Графиня Салисбюри.
Часть третья.
Глава XI

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ 

Глава XI

Однако, несмотря на тот восторг, с которым приняли участие в этой войне, германские владетели, как мы уже сказали выше, медлили с исполнением своих обещаний. Но Эдуард ожидал с терпением, благодаря подвигу, совершенному Готье-Мони; почему и повелел проводить под охрану верной стражи королеву Филиппу Гейнау в замок Тун-Эвек, где она, по произнесенному ею обету, разрешилась от бремени на земле Франции сыном, которого назвали Иоанном, герцогом Ланкастерским. Шесть недель спустя после этого, она приехала в Ганд и жила в замке графа, расположенном на площади Вандреди.

Все эти промедления давали Филиппу Валуа время сделать приготовления к войне, необходимые для того, чтобы действовать быстро, по предложению Эдуарда, который желал ее вести с быстротой внезапного нападения. Но Франция не такое государство, которое можно было бы покорить разом, завоевать в одни сутки, в одну ночь сменить и ее властителя и ее знамена. Филипп получил вызовы от владетелей Империи и, ожидая объявления войны, собрал всю армию во Франции; начал переговоры с Шотландией, послал сильные гарнизоны в Камбрези, где действия Готье-Мони и графа Салисбюри были первым началом военных действий. Приказал войскам своим занять графство Понтие, которым владел Эдуард по матери своей, и отправил послов к многим владетелям Империи, в том числе и к графу Гейнау, своему племяннику, наследовавшему графство после отца, умершего от подагры, недолго спустя после того, как он во время этой болезни принимал посланников короля Эдуарда, к герцогу Лорренскому, графу Бару, епископу Меца и Адольфу Ламарку уговорить их, чтобы они не принимали участия в заговоре против него. Четверо последних отвечали ему, что они отказали Эдуарду в содействии, которого он от них просил. Что же касается до графа Гейнау, то этот последний письменно уведомил его, что так как он одинаково зависит от Германии как и от Англии, то до тех пор, пока Эдуард будет сражаться на землях Императора, как наместник Империи, он останется союзником Эдуарда; но как только Эдуард вступит во Францию, то он присоединится к Филиппу Валуа, и будет помогать ему защищать его королевство по двойной его обязанности против обоих государей. В заключение Филипп дал знать Гугу Кирету, Николаю Бопоше и Барбеверу, начальникам своего флота, что война объявлена между Францией и Англией, вследствие чего разрешил им идти на неприятеля и причинять ему всякий вред, какой только будет можно. Отважным пиратам не нужно было повторения этого приказания; они пустились к берегам Англии, и однажды в воскресенье утром, в то время, как все жители были в церкви, они вошли в гавань Сутамптона, вышли на берег, разграбили город, похитили жен и дочерей жителей, нагрузили свои корабли добычей, сели на них и с первым приливом моря удалились с быстротою хищных птиц, унося в когтях своих внезапно похищенные ими жертвы.

Он нашел там Роберта д'Артуа, неутомимого в своих военных предприятиях, возвратившегося из Гейнау. С этой стороны известия были благоприятны; молодой граф, подстрекаемый своим дядею Иоанном Бомоном, неутомимо вооружался и готовился с наступлением военных действий участвовать в них. Герцог же Брабандский оказывал постоянно одинаковое расположение; и, получив известия, что Эдуард намерен был осаждать Камбрей, поклялся соединиться с ним в этом городе с тысячью двумястами копьеносцев, и восьмью тысячами пехоты. Это обещание успокоило Эдуарда, получившего сведения, что и владельцы Империи приближались также к нему на помощь, почему и отправился в путь; переночевав первую ночь в Нивеле, прибыл на другой день вечером в Моне, где нашел молодого графа Гильома, своего зятя, и мессира Иоанна Бомона, своего маршала в Гейнау, который обязался произнесенным им обетом вести армию во Францию.

Эдуард пробыл два дня в Монсе, где его со всей свитой, состоящей из двадцати самых знатных баронов, великолепно угощали местные графы и рыцари. В продолжение этих двух дней все войска, расположенные в этой стране, соединились с ним; после чего, начальствуя над многочисленной армией, он пошел к Валенсьеню, но вступил в него только с одиннадцатью рыцарями, оставив войска свои в окрестностях города; прибывшие прежде него граф Гейнау, мессир Иоанн Бомон, сир Енгиен, сир Фаноэл, сир Вершни и другие знатные дворяне выехали к нему навстречу до ворот города. Из них один только граф Гейнау остался во дворце и встретил его на лестнице со всем двором своим.

