| Автор: | Жаколио Л., год: 1893 |
| Категория: | Роман |
XVI
Полицейский, доведенный до "точки кипения". - Пытка тяжелых воспоминаний. - Капитан судна, похожий на кого-то. - О ужас, это он! - Вписывание пассажиров в судовой журнал. - "Для скрепления старой дружбы". - Саранга бодрствует.
Гроляром овладело раздражение при ненавистном имени Порника, и он беспокойно заметался на своей кушетке. Это доставляло видимое наслаждение Ланжале, который с удовольствием наблюдал, как "кипятится полицейская муха", и на этот раз так мало уже стеснялся, беся своего патрона, что последний заметил это и воскликнул:
-- Несчастный, ты заставляешь меня переживать то "чудесное" время, когда я сидел в кутузке на этом проклятом "Иене"! Ты напоминаешь мне про этот подлый чемодан, в который ты втиснул меня и, как тюк, свалил потом на дно лодки! Тебе разве хочется, чтобы я умер в эту минуту, сейчас? Берегись! Не помни я того, что ты рисковал своей жизнью, спасая мою, - я бы ни минуты не потерпел твоего присутствия здесь, раз ты смеешь так хладнокровно говорить об этом Порнике, который стал злым гением моей жизни...
Бедный сыщик отер холодный пот с лица и, успокоившись немного, сказал, понизив голос:
-- И потом, ты заставляешь меня припоминать, как ты тащил меня через эти проклятые земли Мексики, выдавая меня за жителя Южного полюса, едущего изучать европейские нравы и обычаи... и открывать источники Амазонки!
-- Надо же было чем-нибудь жить! - скромно возразил в свое оправдание Парижанин. - Вспомните, терпели ли вы в чем-нибудь нужду во время этого путешествия?
-- Не терпел, конечно, если не считать лягушек, которых ты заставлял меня есть живыми перед глазами изумленных индейцев, объясняя им, что это самое обыкновенное и любимое мое блюдо в моем отечестве, то есть на Южном полюсе. И так было до самого Веракруса, откуда наконец я мог телеграфировать в Париж, прося выслать мне необходимые средства к дальнейшему моему существованию и путешествию!. Но будет об этом! Если ты хочешь жить со мной в мире, не напоминай мне больше никогда об этом негодяе Порнике!
-- Говорите потише! - сказал Ланжале таинственно.
-- Почему? Кто может запретить мне говорить громко, даже кричать, если мне это нравится?
-- Это, видите ли, не совсем удобно по отношению к капитану яхты, которому вы еще не представились, будучи слишком заняты вашим средством против морской болезни.
-- Но теперь ночь, и я отложил эту церемонию на завтра!
-- Так имейте в виду то, что, видите ли... Как бы это вам объяснить?.. Ну, капитан нашей яхты похож как две капли воды на... на...
-- На кого?
-- Вы не догадываетесь?
-- Нет, разумеется!
-- Припомните!
-- Как я могу догадываться, на кого похож человек, которого я еще не видел и вовсе не знаю? Странный ты малый.
-- Ну, так он похож.
-- Не томи меня, пожалуйста, говори прямо!
-- Ну, вот вы опять сердитесь!
-- Опять ты со своими глупыми шутками! Убирайся тогда к черту и оставь меня в покое, так как мне давно пора спать, иначе морская болезнь нападет на меня, - судно ведь давно уже на полном ходу!
-- Он похож... на нашего приятеля Порника! - решился сказать наконец Парижанин.
-- Что ты говоришь? - закричал несчастный, в ужасе вскакивая с кушетки.
-- Я говорю правду! И это сходство так поразительно, что, если это не он, то непременно должен быть его родной брат или кто-нибудь из его близких родственников.
-- Но это невозможно! - воскликнул вконец ошеломленный Гроляр. - Это невозможно, слышишь ли, в противном случае я ни минуты более не останусь здесь!
Мгновенные спазмы сдавили ему горло, и он не мог более ни говорить, ни жестикулировать, глядя растерянно и беспомощно вокруг себя.
Ланжале сжалился над ним и поспешил его утешить:
вам доказательство, что это не он!
-- Да, это доказательство! - вздохнул с некоторым облегчением Гроляр. - И неоспоримое! Ты с ним ведь был очень дружен там, в Нумеа?
-- Как близнец, могу вас уверить! Что приходило мне в голову, то и ему приходило, и можно было подумать, что у нас одна голова на плечах!
-- В таком случае он должен был кинуться к тебе с объятиями, увидев тебя здесь! Стало быть, это не он! - резюмировал значительно успокоенный полицейский сыщик.
-- Тысячу раз вы правы!
