Линдана и Вальмир
(Старая орфография)

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Линдана и Вальмир

Линдана и Вальмиръ.

Была полночь. У Морфизы ужинало много гостей; въ карты играть перестали. Все женщины въ 40 и въ 50 летъ искали своихъ муфтъ и велели подвозить кареты. Скучные выходили одинъ за другимъ, зная хотя то светское правило, что где не ужинаютъ, тамъ не надобно сидеть долго после ужина. Морфиза благодарила, обнимала, провожала, говорила всякой гостье ласковое слово. Жеркуръ, во время сего волненiя, сиделъ покойно у камина, подле стола, на которомъ онъ два часа игралъ въ Вискъ - сиделъ тутъ для того, что не считалъ за нужное искать другова места; не задумавшись, не съ намеренiемъ, а единственно для покоя. Жеркуръ былъ одинъ изъ техъ ленивыхъ людей, которыхъ сама Натура делаетъ философами: имъ хорошо везде, где не дурно; они безъ всякихъ правилъ Морали любятъ миръ и тишину более всего на свете; не бываютъ коварными для того, что коварство требуетъ деятельности; не знаютъ сильныхъ страстей, и среди общаго волненiя наслаждаются истиннымъ сокровищемъ мудрости: умеренностiю и покоемъ. Не льзя назвать ихъ жизни скучною; нетъ, они могутъ быть забавны и чувствительны по своему. Не терпеть есть уже для нихъ щастiе; думать, не зная о чемъ, отдыхать и не заботиться, кажется имъ живейшимъ удовольствiемъ. Они не хвалятся, не гордятся своею философiею, и следственно бываютъ скромнее обыкновенныхъ философовъ.

