Воздушные замки молодой девушки

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Воздушные замки молодой девушки (старая орфография)

ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ В. Г. БЕЛИНСКОГО.

Был полдень, солнце со всего силою ударяло своими лучами в стекла чердака; все было тихо, безмолвно, и молодая гризетка снова углубилась, может быть в сотый раз, в один из тех бдящих снов, кои с такою приятностию и наивностию воспеты добрым Лафонтенем.

Сначала она отделила себе от каждой недели по два праздных дня, и в эти два дня, долженствующие украсить её жизнь, она окружала себя всеми удовольствиями, свойственными её возрасту: каждые три месяца покупала новое платье с волнующимся поясом и какою-нибудь прекрасною шалью Терно; разодетая таким образом, отправлялась в Медон на паровом судне и возвращалась не иначе, как очень поздно, не боясь по своем возвращении найдти привратника спящим или получить выговор от матери.

Но через минуту, и новое платье через каждые три месяца, и волнующийся пояс, и паровое судно, и Медон с его прохладною тенью, и эти долгие дни без работы казались ей уже не слишком большою находкою для её пылкого честолюбия. Теперь ей нужно шелковое платье à l'immense garniture, шляпка из итальянской соломы с щегольскими цветами и длинный зеленый вуаль, нужно даже прекрасное коралловое ожерелье, чтобы выказать белизну этой шеи, подобной слоновой кости; и уже, сделавшись важною дамою, наша любезная гризетка решается шить платья только для самой себя и обшивать их только для одной себя этими драгоценными газами, столь благоприятными для прекрасной груди.

Между тем этот пятый этаж, в котором она живет, кажется ей слишком трудным для выхода; эте низкия двери, которых худо сходящияся половинки пропускают сквозь себя каждое дуновение ветра, слишком слабы для того, чтобы защищать столько нарядов: и так прости простая постель и голые стены, украшенные Шарлетскими эстампами, прости славный кусок венецианского зеркала, так искусно вычеканенный по краям, простите неполные томы недоконченного романа, прости все богатство чердака: наша важная дама переменяет квартиру; и вот она тремя этажами ниже и дверьми против дверей жены булочника.

На этот раз у нас две прекрасные комнаты с прекрасною мебелью из орехового дерева, широкое зеркало и просторный шкаф, где скрывается манто, подбитое мехом для зимы. На этот раз мы госпожа своих поступков; через каждые три дня является к нам искусный парикмахер; наконец мы теперь можем во время дня остановиться на досуге перед богатыми магазинами Вивьенской улицы и всею душою погрузиться в созерцание этих прелестных уборов, этих блестящих игрушек; а вечером можем, не страшась, чтобы наша лампа погасла, читать сладкие романы Августа Лафонтеня или бесконечные истории Поль-де-Кока, в которых так удивительно перемешаны между собою солдаты и прелестные приключения в корчмах и ресторациях.

Но на завтра, открывши свои глаза, утомленные продолжительным чтением, молодая девушка примечает, что она уже не может одеваться одна, и что ей непременно нужна горничная искусная, живая, проворная и особенно честная, верная и скромная: и она выбирает молодую крестьянку, отдает ей свои полуизношенные платья и берет на себя удовольствие воспитать ее и показать ей обычаи большого света. Еслиб вы только захотели спросить ее, то она рассказала бы вам вперед малейшия качества, малейшие недостатки своей горничной до несчастного приключения, от которого она была принуждена сослать ее от себя.

Сославши служанку, госпожа догадалась, что слуга-мужчина лучше бы исполнил свою должность. Мужчина сильнее и честнее. Да сверх того это было бы и экономнее: он будет натирать гостиную, заводить часы, служить при столе с белою салфеткою в руке; он будет провожать свою госпожу на улице в двух шагах разстояния; он даже будет называться Контуа, будет носить желтую ливрею с белыми чулками; и когда-нибудь вечерком даст себя застрелить, чтобы спасти свою молодую госпожу в ту минуту, как ее захочет похитить какой-нибудь придворный.

В самом деле, с тех пор, как она живет в улице Риволи в первом этаже большой гостинницы; с тех пор, как у её двери стоит швейцар и как у ней есть туалет из акажу и зеркало в алькове; с тех пор, как госпожа поутру сидит в вышитом пудремантеле прямо против широкого псише, она внушает к себе удивительные привязанности. То старый немецкий господин, прогоняемый её холодностию, удаляется в свои поместья; то молодой французский полковник, приведенный ею в отчаяние, делается королем в Америке; в другое время сам Веллингтон преклоняется к ногам жестокой; но все изъявления любви мало ее трогают; в её голове совсем другие прожекты; она украдкою исчезает через потаенную дверь из своей гостиной, и, оставляя в прихожей толпу обожателей, идет дебютировать на Французском Театре.

ей, что она сотворена для ролей субреток. И вот она изучает свои роли, придумывает себе костюмы, мучит свой ум, чтоб выучиться хорошо выходить на сцену и хорошо говорить. Наконец наступил день её дебюта: у входа в театр давка; с большим трудом может пройти в него она сама, которой удивляться собрался весь Париж; и едва она появилась, едва только начала говорить, как при малейшем её жесте со всех сторон раздается такой сильный гром рукоплесканий, что г. Мишель принужден выйти к публике, чтобы просить ее умерить свои рукоплескания, от которых может разрушиться театр.

Итак, вот она сделалась первою актрисою в Париже. Вся литературная знать окружает ее. Она покровительствует, она исправляет, она хвалит, порицает, она дает обеды. Казимир Делявинь с нею советуется и даже предлагает ей свою руку, от которой она отказывается наотрез. Вскоре ей хочется, чтоб и провинции наслаждались её талантами: она несет их в Бриссель, в Понтуаз. Потом отправляется в Санкт-Петербург; и здесь наконец из приличия соблаговоляет выйти замуж за богатого князя, который делает ее обладательницею огромнейшого имения.

Не знаю, не отправилась ли бы молодая девушка из Санкт-Петербурга к султану, если бы нечаянный шум не прекратил слишком рано этот роман, только-что начатый. Испугавшись, что так мало сделала, бедная девушка снова принялась за свою работу, не подумав ни минуты о единственных благах, кои могли бы быть её уделом - о блаженстве любить и быть любимой.