Капитан Поль.
Глава XV

ГЛАВА XV

Поль подхватил ее на руки; она была бледна и холодна, как мрамор. Он внес ее в первую комнату и посадил в кресло, потом пошел к двери, прикрыл ее и вернулся.

-- Чего вы так испугались? - спросил он. - Разве вас кто-нибудь преследовал? И как вы попали сюда в такое время?

-- Я, - прошептала Маргарита, - я в любое время дня и ночи бежала бы сюда... бежала бы до тех пор, пока земля несла бы меня... Я бы бежала, пока не нашла руку, которая может меня защитить... О, я бы бежала!.. Поль! Поль! Отец мой умер!

-- Бедняжка! - ласково сказал Поль, прижимая Маргариту к груди. - Бедная моя сестренка! Убегала от мертвого и попала к умирающему. Оставила смерть в замке и нашла ее опять в хижине.

-- Да, да, - Маргарита в ужасе всем телом прижалась к Полю. - Смерть там, смерть здесь! Но там умирают в отчаянии, а здесь... спокойно. О Поль, Поль, если бы вы видели то, что мне пришлось увидеть!

-- Что же вы видели?

-- Вы знаете, какой ужас испытал отец, увидев вас и услышав ваш голос?

-- Да, знаю.

-- Его без чувств перенесли потом в спальню...

-- Это не моя вина. Я говорил с вашей матерью, а он услышал, - хмуро сказал Поль.

-- Я понимаю, Поль, и не корю вас. Вы, наверное, слышали из кабинета весь наш разговор и знаете, что бедный мой отец узнал меня. Я не вытерпела и, когда его унесли, пошла в его комнату, не побоявшись гнева матери, чтобы еще хоть раз обнять дорогого мне человека. Дверь была заперта, и я потихоньку постучалась. Он, видно, в это время пришел в себя, потому что спросил слабым голосом: "Кто там?"

-- А где же была ваша мать? - спросил Поль.

-- Мать? Она ушла и заперла его, как ребенка. Я сказала ему, что это я, дочь его, Маргарита. Он узнал мой голос и велел мне пройти по потайной лестнице, которая ведет через маленький кабинет в его комнату. Через минуту я стояла уже на коленях у его постели, и он благословил меня. Да, он отдал мне свое родительское благословение... О, теперь я надеюсь, что судьба не будет ко мне так жестока!

-- Да, теперь будь спокойна, - сказал Поль. - У тебя все будет хорошо! Плачь об отце, моя милая, но о себе тебе плакать нечего. Теперь ты спасена.

-- О, вы еще не слыхали самого главного, Поль! Вы еще не слыхали! Выслушайте меня!

-- Говори, говори, моя милая!

-- Я стояла на коленях и плакала, целовала его руки... Вдруг, слышу, кто-то идет по лестнице. Отец, видно, узнал шаги, потому что быстро обнял меня в последний раз и сделал знак, чтобы я ушла. Я вскочила, но была так взволнована, что, вместо того чтобы выйти на потайную лестницу, попала в другой кабинет, без света и без выхода. Я ощупала стены и убедилась, что выйти мне невозможно. В это время кто-то вошел в комнату отца. Я замерла и боялась даже перевести дыхание. Это была моя мать со священником. Уверяю вас, Поль, она была бледнее умирающего!

-- Да, нелегко вам пришлось! - сказал Поль вполголоса.

О, это ужасно! Я упала на колени, закрыла глаза, чтобы не видеть, молилась, чтобы не слышать, и все-таки против воли... - о, уверяю вас, Поль, против воли!.. - я видела, слышала... и то, что я видела и слышала, никогда не изгладится из моей памяти! Я видела, как отец, взволнованный своими воспоминаниями, со смертельно бледным лицом, приподнялся на постели. Я слышала... как он говорил о дуэли... о неверности своей жены!.. Об убийстве!.. И при каждом слове матушка становилась все бледнее и бледнее и, наконец, закричала, чтобы заглушить его слова: "Не верьте ему, батюшка!.. Он безумный... помешанный... он сам не знает, что говорит! Не верьте ему!.." Поль, это было ужасное, безобразное зрелище! Мне стало плохо, и я потеряла сознание...

-- Вот и свершился суд! - воскликнул Поль. - И что же дальше, как же вы вышли из своей западни?

