Граф Монте-Кристо.
Часть пятая.
VI. Десница господня

VI. Десница господня

Кадрусс все еще звал жалобным голосом:

-- Господин аббат, помогите! Помогите!

-- Что случилось? - спросил Монте-Кристо.

-- Помогите! - повторил Кадрусс. - Меня убили.

-- Мы идем, потерпите.

-- Все кончено! Поздно! Вы пришли смотреть, как я умираю. Какие удары! Сколько крови!

И он потерял сознание.

Али и его хозяин подняли раненого и перенесли его в дом. Там Монте-Кристо велел Али раздеть его и увидел три страшные раны.

-- Боже, - сказал он, - иногда твое мщение медлит; но тогда оно еще более грозным нисходит с неба.

Али посмотрел на своего господина, как бы спрашивая, что делать дальше.

-- Отправляйся в предместье Сент-Оноре к господину де Вильфору, королевскому прокурору, и привези его сюда. По дороге разбуди привратника и пошли его за доктором.

Али повиновался и оставил мнимого аббата наедине с Кадруссом, все еще лежавшим без сознания.

Когда несчастный снова открыл глаза, граф, сидя в нескольких шагах от него, смотрел на него с выражением угрюмого сострадания и, казалось, беззвучно шептал молитву.

-- Доктора, доктора, - простонал Кадрусс.

-- За ним уже послали, - ответил аббат.

-- Я знаю, это бесполезно, меня не спасти, но, может быть, он подкрепит мои силы, и я успею сделать заявление.

-- О чем?

-- О моем убийце.

-- Еще бы не знать! Это Бенедетто.

-- Тот самый молодой корсиканец?

-- Он самый.

-- Ваш товарищ?

-- Да. Он дал мне план графского дома, надеясь, должно быть, что я убью графа и он получит наследство или что граф меня убьет и тогда он от меня избавится. А потом он подстерег меня на улице и убил.

-- Я послал сразу и за доктором, и за королевским прокурором.

-- Он опоздает, - сказал Кадрусс, - я чувствую, что вся кровь из меня уходит.

-- Постойте, - сказал Монте-Кристо.

Он вышел из комнаты и вернулся с флаконом в руках.

Глаза умирающего, страшные в своей неподвижности, во время его отсутствия ни на секунду не отрывались от двери, через которую, он чувствовал, должна была явиться помощь.

-- Скорее, господин аббат, скорее! - сказал он. - Я сейчас потеряю сознание.

Монте-Кристо подошел к раненому и влил в его синие губы три капли жидкости из флакона.

Кадрусс глубоко вздохнул.

-- Еще... еще... - сказал он. - Вы возвращаете мне жизнь.

-- Еще две капли, и вы умрете, - ответил аббат.

-- Что же никто не идет? Я хочу назвать убийцу!

-- Хотите, я напишу за вас заявление? Вы его подпишете?

-- Да... да... - сказал Кадрусс, и глаза его заблестели при мысли об этом посмертном мщении.

Монте-Кристо написал:

"Я умираю от руки убийцы, корсиканца Бенедетто, моего товарища по каторге в Тулоне, значившегося под No 59".

-- Скорее, скорее! - сказал Кадрусс. - А то я не успею подписать.

Монте-Кристо подал Кадруссу перо, и тот, собрав все свои силы, подписал заявление и откинулся назад.

-- Остальное вы расскажете сами, господин аббат, - сказал он. - Вы скажете, что он называет себя Андреа Кавальканти, что он живет в гостинице Принцев, что... боже мой, я умираю!

И Кадрусс снова лишился чувств. Аббат поднес к его лицу флакон, и раненый снова открыл глаза.

Жажда мщения не оставляла его, пока он лежал в обмороке.

-- Вы все расскажете, правда, господин аббат?

-- Все это, конечно, и еще многое другое.

-- А что еще?

-- Я скажу, что он, вероятно, дал вам план этого дома в надежде, что граф убьет вас. Я скажу, что он предупредил графа письмом; я скажу, что, так как граф был в отлучке, это письмо получил я и что я ждал вас.

-- И его казнят, правда? - сказал Кадрусс. - Его казнят, вы обещаете? Я умираю с этой надеждой, так мне легче умереть.

