Роман женщины.
Часть вторая.
Глава V

V

-- Не желаешь ли ты сойти в залу? - спросила графиня, видя, что Мари совершенно успокоилась.

-- Нет; я желала бы провести весь вечер с Клементиною.

-- Хочешь видеть отца?

-- Это было бы всего лучше.

-- Де Брион, без сомнения, скоро уедет, и тогда граф будет свободен.

-- Добрая, милая маман, пойдите, успокойте его, - сказала Мари, обнимая графиню, - и извините меня перед де Брионом, - продолжала она, взглянув на Клементину.

-- С удовольствием, - отвечала графиня, не подозревавшая настоящей причины болезненного припадка своей дочери.

-- Скажи мне, - вскричала Мари, бросаясь в объятия своей подруги, едва только графиня заперла за собою дверь, - скажи мне, ты не сердишься на меня?

-- Сердиться на тебя? За что? За то, что ты любишь де Бриона? Напротив, я рада этому, потому что и он тебя любит.

-- Ты заметила его любовь, убеждена ли ты в ней?

-- Вспомни, я давно тебе говорила.

-- Правда, - отвечала Мари, протягивая ей руку, - ты больше чем добра, ты прозорлива; у тебя такое прекрасное сердце, что ты можешь угадывать поступки других. И за это-то я хочу, чтоб и ты была счастлива; я и де Брион - мы найдем тебе мужа.

-- Ты говоришь так, как будто ты уже стала женою де Бриона.

-- А разве эта мечта...

-- Которая едва не превратилась в действительность для твоей подруги; но ты хорошо сделала, что предупредила меня вовремя. А какое бы печальное соединение вышло бы для нас обоих. Как бы я надоела бедняжке де Бриону, но зато я была бы супруга пэра.

-- Признайся, ты жалеешь...

-- Если б я не жалела, тогда бы не было с моей стороны никакой жертвы, а теперь я могу гордиться, что принесла ее, могу сказать себе - ты мне обязана своим счастьем...

-- И еще счастьем целой жизни, если хочешь знать, - досказала Мари, - ибо только теперь я понимаю, что оно именно зависело от этого брака.

-- Уверена ли ты в этом? В наши годы так легко поддаются первому движению сердца, и как часто тужат потом, отдавши всю жизнь чувству, которое не было истинным. Что, если ты почувствуешь когда-нибудь, что ты не любишь де Бриона?..

-- О, этого нечего опасаться! Я люблю его, добрая Клементина. Никто до него не смущал ни мой покой, ни мою мысль; никто до него не мог возбудить во мне даже минутной ненависти к тебе...

-- Так ты ненавидела меня? Дитя! Когда надо было быть только откровеннее.

-- Что же делать? Я думала, что он не любит меня; но в день вашей свадьбы, я, кажется, умерла бы с отчаяния.

-- А что скажет твой отец, он, который так был доволен тем, что устроил мою судьбу?

-- Напротив, мне кажется лучше предупредить его и открыть ему настоящий ход дел, особенно после того, что говорила мне графиня.

-- Подожди еще немного; тем более, я недавно говорила ему, что ни за что с ним не расстанусь.

-- Твой отец, милая Мари, как ты мне и сама говорила, много и откровенно толковал с тобою о твоей будущности. Он тебе самой вверил свое счастье, он предоставил тебе самой выбрать себе человека, будучи уверен, что такое благородное сердце, как твое, не может обмануться, - и потому-то он будет рад и счастлив, когда узнает о твоих чувствах.

-- Не сомневаюсь, но тогда все в доме узнают о моих чувствах к де Бриону и тотчас же заговорят о свадьбе. Вот почему теперь, когда у меня нет более соперницы, мне хотелось бы сохранить тайну еще на некоторое время, я говорю тайну, потому что уверена в тебе. Мне хотелось, чтобы де Брион, в любви которого я не сомневаюсь, не знал бы, что я разделяю его чувства. Я хочу противопоставить политику девушки политике государственного человека. Мне хочется увидеть, как этот дипломат, читающий так легко в сердцах людей и угадывающий судьбу народов, прочтет в моей душе дорогое ему слово. Я хочу восторжествовать над его честолюбием; говорят, впрочем, что это сильная и возвышенная страсть, когда им движет благородное сердце. Я хочу заставить его забыть и его труд, и его цель, и его расчеты, и его теории, - все эти подмостки, на которые взмостилась его жизнь и в прочность которых он так непоколебимо верит. Помнишь ли ты наши вечерние разговоры, помнишь, с какою уверенностью он говорил нам о своем будущем значении в политическом мире? Казалось, хоть он и не высказывал этого ясно, что он считает за ничто всякое движение сердца, которому приписывает весьма слабое влияние на действия и жизнь мужчины. Я хочу наказать его за такое надменное высокомудрие. Я хочу - потому что чувствую себя сильнее него в этой игре. К тому же, ты уверяешь меня в его любви...