-- Не знаю, сколько времени пробыла я без чувств, - продолжила свой рассказ Маргарита, - но, когда пришла в себя, в комнате было уже тихо, как в склепе. Матушка и священник ушли, а возле постели отца горели две свечи. Я открыла пошире дверь и посмотрела на постель: она вся оказалась накрыта покрывалом, под которым, вытянувшись, лежал мой отец. Я поняла, что все кончено! От ужаса я не смела шевельнуться и в то же время страстно хотела приподнять покрывало, чтобы в последний раз поцеловать несчастного моего отца, пока его не положили еще в гроб. И все-таки страх победил! Не помню, как спустилась по лестнице, - ступенек я не видела, потом куда-то бежала по залам, по галереям и, наконец, по свежести воздуха поняла, что я уже в парке. Я бежала как безумная! Я помнила, что вы должны быть здесь. Какой-то инстинкт... сама не понимаю, что это такое... что-то влекло меня в эту сторону. Мне казалось, что за мной гонятся тени и привидения. На повороте одной аллеи... не знаю, в самом ли деле это было или только мне так показалось... я вижу... матушка... вся в черном... идет тихо, бесшумно, как призрак. О, тут... страх дал мне крылья! Потом я почувствовала, что силы меня оставляют, и стала кричать. Добежала я почти до этих дверей... Знаете, я бы умерла, если б они не отворились. Мне все казалось... Тсс! - сказала она вдруг шепотом. - Вы слышите?

-- Да-да, - ответил Поль, задувая лампу, - кто-то идет.

-- Посмотрите, посмотрите, - продолжала Маргарита, прячась за занавесом и закрывая им Поля. - Посмотрите... я не ошиблась. Это она!

Дверь отворилась, маркиза вся в черном, бледная как тень, медленно вошла в дом, прикрыла за собой дверь, заперла ее на ключ и, не видя ни Поля, ни Маргариты, прошла во вторую комнату, где лежал Ашар. Она подошла к его постели, как перед этим к постели мужа, только священника с ней не было.

-- Кто там? - спросил Ашар, открывая одну сторону полога.

-- Я, - ответила маркиза, отдергивая другую половину.

-- Вы, маркиза? - воскликнул старик с ужасом. - Зачем вы пришли к постели умирающего?

-- Предложить тебе договор.

-- Чтобы погубить мою душу?

-- Напротив, чтобы спасти ее, Ашар, - продолжала она, нагнувшись к умирающему, - тебе уже ничего не нужно на этом свете, кроме духовника.

-- Да, но вы не прислали мне вашего священника...

-- Через пять минут он будет здесь... если только ты сам захочешь.

-- Прошу вас, пошлите за ним! - сказал старик умоляюще. - Только поскорее, мне уже недолго жить.

-- Да, старик... Но если я примирю тебя с небом, согласен ли ты за это успокоить меня на земле?

-- Что же я могу для вас еще сделать? - проговорил умирающий, закрывая глаза, чтобы не видеть женщины, взгляд которой леденил кровь в его жилах.

-- Тебе нужен только духовник, чтобы спокойно умереть, а мне, ты знаешь сам, что мне нужно, чтоб я могла жить спокойно.

-- Так вы хотите погубить мою душу клятвопреступлением?..

-- Напротив, я хочу спасти ее прощением.

-- От кого же?

-- От того, кто один на свете мог простить меня.

-- Но Морне не может вернуться с того света! - сказала маркиза голосом, в котором ирония смешивалась со страхом.

-- Вы забыли, маркиза, что у него остался сын.

-- Так ты тоже его видел? - удивилась маркиза.

-- Да, да, я его видел! - подтвердил Ашар.

-- И ты все сказал ему?

-- Все.

-- А документы о его рождении? - спросила тревожно маркиза.

-- Я не мог их отдать ему, потому что маркиз был еще жив. Они здесь.

-- Ашар, - воскликнула маркиза, бросившись на колени у постели. - Ашар, сжалься надо мной!

-- Маркиза! Вы передо мной на коленях?

-- Да, старик, да! Я перед тобой на коленях прошу, умоляю тебя! В твоих руках честь одной из древнейших фамилий во всей Франции, вся моя прошедшая, вся оставшаяся моя жизнь!.. Эти бумаги!.. Моя душа, мое сердце, а главное - мое имя, имя моих предков, имя моих детей! А ты-то знаешь, хоть и не все, что вытерпела, чему подвергалась я, чтобы только не было пятна на этом имени! Неужели ты думаешь, что мое сердце никогда не испытывало чувств к любимому человеку, к детям и мужу? Но я боролась к ними, Ашар, долго боролась и, наконец, заглушила их - все, одно за другим! Я намного моложе тебя, старик! Мне еще долго жить, а ты уже умираешь. Посмотри на мои волосы: они седее твоих.