-- Я скажу, - продолжал граф, - что он явился следом за вами, что он все время вас подстерегал; что, увидав, как вы вылезли из окна, он забежал за угол и там спрятался.

-- Так вы все это видели?

-- Вспомни мои слова: "Если ты вернешься домой цел и невредим, я буду считать, что господь простил тебя, и я тоже тебя прощу".

-- И вы не предупредили меня? - воскликнул Кадрусс, пытаясь приподняться на локте. - Вы знали, что он меня убьет, как только я выйду отсюда, и вы меня не предупредили?

-- Нет, потому что в руке Бенедетто я видел божье правосудие, и я считал кощунством противиться воле провидения.

-- Божье правосудие! Не говорите мне о нем, господин аббат. Вы лучше всех знаете, что, если бы оно существовало, некоторые люди были бы наказаны.

-- Терпение, - сказал аббат голосом, от которого умирающий затрепетал, - терпение!

Кадрусс, пораженный, взглянул на графа.

-- К тому же, - сказал аббат, - господь милостив ко всем, он был милостив и к тебе. Он раньше всего отец, а затем уже судия.

-- Если бы я имел несчастье не верить в него до сих пор, - сказал Монте-Кристо, - то я поверил бы теперь, глядя на тебя.

Кадрусс поднял к небу сжатые кулаки.

-- Слушай, - сказал аббат, простирая руку над раненым, словно повелевая ему верить, - вот что сделал для тебя бог, которого ты отвергаешь в твой смертный час: он дал тебе здоровье, силы, обеспеченный труд, даже друзей - словом, такую жизнь, которая удовлетворила бы всякого человека со спокойной совестью и естественными желаниями. Что сделал ты, вместо того чтобы воспользоваться этими дарами, которые бог столь редко посылает с такой щедростью? Ты погряз в лености и пьянстве и, пьяный, предал одного из своих лучших друзей.

-- Помогите! - закричал Кадрусс. - Мне нужен не священник, а доктор; быть может, мои раны не смертельны, я не умру, меня можно спасти!

-- Ты ранен смертельно, и не дай я тебе этой жидкости, ты был бы уже мертв. Слушай же!

-- Странный вы священник! - прошептал Кадрусс. - Вместо того чтобы утешать умирающих, вы лишаете их последней надежды!

-- Слушай, - продолжал аббат, - когда ты предал своего друга, бог, еще не карая, предостерег тебя: ты впал в нищету, ты познал голод. Половину той жизни, которую ты мог посвятить приобретению земных благ, ты предавался зависти. Уже тогда ты думал о преступлении, оправдывал себя в собственных глазах нуждою. Господь явил тебе чудо, из моих рук даровал тебе в твоей нищете богатство, несметное для такого бедняка, как ты. Но это богатство, нежданное, негаданное, неслыханное, кажется тебе уже недостаточным, как только оно у тебя в руках; тебе хочется удвоить его. Каким же способом? Убийством. Ты удвоил его, и господь отнял его у тебя и поставил тебя перед судом людей.

-- Это не я, - сказал Кадрусс, - не я хотел убить еврея, это Карконта.

-- Да, - сказал Монте-Кристо. - И господь в бесконечном своем милосердии не покарал тебя смертью, которой ты по справедливости заслуживал, но позволил, чтобы твои слова тронули судей, и они оставили тебе жизнь.

-- Как же! И отправили меня на вечную каторгу! Хороша милость!

-- Эту милость, несчастный, ты, однако, считал милостью, когда она была тебе оказана. Твое подлое сердце, трепещущее в ожидании смерти, забилось от радости, услышав о твоем вечном позоре, потому что ты, как и все каторжники, сказал себе: с каторги можно уйти, а из могилы нельзя. И ты оказался прав; ворота тюрьмы неожиданно раскрылись для тебя. В Тулон приезжает англичанин, который дал обет избавить двух людей от бесчестия; его выбор падает на тебя и на твоего товарища; на тебя сваливается с неба новое счастье, у тебя есть и деньги, и покой, ты можешь снова зажить человеческой жизнью, - ты, который был обречен на жизнь каторжника; тогда, несчастный, ты искушаешь господа в третий раз. Мне этого мало, говоришь ты, когда на самом деле у тебя было больше, чем когда-либо раньше, и ты совершаешь третье преступление, ничем не вызванное, ничем не оправданное. Терпение господне истощилось. Господь покарал тебя.

