Черный тюльпан.
XXVI. Один из членов общества цветоводов

XXVI. Один из членов общества цветоводов

Роза вне себя, почти обезумевшая от радости и страха при мысли, что черный тюльпан найден, направилась в гостиницу "Белый лебедь" в сопровождении своего лодочника, здорового парня-фрисландца, способного в одиночку справиться с десятью Бокстелями.

В дороге лодочник был посвящен в суть дела, и он не отказался от борьбы, если бы это понадобилось. Ему внушили, что в этом случае он только должен быть осторожен с тюльпаном.

Дойдя до гостиницы, Роза вдруг остановилась. Ее внезапно осенила мысль.

- Боже мой, - прошептала она, - я сделала ужасную ошибку, я, быть может, погубила и Корнелиуса, и тюльпан, и себя. Я подняла тревогу, я вызвала подозрение. Я ведь только женщина; эти люди могут объединиться против меня, и тогда я погибла. О, если бы погибла только я одна, это было бы полбеды, но Корнелиус, но тюльпан...

Она на минуту задумалась.

"А что, если я приду к Бокстелю, и окажется, что я не знаю его, если этот Бокстель не мой Якоб, если это другой любитель, который тоже вырастил черный тюльпан, или если мой тюльпан был похищен не тем, кого я подозреваю, или уже перешел в другие руки. Если я узнаю не человека, а только мой тюльпан, чем я докажу, что этот тюльпан принадлежит мне?

С другой стороны, если я узнаю в этом обманщике Якоба, как знать, что тогда произойдет. Тюльпан может завянуть, пока мы будем его оспаривать. О, что же мне делать? Как поступить? Ведь дело идет о моей жизни, о жизни бедного узника, который, быть может, умирает сейчас".

В это время с конца Большого рынка донесся сильный шум и гам. Люди бежали, двери раскрывались, одна только Роза оставалась безучастной к волнению толпы.

- Нужно вернуться к председателю, - прошептала она.

- Вернемся, - сказал лодочник.

Они пошли по маленькой улочке, которая привела их прямо к дому господина ван Систенса; а тот прекрасным пером и прекрасным почерком продолжал писать свой доклад.

Всюду по дороге Роза только и слышала разговоры о черном тюльпане и о премии в сто тысяч флоринов.

Новость облетела уже весь город.

Розе стоило немало трудов вновь проникнуть к ван Систенсу, который, однако, как и в первый раз, был очень взволнован, когда услышал магические слова "черный тюльпан".

Но, когда он узнал Розу, которую он мысленно счел сумасшедшей или еще хуже, он страшно обозлился и хотел прогнать ее. Роза сложила руки и с искренней правдивостью, проникавшей в душу, сказала:

- Сударь, умоляю вас, не отталкивайте меня; наоборот, выслушайте, что я вам скажу, и если вы не сможете восстановить истину, то, по крайней мере, у вас не будет угрызений совести из-за того, что вы приняли участие в злом деле.

Ван Систенс дрожал от нетерпения; Роза уже второй раз отрывала его от работы, которая вдвойне льстила его самолюбию и как бургомистра, и как председателя общества цветоводов.

- Но мой доклад, мой доклад о черном тюльпане!

- Сударь, - продолжала Роза с твердостью невинности и правоты, - сударь, если вы меня не выслушаете, то ваш доклад будет основываться на преступных или ложных данных. Я вас умоляю, сударь, вызовите сюда этого господина Бокстеля, который, по-моему, является Якобом, и я клянусь богом, что, если не узнаю ни тюльпана, ни его владельца, то не стану оспаривать права на владение тюльпаном.

- Черт побери, недурное предложение! - сказал ван Систенс.

- Я вас спрашиваю, а если вы и узнаете их, что это докажет?

- Но, наконец, - сказала с отчаянием Роза, - вы же честный человек, сударь. Неужели вы дадите премию тому, который не только не вырастил сам тюльпана, но даже украл его?

Быть может, убедительный тон Розы проник в сердце ван Систенса, и он хотел более мягко ответить бедной девушке, но в этот момент с улицы послышался сильный шум. Этот шум казался простым усилением того шума, который Роза уже слышала на улице, но не придавала ему значения, и который не мог заставить ее прервать свою горячую мольбу.

Шумные приветствия потрясли дом.

Господин ван Систенс прислушался к приветствиям, которых Роза раньше совсем не слышала, а теперь приняла просто за шум толпы.

- Чтo это такое? - воскликнул бургомистр. - Что это такое? Возможно ли это? Хорошо ли я расслышал!

