Ущелье дьявола.
Глава двадцать первая. Вещие цветы

Глава двадцать первая
Вещие цветы

На другое утро, в пять с половиной часов, Самуил вошел в комнату Юлиуса с ружьем на плече и разбудил его.

-- Эй, ты, засоня! - крикнул он ему. - Хочешь пойти со мной на охоту?

-- Ты собрался на охоту? - спросил Юлиус, протирая глаза.

-- На охоту, и притом за разной дичью. Зачем же мы и захватили с собой ружья?... Э, ты что же это? Опять спать? Ну, впрочем, ладно, спи. Потом догонишь меня, когда встанешь.

-- Нет, я в это утро совсем не выйду из комнаты.

-- А что же так?

-- Буду писать письмо отцу.

-- Опять! Экий ты охотник писать письма!

-- Мне надо написать ему об одном очень важном деле.

-- Ну, как хочешь, - ответил ему Самуил, у которого были свои причины не очень настаивать на том, чтобы Юлиус сопровождал его. - Ну, коли так, до свидания.

-- Желаю тебе успеха.

-- Спасибо за доброе пожелание. Самуил ушел, а Юлиус встал.

Как ни рано поднялся с постели Самуил, Христина встала еще раньше. В то время, когда студент-скептик, посвистывая, шел вперед с какими-то темными и сомнительными намерениями, добрая молодая девушка, поднявшись так рано с самыми добрыми намерениями, уже успела добраться до развалин Эбербаха, где ее ожидала Гретхен. Христина привела с собой хорошего, честного и трудолюбивого парня Готтлоба, который уже целый год был влюблен без ума, без памяти в хорошенькую пастушку, не имея смелости даже и заикнуться об этом. Христина в нежных и убедительных словах старалась уговорить Гретхен принять предложение славного парня.

Гретхен, печальная, но решительная на все ее доводы отвечала отказом.

-- Так ты не хочешь за меня выходить, Гретхен? - спрашивал бедный Готтлоб. - Ты презираешь меня?

-- Благодарю тебя и благословляю, Готтлоб, - ответила Гретхен. - Надо иметь очень доброе сердце для того, чтобы избрать себе в жены несчастную нищую дочь цыганки, девушку без роду и племени, козью пастушку. Но, милый Готтлоб, коли у травы нет корней, так не будет и цветов. Предоставь ты меня моему одиночеству и моей дикой жизни.

-- Выслушай меня, Гретхен, - вновь начала свои убеждения Христина. - Мой отец говорил, что идущий против природы, идет против бога, и что, быть может, рано или поздно ты понесешь наказание за то, что преступила общий закон.

-- Дорогая моя фрейлейн, вы обладаете всей прелестью и всей добротой цветов, а ваш отец всей их ясностью и мудростью. Но я, стараясь сохранить за собой свою свободу на чистом воздухе в лесу, следую указаниям своей, особенной природы. Пересадите в ваш сад вот этот дикий кустарник, он там погибнет.

-- Нет, Гретхен, скажите лучше прямо, что вы меня ненавидите! - воскликнул Готтлоб. - Уйдемте от нее, госпожа, я вижу, что она не может меня выносить.

-- Постой, Готтлоб, - сказала Гретхен, - не уходите, унося с собой горькое чувство против меня. Слушай, Готтлоб, если бы я когда-нибудь порешила жить в доме под властью мужа, так уж, конечно, выбрала бы твой дом и твою власть. Слышишь, что я говорю? Я избрала бы тебя, потому что ты человек добрый и верный, потому что ты спокойно несешь свой тяжелый труд, как подобает человеческому существу. И вот еще что запомни, Готтлоб. Если Гретхен когда-нибудь переменит свои мысли, и если в то время ты еще не сойдешься с другой, то Гретхен не возьмет никакого другого мужа, кроме тебя. Даю в этом клятву перед богом. Вот все, что я тебе могу сказать, Готтлоб. А теперь дай мне руку и постарайся думать обо мне без горечи и ненависти. А я всегда буду о тебе думать, как о милом брате.

Когда он ушел, Христина попробовала было снова уговаривать Гретхен, но пастушка просила не огорчать ее дальнейшей настойчивостью.

-- Поговорим лучше о вас, моя дорогая фрейлейн, - сказала она ей. - В вас, слава богу, нет моего вздорного и злого нрава, и вы можете быть любимы, как вполне того заслуживаете.

-- Мы еще успеем наговориться, - со смехом ответила Христина. - А что твоя беглая лань?

-- Да все еще не вернулась, - с грустью отвечала Гретхен. - Я целую ночь ее искала и кликала. Нет ее нигде. Она уже много раз убегала, но каждый раз сама приходила назад, а на этот раз она что-то уж очень долго не приходит.

-- Ну ничего, найдется, не тревожься.

-- Уж я и не знаю. Ведь это дикий зверь, не то, что мои козы. Лань родится на воле, ей трудно привыкать к хижине и к человеческому лицу. У нее воля в крови. В этом она похожа на меня, и я именно за это ее больше всего любила...

