Учитель фехтования.
Глава шестнадцатая

Глава шестнадцатая

Начиная с этого момента Луиза стала упорно осуществлять свой замысел - уехать к графу Алексею в Тобольск.

Как я уже сказал, она была на седьмом месяце беременности и хотела отправиться в путь тотчас же после родов.

Луиза превратила в деньги все, что имела: магазин, мебель, драгоценности. Покупателям было известно, в какой крайности она находится, а потому ей пришлось распродать вещи за бесценок. Тем не менее она собрала почти тридцать тысяч рублей и, оставив свою квартиру на Невском, перебралась в маленькое помещение на Мойке.

Со своей стороны, я обратился к генералу Горголи, моему постоянному покровителю, который обещал мне испросить у императора разрешение на выезд Луизы в Тобольск. Слух о ее плане во что бы то ни стало соединиться с любимым человеком распространился по Петербургу; все удивлялись преданности молодой француженки, но предсказывали, что, когда наступит решающий момент, у нее не хватит мужества уехать. Один я был уверен, что Луиза выполнит свое намерение, - я хорошо знал ее.

Впрочем, я был ее единственным другом, даже больше - я был ее братом. Все свободные минуты я проводил с нею, и говорили мы только о графе Алексее.

Я не раз пытался доказать ей все безрассудство ее намерения, но она отвечала мне со своей печальной улыбкой:

- Вы прекрасно понимаете, что я должна последовать за ним, и не только потому, что люблю его, но также из чувства долга. Я считаю себя виновной в том, что он принял участие в этом заговоре. Кто знает, если бы я отвечала на его письма, у него, быть может, не развилось бы такое отвращение к жизни. Если бы я призналась на полгода раньше, что люблю его, я уверена, он не был бы теперь сослан. Вы сами видите, что я так же виновна, как он, и по справедливости должна разделить его участь.

Зная в глубине души, что на ее месте я поступил бы точно так же, я ответил ей:

- Ну что ж, поезжайте, и да свершится воля Господня.

В первых числах сентября Луиза разрешилась от бремени мальчиком.

- В глазах света, - сказала она, - у моего ребенка нет ни имени, ни семьи. Если мать Алексея захочет, я отдам ей сына, так как не могу взять его с собой в такой далекий путь, но сама навязывать его, конечно, не стану.

И она позвала кормилицу, чтобы поцеловать ребенка и показать мне, как он похож на своего отца.

То, что должно было случиться, - случилось. Мать Анненкова, узнав о рождении ребенка, написала Луизе, что ждет ее с сыном к себе. Если до сих пор Луиза все еще колебалась, то это письмо уничтожило все ее сомнения. Ее тревожила лишь участь ребенка; теперь же она могла ехать незамедлительно.

Однако, как ни мечтала Луиза поскорее отправиться в путь, беременность и особенно пережитые волнения так расстроили ее здоровье, что она с трудом оправлялась после родов. Я посоветовался с ее врачом, который сказал мне, что она слишком слаба для такого длительного путешествия. Все это нисколько не помешало бы ей тотчас уехать из Петербурга, но остановка была за разрешением, которое я должен был выхлопотать через посредство Горголи.

Однажды рано утром кто-то постучал в мою дверь, и я услышал голос Луизы. Я подумал, что с ней приключилось новое несчастье. Наскоро одевшись, я открыл дверь и был поражен видом Луизы: она сияла от радости.

- Он спасен, - воскликнула она, - спасен!

- Кто? - спросил я.

- Он, он, Алексей!

- Читайте!

И она протянула мне письмо графа. Я посмотрел на нее с удивлением.

- Прочтите это письмо, - сказала она, упав в кресло под влиянием обуревавшей ее радости.

Я прочитал:

"Дорогая Луиза!

Человеку, который отдаст тебе это письмо, ты можешь довериться так же, как и мне: это мой лучший друг, мой спаситель.

Я заболел в дороге, и меня пришлось оставить в Перми. Случаю было угодно, чтобы в брате смотрителя здешней тюрьмы я узнал старого слугу нашей семьи. Благодаря его стараниям тюремный врач признал меня больным и не разрешил ехать дальше. И вот мне было позволено провести всю зиму в здешнем остроге, откуда я пишу тебе это письмо.

Все готово к моему бегству. Смотритель тюрьмы и брат его убегут вместе со мною, и я должен, конечно, вознаградить их за то, что они потеряют из-за меня, а также за ту опасность, которой подвергнутся. Отдай, пожалуйста, подателю сего все деньги, какие у тебя найдутся, а также все драгоценности.

Я знаю, как сильно ты меня любишь, и надеюсь, что ты не задумаешься сделать все возможное ради моего спасения.

Как только я буду в безопасности, я вызову тебя, и ты приедешь ко мне.

Граф Анненков".

- Ну и что же? - спросил я, пробежав письмо еще раз.

- Как, что же? - удивилась она. - Разве вы не видите?

- Да, он предполагает бежать.

- Я уверена, что это ему удастся.

- И что же, вы сделали?

- И вы еще спрашиваете?!

- Неужели, - вскричал я, - вы отдали неизвестному человеку...

- Все, что у меня было. Ведь Алексей пишет, чтобы я доверилась его другу как ему самому.

В свою очередь, она с изумлением посмотрела на меня.

- От кого же, как не от него?

- Ну а если этот человек... я не могу этого утверждать, но у меня такое тяжелое предчувствие...

- Какое? - спросила Луиза, бледнея.

- А что, если этот человек - мошенник, подделавший почерк графа?