-- Что она говорит? - прошептала Маргарита, отодвинув штору так, чтобы можно было видеть, что делается в другой комнате. - О, боже мой!

-- Слушай, слушай, Маргарита! - сказал Поль. - Я хочу, чтобы ты от нее самой все узнала.

-- Да, - говорил тем временем Ашар, - да, вы всегда боялись только людского суда, вы забыли, что когда-то Бог помиловал блудницу...

-- Да, но люди хотели закидать ее каменьями!.. Двадцать поколений уважали наше имя, а если б они узнали то, что, спасибо тебе, до сих пор мне удалось утаить от них... это имя покрылось бы позором, и люди стали бы презирать его!.. Я столько страдала, старик, что, надеюсь, на том свете мне будет легче... Но люди, Ашар! Люди неумолимы - они не прощают, не забывают! Да притом, разве я одна подвергнусь их оскорблениям, разве я одна буду страдать? С моей участью соединена участь сына и дочери. Тот старший... он так же дорог мне, как Эммануил и Маргарита! Но разве я имею право назвать его своим сыном? Ты знаешь, что по закону он старший в семье, и чтобы присвоить себе и титул и богатство, ему стоит только объявить свое имя. И тогда что же останется Эммануилу? Мальтийский крест? Маргарите? Монастырь!

-- Да, да, - сказала Маргарита тихо, протягивая руки к маркизе. - Да, монастырь, где бы я могла молиться за вас, матушка.

-- Тсс! Слушайте! - сказал Поль.

-- Его я не знаю, но знаю вообще людей, - ответила маркиза. - У него сейчас нет имени - он может получить древнее благородное имя; у него нет состояния - он получит огромное богатство. И ты воображаешь, что он от всего этого откажется?

-- Да, если вы этого потребуете.

-- Но по какому праву я могу этого от него требовать? По какому праву я буду просить его пощадить меня, Эммануила, Маргариту? А он может мне сказать: "Я вас не знаю, маркиза, слышал только, что вы моя мать, больше ничего".

-- Его именем, маркиза, - с трудом произнес Ашар, которому смерть уже начинала леденить язык, - его именем обещаю вам... клянусь... о, Господи!

Маркиза приподнялась и нагнулась к больному, высматривая на лице его постепенное приближение смерти.

-- Ты обещаешь!.. Ты клянешься! - сказала она. - А разве он знает о твоем обещании? А! И ты хочешь, чтобы я, полагаясь на одно твое слово, прозакладывала двадцать лет моей жизни против двадцати минут, которые тебе остается прожить!.. Я просила, я умоляла тебя. В последний раз прошу, умоляю: отдай мне сам эти бумаги.

-- Они не мои, а его.

-- Они нужны мне! Непременно нужны, говорю я тебе! - восклицала маркиза все с большей страстью по мере того, как Ашар ослабевал.

-- Господи! Спаси меня от этой муки! - прохрипел старик.

-- Неужели вы хотите вырвать его из рук умирающего?

-- Нет, - ответила маркиза, - я подожду...

-- Дайте мне умереть спокойно! - сказал Ашар. - Прошу вас, выйдите отсюда!

Маркиза бросилась на колени и низко, почти до самого пола, склонила голову. Ашар вытянулся на постели, сложил крестом руки и прижал распятие к груди.

-- Какой ужас! - прошептала Маргарита.

-- Да, нелегко вам пришлось сегодня, но вы держитесь, держитесь, - подбодрил ее Поль.

Несколько минут продолжалось торжественное, страшное молчание, прерываемое только хрипами умирающего... Скоро все было кончено - Ашара не стало на свете.

Маркиза приподняла голову, несколько минут тревожно вслушивалась в тишину, потом, не открывая занавеса, просунула под него руку и вытащила ключ. Молча встала и, не спуская глаз с постели, пошла к ящику, но в ту минуту, как она хотела вложить ключ в замок, Поль, который следил за каждым ее движением, бросился в комнату и, схватив маркизу за руку, сказал:

-- Это вы? - воскликнула маркиза, отскочив в ужасе и падая в кресло. - Боже правосудный, это мой сын!

-- Что же это такое? - прошептала Маргарита, падая в другой комнате на колени.

Поль отворил ящик и взял шкатулку, в которой столько лет хранились его документы.