Прибыв на главную площадь, король Эдуард остановился перед дворцом; и епископ Линкольнский спросил громким голосом:

-- Гильом Оксонь, епископ Камбрейский, увещеваю вас, как уполномоченного короля Эдуарда, наместника Римского Императора, отворить город Камбрей, иначе вы преступите долг ваш против Империи, и мы войдем насильно.

Но так как ответа на эти слова не последовало, может быть, за отсутствием епископа, то он вторично сделал следующее воззвание:

Граф Гейнау отвечал:

-- Охотно исполню мою обязанность. - И в ту же минуту сошел с лестницы, принял стремя сходящего с лошади короля и проводил его в главную аудиенц-залу, где приготовлен был великолепный ужин.

На другой день король Англии прибыл в Гаспр, пробыл в нем двое суток для отдыха, ожидая свои войска из Англии и союзников из Германии, где и присоединились к нему сперва молодой граф Гельдр со своими людьми, маркиз Жюлие со своим отрядом, маркграф Мисньи, граф Мон, граф Сальм, сир Фокемон, мессир Арнуль Блангейм и множество других знатных рыцарей и баронов. И когда все, кроме одного только герцога Брабандского, обещавшего соединиться с ним в Камбрее, прибыли, то они отправились и по прибытии расположились под своим городом. На шестой день прибыл верный своему слову и герцог Брабандский с девятьюстами копьеносцев, не считая других воинов, и остановился на берегу реки Еско, - противоположном тому, на котором находился Эдуард, и велел устроить через нее мост для сообщения между обеими армиями и, расположившись лагерем, послал вызов королю Франции.

Пока приготовления эти происходили в Камбрее, дворяне, желавшие прославить себя военными подвигами, разъезжали в окрестностях от Авена до Дуэ, и находили везде обилие, плодородие и большие запасы, потому что в этой стране с незапамятных времен не было войны. В один из этих разъездов мессир Иоанн Бомон, мессир Генрих де Фландр, сир Фокемон, сир Ботерзен и сир Кюк в сопровождении пятисот воинов, заметили вдали город Гайнекур, в укрепления которого окрестные жители перенесли все свое имущество. Это обстоятельство, кроме желания отличиться военным подвигом, усиливало мужество рыцарей того времени, которые почитали всякую добычу даром неба. Поэтому, надеясь напасть врасплох, приблизились к городу; но так как довольно большие отряды неприятеля были часто видимы в окрестностях, хотя, впрочем, и не так многочисленные, чтобы сделать нападение, то одно появление их заставило жителей принять все меры осторожности. Сверх этого в городе находился один аббат, предприимчивый и отважный человек, который, по обычаям того века, с равным искусством мог управлять копьем и посохом, почему, приняв на себя распоряжения по защите города, велел за воротами Гайнекура сделать с величайшей поспешностью палисад, оставив довольно большое пространство между ним и воротами; разместил людей по валу, назначив из них часовых, снабдил их камнями, известью и всеми воинскими снарядами, бывшими тогда в употреблении; избрал для себя место с самыми храбрыми, каких только мог набрать, между палисадом и городом, оставив ворота за собою, чтобы в случае отступления можно было укрыться за ними. Сделав все эти расположения, он ожидал неприятеля, который вскоре после этого подступил, но, заметив, что внезапного нападения сделать невозможно, начал с осторожностью приближаться к городу, хотя со стороны ожидающих приступа не было никакого к тому препятствия.

