Женская война.
Часть третья. Виконтесса де Канб.
Глава II

II

На другой день после въезда принцессы в Бордо Каноль давал большой обед на острове Сен-Жорж. Он пригласил офицеров гарнизона крепости и комендантов прочих крепостей провинции.

В два часа пополудни, когда назначен был обед, Каноль встретил у себя человек двенадцать дворян, которых он видел в первый раз. Они рассказывали о вчерашнем важном событии, шутили насчет дам, сопровождавших принцессу, и весьма мало походили на людей, собирающихся сражаться и заботящихся о самых важных государственных интересах.

Веселый Каноль в шитом золотом мундире оживлял общую радость своим примером.

Хотели садиться за стол.

- Милостивые государи, - сказал хозяин, - извините, недостает еще одного гостя.

- Кого же? - спросили молодые люди, глядя друг на друга.

- Верского коменданта. Я писал к нему, хотя не знаю его. Именно потому, что мы не знакомы, я обязан быть с ним особенно обходительным. Поэтому я прошу вас дать мне еще полчаса времени.

- Верский комендант! - сказал старый офицер, привыкший к военной аккуратности, которого эта отсрочка заставила вздохнуть. - Позвольте, если я не ошибаюсь, теперь комендантом в Вере маркиз де Берне, но он сам не управляет, у него есть лейтенант.

- Так он не приедет, - сказал Каноль, - а пришлет своего лейтенанта вместо себя. Сам он, верно, при дворе, где добывают милости.

- Но, барон, - сказал один из гостей, - мне кажется, не нужно жить при дворе, чтобы идти вперед по службе; и я знаю одного известного мне коменданта, который не может жаловаться. Черт возьми! В три месяца он пожалован в капитаны, в подполковники и назначен комендантом острова Сен-Жорж. Славный скачок по службе, признайтесь сами!

- Да, признаюсь, - отвечал Каноль, покраснев, - и, не зная, чему приписать такие милости, должен сказать, что у меня есть какой-нибудь гений, раз мне так везет.

- Мы знаем вашего доброго гения, - сказал лейтенант, показывавший Канолю крепость. - Ваш добрый гений - ваши достоинства.

- Не оспариваю его достоинств, - сказал другой офицер, - напротив, первый признаю их. Но к этим достоинствам прибавлю еще рекомендацию одной дамы - самой умной, самой добродетельной, самой любезной из всех французских дам - разумеется, не считая королевы.

- Без намеков, граф, - сказал Каноль, улыбаясь. - Если у вас есть тайны, так берегите их для себя. Если вы знаете тайны ваших друзей, так берегите их для друзей.

- Признаюсь, - сказал один офицер, - когда у нас просили извинения, отсрочки на полчаса, я думал, что дело идет о каком-нибудь ослепительном наряде. Теперь вижу, что я ошибся.

- Неужели мы пообедаем без женщин? - спросил другой.

- Что же делать? Разве пригласить принцессу со всей свитой? А больше нам не с кем обедать, - отвечал Каноль. - Притом же, не забудем, господа, что наш обед серьезный: если мы захотим говорить о делах, так надоедим только самим себе.

- Хорошо сказано, комендант, хотя по правде следует признаться, что теперь женщины предприняли нападение на нашу власть, а в доказательство приведу слова, которые при мне кардинал сказал дону Луи де Геро.

- Что такое? - спросил Каноль.

- Вы, испанцы, очень счастливы! Испанские женщины занимаются только деньгами, кокетством и любовниками, а у нас во Франции женщины выбирают себе почитателей, соображаясь с политикой. Так что, - прибавил кардинал с отчаянием, - так что любовные свидания проходят в разборе распоряжений министерства.

Полчаса, выпрошенные Канолем, прошли, дверь отворилась и лакей доложил, что кушанье готово.

Каноль пригласил гостей в столовую, но когда они пошли, голос другого лакея раздался в передней:

- Господин комендант Вера!

- Ага, - сказал Каноль, - это очень мило с его стороны.

И он пошел навстречу товарищу, которого еще не знал, но вдруг вскричал с удивлением:

- Ришон! Ришон - комендант Вера!

- Да, я сам, любезный барон, - отвечал Ришон, сохраняя свой обычный важный вид.

- Тем лучше! Тысячу раз тем лучше! - сказал Каноль, дружески пожимая ему руку. - Милостивые государи, - прибавил он, обращаясь к гостям, - вы не знаете моего друга, но я знаю его и громко говорю, что нельзя было поручить важной должности более честному человеку.