И он бросился в прихожую, не обращая больше никакого внимания на Розу и оставив ее в своем кабинете.

В прихожей ван Систенс с изумлением увидел, что вся лестница вплоть до вестибюля заполнена народом.

По лестнице поднимался молодой человек, окруженный или, вернее, сопровождаемый толпой, просто одетый в лиловый бархатный костюм, шитый серебром. С гордой медлительностью поднимался он по каменным ступеням, сверкающим своей белизной и чистотой. Позади него шли два офицера, один моряк, другой кавалерист.

Ван Систенс, пробравшись в середину перепуганных слуг, поклонился, почти простерся перед новым посетителем, виновником всего этого шума.

- Монсеньор, - воскликнул он, - монсеньор! Ваше высочество у меня! Какая исключительная честь для моего скромного дома!

- Дорогой господин ван Систенс, - сказал Вильгельм Оранский с тем спокойствием, которое заменяло ему улыбку, - я истинный голландец, я люблю воду, пиво и цветы, иногда даже и сыр, вкус которого так ценят французы; среди цветов я, конечно, предпочитаю тюльпаны. В Лейдене до меня дошел слух, что Гаарлем наконец обладает черным тюльпаном, и, убедившись, что это правда, хотя и невероятная, я приехал узнать о нем к председателю общества цветоводов.

- О монсеньор, монсеньор, - сказал восхищенный ван Систенс, - какая честь для общества, если его работы находят поощрение со стороны вашего высочества!

- Цветок здесь? - спросил принц, пожалевший, вероятно, что сказал лишнее.

- Увы, нет, монсеньор, у меня его здесь нет.

- Где же он?

- У его владельца.

- Кто этот владелец?

- Честный цветовод города Дордрехта.

- Дордрехта?

- Да.

- А как его зовут?

- Где он живет?

- В гостинице "Белый лебедь". Я сейчас за ним пошлю, и если ваше высочество окажет мне честь и войдет в мою гостиную, то он, зная, что монсеньор здесь, поторопится и сейчас же принесет свой тюльпан монсеньору.

- Хорошо, посылайте за ним.

- Хорошо, ваше высочество. Только...

- Что?

- О, ничего существенного, монсеньор.

- В этом мире все существенно, господин ван Систенс.

- Так вот, монсеньор, возникает некоторое затруднение.

- Какое?

- На этот тюльпан уже предъявляют свои права какие-то узурпаторы. Правда, он стоит сто тысяч флоринов.

- Неужели?

- Да, монсеньор, узурпаторы, обманщики.

- Но ведь это же преступление, господин ван Систенс!

- Да, ваше высочество.

- А у вас есть доказательства этого преступления?

- Нет, монсеньор, виновница...

- Виновница?

- Я хочу сказать, что особа, которая выдвигает свои права на тюльпан, находится в соседней комнате.

- Там? А какого вы о ней мнения, господин ван Систенс?

- Я думаю, монсеньор, что приманка в сто тысяч флоринов соблазнила ее.

- И она предъявляет свои права на тюльпан?

- А что говорит в доказательство своих требований?

- Я только хотел было ее допросить, как ваше высочество изволили прибыть.

- Выслушаем ее, господин ван Систенс, выслушаем ее. Я ведь верховный судья в государстве. Я выслушаю дело и вынесу приговор.

- Вот нашелся и царь Соломон, - сказал, поклонившись, ван Систенс и повел принца в соседнюю комнату.

Принц, сделав несколько шагов, вдруг остановился и сказал:

- Идите впереди меня и называйте меня просто господином.

Они вошли в кабинет.

Роза продолжала стоять на том же месте, у окна, и смотрела в сад.

- А, фрисландка, - заметил принц, увидев золотой убор и красную юбку Розы.

Роза повернулась на шум, но она еле заметила принца, который уселся в самом темном углу комнаты. Понятно, что все ее внимание было обращено на ту важную ocoбy, которую звали ван Систенс, а не на скромного человека, следовавшего за хозяином дома и не имевшего, по всей вероятности, громкого имени. Скромный человек взял с полки книгу и сделал знак Систенсу начать допрос.

Ван Систенс, также по приглашению человека в лиловом костюме, начал допрос, счастливый и гордый той высокой миссией, которую ему поручили.

- Дитя мое, вы обещаете мне сказать истину, только истину об этом тюльпане?

- Я вам обещаю.

- Хорошо, тогда рассказывайте в присутствии этого господина. Господин - член нашего общества цветоводов.

- Сударь, - молвила Роза, - что я вам могу еще сказать, кроме уже сказанного мною?

- Ну, так как же?