Кадрусс слабел на глазах.

-- Пить, - сказал он, - дайте пить... я весь горю!

Монте-Кристо подал ему стакан воды.

-- Подлец Бенедетто, - сказал Кадрусс, отдавая стакан, - он-то вывернется.

-- Никто не вывернется, говорю я тебе... Бенедетто будет наказан!

-- Тогда и вы тоже будете наказаны, - сказал Кадрусс, - потому что вы не исполнили свой долг священника... Вы должны были помешать Бенедетто убить меня.

-- Я! - сказал граф с улыбкой, от которой кровь застыла в жилах умирающего. - Я должен был помешать Бенедетто убить тебя, после того как ты сломал свой нож о кольчугу на моей груди!.. Да, если бы я увидел твое смирение и раскаяние, я, быть может, и помешал бы Бенедетто убить тебя, но ты был дерзок и коварен, и я дал свершиться воле божьей.

-- Я не верю в бога! - закричал Кадрусс. - И ты тоже не веришь в него... ты лжешь... лжешь!..

одного слова, одной слезы, чтобы простить... Бог, который мог так направить кинжал убийцы, чтобы ты умер на месте, бог дал тебе эти минуты, чтобы раскаяться... Загляни в свою душу и покайся!

-- Нет, - сказал Кадрусс, - нет, я ни в чем не раскаиваюсь. Бога нет, провидения нет, есть только случай.

-- Есть провидение, есть бог, - сказал Монте-Кристо. - Смотри: вот ты умираешь, в отчаянии отрицая бога, а я стою перед тобой, богатый, счастливый, в расцвете сил, и возношу молитвы к тому богу, в которого ты пытаешься не верить и все же веришь в глубине души.

-- Но кто же вы? - сказал Кадрусс, устремив померкнувшие глаза на графа.

-- Смотри внимательно, - сказал Монте-Кристо, беря свечу и поднося ее к своему лицу.

-- Вы аббат... аббат Бузони...

Монте-Кристо сорвал парик и встряхнул длинными черными волосами, так красиво обрамлявшими его бледное лицо.

-- Боже, - с ужасом сказал Кадрусс, - если бы не черные волосы, я бы сказал, что вы тот англичанин, лорд Уилмор.

-- Я не аббат Бузони и не лорд Уилмор, - ответил Монте-Кристо. - Вглядись внимательно, вглядись в прошлое, в самые давние твои воспоминания.

В этих словах графа была такая магнетическая сила, что слабеющие чувства несчастного ожили в последний раз.

-- Да, Кадрусс, ты меня видел, ты меня знал.

-- Но кто же вы наконец? И почему, если вы меня знали, вы даете мне умереть?

-- Потому что ничто не может тебя спасти, Кадрусс, раны твои смертельны. Если бы тебя можно было спасти, я увидел бы в этом последний знак милосердия господня, и я бы попытался, клянусь тебе могилой моего отца, вернуть тебя к жизни и раскаянию.

-- Могилой твоего отца! - сказал Кадрусс, в котором вспыхнула последняя искра жизни, и приподнялся, чтобы взглянуть поближе на человека, который произнес эту священнейшую из клятв. - Да кто же ты?

-- Я... - сказал он ему на ухо, - я...

И с его еле раскрытых губ слетело имя, произнесенное так тихо, словно он сам боялся услышать его.

Кадрусс приподнялся на колени, вытянул руки, отшатнулся, потом сложил ладони и последним усилием воздел их к небу.

-- О боже мой, боже мой, - сказал он, - прости, что я отрицал тебя; ты существуешь, ты поистине отец небесный и судья земной! Господи боже мой, я долго не верил в тебя! Господи, прими душу мою!

Кровь сразу перестала течь из ран.

Он был мертв.

-- Один! - загадочно произнес граф, устремив глаза на труп, обезображенный ужасной смертью.

Десять минут спустя прибыли доктор и королевский прокурор, приведенные один привратником, другой Али, и были встречены аббатом Бузони, молившимся у изголовья мертвеца.