Наконецъ Морфиза освободилась отъ хлопотъ, проводила всехъ важныхъ, разсудительныхъ людей, которые не сидятъ до свету, и сердечно обрадовалась, видя у себя только друзей своихъ: прекрасную Линдану, богатую, двадцатилетнюю вдову - Бальмира, страстно влюбленнаго въ Линдану, но съ малою надеждою - и холоднаго Жеркура, который въ то время не имелъ никакой связи. Сели ближе къ камину. Одинъ Жеркуръ не тронулся съ места, сидя на покойныхъ креслахъ и рукою облокотившись на столъ: ему было и такъ очень хорошо!... Сперва поговорили о техъ, которые уехали; но скоро Вальмиръ обратилъ разговоръ на чувствительность. Имея отъ природы пылкую душу, онъ изъяснялся съ великимъ жаромъ и со всею неуверенностiю молодаго человека, который говоритъ о любви при своей любовнице. Морфиза восхищалась, Линдана слушала съ умиленiемъ, Жеркуръ отъ времени до времени улыбался, Вальмиръ, желая еще убедительнее доказать власть любви, разсказывалъ многiе случаи: на примеръ, какъ одинъ любовникъ, въ угожденiе любовнице, былъ шесть летъ немымъ; какъ другой десять летъ выжилъ пустынникомъ, возвратился съ длинною бородою и съ пламеннымъ сердцемъ; какъ третiй, исполняя волю богини своей, долженъ былъ завоевать тронъ и сделался Александромъ отъ любви. Все такiя исторiи прекрасны, сказалъ Жеркуръ: но давно ли это случилось? Сей вопросъ замешалъ романическаго Вальмира, и гордость Линданы оскорбилась насмешкою холоднаго Жеркура. "Конечно, отвечала она съ притворною улыбкою: Жеркуръ правъ. Время любовныхъ чудесъ прошло; мы теперь ничто иное, какъ Царицы, сверженныя съ трона; слава наша состоитъ въ однихъ преданiяхъ древности, въ однихъ воспоминанiяхъ; власть потеряна - и навеки!" Нетъ, вы все царствуете, сказалъ Жеркуръ: но только образъ правленiя сталъ другой..,. Тотъ же, тотъ же! перервалъ съ жаромъ Вальмиръ: онъ былъ и есть деспотической. Женщина, которую люблю, можетъ велеть мне все - и непременно сделаю. - "Вы это думаете, и довольно!" отвечалъ Жеркуръ. Уверенъ, сказалъ Вальмиръ... "Какъ! не уже ли согласитесь на самое необыкновенное доказательство любви?" спросила у него Линдана: "не уже ли все исполните, чего бы она ни потребовала?" -- Желаю только знать волю ея. - "Естьли бы она вамъ сказала: оставьте Францiю; путешествуйте три года; но все это время не пишите ко мне ни слова; наконецъ возвратитесь, и я ваша!"... Ради Бога скажите, шутите вы или нетъ? спросилъ Вальмиръ. - Нетъ, отвечала Линдана съ живостiю и съ тайнымъ удовольствiемъ самолюбiя: нетъ, я говорю; что думаю. - "Вы согласитесь тогда быть моею?" - Клянусь, но единственно съ такимъ условiемъ. Чтобы пожертвовать моею свободою, мне надобны не слова, а доказательства истинной и въ самомъ деле чрезвычайной привязанности. - "Простите; я еду." - Тутъ Линдана, сердечно тронутая, подала руку Вальмиру, который, ставъ на колени, взялъ ее, поцеловалъ, всталъ и хотелъ итти.... Постойте, сказалъ Жеркуръ съ холодностiю, вынувъ карандашъ: запишемъ число, чтобы вы могли возвратиться точно въ назначенный срокъ.... Во время сего страннаго явленiя Морфиза съ удивленiемъ смотрела на двухъ любовниковъ, и слушала ихъ съ такимъ любопытствомъ, которое не дозволяло ей говорить. Жеркуръ написалъ на карте и прочиталъ вслухъ: 28 Генваря 1782 года, въ два часа утра. И такъ, любезной Вальмиръ (сказалъ онъ), мы увидмся съ вами не прежде 1785!.. Такъ, отвечалъ Вальмиръ: но прошу не жалеть обо мне. Уверенiе, съ которымъ еду, сделаетъ для меня и самую разлуку любезною... Тутъ Вальмиръ вспомнилъ о хозяйке, и подошелъ къ Морфизе, которая обняла его съ некоторымъ восторгомъ. Линдана пленялась славою иметь любовника, напоминающаго своею привязанностiю времена рыцарей. Вальмиръ гордился величiемъ роли своей; надеялся сделать себя безсмертнымъ, и думалъ, что примеръ его будетъ новою эпохою въ летописяхъ любви. Питаясь такими лестными мыслями, онъ съ живейшимъ удовольствiемъ разстался на три года съ любовницею и съ друзьями, и побежалъ изъ комнаты, сказавъ, что прежде разсвета будетъ уже на пути въ Англiю. Когда онъ ушелъ, Линдана вынула платокъ и закрыла имъ себе глаза на несколько минутъ. Морфиза осыпала ее жестокими укоризнами и хотела, чтобы она воротила страстнаго и великодушнаго Вальмира. Линдана объявила торжественно, что ни для чего въ свете не переменитъ слова; и будучи умна, говоря прiятно, съ такимъ искусствомъ оправдывала свое тиранство въ разсужденiи беднаго Вальмира, такъ хорошо разсуждала объ истинной любви, о достоинстве женщинъ, о своихъ чувствахъ, что Морфиза (которая не могла споритъ съ нею, и даже понимать ее) наконецъ согласилась и сердечно удивлялась ей, Линдана взглядывала между темъ на безмолвнаго Жеркура, чтобы видеть, какое действiе производитъ въ немъ ея красноречiе; но къ досаде своей увидела, что онъ засыпаетъ. Ударило пять часовъ, и Линдана встала. Морфиза обрадовалась, потому что она уже минутъ сорокъ съ великимъ трудомъ удерживала зевоту, которая душила ее. Что касается до Жеркура, то онъ съ сожаленiемъ разстался съ покойными своими креслами. Какъ, вы уже едете! сказалъ онъ съ холоднымъ и безпечнымъ видомъ Линдане, подавая ей руку. Морфиза засмеялась. Линдана шутила надъ нимъ съ некоторою досадою. Жеркуръ отвечалъ съ прiятностiю - и такимъ образомъ разстались.