Ришон осмотрелся важно, как орел, который прислушивается, и, видя во всех взглядах только удивление и благосклонность, сказал Канолю:

- Любезный барон, вы беретесь отвечать за меня, так потрудитесь познакомить меня с этими господами, которых я не имею чести знать.

И Ришон указал глазами на трех или четырех гостей, которых он видел в первый раз.

Тут пошел обмен тонких учтивостей, которые придавали столько благородства и дружества всем сношениям в то время. Через четверть часа Ришон стал другом всех молодых офицеров и мог уже попросить у каждого и его шпагу, и его кошелек. Ручательством за него служили его известная храбрость, его безукоризненная репутация и благородство, выражавшееся в его глазах.

- Черт возьми! - сказал комендант Брона. - Надобно признаться, что кардинал Мазарини знаток в военных людях и с некоторого времени мастерски устраивает дела. Он чует войну и хорошо выбирает комендантов: Каноль здесь, Ришон в Вере!

- А будут ли драться? - спросил Ришон небрежно.

- Будут ли драться? - повторил молодой человек, приехавший прямо от двора. - Вы спрашиваете, будут ли драться, Ришон?

- Да.

- Так я спрошу у вас, в каком положении ваши бастионы?

- Да они почти новые, я только три дня вступил в управление крепостью, а произвел в них починок столько, сколько не было произведено в продолжение прежних трех лет.

- Ну, так они не замедлят пойти впрок, - сказал молодой человек.

- Тем лучше, - прибавил Ришон. - Чего могут желать военные люди? Войны!

- Хорошо, - подхватил Каноль, - король теперь может почивать спокойно, потому что жители Бордо в узде: обе реки заняты.

- А давно ли вы в Вере?

- Только три дня, а вы, Каноль, давно здесь?

- Уже неделю. Так ли вас приняли, как меня, Ришон? Мой прием был великолепен, и я, кажется, еще не довольно благодарил моих офицеров. Я слышал колокола, барабаны, радостные крики, не доставало только пушечной пальбы, но ее обещают мне через несколько дней, и это утешает меня.

- Вот какая разница между нами, - отвечал Ришон. - Я явился в крепость, мой милый Каноль, так же скромно, как вы великолепно, мне дан был приказ ввести в Вер сто человек, сто тюренских воинов, и я не знал, как это сделать, когда вдруг получил мой диплом, подписанный герцогом д'Эперноном. В это время я находился в Сен-Пьере. Я тотчас поехал, отдал письмо моему лейтенанту и без шума, как можно тише принял начальство над крепостью. Теперь я там.

Каноль, сначала смеявшийся, при последних словах Ришона встревожился каким-то мрачным предчувствием.

- И вы как дома? - спросил он.

- Стараюсь устроить так, - отвечал Ришон спокойно.

- А сколько у вас человек?

- Во-первых, сто человек Тюренского полка, все старые солдаты, дрались при Рокруа, на них можно понадеяться. Потом рота, которую я набираю из городских жителей, и учу их по мере того, как рекруты прибывают: горожане, молодые люди, работники, всего человек двести. Наконец, жду подкрепления, еще человек сто или полтораста, навербованных тамошним капитаном.

- Капитаном Рамбле? - спросил один из гостей.

- Нет, капитаном Ковиньяком, - отвечал Ришон.

- Мы такого не знаем, - сказали несколько голосов.

- А я знаю, - сказал Каноль.

- Он испытанный роялист?

- Ну, не отвечаю за него. Однако же я имею полное право думать, что капитан Ковиньяк - приверженец герцога д'Эпернона и очень ему предан.

- Так и ответ готов: кто предан герцогу, тот предан и королю.

- Это должно быть передовой королевского авангарда, - сказал старый офицер, старавшийся наверстать за столом потерянное время. - Мне так говорили о нем.

- Разве его величество уже в дороге? - спросил Ришон с обыкновенным своим спокойствием.

- Да, теперь король должен быть, пожалуй, не дальше как в Блуа, - отвечал молодой придворный.

- Вы знаете?

- Может быть, в Сен-Жорже? - спросил Каноль.

- Или в Вере, - прибавил Ришон. - Маршал де Мельере идет из Бретани, и Вер на его пути.

- Кому придется выдержать натиск двух армий, тот может побояться за свои бастионы, - сказал комендант Брона. - У маршала де Мельере тридцать орудий, а у герцога двадцать пять.