Луиза вскрикнула и вырвала у меня из рук письмо.

- О нет, нет! - воскликнула она, как бы стараясь успокоить самое себя. - Нет! Я прекрасно знаю почерк Алексея и не могу ошибиться!

И однако, перечитав письмо, она побледнела.

- Нет ли у вас при себе другого письма от него? - спросил я.

- Есть. Вот его записка, написанная карандашом.

Почерк письма был, по-видимому, тот же самый, и все же в нем чувствовалась какая-то неуверенность.

- Неужели вы думаете, - спросил я, - что граф обратился бы к вам за помощью?

- А почему бы нет? Разве не я люблю его больше всех на свете?

- Да, конечно, за любовью, за нежностью он обратился бы к вам, но за деньгами - к своей матери, и только к ней.

- Но разве все, что я имею, не принадлежит ему? - спросила Луиза дрогнувшим голосом.

- Да, несомненно, но либо я не знаю графа Анненкова, либо это письмо писал не он.

- Боже мой, - вскричала Луиза, - ведь эти тридцать тысяч рублей - все мое достояние, моя единственная надежда!

- Скажите, а как он подписывал свои письма к вам? - спросил я.

- Попросту "Алексей".

"граф Анненков".

- Да, - подтвердила Луиза, совершенно подавленная.

- Вы не знаете, что сталось с этим человеком?

- Нет. Он мне сказал, что приехал вчера вечером и немедленно уезжает обратно в Пермь.

- Надо заявить в полицию. Ах, если бы полицеймейстером по-прежнему был Горголи!

- Заявить в полицию?

- Конечно!

- Ну а если мы ошибаемся, - спросила Луиза, - если человек этот окажется не мошенником, а спасителем Алексея, ведь я могу погубить его из-за нескольких тысяч. Ведь я вторично буду виновницей его несчастья! О нет, лучше рискнуть! А что до меня, я как-нибудь выйду из положения. Не беспокойтесь обо мне. Единственное, что я хотела бы знать, действительно ли Алексей в Перми?

- Послушайте, - сказал я, - мне довелось слышать, что конвой, сопровождавший сосланных в Сибирь, недавно вернулся обратно. Я знаком с одним жандармским ротмистром. Я схожу к нему и узнаю, в чем дело. Подождите меня.

- Нет, нет, я пойду с вами.

- Не советую, вы еще слишком слабы, чтобы лишний раз выходить на улицу. Вы и так поступили очень неосторожно, что пришли ко мне. А главное, вы помешаете мне собрать нужные сведения.

- В таком случае идите один и возвращайтесь как можно скорее. Помните, что я вас жду!

Я поспешно оделся, взял извозчика и спустя десять минут был у жандармского ротмистра Соловьева: одно время он тоже был моим учеником.

Я не ошибся: конвой и в самом деле вернулся три дня тому назад. Узнав, какого рода сведения мне нужны, Соловьев предложил помочь мне: оказалось, что унтер-офицер, в партии которого был Анненков, его хороший знакомый.

Соловьев послал за ним, и спустя несколько минут офицер этот явился. Это был человек с прекрасной военной выправкой, с суровым и вместе с тем добрым лицом. Хотя я и понятия не имел о том, что он сделал для графини и ее дочерей, я сразу же почувствовал к нему симпатию.

- Вы были начальником конвоя, сопровождавшего четвертую партию ссыльных? - спросил я.

- Да, я.

- В этой партии был граф Анненков?

- Гм... гм...

Унтер-офицер замялся, не зная, к чему клонятся мои расспросы. Я увидел его смущение и поспешил объясниться.

- Что вам угодно знать? - спросил офицер по-прежнему недоверчиво.

- Я хочу прежде всего знать, не заболел ли он в дороге?

- Ничего подобного.

- Затем, остался ли он в Перми?

- Мы там даже не останавливались.

- Значит, он продолжал безостановочно свой путь?

- Да, до Козлова, где он, надеюсь, и по сей час находится в таком же добром здоровье, как мы с вами.

- А что это такое - Козлово?

- Сельцо на Иртыше, примерно в восьмидесяти верстах от Тобольска.

- Вы уверены, что он там?

- А то как же! Ведь я получил расписку от местных властей и представил ее позавчера его превосходительству господину полицеймейстеру.

- Стало быть, и болезнь и остановка графа в Перми - это басни?

- Конечно. Ни слова правды в этом нет.

- Благодарю вас, друг мой.

- И вы говорите, - спросил он, - что эта девушка решилась отправиться за своим любовником в Сибирь?

- Да.

- Хотя у нее нет теперь никаких средств?

- Да, ваше превосходительство.

- В таком случае передайте ей от меня, что она к нему поедет.

- Скажите, - тут же спросила она, - вы узнали что-нибудь?

- Узнал и хорошее и дурное: ваши тридцать тысяч пропали. Граф в дороге не болел и теперь находится в Козлове, откуда ему вряд ли удастся бежать. Зато вы получите разрешение отправиться к нему.

- Другого я ничего и не желаю, - обрадовалась она, - только бы поскорее получить это разрешение.

Я передал Луизе свой разговор с Горголи, и она вполне успокоилась: так сильно было ее желание уехать к Алексею.

понадобиться.

Горголи сдержал слово: Луиза не только получила разрешение на поездку, но к нему были приложены тридцать тысяч рублей. Кроме того, сопровождать ее в Сибирь в качестве фельдъегеря был назначен тот самый унтер-офицер, который конвоировал графа Анненкова.