Жеркуръ былъ самымъ моднымъ человекомъ въ свете, и темъ более нравился, что имелъ въ себе много отменнаго; не искалъ въ женщинахъ, и не льстилъ имъ; деятельная роля щастливаго Адониса не соглашалась съ его характеромъ, и леность делала его постояннымъ. Вступивъ въ светъ, онъ привязался къ одной женщине, не за умъ и красоту ея, а для того, что видался съ нею чаще, нежели съ другими. Связь ихъ продолжалась десять летъ, и разорвалась только смертiю. Женщины, которыя хотятъ быть предметомъ обожанiя, редко находятъ такое постоянство въ страстныхъ любовникахъ. Жеркуръ мало тужилъ о своей любовнице, но въ два года не подумалъ еще искать другой. Хотя онъ же былъ способенъ къ сильнымъ чувствамъ, однакожь любезная женщина могла тронуть его, по крайней мере на несколько времени, и тогда обыкновенная холодность его давала темъ более цены и любезности сему неожидаемому чувству, выражаемому просто, мало и безъ всякихъ романическихъ излишностей. Живость ума его равнялась съ неподвижностiю его характера: это странное соединенiе делало Жеркура еще забавнее и прiятнее въ обхожденiи. Случай и некоторыя обстоятельства познакомили его съ Морфизою; онъ любилъ ея общество, хотя все те, которые составляли его, были несогласны съ нимъ въ разсужденiи характера. Морфиза при ограниченномъ уме всему удивлялась, всегда обожала Линдана не уступала ему въ живости романическихъ идей. Овдовевъ въ самой цветущей молодости, съ редкою красотою, съ богатствомъ и съ непорочнымъ именемъ, она была предметомъ общаго вниманiя. Женщины подобны завоевателямъ: великiе успехи возвышаютъ ихъ гордость. Линдана хотела быть любимою до чрезмерности и темъ славиться. Всегдашняя лесть испортила ея отъ природы нежное сердце, и неумеренныя похвалы сделали неумеренными ея требованiя. Обыкновенныя женщины верятъ только отчасти, когда ихъ хвалятъ, но славныя умомъ или красотою бываютъ хотя гораздо равнодушнее къ похвале, но удивительны своимъ легковерiемъ; оне слушаютъ ее холодно, однакожь ни мало не сомневаются въ ея искренности; не пленяются лестiю, а между темъ къ стыду своему не чувствуютъ ее. Гордость у самыхъ умныхъ людей отнимаетъ тонкое чувство и проницательность. Скромность не обманывается, потому что она и въ своемъ деле безпристрастна. Вальмиръ более другихъ занималъ Линдану; рыцарскiя идеи его ответствовали ея понятiю о совершенномъ любовнике. Она не была влюблена въ него, но часто объ немъ думала и гордилась его страстiю. Вальмиръ дозволялъ себе надеяться: другой съ меньшею основательностiю бываетъ даже уверенъ въ своемъ щастiи. Сама Линдана вместъ съ нимъ обманывалась. Прiехавъ отъ Морфизы домой въ шестомъ часу утра, она была такъ растрогана, въ такомъ волненiи, что не могла лечь на постелю, выслала девку свою, забылась и просидела на креслахъ до восхожденiя солнца, представляя себе Вальмира влюбленнымъ Геробмъ и радуясь всего более мыслiю, что такая жертва удивитъ светъ! Какая слава! какое торжество быть любимою столь безмерно, и еще въ осьмомъ надесять веке... Она въ тоже время воображала и холоднаго Жеркура... мудрено ли? онъ досадилъ ей. "Нечувствительной Жеркуръ (мыслила Линдана) не поверитъ никогда, чтобы любовникъ могъ жертвовать всемъ предмету страсти своей. Съ какимъ равнодушiемъ онъ слушалъ Вальмира! даже ни мало не удивился! и конечно не думаетъ, чтобы Вальмиръ въ самомъ деле уехалъ!... Холодное сердце не понимаетъ такой любви.... Жалъ! потому что Жеркуръ уменъ, прiятенъ и даже любезенъ.... Но я должна думать о Вальмире, должна имъ однимъ заниматься''.... Эта последняя мысль заставила вздохнуть Линдану.

Въ девять часовъ она послала человека къ Вальмиру. Ей сказали въ ответъ, что онъ въ семь уехалъ въ Англiю. Бедной Вальмиръ, думала Линдана: что скажетъ теперь Жеркуръ?.. Мне хочется увидеться съ нимъ, чтобы радоваться его удивленiю.