- Славная пальба будет, - сказал Каноль, - жаль, что мы ее не увидим.

- Да, если кто-нибудь из нас не пристанет к партии принцев, - заметил Ришон.

- Ваша правда, но во всяком случае Каноль все-таки увидит огонь. Если он перейдет к принцам, то познакомится с пушками маршала де Мельере и герцога д'Эпернона. Если останется верным королю, то увидит огонь жителей Бордо.

- О, их я не считаю страшными, - отвечал Каноль, - и, признаюсь, мне стыдно иметь дело только с ними. По несчастию, я телом и душою предан королевской партии, и мне придется довольствоваться войною с невоенными.

- А они повоюют с вами, - сказал Ришон, - уверяю вас!

- Так вы что-нибудь об этом знаете? - спросил Каноль.

- Не только знаю, но даже уверен в этом. Городской совет решил, что прежде всего займут остров Сен-Жорж.

- Хорошо, - отвечал Каноль, - пусть придут, я их жду.

Начинали приниматься за десерт, как вдруг у ворот крепости раздались звуки барабана.

- Что это значит? - спросил Каноль.

- Черт возьми! - сказал молодой офицер. - Вот будет любопытно, если вас теперь атакуют, милый Каноль, приступ - чудесное препровождение времени после обеда.

- Да оно на то и похоже, - прибавил старый комендант. - Эти проклятые горожане всегда так делают: беспокоят во время обеда. Я находился на аванпостах в Шарантоне, когда дрались у Парижа: мы никогда не могли ни позавтракать, ни пообедать спокойно.

Каноль позвонил.

Солдат вошел в комнату.

- Что там такое? - спросил Каноль.

- Еще неизвестно, господин комендант. Верно, посланный от короля или от города.

- Узнай и приди сказать.

- Сядем опять за стол, - сказал Каноль гостям, которые почти все встали. - Успеем бросить десерт, когда услышим пушечную пальбу.

Гости засмеялись и сели на прежние места. Один только Ришон несколько беспокоился и внимательно смотрел на дверь, ожидая возвращения солдата. Но вместо солдата явился офицер с обнаженною шпагою.

- Господин комендант, - сказал он, - приехал парламентер.

- От кого? - спросил Каноль.

- От принцев.

- Откуда?

- Из Бордо.

- Из Бордо! - повторили все гости, кроме Ришона.

- Ого, - сказал старый офицер, - стало быть, война решительно объявлена, когда посылают парламентеров?

Каноль задумался, и его лицо, за минуту еще веселое, приняло серьезное выражение, приличное обстоятельствам.

- Господа, - сказал он, - долг прежде всего! Вероятно, мне придется с парламентером города Бордо решить затруднительный вопрос. Не знаю, когда можно будет мне возвратиться к вам.

- Помилуйте! - отвечали все гости в один голос. - Отпустите нас, комендант, ваше дело напоминать нам, что и мы должны как можно скорее возвратиться на свои места. Стало быть, следует теперь же расстаться.

- Я не смел предложить вам этого, господа, - сказал Каноль. - Но если вы сами на это решились, я сознаюсь, что это очень благоразумно... Приготовить лошадей и экипажи! - закричал Каноль.

Через несколько минут быстро, как на поле битвы, гости сели на лошадей или в экипажи и в сопровождении конвоев поехали по разным направлениям.

Остался один Ришон.

Каноль подал ему руку.

- Ришон, - сказал он, глядя на него пристально, - я вас знаю: в вас происходит что-то необыкновенное. Вы мне не говорите об этом, стало быть - это не ваша тайна. Однако же вы взволнованы, а когда такой человек, как вы, взволнован, должна быть важная причина.

- Разве мы не расстаемся? - сказал Ришон.

- Мы тоже расставались в гостинице Бискарро, однако же тогда вы были спокойны.

- Барон, - сказал он, - предчувствие говорит мне, что мы уже не увидимся.

Каноль вздрогнул: столько было грустного чувства в голосе Ришона, обыкновенно очень твердом.

- Что же, - отвечал Каноль, - если мы не увидимся, так один из нас умрет. Умрет смертью храбрых, и в таком случае, умирая, он будет уверен, что живет в сердце друга. Поцелуемся, Ришон! Вы пожелали мне счастья, я пожелаю вам мужества.

Оба они бросились друг другу в объятия, и долго благородные их сердца бились одно возле другого.

человеке, которого неустрашимая твердость была ему так известна.