Черный тюльпан.
XVIII. Поклонник Розы

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Дюма А., год: 1850
Категории:Историческое произведение, Приключения, Роман


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

XVIII. Поклонник Розы

Не успела Роза произнести эти слова, как с лестницы послышался голос. Кто-то спрашивал у Грифуса, что случилось.

- Вы слышите, отец? - сказала Роза.

- Что?

- Господин Якоб зовет вас. Он волнуется.

- Вот сколько шума наделали! - заметил Грифус. - Можно было подумать, что этот ученый убивает меня. О, сколько всегда хлопот с учеными!

Потом, указывая Розе на лестницу, он сказал:

- Ну-ка, иди вперед, сударыня. - И, заперев дверь, он крикнул: - Я иду к вам, друг Якоб!

И Грифус удалился, уводя с собой Розу и оставив в глубоком горе и одиночестве бедного Корнелиуса.

- О, ты убил меня, старый палач! Я этого не переживу.

И действительно, бедный ученый захворал бы, если бы Провидение не послало ему того, что еще придавало смысл его жизни и что именовалось Розой.

Девушка пришла в тот же вечер.

Первыми ее словами было сообщение о том, что отец впредь не будет ему мешать сажать цветы.

- Откуда вы это знаете? - спросил заключенный жалобным голосом девушку.

- Я это знаю потому, что он это сам сказал.

- Быть может, чтобы меня обмануть?

- Нет, он раскаивается.

- О да, да, но слишком поздно.

- Он раскаялся не по своей инициативе.

- Как же это случилось?

- Если бы вы знали, как его друг ругает его за это!

- А, господин Якоб. Как видно, этот господин Якоб вас совсем не покидает.

- Во всяком случае, он покидает нас по возможности реже.

- Как это произошло? - спросил заключенный.

- А вот как. За ужином отец, по просьбе своего друга, рассказал ему историю с тюльпаном или, вернее, с луковичкой и похвастался подвигом, который он совершил, когда уничтожил ее.

Корнелиус испустил вздох, похожий на стон.

- Если бы вы только видели в этот момент нашего Якоба, - продолжала Роза. - Поистине я подумала, что он подожжет крепость: его глаза пылали, как два факела, его волосы встали дыбом; он судорожно сжимал кулаки; был момент, когда мне казалось, что он хочет задушить моего отца. "Вы это сделали! - закричал он. - Вы раздавили луковичку?" - "Конечно", - ответил мой отец. "Это бесчестно! - продолжал он кричать. - Это гнусно! Вы совершили преступление!"

Отец мой был ошеломлен. "Что, вы тоже с ума сошли?" - спросил он своего друга.

- О, какой благородный человек этот Якоб! - пробормотал Корнелиус. - У него великодушное сердце и честная душа.

- Во всяком случае, пробирать человека более сурово, чем он пробрал моего отца, - нельзя, - добавила Роза. - Он был буквально вне себя. Он бесконечно повторял: "Раздавить луковичку, раздавить! О, боже мой, боже мой! Раздавить!" Потом, обратившись ко мне: "Но ведь у него была не одна луковичка?" - спросил он.

- Он это спросил? - заметил, насторожившись, Корнелиус.

- "Вы думаете, что у него была не одна? - спросил отец. - Ладно, поищем и остальные".

"Вы будете искать остальные?" - воскликнул Якоб, взяв за шиворот моего отца, но тотчас же отпустил его.

Затем он обратился ко мне: "А что же сказал на это бедный молодой человек?"

Я не знала, что ответить. Вы просили меня никому не говорить, какое большое значение придаете этим луковичкам. К счастью, отец вывел меня из затруднения.

"Что он сказал? Да у него от бешенства на губах выступила пена".

Я прервала его. "Как же ему было не обозлиться? - сказала я. - С ним поступили так жестоко, так грубо".

"Вот как, да ты с ума сошла! - закричал, в свою очередь, отец. - Скажите, какое несчастье - раздавить луковицу тюльпана! За один флорин их можно получить целую сотню на базаре в Горкуме".

"Но, может быть, менее ценные, чем эта луковица", - ответила я, на свое несчастье.

- И как же реагировал на эти слова Якоб? - спросил Корнелиус.

- При этих словах, должна заметить, мне показалось, что в его глазах засверкали молнии.

- Да, - заметил Корнелиус, - но это было не все, он еще что-нибудь сказал при этом?

"Так вы, прекрасная Роза, - сказал он вкрадчивым тоном, - думаете, что это была ценная луковица?"

Я почувствовала, что сделала ошибку.

"Мне-то откуда знать? - ответила я небрежно. - Разве я понимаю толк в тюльпанах? Я знаю только, раз мы обречены - увы! - жить вместе с заключенными, что для них всякое времяпрепровождение имеет свою ценность. Этот бедный ван Берле забавлялся луковицами. И вот я говорю, что было жестоко лишать его забавы".

"Но прежде всего, - заметил отец, - каким образом он добыл эту луковицу? Вот, мне кажется, что было бы недурно узнать".

Часто раздражение избавляет нас от ответа. Я пожала плечами, повернулась и направилась к двери.

Но меня остановило одно слово, которое я услышала, хотя оно было произнесено очень тихо.