-- И готова еще уверять, - отвечала, смеясь, Клементина.

-- Я хочу заставить его предложить мне все жертвы; я хочу обратить в Тирсиса этого Талейрана и потом опять предоставить ему всякую свободу действий. О, каким торжеством было бы для меня, когда бы я могла сказать: де Брион, наш юный пэр, наш славный деятель на поприще политики, оставляет палату, уединяется в долины Швейцарии со своей женой, с молоденькой 17-летней женщиной, довольно скромной, довольно наивной, довольно сентиментальной... Невесело было бы тебе слышать подобные толки.

-- Почему нет, особенно когда бы прибавили к этому: это бедной Клементине Дюбоа должна быть обязана Мари д'Ерми.

-- Вот этот-то долг я уже и забыла. О, какой эгоизм лежит в основании счастья! Знай же, - прибавила Мари, - мне кажется, нетрудно исполнить желаемое. Де Брион под этой корой политических занятий таит почти девичью чувствительность. Говоря со мною о своей матери, он плакал - и потому, я уверена, он больше, чем кто-либо другой, умеет и может любить, тем более, что еще до сих пор никому не удавалось возбудить в нем привязанности. Доказательством тому служит эта, так сказать, жадность, с которою он спешил усвоить себе привычку к нашему обществу. Ты видела его на охоте, в первый день нашего знакомства? Он скорее походил на ребенка... ты будешь у меня на свадьбе?

-- О, когда она будет назначена, я буду уже у мадам Дюверне.

-- Так что ж, я поеду венчаться в Дре.

-- Вот выдумала!

-- Что же тут необыкновенного? Напротив, это желание так естественно, потому что имеет основанием справедливую благодарность и приятный для исполнения долг.

-- А какой эффект произведет в Дре твоя свадьба! Какую честь ты сделаешь пансиону мадам Дюверне.

-- Да, жизнь - довольно счастливая выдумка, милая Клементина.

-- Этого, однако, ты вчера не говорила...

-- Зато начиная с сегодня, не перестану повторять...

-- Дай Бог, чтобы это так было, добрая Мари; но я-то теперь за кого выйду?

-- Будь покойна, мы найдем тебе жениха.

В эту минуту кто-то постучался в дверь.

-- Будем говорить о тряпках, - сказала Мари. - Это мой отец. Войдите! - вскричала она нежным голосом.

-- Бедное дитя мое, ты была нездорова?

-- Это уже прошло.

-- Слышал, и говорят еще, что Клементина тебя вылечила.

-- Да, - отвечала Мари, - но отчего вы пришли так поздно?

-- И то едва дождался, пока де Брион уехал.

-- И что же важного он говорил вам?

-- Ничего; он беспокоился о тебе; он говорил, что он изучал медицину, и предлагал свои услуги; он спрашивал, узнавал, что могло расстроить тебя; и говорил мне то, - продолжал граф, - что только светский человек может сказать отцу в подобном случае.

-- Но вы успокоили его?

-- Конечно, но это все-таки не помешает ему прийти завтра рано узнать о твоем здоровье.

Граф пристально смотрел в глаза дочери, которая, взглянув на Клементину, покраснела и не сказала ни слова. Граф сел возле ее кровати и взял ее руку. Вскоре пришла и графиня. Барон тоже на этот раз был допущен в спальню молодой девушки, и разговор, сделавшись общим, продолжался недолго.

-- Мне нужно поговорить с вами, - сказал граф шепотом Клементине, целуя ее, - встаньте завтра пораньше.

-- С удовольствием, граф, - отвечала она, - в 8 часов я буду в саду.

Мари не могла слышать этого разговора.

-- Признайся, ты хорошо заснешь в эту ночь, - сказала ей Клементина, лишь только они остались одни.

Вместо ответа Мари крепко обняла свою подругу, и они расстались.

Утром Клементина, верная своему слову, стараясь угадать предмет предстоящего разговора с графом, отправилась на место свидания. Граф, сопровождаемый своими любимыми собаками, уже ждал ее.

-- Вот и я, граф, - сказала молодая девушка, взяв его за руку.

-- Как вы точны, милое дитя! - воскликнул он. - Теперь мы поговорим о весьма серьезном деле. Графиня, вероятно, передала вам... - начал граф отеческим тоном, взяв нежную руку девушки.

