долго и тщетно искали Франциска. Эмилия, возвратясь домой, проливает источники слез.

Он не возвращается! говорит она сама в себе: Боже мой! не случилось ли с ним какого нещастия? Он знает, как я теперь тревожусь; знает, с каким нетерпением жду его.... и не едет!... Естьли бы что нибудь его задержало, он бы меня уведомил.... но, может быть, мой опекун не пустил его. Естьли же он писал ко мне с Почтою, то это письмо получу я не прежде, как завтра по утру; прибегнем же к терпению и станем ждать дня!

Я не в состоянии описать, какую мучительную ночь провела Эмилия: надобно быть на её месте, чтоб почувствовать всю непомерность её страданий. Она долго не смыкала глаз; когда же наконец сон победил ослабевшия её чувства, то ужасные мечты представляли ей мужа её, умерщвленного разбойниками и плавающого в крови. Ей казалось, что он простирает к ней руки, зовет ее к себе!.... Эмилия просыпается от сильного волнения и ужаса: пустота брачного ложа приводит ей на память отсутствие её супруга; она орошает постелю горькими слезами. День застает ее в сем безутешном со стоянии. Встав с поспешностию, бегает она по всему дому, спрашивает писем... Нет! Как горесть её усилилась?.... Утро проходит, и печальная Эмилия возвращается в смиренное свое убежище, где, не взирая на глубокую скорбь свою, разточает нежнейшия попечения детям, которые спрашивают у нее: где папинька?.... и - сердце её обливается кровию.

Между тем, как она кормит грудью свою Аннушку, слышит громкой стук у дверей; она встает стремительно, вскричав: " Ах, вот он! ты ли это, мой друг?"

Отворив двери, видит она, вместо Франписка, большого, свирепого виду и совсем незнакомого ей мущину. Он держит в руке длинную шпагу, a из под шляпы его, на бок надетой, сверкают дикие, впалые глаза, Эмилия, и без того уже волнуется страхом, пришла в величайший ужас при виде сего головореза. Здесь ли живет Г. Франциск? спросил он грубым голосом, - "Здесь, сударь! но его нет дома." - Нет дома? - "Да! он в дороге." - Как в дороге? Разве он сегодня по утру уехал? - "Нет, он поехал третьяго дня. " - Можно ли так безстыдно лгать? Я вчера ввечеру его видел. - "Вчера ввечеру?" - Да, и я пришел за двумя стами луидоров, которые он мне проиграл. - "Как!" - Так, сударыня! он проиграл мне двести луидоров, и они мне сию минуту надобны.

Между тем, как бедная Эмилия стоит, как громом пораженная, наглец садится и продолжает: Я ждал его сего дня целое утро понапрасну. Он обещал разплатиться со мною прежде одиннадцати часов; теперь уже двенадцать, и я пришел за своими деньгами, пришел заставить его заплатить. - "Пожалуйте объясните мне это получше: вы терзаете мое сердце!" - Это и так очень ясно; но разве ваш муж не приходил вчера домой? - "Я уже третий день его не видала." - A! понимаю: видно он не смел показаться. - "Он играл, говорите вы?" Да, играл так, как и прочие. - "Вы ошибаетесь, сударь, это верно был не муж мой!" - Он самый: молодой человек, которой ездил в Мёлан, где получил около 400 луидоров. - "Боже мой! точно так?" - Он играл, сударыня! говорю я вам, проиграл все свои 400 луидоров, да мне еще 200 на честное слово. - "Франциск! нещастный!"... - Мне надобны деньги, сударыня! - "Великий Боже!"... - Карточные долги гораздо священнее векселей: надобно непременно, чтоб он мне заплатил; в противном случае я посажу его вот на эту шпагу! - "О Боже мой!'" - Где бы он мне ни попался, я заколю его! - "Злодей!.... " - Какое тут для него нещастие? Я больше нещастлив, что мне не отдают моих денег. Естьли" продать все, что я здесь вижу, то больше ста ефимков не получить!... - "Боже мой! я умираю...." Пойду сей час искать этого бездельника и - разделаюсь с ним по свойски.....

"Сжальтесь, сударь! говорит она ему самым трогательным голосом: сжальтесь над злополучною его женою; над маленькими, невинными его детьми! умоляю вас!... и ежели вы отец".... - Нет, я не отец! - "Скажите мне, где мой муж?" - По чему я знаю, когда его нет здесь? - "Куда вы идете?... сделайте милость!" - Отвяжись же от меня с хныканьем своим и слезами.... (Он отталкивает ее.) Я найду и под землею подлеца, мужа твоего, и естьли он мне не заплатит, то один из нас непременно должен будет остаться на месте....

Грубиян уходит наконец. - Посудите о состоянии Эмилии! Предавшись безмерному отчаянию, она повергается на пол; зовет мужа.... смерть - смерть, как единственное убежище от зол, ее угнетающих. Соседи сбегаются на вопль её, стараются ее утешить; но это невозможно. Она рвет на себе волосы, бьет себя в грудь, отвергает бедных детей своих и невинные малютки наполняют дом жалостнейшими стенаниями.

прерывающимся голосом, Франциск играл! Франциск, который прежде не показывал ни малейшей склонности к этому пороку!... И не довольно того, что он проиграл маленькое мое имение; надобно мне теперь страшиться, чтоб не потерять моего мужа. Ах, Франциск! возвратись к своей Эмилии; признайся ей в своем проступке, и она закроет тебя грудью своею от ударов, которыми неистовый изверг готовится разить тебя!...

Эмилия более двух часов провела в сем плачевном состоянии... Вдруг поднялся большой шум на дворе. Эмилия, терзаемая мрачным предчувствием, летит туда... Читатели чувствительные! какой предмет поражает зрение её! Это супруг её! это Франциск, которого несут на носилках! Он совсем обезображен, окровавлен; голова его склонилась на плечо, глаза закрыты, словом, он погружен в ничтожество смерти.

Нещастного Франциска кладут на постелю: он открывает умирающие глаза, обращает их на жену свою, и простирает к ней руку, на которую она стремительно повергается. Тогда наступает глубокое молчание, и Франциск слабым голосом произносит следующия слова, прерываемые часто тяжелыми вздохами и рыданиями:

"Я требую, чтоб никто не выходил из комнаты, и чтоб все слышали горестное мое повествование". Пример мой да послужит разительным для всех уроком!"... "

"Опекун твой принял меня очень ласково; я вез вчера домой известную тебе сумму, воображая, с каким удовольствием вручу тебе ее, и с какою радостию примемся мы за исполнение плана, вместе нами начертанного. Как это путешествие было мне приятно! Однакожь голова у меня сильно кружилась. Г. Обри так много подчивал меня разными винами, что я лишился почти разсудка. Я возвратился в Париж еще засветло. Проезжая в восемь часов мимо Пале-Рояль, с любопытством смотрел я на окна огромного дома, блистательно освещенные, и чувствовал непреодолимое желание узнать, что там произходит. Я вхожу и вижу себя в большом трактире, в адской бездне, которой многочисленные вертепы наполнены не людьми, но фуриями. Безчисленная толпа окружает столы, обремененные золотом. Глубокое молчание господствовало в сих кругах, где председало бледное корыстолюбие с погасшими и впалыми глазами. Там груды луидоров появлялись и изчезали в две секунды. Игроки не относили рук от карманов своих, в которые клали, или вынимали из них блестящий сор,. причиняющий толь много добра, а еще более зла роду человеческому... С сердечным прискорбием смотрел я на неансытную алчность сих нещастных, совсем не помышляя, что скоро буду сам жертвою их! Один из них начинает со мною разговор; возбуждает нечувствительно мое любопытство, и наконец заводит меня в игру, предложив поставить на карту один луидор, с ним по полам. Я подумал, что могу пожертвовать безделкою, не разстроив себя, и был твердо намерен после этого тотчас перестать. Первую карту у меня убили - другую также, третья возвратила мне половину проигрыша моего. Желая привезти к тебе всю сумму сполна, отважился я поставить еще три луидора, чтоб воротить весь проигрыш, но проиграл их. Тогда хотел я перестать, но ненавистный соблазнитель мой умел удержать меня.... Наконец я, которой всегда ненавидел игру, и за минуту перед тем осуждал других..., не знаю, как это случилось! но скоро очутился я сидящим за карточным столом с сими нещастными и поэнтировал еще горячее их. Правда, что злодей мой сидел подле меня; правда и то, что чем больше я проигрывал, тем живее представлял себе твою горесть, и тем горячее играл, продолжая надеяться, что возвращу проигранное. Потом отчаяние овладело мною: увидя, что осталось у меня очень мало луидоров, поставил я их все на одну карту, и ее убили. Тогда половинщик злой дал мне взаймы несколько денег, которые я также проиграл. Наконец, не имея более ни полушки, проиграл я еще на честное слова 200 луидоров.

"Я был совершенно вне себя; не знал и не помнил, что делал; "словом, разсудок мой совсем помрачился... День застал меня в этом вертепе. Не имея ничего, кроме отчаяния, у меня и столько денег, чтоб купить пистолет. Ах, Эмилия моя!... в каком виде представлялась ты моему воображению!.... Наконец проливая горькия слезы, поражая себя в грудь, скрывающую толь жестокое, зверское сердце, встретился я с чудовищем, разорившем меня. Злодей сказал мне, что видел тебя и что ты все знаешь!.... Потом вынув из-под плаща два пистолета, подавал мне один, вызывая на поединок..... Да! вскричал я, схватив убийственное орудие: я употреблю этот заряд, но только на то, чтоб наказать неблагодарного супруга, безчеловечного отца, изверга, которым вся Природа должна гнушаться!.... В ту же самую минуту.... Эмилия..... пистолет в рот..... смертоносный свинец вылетел - и я упал!... Не знаю, что с тех пор произходило.... Без сомнения устрашенный бездельник ушел от своей жертвы.... Ты меня видишь наконец; но таково ли долженствовало быть наше свидание?.... Вредное потворство, которое терпит, или, лучше сказать, покровительствует сии вертепы, где честный человек может так легко попасть в разставляемые плутами сети и бедственно погибнуть!.... Естьли бы этот ад был не отворен, вошел-ли бы я в него? разорил ли бы жену и детей? Я существовал бы еще, Эмилия! Так, я жил бы для того, чтоб боготворить тебя, чтоб составлять твое щастие!... Но все наши приятные мечты изчезли навсегда; я расточил твое имение, нежнейший мой друг! Деньги, мною проигранные, были твои!.... Прости! тверди безпрестанно детям своим об ужасной смерти нещастного их отца. Пример этот да удалит их навсегда от пагубных убежищ разврата! да побудит он правительство запереть навеки сии вертепы, "...,

Так говорил Франциск, и умер, изпросив у Эмилий великодушное прощение.

С сего времени нещастная его вдова, безпрестанно проливая слезы, не жила, a томилась. Будучи принуждена заниматься самыми низкими и тяжелыми работами, для содержания себя и детей, умерла наконец и она от горести и нужды! Дети её живут теперь у Гна. Обри, которой взял их к себе из человеколюбия. Он безпрестанно сожалеет о двух супругах,

Таковы суть бедственные следствия игры! Молодые Читатели! когда почувствуете вы влечение сей пагубной страсти, приведите себе на память плачевную участь Франциска, которая,