Въ 12 часовъ она села въ карету, поехала къ Морфизе и нашла ее въ восторге отъ Вальмирова письма - следующаго содержанiя:

"Черезъ несколько минутъ я поеду, исполнивъ прiятную для меня должность - должность уверить васъ, милостивая государыня, въ моей благодарной, почтительной и нежной привязанности. Я начну свое путешествiе съ Англiи, и пробуду тамъ 6 или 7 месяцевъ; оттуда поеду въ Италiю, въ Сицилiю, въ Грещю, а наконецъ въ Гишпанiю. Еще повторю вамъ: не жалейте обо мне! Она сказала: черезъ три года ваша!.. Боже мой! Линдана будетъ моя!.. Ахъ! вы знаете, что я за несколько часовъ передъ темъ не хотелъ верить утешенiямъ великодушной дружбы вашей! не имелъ надежды! Судите, что долженъ теперь чувствовать! Чего стоитъ такое щастiе?.. Она запретила мне писать къ ней и говорить о моей любви во все время разлуки; исполню ея повеленiе, и впредь не буду въ письмахъ своихъ упоминать о Линдане. Но мне конечно дозволено приписать ей журналъ моего путешествiя, который черезъ три, года повергну къ ногамъ ея. Она увидитъ, что мое сердце ею одною занималось во время ссылки моей! Всякой день буду говорить съ Линданою: сколько томовъ могу написать! Ей некогда вручу ихъ... Долговременная разлука безъ сомненiя горестна; но въ эту минуту чувствую одно блаженство, думаю единственно о томъ, что она дала мне слово быть моею. Эта восхитительная мысль не есть ли награда за все жертвы и горести?... Простите, милостивая государыня! Коляска моя готова. Спешу ехать, то есть повиноваться ей. Мне кажется, что, удаляясь отъ Парижа, я буду приближаться къ цели моего благополучiя. Вы увидите 28 Генваря 1785 году щастливейшаго изъ смертныхъ и самаго искреннейшаго изъ друзей вашихъ."

Бедной Вальмиръ! сказала Линдана: любезной молодой человекъ! Это письмо очень мило. Сделайте одолженiе, любезной другъ, покажите его Жеркуру. - Онъ не достоинъ того, отвечала Морфиза съ важнымъ видомъ: однакожь прочту ему, чтобы устыдить его. Ахъ, милой другъ! какъ должны трогать васъ нежныя Вальмировы чувства! - "Они трогаютъ меня несказанно." - Какъ украсится ими журналъ его! Это будетъ истинное чувствительное путешествiе. - "И безъ сомненiя не хуже Йорикова." - Онъ более другихъ имеетъ право говорить о любви; страсть его не мнимая, любовница не вымышленная, какъ у модныхъ путешественниковъ. - "Я заставлю его напечатать свой журналъ." - Онъ будетъ милою, единственною книгою. Однакожъ знаете ли, любезная Линдана, что онъ уехалъ не бывъ въ Версалiи, не видавъ Министровъ и не взявъ отпуска? - "Это прекрасно." - Онъ думалъ только о васъ, фортуна, честолюбiе, самая пристойность имъ забыты. - "Вотъ верное доказательство истинной страсти! Что скажетъ объ этомъ Жеркуръ?" - И все нынешнiе молодые люди, ветреные и холодные? - "Такъ надобно быть любимою. Женщина, довольная слабымъ чувствомъ, теряетъ свое достоинство." - Ахъ! какъ выдаютъ насъ замужъ! На примеръ, мне выбрали супруга любезнаго и благоразумнаго, которой ни въ чемъ не отнимаетъ у меня воли и ведетъ себя прекрасно; для всехъ обыкновенныхъ людей я щастлива; но... съ моею чувствительностiю, съ моимъ сердцемъ такого щастiя мало; мне хотелось бы любить съ хотелось бы эфирнаго слiянiя сердецъ, возможнаго только за пределами обыкновенной светской любви {Это выраженiе взято изъ одного моднаго романа, говоритъ Авторъ.}... Станемъ говорить о Вальмире. Надобно, чтобы бы, милая Линдана, теперь же поехали въ Версалiю и выпросили ему у Министра отпускъ, черезъ Герцогиню Д **. - "Поеду сiю минуту, и возвращусь къ вамъ ужинать."