-- О, я знаю теперь, что хотите сказать мне, - прервала Клементина, - вы хотите говорить о моем браке с Эмануилом. Я не согласна, потому что решительно не люблю его и думаю, что и он тоже не любит меня.

-- Только по этой причине? Но поклянитесь, что вы искренни!

-- Это смотря по тому, чем я должна клясться.

-- Вы ангел! Но тем не менее, бесполезно скрывать от меня правду; я знаю, что Мари любит де Бриона, и он влюблен в нее.

-- Откуда вы это знаете?

-- Я это заметил на другой же день знакомства с Эмануилом, я знал, что это непременно случится, и вот уже две недели, как я признаю это действительным фактом.

-- В таком случае я вас не понимаю, - сказала Клементина, - зачем же вы сватали меня де Бриону; разве вы не хотите, чтоб он сделался мужем вашей дочери?

-- Напротив, я этого пламенно желаю.

-- И чтоб объяснить вам все, - продолжал граф, - я просил у вас этого разговора. Я знал, что Мари любит де Бриона, знал, что он отвечает ей тем же чувством; но в то же время я знал, что они никогда не выскажут друг другу своих взаимных чувств, ибо наш великий политик в делах сердца наивнее каждого ребенка, и, конечно же, Мари не могла заговорить с ним первая. А между тем мы скоро возвратимся в Париж, где свидания их, конечно, сделаются гораздо реже. Я думал и теперь еще думаю об их браке; я уверен, Эмануил сделает Мари счастливою; и потому приискивал все средства, чтобы заставить наших влюбленных высказаться. Теперь вам понятно, милое дитя?

-- Как нельзя лучше.

-- Я посоветовал Эмануилу сделать предложение вам... Он, не будучи уверен в ее любви, и, не отдавая, быть может, себе отчета в своих собственных чувствах, принял мое предложение; но когда я убедился, что этого не могло случиться, я просил графиню, которая и до сих пор еще считает де Бриона влюбленным в вас, поговорить с вами. Я знал, что, несмотря на данное вами обещание хранить этот разговор в тайне, вы передадите его Мари, которая, услыхав такую новость, перестанет скрытничать. Она и теперь не высказалась; но вчерашний день открыл мне все, а волнение де Бриона, при ее внезапном нерасположении, доказало мне, что я и в нем не ошибся. Видя Мари развеселившуюся к вечеру, я понял, что или она призналась вам, или, угадав истину, вы отказались от предложения.

-- Все это правда. О, как вы дальновидны...

-- Оттого, что я люблю Мари более всего на свете.

-- Ну, а если б я была влюблена в де Бриона? - спросила, смеясь, Клементина.

-- Этого не могло быть.

-- Вы и это знали?

-- Да. Теперь, милое дитя, я должен поблагодарить вас за все, что вы сделали для Мари, и сказать, что этой жертвы я никогда не забуду. О, я обязан найти вам хорошую партию, и я найду ее для вас.

-- Пожалуйста, не беспокойтесь об этом; если вы, граф, не найдете для меня ничего, то я сама постараюсь себя устроить.

-- Нужно ли просить не говорить Мари о нашем разговоре?

-- Это будет бесполезно; я передам его.

-- Но перед Эмануилом, графиней и бароном...

-- Я сохраню его в величайшей тайне.

-- Пожалуйста! Счастье, моя добрая Клементина, - такой цветок, который и может распуститься только в тени. Чтобы Мари была счастлива, нужно, чтоб я, вы и она только были бы посвящены в тайну того, что ее ожидает.

-- Будьте покойны, граф, я сумею молчать.

Д'Ерми поцеловал ее вместо ответа.

-- Не хлопочите, это мое дело. Скажите, Мари его очень любит?

-- Она проплакала всю ночь, и вы сами видели, в каком состоянии она была целый день.

-- Как вы думаете, будет ли она счастлива с ним?

-- Я знаю Мари и уверена в ее счастье.

отогнало бы от меня всякое сожаление, если бы даже я его и имела.

-- Что она обещала вам?

-- Что свадьба ее будет в Дре.

-- Будьте же уверены, она сдержит свое обещание.

-- Благодарю, любезный Эмануил, - отвечал граф, пожимая дружески руку молодого пэра, - благодарю; она совершенно здорова, и через некоторое время вы ее увидите.

Де Брион вытащил из кармана платок и отер пот, катившийся по его лицу. Он, как сумасшедший, скакал в замок графа, сделав за 10 минут более полумили. Граф и Клементина посмотрели друг на друга и улыбнулись.