Когда с вала увидели решительное нападение, то град камней посыпался на осаждающих, равно как и полились потоки извести; но так как они все были в шлемах, латах и панцирях, то продолжали подступление до самого палисада, который сперва хотели уничтожить, чтобы открыть себе путь, но это оказалось невозможным, потому что столбы глубоко были врыты в землю, и за недостатком необходимых вещей, которыми можно было сокрушить палисад, он устоял против всех усилий неприятеля; это принудило рыцарей Эдуарда изменить нападение, и они, просунув копья и мечи в отверстия палисада, начали ими колоть и рубить защитников, на что и те отвечали подобным же образом. Аббат был впереди всех, - он первым получал и наносил удары, а в это время осажденные беспрестанно бросали камни, брусья и горящие головни. Мессиру Генриху де Фландру пришлось быть против аббата Гайнекура; первый из них был искуснее, а последний хотя и сильнее, но уступал ему в ловкости, почему, заметив свою невыгоду, аббат, бросив меч, схватился за лезвие меча рыцаря, уперся ногами и потащил к себе своего противника, который, опасаясь быть обезоруженным, не выпускал меча из руки, и поэтому сперва сквозь палисад показался клинок меча, потом рукоять его, и наконец и рука рыцаря; тогда аббат, проворно оставив лезвие, схватил руку и втащил ее до самого плеча, так что если отверстие было шире, то и остальная часть туловища последовала бы за нею; в продолжение всего этого времени Генрих де Фландр был в большой опасности, потому что никак не мог защищаться; и пока аббат одной рукой тащил его к себе, то другой кинжалом бил его в забрало шлема, стараясь вогнуть его; другие рыцари, увидев опасность Генриха де Фландра, бросились к нему на помощь и успели спасти его, но он, спасая жизнь, уронил меч, который аббат с торжеством поднял и впоследствии сохранял в зале собрания города Гайнекура, где спустя сорок лет после того, монахи показывали его Фруассару, рассказывая, каким образом он им достался. Осаждающие по первой этой неудаче увидели, что делать больше нечего, поэтому отправились обратно в Камбрей, где и соединились с королем Эдуардом, герцогом Брабандским и рыцарями Империи, которые, окончив работы в осаде города, готовились сделать приступ.

к отряду сира Фокемона, сира Енгиена и мессира Готье-Мони, которые должны были осаждать город со стороны ворот Роберта, тогда как Гильом, его племянник, шел на штурм к воротам Сент-Кентена.

Граф Гейнау, молодой дворянин, желавший нетерпеливо доказать свою храбрость, одним из первых достиг заставы, и начал сражение; но им пришлось не так легко осаждать этот город, как Гайнекур, потому что он был хорошо укреплен и имел храбрый гарнизон, много огнестрельных орудий и других боевых снарядов. Так что, несмотря на чудеса их храбрости, мессир Иоанн Бомон и Готье-Мони были отражены и возвратились израненные и измученные без малейшего успеха.

В ту ночь дошли слухи до короля Англии, что противник его узнал о приближении его к Камбрею, прислал в Сент-Кентен своего военачальника Рауля, графа д'Е и де Гина, с многочисленным отрядом, для охраны города и его окрестностей; кроме этого еще владетели Куси и де Гам прибыли в свои земли, находившиеся на пути во Фракцию; а так как по всему пространству, находящемуся между Сент-Кентеном и Пероном, расположены были французские войска, то вероятно было, что король Франции Филипп Валуа не замедлил и сам встретиться со своим двоюродным братом.

В самом деле Филипп Валуа, узнав о прибытии герольда герцога Брабандского, приказал тотчас же допустить его до аудиенции в замке Компиен и в этот раз, так же как и прежде, пригласил присутствовать при ней своего престарелого и верного заложника Леона Кренгейма, который, надеясь на слово, данное его владетелем, спокойно сел подле короля; но при первых словах герольда, понимая возложенное на него поручение, встал со своего места и хотел удалиться. Тогда Филипп, не спуская глаз с посланного своего двоюродного брата, протянул руку, остановил рыцаря, который из уважения к нему, должен был выслушать до конца вызов, делаемый его владельцем королю Франции. Когда герольд окончил свою речь, Филипп Валуа, выслушав ее, обратился с улыбкой к рыцарю и сказал:

-- Ваше величество, - отвечал старый воин, - я ручался моей жизнью за герцога Брабандского, и скажу только, что если он изменил своему слову, то я не изменю моему.

Пять дней спустя после этого, когда король Филипп собирался отправиться в Перон, ему доложили, что рыцарь Леон Кренгейм, отпущенный им обратно к своему владетелю, скончался в эту ночь.

Старый рыцарь не мог пережить стыда от неисполнения обещания; он уморил себя голодом.