Якоб сказал моему отцу: "Это не так трудно узнать, черт побери". - "Да, обыскать его, и, если у него есть еще и другие луковички, мы их найдем", - ответил отец. "Да, обычно их должно быть три..."

- Их должно быть три! - воскликнул Корнелиус. - Он сказал, что у меня три луковички?

- Вы представляете себе, что эти слова поразили меня не меньше. Я обернулась. Они были оба так поглощены, что не заметили моего движения. "Но, может быть, - заметил отец, - он не прячет на себе эти луковички". - "Тогда выведите его под каким-нибудь предлогом из камеры, а тем временем я обыщу ее".

- О, о, - сказал Корнелиус, - да ваш Якоб негодяй.

- Да, я опасаюсь этого.

- Скажите мне, Роза... - продолжал задумчиво Корнелиус.

- Что?

- Не рассказывали ли вы мне, что в тот день, когда вы готовили свою грядку, этот человек следил за вами?

- Да.

- Что он как тень проскользнул позади бузины?

- Верно.

- Что он не пропустил ни одного взмаха вашей лопаты?

- Ни одного.

- Роза, - произнес, бледнея, Корнелиус.

- Что?

- Он выслеживал не вас.

- Кого же он выслеживал?

- Он влюблен не в вас.

- В кого же тогда?

- Он выслеживал мою луковичку. Он влюблен в мой тюльпан.

- А, это вполне возможно! - согласилась Роза.

- Хотите в этом убедиться?

- Это очень легко.

- Как?

- Пойдите завтра в сад; постарайтесь сделать так, чтобы Якоб знал, как и в первый раз, что вы туда идете; постарайтесь, чтобы, как и в первый раз, он последовал за вами; притворитесь, что вы сажаете луковичку, выйдите из сада, но посмотрите сквозь калитку, и вы увидите, что он будет делать.

- Хорошо. Ну а потом?

- Ну а потом мы поступим в зависимости от того, что он сделает.

- Ах, - вздохнула Роза, - вы, господин Корнелиус, очень любите ваши луковички.

- Да, - ответил заключенный, - с тех пор как ваш отец раздавил эту несчастную луковичку, мне кажется, что у меня отнята часть моей жизни.

- Послушайте, хотите испробовать еще один способ?

- Какой?

- Хотите принять предложение моего отца?

- Какое предложение?

- Он же предложил вам целую сотню луковиц тюльпанов.

- Да, это правда.

- Возьмите две или три, а среди этих двух-трех вы сможете вырастить и свою луковичку.

- Да, это было бы неплохо, - ответил Корнелиус, нахмурив брови, - если бы ваш отец был один, но тот, другой... этот Якоб, который за нами следит...

- Ах, да, это правда. Но все же подумайте. Вы этим лишаете себя, как я вижу, большого удовольствия.

Она произнесла эти слова с улыбкой, не вполне лишенной иронии. Корнелиус на мгновение задумался. Было видно, что он борется с очень сильным желанием.

человеком, не достойным прощения. Нет, Роза, нет! Завтра мы примем решение относительно вашей луковички. Вы будете выращивать ее, следуя моим указаниям. А что касается третьей, - Корнелиус глубоко вздохнул, - что касается третьей, храните ее в своем шкафу. Берегите ее, как скупой бережет свою первую или последнюю золотую монету, как мать бережет своего сына, как раненый бережет последнюю каплю крови в своих венах. Берегите ее, Роза. У меня предчувствие, что в этом наше спасение, что в этом наше богатство. Берегите ее, и если бы огонь небесный пал на Левештейн, то поклянитесь мне, Роза, что вместо ваших колец, вместо ваших драгоценностей, вместо этого прекрасного золотого чепца, так хорошо обрамляющего ваше личико, - поклянитесь мне, Роза, что вместо всего этого вы спасете ту последнюю луковичку, которая содержит в себе мой черный тюльпан.

- Будьте спокойны, господин Корнелиус, - сказала мягким, торжественно-грустным голосом Роза. - Будьте спокойны, ваши желания для меня священны.

- И даже, - продолжал молодой человек, все более и более возбуждаясь, - если бы вы заметили, что за вами следят, что все ваши поступки выслеживают, что ваши разговоры вызывают подозрения у вашего отца или у этого ужасного Якоба, которого я ненавижу, - тогда, Роза, пожертвуйте тотчас же мною, мною, который живет только вами, у кого, кроме вас, нет ни единого человека на свете, пожертвуйте мною, не посещайте меня больше.

Роза почувствовала, как сердце сжимается у нее в груди; слезы выступили на ее глазах.

- Увы! - сказала она.

- Что вы видите?

- Я вижу, - сказала, рыдая, девушка, - вы любите ваши тюльпаны так сильно, что для другого чувства у вас в сердце не остается места.

И она убежала.

Роза рассердилась на него, и она была права. Она, быть может, не придет больше к заключенному, и он больше ничего не узнает ни о Розе, ни о своих тюльпанах.

Но мы должны сознаться, к стыду нашего героя и садовода, что из двух привязанностей Корнелиуса перевес был на стороне Розы. И когда, около трех часов ночи, измученный, преследуемый страхом, истерзанный угрызениями совести, он уснул, в его сновидениях черный тюльпан уступил первое место прекрасным голубым глазам белокурой фрисландки.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница