| Автор: | Жаколио Л., год: 1893 |
| Категория: | Роман |
VIII
Кстати подслушанный разговор. - Просьба и любезный ответ. - Три партнера за вистом. - Два письма по городской почте. - "Они уже здесь!" - "Важный момент приближается!" - Уединенный павильон, или "Вас ожидают". - Разговор в одной скромной гостинице.
Ланжале завершал свой туалет, готовясь к балу в Уютном Уголке Лао Тсина и к тайному свиданию с ним наедине, как вдруг услышал через открытое окно разговор на палубе: - Готова ли лодка? - спрашивал кто-то. - Сейчас только пришла с берега, - был ответ.
-- Хорошо! Подавай лестницу!
Ланжале узнал голос одного из офицеров, спешившего также на бал, и бросился наверх - просить его взять с собой. Он догнал офицера уже у самой лестницы и, тронув его за руку, сказал:
-- Извините меня, капитан, за смелость побеспокоить вас моей покорнейшей просьбой: я имею настоятельную нужду отправиться на берег, и чем скорее, тем лучше; так не будете ли вы так добры взять меня с собой?.. Со своей стороны, я мог бы предложить вам место в экипаже, который, я уверен, ждет уже меня на набережной, чтобы отвезти к банкиру: ведь, я полагаю, вы тоже намерены отправиться туда?
-- С большим удовольствием! - ответил вежливо офицер. - Извольте спускаться, я следую за вами!
-- Нет, пожалуйста, капитан, я за вами!
-- Прошу вас не настаивать: вы наш гость, а мы здесь не более как хозяева!
И офицер с той же вежливостью указал ему на лестницу, ведшую в лодку. Ланжале должен был уступить и весело двинулся вниз по лестнице, весьма довольный тем, что успел ускользнуть от глаз "маркиза де Сен-Фюрси", который непременно стал бы инквизиторски допытываться, куда и зачем так спешит его товарищ. Эти допросы приняли бы исполинские размеры, если бы, не воспользовавшись услугой офицера, он обратился к самому командиру с просьбой дать ему лодку. Маэ де Ла Шенэ как раз в эти минуты сидел за вистом, и партнерами его были: его заместитель Люк де Пенарван, который равнодушно смотрел на тиранию голландского сыра, угнетавшего давно уже офицерские желудки, и с которым поэтому "ни о чем серьезном нельзя было говорить", и достопочтенный маркиз де Сен-Фюрси, он же - Гроляр, полицейский высшего ранга и крупного калибра.
Как только лодка, или "китоловка", как называл ее любезный офицер, причалила к набережной, оба ее пассажира тотчас же увидели экипаж Лао Тсина, и Ланжале, садясь в него со своим спутником, сказал кучеру: "Сначала на почтамт!"
Было только шесть часов вечера, и потому он поспешил предварительно на почтамт, чтобы узнать, не пришло ли писем на его имя.
И он не ошибся: чиновник в отделении "до востребования" подал ему два письма, прибавив:
-- По городской почте, милостивый государь, из самой Батавии.
"Итак, они уже здесь! - воскликнул про себя Парижанин. - Но где именно?.. Конечно, об этом я узнаю из писем! Важный момент приближается!"
Получив вежливое предложение не стесняться от своего спутника, Ланжале вскрыл оба письма. Первое заключало в себе всего несколько строк, написанных рукой Бартеса:
Ми уже в Батавии, и ты нас увидишь сегодня на вечере у банкира. Будь осторожен и не подавай никому вида, что знаешь нас.
Второе письмо было от Порника и не содержало ничего особенного, кроме дружеских излияний.
Когда Ланжале и офицер были уже у роскошного подъезда Уютного Уголка, слуга-малаец улучил минуту и шепнул первому:
-- Соблаговолите следовать за мной - вас ожидают...
И он провел Ланжале через сад, который своей относительной темнотой представлял резкий контраст с ярко освещенным дворцом, сверкавшим всевозможными огнями. В павильоне его встретил банкир, поднявшись с канапе, на котором он, по-видимому, отдыхал от дневных хлопот, и радушно протянув ему руку.
В это же самое время в одной из самых скромных гостиниц Батавии сидело пять человек, одетых по-европейски и занятых очень серьезным разговором. Это были Бартес, три его советника-китайца и друг Гастон де Ла Жонкьер.
-- Как хотите, господа, - говорил последний, - а вы поступили неосторожно и даже прямо неблагоразумно: ни в каком случае не следовало вам отпускать на свободу этого парижского сыщика! Я всегда был против такого решения его участи, но вы меня не слушали и не принимали во внимание моих доводов.
-- Покончить с ним и только, - холодно сказал де Ла Жонкьер.
-- То есть отнять у него жизнь, казнить? Но ведь это было бы жестоко!
-- Ба-а, мало ли что! "Война есть война"! Наконец, разве он не готовил вам всем того же, намереваясь предать вас в руки французских властей в Сан-Франциско? Будь он на твоем месте, а ты на его, разве он пощадил бы тебя?.. Иллюзия, милейший мой, излишнее мягкосердие, которое может теперь обратиться во вред тебе! Ведь, например, пронюхай он, что ты в эти минуты сидишь здесь, в этом отеле, он сейчас же нашлет на вас всех голландских жандармов - и вы сегодня же заночуете в арестантских каютах "Бдительного", чтобы завтра утром двинуться в обратный путь, к берегам острова Ну!
его своим вечным пленником, отведя ему особую каюту и содержа его прилично, но только не выпуская его никуда на берег... Словом, надо было сделать его безвредным для себя, что не стоило бы вам никаких особенных трудов и хлопот.
А то - проделывать с ним фарс, отпуская его на свободу, присоединив к нему Ланжале в качестве друга и шпиона! Какая масса ненужных вещей, стеснительных для вас и унизительных отчасти для этого доброго малого, и какая, извините за выражение, глупая комедия, за которую вы можете поплатиться самой серьезной трагедией! Нет, господа, вас нельзя похвалить за это!
-- Довольно! - заключил Бартес. - Что сделано, того не воротишь! Теперь, господа, к Лао Тсину!