Морфиза остановила Линдану, уговаривая ее написать несколько строкъ къ Вальмиру - "въ первый и въ последнiй разъ," сказала она: "онъ стоитъ того, чтобы вы письменно подтвердили ваше обязательство." Линдана согласилась; написала, и торжественно повторила свое обещанiе, но запретила ему отвечать. Она поехала въ Версалiю, увиделась съ друзьями своими и за тайну, разсказала имъ, что сделалъ для нее Вальмиръ. Друзья удивлялись, хвалили его съ жаромъ, растрогались, и выпросили для Вальмира дозволенiе путешествовать. Съ сего дня онъ сделался Героемъ чувствительныхъ женщинъ, которыя тогда составляли уже некотораго роду секту; говорили много о дружбе, о любви и достоинстве женскаго полу; имели особенной, страстной языкъ; оставляли другимъ, обыкновеннымъ женщинамъ кроткiя, умеренныя склонности, прiятность невинности и робости, превосходя самыхъ мущинъ въ твердости, силе характера и философiи. Линдана не могла еще равняться съ ними, однакожь имела щастливое къ тому, расположенiе, которое подавало надежду, что она съ помощiю некоторыхъ книгъ и примеровъ не отстанетъ отъ другихъ Героинь въ семъ роде. Въ девять часовъ вечера Линдана съ торжествомъ возвратилась изъ Версалiи. Морфиза любила всегда театральныя явленiя, и, какъ скоро отворились двери, бросилась на встречу къ Линдане, пробежала мимо всехъ гостей своихъ, схватила ее за руку, отвела къ окну, и задыхавшись спрашивала: что? что?.. Линдана тихонько отвечала на все ея вопросы, и разговоръ ихъ продолжался до самаго того времени, какъ поставили кушанье. Не смотря на всю занимательность сего таинственнаго разговора, Линдана приметила, что Жеркуръ въ комнате, и что онъ смотритъ на нее. Женщины умеютъ глядеть въ сторону, не поворачивая головы. Природа справедливо наградила симъ особеннымъ дарованiемъ техъ, которыя не должны никогда смотреть пристально, и которыя часто обязаны потуплять глаза въ землю.

Пошли въ столовую. Жеркуръ предложилъ руку Линдане, которая удивилась, какъ будто бы не видавъ его прежде. Сiя маленькая хитрость есть не притворство, а неумышленное движенiе въ женщинахъ, хотящихъ закрыть темъ невольную склонность, иногда отъ самихъ себя, по скромности или гордости. Оне показываютъ, будто не приметили человека, котораго искали глазами входя бъ комнату, и котораго безъ сомненiя прежде всехъ увидели.