Гретхен вдруг остановилась, вся содрогнулась, вскочила на ноги и стояла охваченная страхом.

-- Что с тобой? - спросила Христина.

-- Разве вы ничего не слышали?

-- А что?

-- Выстрел.

-- Я не слышала.

-- А я слышала, и на меня это так подействовало, как будто выстрелили прямо в меня. Что если это в мою лань стреляли!..

-- Ну полно, успокойся. Ты хотела говорить что-то обо мне. Ну и давай говорить обо мне.

Это напоминание о том, что она должна говорить о Христине, сразу успокоило Гретхен. Она села на землю и, подняв на Христину глаза, полные любви и нежности, сказала ей:

-- О, хорошо, давайте говорить о вас. Я каждый день разговариваю о вас со своими цветами.

-- Слушай, Гретхен, - ответила Христина с некоторым замешательством, - ты, что же, в самом деле думаешь, что цветы говорят тебе что-то?

-- Вы спрашиваете, верю ли я в цветы? - ответила Гретхен, причем глаза ее засверкали, и лицо осветилось вдохновением. - Я не только верю в них, но положительно убеждена. Да и зачем цветы стали бы мне говорить неправду? Нет на свете ничего вернее. Наука о языке растений самая древняя. Она идет с востока и родилась в самые первобытные времена, когда еще люди были так просты и так чисты, что бог удостаивал их своими беседами. Моя мать умела читать мысли трав и научила меня этому, а сама научилась, в свою очередь, от своей матери. А вы разве не веруете в цветы? А доказательством тому, что они говорят правду, служит предсказание, что вы полюбите г-на Юлиуса.

-- Они ошибаются! - с живостью сказала Христина.

-- Вы не верите? А между тем, они сказали мне, что г-н Юлиус любит вас.

-- В самом деле? - сказала Христина. - Ну хорошо, я хочу этому верить. Давай посмотрим вместе, что говорят цветы.

-- Вот они, я принесла вам целую копну, - сказала Гретхен, показывая на огромный пук цветов. - О чем же мы будем их спрашивать?

-- Я и хотела вам сказать кое-что об этих двух молодых людях.

-- Что же?

-- Посмотрите. Вот эти цветы собраны сегодня утром до зари. Вот и спросим их. Я знаю заранее, что они ответят, потому что я их спрашивала об этом уже тринадцать раз, и они каждый раз давали один и тот же ответ.

-- Какой?

-- Сейчас увидите.

Она встала, подняла с земли свежую траву, разложила ее на гладком гранитном камне, поросшем мхом, составляя из них какую-то таинственную фигуру, сообразуясь при этом со временем, когда они были сорваны и с местом, откуда они взяты.

Потом она устремила на них глубокий взгляд, и, как бы совсем забывая о присутствии Христины и все более и более погружаясь в экстазное созерцание, она медленным, почти торжественным голосом говорила:

-- Да, травы все говорят тому, кто умеет их понимать. У людей есть книги, и они записывают свои мысли буквами. Божья книга это природа, и божьи мысли начертаны в ней растениями. Только надо уметь ее читать. Моя мать научила меня этому.

Ее лицо омрачилось.

-- Все те же слова! - пробормотала она. - Тот, который всегда там, где его не ждут, грозит бедствием. Зачем я его привела! Да и другой... Не принесет ли он тоже несчастье? А бедная девушка уже любит его.

-- Нет! - перебила ее Христина. - Твои цветы злые.

-- А он, - продолжала Гретхен, не слушая Христину, - как он любит Христину!

-- Какой же цветок сказал это? - с живостью спросила Христина. - Вот эта мальва? Какая она хорошенькая!

Гретхен, поглощенная своим гаданием, продолжала:

-- Оба молоды, оба любят друг друга, оба хорошие. Вот из-за этого они и будут несчастливы. И каждый раз один и тот же ответ. Но вот что необычно!..

-- Что? - с беспокойством спросила Христина.

-- Раньше этого еще не было, я не видела. Вот тут я вижу, что они соединились, но их союз прерывается и при том очень быстро, почти тотчас же. Но вот что странно: их разъединяет не смерть, и они продолжают любить друг друга. Они живут одинокие, живут так долгие годы, на большом расстоянии один от другого, живут, словно чужие. Что бы это могло обозначать?

И она боязливо склонилась над цветами. В это время между ней и солнцем появилась какая-то тень и легла на разложенные ею цветы. Обе девушки быстро обернулись. Перед ними стоял Самуил. Он сделал вид, что глубоко изумлен, увидав перед собой Христину.

Гретхен вся затрепетала. Самуил продолжал:

-- Я уверен, что очень тяжело ранил животное. Я дам Гретхен фридрихсдорф, если она найдет то место, где оно свалилось.

-- А оно побежало в сторону ущелья Дьявола.

-- Ну, что я вам говорила! - крикнула Гретхен Христине.

И она помчалась, как стрела. Самуил с удивлением посмотрел ей вслед.

-- Черт возьми, - подумал он, - мне удалось остаться наедине с Христиной легче, чем я надеялся.