-- И это обстоятельство успокаивает меня до такой степени, - заключил "маркиз де Сен-Фюрси", - что я чувствую себя совсем хорошо и не боюсь более морской болезни, которая теперь...
Он не успел закончить своей фразы, как вдруг на палубе раздался хорошо знакомый ему голос, обдавший его холодом с ног до головы:
-- Лейтенант! Судно теперь на полных парах, и вы можете пригласить на палубу всех пассажиров яхты, которых я должен вписать в судовой журнал.
Теперь уже и Ланжале не мог сомневаться: голос был его, Порника, - это было очевидно! Но почему же старый друг и приятель не признал его час тому назад?
-- Чей это голос? - спросил Гроляр, леденея от ужаса. Как полицейский с отлично развитым чутьем, Гроляр был превосходен, но как человек, теряющийся от страха, никуда не годился и нуждался поэтому в посторонней поддержке. Вот почему помощь Ланжале была необходима ему в подобных случаях, - Ланжале, к которому он успел даже привязаться в благодарность за моральную поддержку, которую тот всегда оказывал ему, хотя и трунил над ним бесцеремонно.
-- Порник! - ответил Ланжале, нисколько уже не шутя. - Теперь я больше не сомневаюсь в этом! Пойдемте скорее на палубу, ведь надо представиться ему.
-- Порник! Порник! - бормотал бедный сыщик, едва держась на ногах. - Я пропал!
-- Полноте, бросьте ваши глупости! Пойдемте, - надо повиноваться, если велят идти на палубу: на то ведь и капитан! И чего вы боитесь?
Ланжале помог Гроляру одеться и кое-как повел его на палубу, потому что бедняк дрожал, как в лихорадке, и ни руки, ни ноги не слушались его более.
Порник, в форме капитана фрегата, в присутствии двух своих помощников, известных нам Данео и Пюжоля, уже одетых в форму, несравненный наш Порник обратился к трем пассажирам со следующим довольно строгим вопросом, немилосердно налегая на букву р:
-- Почему вы, господа, не потрррудились пррредствиться мне, вашему капитану, тогда как это ваша прррямая обязанность?!
-- Господин командир, - проговорил Ланжале, - вы тогда заняты были ознакомлением с экипажем и осмотром самого судна, поэтому мы не могли беспокоить вас, зная по опыту, что офицеры этого не любят.
-- Хорошо, милостивый государь, принимаем ваше оправдание. Имя ваше и чин?..
-- Ланжале, офицер морской пехоты.
-- Как вы сказали? - переспросил изумленный Порник.
-- Я сказал: Ланжале, офицер морской пехоты.
И вынув из кармана свой паспорт, Ланжале подал его Порнику, который с не совсем приятной миной взял книжку и стал неловко и нерешительно переворачивать в ней листы (бравый капитан не умел читать).
-- Хорошо! - сказал он наконец. - Возьмите ваши документы, вы будете вписаны.
Пюжоль, самый грамотный среди троих, вписал, по мере умения, имена пассажиров в судовой журнал, причем, когда очередь дошла до Гроляра, Порник сказал ему с громким смехом доброго малого, не помнящего зла:
-- Надеюсь, господин де Сен-Фюрси, что вы перестали сетовать на нас за маленький фарс, который, помните, проделали мы над вашей милостью в одном мексиканском порту?
Услышав, что Порник называет простым фарсом то, что он привык считать ужаснейшим случаем в своей жизни, Гроляр пробормотал несколько невнятных слов, но не посмел не подать руки страшному для него бретонцу, когда тот протянул ему свою.
-- А ты, детина, - обратился затем Порник к Ланжале, награждая его таким ударом по плечу, который впору было снести быку, а не человеку, - если ты посмеешь в другой раз взойти на борт судна, которым командует твой старый товарищ, не заявившись предварительно к нему по-приятельски, то будешь немедленно спущен в люк до самого дна!
не командир, а старый ваш приятель. Пойдемте сейчас же обедать!
Только после полуночи Гроляр, которого Порник "для скрепления старой дружбы" заставил выпить изрядное количество вина, мог ускользнуть наконец в свою каюту, где с величайшим наслаждением растянулся на кушетке, тогда как четверо остальных его собеседников, не будучи более в состоянии подняться с места, свалились - кто прямо на пол, а кто на стол.
Тогда Саранга, незримо наблюдавший за всем происходившим в капитанской каюте, дал свисток. Тотчас же явилась дюжина китайцев-матросов, из которых состоял экипаж яхты, и бережно разнесли господ офицеров по их каютам, после чего поступили под непосредственную команду малайца.
И как раз вовремя, потому что судно уже приближалось к опасным местам, усеянным рифами и подводными скалами.