Сели за столъ - Жеркуръ подле Линданы. Было много людей, и когда разговоръ сделался общимъ, Линдана начала тихонько говорить съ Жеркуромъ о письме Вальмировомъ. Онъ уже читалъ его. Что-жь вы скажете? спросила она: видите ли, что сильныя страсти бываютъ, и даже въ - И вижу и нетъ, отвечалъ Жеркуръ. - "Можно ли?" - Естьли, на примеръ, Вальмиръ любитъ путешествiе, а вы, наскучивъ его исканiемъ, обрадовались этому случаю освободишься отъ него: то все геройство исчезаетъ. - "Вы чуднымъ образомъ изъясняете вещи." - Всего чуднее было бы для меня то, чтобы вы въ самомъ деле любили Вальмира. - "Чуднее? какая странная мысль! Я была бы очень неблагодарна, естьли бы не любила его." - Любовь не раждается никогда отъ должности. Не достоинство, а взоръ вселяетъ ее: вотъ тайна и прелесть любви! - "Вы сами сочинили это правило; однакожь могу вамъ сказать искренно, что сердце мое привязано къ Вальмиру." - А я съ своей стороны уверенъ, чтобы не имеете къ нему любви. - "Это прекрасно! какъ, я не люблю Вальмира?" - Ни мало. - "Не по тому ли, что разсталась съ нимъ на три года?" - Признаюсь, что это обстоятельство совсемъ не кажется мне трогательнымъ доказательствомъ любви. - "Оно и не есть доказательство; но любя я хочу быть любимою." - Онъ уверялъ васъ въ страсти своей? - "Что же?" - Можно ли после того сомневаться, когда любишь? - "Вы хотите, чтобы мы верили одному слову?" - Не я, а любовь того хочетъ, когда она подлинно действуетъ въ сердце. - "Я не сомневалась въ его искренности, а хотела только уверишься опытомъ въ его постоянстве." - Опытомъ! самая дружба не смеетъ его требовать, а любовь еще нежнее. - "Я буду радоватьѵся его жертвою и гордиться мыслiю, что онъ заслужилъ предпочтенiе." - Вы не будете иметь удовольствiя отдать себя; Вальмиръ купитъ руку вашу трехлетнею скукою. - "Онъ не будетъ такъ думать." - А вы сами можете ли не упрекать себя? разве любовь есть торгъ? - "Не торгъ; но всякое чувство требуетъ уверенiя." - Кто любитъ, тотъ веритъ. - "И такъ я кажусь вамъ виноватою?" - Естьли вы любите, то не понимаю васъ. - - Тутъ Жеркуръ долженъ былъ отвечать другимъ, и разговоръ пресекся, оставивъ глубокое впечатленiе въ сердце Линданы. Жеркуръ не только не хвалилъ, но еще осуждалъ ее! не находилъ въ ней чувствительности, и думаетъ о любви совсемъ иначе! Не смотря на Жеркурову холодность, она внутренно отдавала справедливость его здравому сужденiю. Какъ! мыслила Линдана: не уже ли романическое воображенiе еще далее отъ любви, нежели и самое равнодушiе? Онъ удивляетъ меня своимъ хладнокровiемъ, она скучала и на все досадовала. Обыкновенныя разсужденiя о чувствительности въ доме у Морфизы уже совсемъ не занимали ее; она брала въ нихъ участiе единственно изъ благопристойности.

Наконецъ Жеркуръ возвратился, и снова оживилъ ее; однакожь Линдана переменила тонъ свой; говорила уже просто, безъ всякихъ мудростей, и даже съ некоторымъ видомъ робости, которой въ ней прежде никогда не бывало; она колебалась въ своихъ мненiяхъ; не верила самой себе; досадовала, безпокоилась... мучительное состоянiе для человека, которой привыкъ властвовать и все решить! Несколько дней Линдана не могла говорить съ Жеркуромъ; и когда нашелся случай, не смела имъ пользоваться. Жеркуръ не упоминалъ о Вальмире; говорилъ о постороннихъ вещахъ, но веселее и прiятнее обыкновеннаго. Линдана въ грусти и задумчивости не умела быть любезною; чувствовала свою неловкость и досадовала. На другой день занемогла нервною слабостiю, о пульсе, и зналъ женщинъ гораздо лучше, нежели Медицину. Другой, обыкновенной Медикъ сказалъ бы Линдане просто и грубо, что она здорова; но ученой Бордо вынулъ часы съ секундами, устремилъ глаза на стрелку, взялъ руку, которую больная протянула ему съ томностiю, нагнулъ голову, съ видомъ величайшаго вниманiя стоялъ неподвижно долее десяти минутъ, и считалъ бiенiя пульса. Наконецъ, вышедши изъ своего глубокомыслiя, сказалъ: "такъ, причина болезни есть моральная!"... Надлежало согласиться, когда пульсъ открылъ истину; самолюбiя?" Линдана сама не знала. Женщины никогда не хотятъ знать того, въ чемъ оне еще не признались себе откровенно. Это избавляетъ отъ труда бороться съ собою; а когда сердце заговоритъ уже такъ громко, что не льзя будетъ не слыхать его, тогда ты скажемъ; теперь уже не время ему противиться!

