Ущелье дьявола.
Глава тридцать четвертая. Два обязательства

Глава тридцать четвертая
Два обязательства

Юлиус вздрогнул, побледнел и встал с места.

-- Как, Христина, тебя оскорбили, и ты ничего мне не говорила? Разве не моя обязанность защищать тебя? Что такое она говорит, Самуил?

Взгляд, который он при этом устремил на Самуила сверкал, как сталь.

-- Предоставим ей самой объясниться, - ответил Самуил примирительным тоном.

И его взгляд тоже сделался холоден, как сталь. Христина видела, как эти два взгляда скрестились между собой. И ей показалось, что взгляд Самуила, как острая шпага, пронизал Юлиуса насквозь. Она бросилась на шею мужа, словно стремясь защитить его.

-- Говори, - резко и порывисто сказал ей Юлиус. - Что произошло?

-- Ничего, - сказала она, разражаясь рыданиями.

-- Но что ты хотела сказать? Что именно случилось? Какие факты?

-- Нет у меня никаких фактов, Юлиус. Во мне говорит простой инстинкт.

-- Он ничего не сделал тебе? - настаивал Юлиус.

-- Ничего, - ответила она.

-- Ничего не сказал?

Она вновь ответила: - Ничего.

-- Так что же ты говоришь? - возразил Юлиус, очень довольный тем, что ему нет причины нарушать своей дружбы с Самуилом.

Самуил улыбался.

Христина вытерла слезы и, немного помолчав, сказала:

-- Не будем больше говорить об этом. Ты сейчас сказал мне много разумного. Ты жаловался на свое одиночество, и ты был прав. Человек с твоими достоинствами должен жить среди людей. Жить одним только сердцем годится только для женщин. Но я буду уметь любить тебя. Я не хочу поглотить всего тебя! Я не хочу ничего от тебя отнять такого, чем ты можешь служить людям! Не будем навеки хоронить себя в этом замке. Будем приезжать сюда, когда тебе захочется, когда ты будешь ощущать желание отдохнуть. Поедем в Берлин, во Франкфурт, туда, где ты можешь применять твои высшие способности, туда, где тебя будут так ценить, как здесь тебя любят.

-- Но, моя милая крошка, - сказал Юлиус, обнимая ее, что скажет мой отец, который нам подарил этот замок, если наши поступки будут иметь такой вид, как будто бы мы пренебрегаем его подарком?

одушевлена. Ты, может быть, с сожалением вспоминаешь о ней. Нет ничего легче, как завести квартиру в городе. Ты можешь снова погрузиться в свои занятия, будешь видаться с прежними товарищами, участвовать в их пирушках, заниматься в университетской библиотеке.

-- Это невозможно, моя милая. Как же я буду вести студенческую жизнь, имея жену и ребенка?

-- Ты мне во всем отказываешь, Юлиус, - сказала Христина со слезами на глазах.

Самуил, стоящий в отдалении, подошел к ним и сказал:

-- Юлиус прав, сударыня. Бургграф Эбербах никак не может вновь сделаться студентом, и Ландек не может явиться в Гейдельберг. Но не хотите ли, чтобы Гейдельберг пришел в Ландек.

-- Что ты хочешь сказать? - спросил Юлиус.

-- Я хочу сказать, что твоя супруга могущественнее самого Магомета, и что гора приближается к ней.

-- Я вас не понимаю, - сказала Христина. Самуил ответил ей важно и торжественно:

-- Сударыня, я хочу вам доказать, что я весь к вашим услугам. Вы высказали два желания: первое, чтобы Юлиус время от времени видел вокруг себя всю - и серьезную, и радостную - сутолоку университетской жизни. Прекрасно. Через три дня университет будет перенесен в окрестности этого замка.

-- Вот тебе раз! Это что еще за шутки? - сказал Юлиус.

-- Без всяких шуток, - ответил Самуил. - Ты увидишь. Другая просьба, с которой вы обратились к Юлиусу, сударыня, касалась меня. Вы не выносите моего присутствия и желали бы меня удалить. Ну что же, вы и в этом будете удовлетворены. Если не ошибаюсь, ваша комната рядом с этим кабинетом. Будьте добры, пройдите туда на минутку.

Он открыл дверь. Христина прошла в комнату, и он вошел вслед за ней.

-- А мне нельзя с вами? - смеясь, спросил Юлиус.

-- Отчего же нет, иди, - сказал Самуил. Юлиус вошел вслед за ними.

Самуил подвел Христину к стене и сказал ей:

-- Вы видите это панно, сударыня? На нем изображен, как видите, император, и у него в правой руке держава. Может случиться, что вам придет нужда видеть меня...

Христина сделала невольный жест.

-- О, боже мой, кто же знает? - возразил Самуил. - Никогда нельзя отрицать возможной случайности. Ну, одним словом, если я когда-нибудь зачем-нибудь вам понадоблюсь, то вам следует сделать вот что. Вы подойдете к этому панно и надавите пальцем на державу, которая в руке у императора. Этот шар имеет сообщение с пружиной, а пружина с колокольчиком. Я услышу звон этого колокольчика, и где бы я ни был: близко ли, далеко ли, через сутки, если я буду далеко, и немедленно, если я буду близко, я явлюсь на ваш призыв. Но до тех пор - покорнейше прошу вас это заметить - до тех пор, пока вы меня не позовете сами этим способом, вы меня никогда не увидите. Даю вам честное слово.

Христина несколько мгновений стояла ошеломленная. Затем, обратясь к Юлиусу, она сказала ему:

-- Ну, что ты на это скажешь, Юлиус? Разве тебя нисколько не удивляет то, что г-н Гельб знает твой дом лучше, чем ты сам, что он до такой степени здесь хозяин?

Самуил ответил на это:

-- Эту тайну как раз я разъяснял Юлиусу в ту самую минуту, когда вы вошли к нему в комнату. Простите меня, я не мог сказать вам, в чем тут дело. Тут секрет, и секрет этот не принадлежит мне, я могу его доверить только одному Юлиусу. Надеюсь, что за этим исключением, я во всем прочем доставил вам полное удовлетворение.

-- Да, милостивый государь, - сказала Христина, - и хотя между вашими словами и вашими действиями есть кое-какое противоречие, я все-таки верю вашему слову.

"Макбет", придет к вам. А меня вы не увидите до тех пор, пока не надавите пружину.

Самуил проводил ее до дверей и в высшей степени вежливо поклонился ей. На этот раз она отдала ему поклон не с таким отвращением, как раньше. Она, помимо своей воли, была заинтригована обещаниями этого странного человека.

Самуил некоторое время прислушивался к ее удаляющимся шагам, потом вернулся к Юлиусу.

-- Ну, теперь пойдем к тебе в кабинет, - сказал он. - Там у нас приняты все предосторожности, чтобы никто не мог подслушать. Нам предстоит поговорить об очень важных вещах.