- Я опять обращаюсь к вам с той же просьбой.

- С какой?

- Пригласите сюда господина Бокстеля с его тюльпаном; если я его не признаю своим, я откровенно об этом скажу; но, если я его узнаю, я буду требовать его возвращения. Я буду требовать, даже если бы для этой цели мне пришлось пойти к его высочеству штатгальтеру с доказательством в руках.

- Так у вас есть доказательства, прекрасное дитя?

- Бог - свидетель моего права на тюльпан, и Он даст мне в руки доказательства.

Один из офицеров ушел за Бокстелем.

Ван Систенс продолжал допрос.

- На чем же вы основываете, - спросил он, - утверждение, что черный тюльпан принадлежит вам?

- Да очень просто, на том, что я его лично сажала и выращивала в своей комнате.

- В вашей комнате? А где находится ваша комната?

- В Левештейне.

- Вы из Левештейна?

- Я дочь тюремщика крепости.

Принц сделал движение, которое как будто говорило: "Ах, да, теперь я припоминаю".

И, притворяясь углубленным в книгу, он с еще большим вниманием, чем раньше, стал наблюдать за Розой.

- А вы любите цветы? - продолжал ван Систенс.

- Да, сударь.

- Значит, вы ученый цветовод?

Роза колебалась один момент, затем самым трогательным голосом сказала:

- Господа, ведь я говорю с благородными людьми?

Тон ее голоса был такой искренний, что и ван Систенс и принц одновременно ответили утвердительным кивком головы.

- Ну тогда я вам скажу. Ученый цветовод не я, нет. Я только бедная девушка из народа, бедная фрисландская крестьянка, которая еще три месяца назад не умела ни читать, ни писать. Нет, тюльпан был выращен не мною лично.

- Кем же он был выращен?

- Одним несчастным заключенным в Левештейне.

- Заключенным в Левештейне? - сказал принц.

При звуке этого голоса Роза вздрогнула.

И он снова принялся читать или, по крайней мере, притворился, что читает.

- Да, - прошептала, дрожа, Роза, - да, государственным преступником.

Ван Систенс побледнел, услышав такое признание при подобном свидетеле.

- Продолжайте, - холодно сказал Вильгельм председателю общества цветоводов.

- О сударь, - промолвила Роза, обращаясь к тому, кого она считала своим настоящим судьей, - я должна признаться в очень тяжелом преступлении.

- Да, действительно, - сказал ван Систенс, - государственные преступники в Левештейне должны содержаться в большой тайне.

- Увы, сударь.

- А из ваших слов можно заключить, что вы воспользовались вашим положением дочери тюремщика и общались с ними, чтобы вместе выращивать цветы.

- Да, сударь, - растерявшись, прошептала Роза, - да, я должна признаться, что виделась с ним ежедневно.

- Несчастная! - воскликнул ван Систенс.

Принц поднял голову и посмотрел на испугавшуюся Розу и побледневшего председателя.

- Это, - сказал он своим четким, холодным тоном, - это не касается членов общества цветоводов; они должны судить черный тюльпан, а не касаться государственных преступлений. Продолжайте, девушка, продолжайте.

Ван Систенс красноречивым взглядом поблагодарил от имени тюльпанов нового члена общества цветоводов.

Роза, ободренная подобным обращением незнакомца, рассказала все, что произошло в течение последних трех месяцев, все, что она сделала, все, что она выстрадала. Она говорила о суровостях Грифуса, об уничтожении им первой луковички, об отчаянии заключенного, о предосторожностях, которые она приняла, чтобы вторая луковичка расцвела, о терпении заключенного, о его скорби во время разлуки; как он хотел уморить себя голодом в отчаянии, что ничего не знает о своем тюльпане; об его радости, когда они помирились, и, наконец, об их обоюдном отчаянии, когда они увидели, что у них украли черный тюльпан через час после того, как он распустился.

- Но, - сказал принц, - вы ведь только недавно знакомы с этим заключенным?

Роза широко раскрыла глаза и посмотрела на незнакомца, который отклонился в тень, избегая ее взгляда.

- Почему, сударь? - спросила она.

- Потому, что прошло только четыре месяца, как тюремщик и его дочь поселились в Левештейне.

- А может быть, вы и просили о перемещении вашего отца только для того, чтобы следовать за каким-нибудь заключенным, которого переводили из Гааги в Левештейн?

- Договаривайте, - сказал Вильгельм.

- Я сознаюсь, я знала заключенного в Гааге.

В это время вошел офицер, который был послан за Бокстелем, и доложил, что тот, за кем он был послан, следует за ним с тюльпаном.