Однажды Линдана прiехала къ Морфизе ввечеру и нашла у нее Жеркура вместе съ тремя или четырмя мущинами. Говорили съ живостiю и спорили. Морфиза, но своему обыкновенiю, утверждала съ великимъ жаромъ противное здравому смыслу. Въ такихъ случаяхъ другiе не опровергали ее, для того, что не 'слушали. Она повторяла, кричала, выходила изъ силъ, и въ заключенiе говорила, что ея. мненiе справедливо, ибо никто въ самомъ деле не могъ опровергнуть его. - "Ахъ, милая Линдана! какъ я вамъ рада!" сказала она, увидевъ ее: "здесь споръ и шумъ; никто не хочетъ слушать. Вы должны привести насъ въ разсудокъ. Жеркуръ въ нынешнiй вечеръ совершенно снялъ съ себя маску; онъ утверждаетъ величайшiя странности, и".... Не знаю, что вамъ кажется страннымъ, отвечалъ Жеркуръ: говорили о древнихъ рыцаряхъ; я хвалю ихъ геройство, великодушiе, любовь и дружбу; думаю только, что ныне мы не можемъ подражать имъ, естьли снова не впадемъ въ варварство.... "Я уверена, что можемъ!" перервала Морфиза.... Надобно согласиться (продолжалъ Жеркуръ), что верные рыцари безъ великаго труда хранили верность свою. Они молчали или говорили только о войне; не знали прелести ума, Искусствъ, талантовъ. Воскресите Амадиса въ Париже; велите ему три месяца заниматься спектаклями, балами; велите ему здесь ужинать... желайте ему нравиться... (это слово было сказано Линдане)... и наконецъ спросите у него, думаетъ ли онъ безпрестанно о богине души своей?... Тутъ опять все начали говорить, кроме Линданы и Жеркура, который всегда молчалъ во время споровъ, и думалъ о другомъ, естьли споръ не занималъ его. Удивленный безмолвiемъ Линданы, онъ взглянулъ на нее: она закраснелась, и потупила глаза въ землю. Жеркуръ всталъ, подошелъ къ ней, облокотился на каминъ, и сказалъ тихонько: "Не правда ли, что предки наши не имели идеи о той любезности и прелести разума, которая всего более трогаетъ сердце?.... Вы не хотите говорить; не хотите согласиться со мною?".... Разве не довольно того, чтобы слушать васъ? съ живостiю отвечала Линдана.... Для светскихъ людей, которые умеютъ замечать все нежныя оттенки страстей и чувствъ, скрываемыхъ въ сердце, одно слово открываетъ иногда душу. Краска, замешательство, выразительный взоръ, въ не бываютъ верными знаками; но вместе, и съ такими словами, которыя легко можно растолковать въ пользу онъ былъ тронутъ, но скрылъ свою чувствительность. Мущины въ обхожденiи съ ветреными кокетками славятся такою проницательностiю и не таятъ догадки своей, зная, что надобно пользоваться щастливою минутою; напротивъ того не хотятъ разуметь первой нескромности добродетельныхъ женщинъ: оне могли бы испугаться и преодолеть склонность; надобно имъ дать время запутаться въ сетяхъ. Эта хитрость есть похвала для женщины; тайный любовникъ боится ея гордости,

Линдана, видя равнодушное спокойствiе Жеркура, сама вышла изъ замешательства. Тутъ Морфиза начала говоришь съ нимъ. Вижу, что вы делаете, сказала она засмеявшись: вамъ хочется обольстить Линдану. - "Нимало," отвечала Линдана: "онъ и не думаетъ объ этомъ!" Тутъ вошли другiе гости, и разговоръ сделался общимъ.

За ужиномъ Жеркуръ не селъ рядомъ съ Линданою, которая была не весела м задумчива. После ужина хозяйка вздумала ехать въ маскарадъ съ Жеркуромъ и Линданою. Морфизе было уже 54 года, но она все еще безъ памяти любила сего роду забавы, для того, что славилась такъ называемымъ маскараднымъ остроумiемъ, славу свою.

Когда все гости уехали, хозяйка надела большую маску, Линдана капотъ, Жеркуръ черную домину, и во второмъ часу прiехали въ маскарадъ. Морфиза съ обыкновенною своею живостiю говорила со всеми масками; но скоро одна голубая домина обратила на себя все ея вниманiе - Морфиза подала ей руку, оставила товарищтей, и скрылась въ толпе. Линдана устала, села и спросила у Жеркура, любитъ ли онъ то, что называютъ маскараднымъ умомъ. "Я люблю умъ ежедневной, отвечалъ онъ, и не могу терпеть того, которой противенъ скромности и тихости, столь любезнымъ въ женщине. Не говорю уже объ этомъ странномъ писке, несносномъ для меня въ маскарадныхъ разговорахъ; такой голосъ сделалъ бы и самыя любезныя слова непрiятности" - И такъ вы никогда не влюблялись въ маскараде? - "Напротивъ, я разлюбилъ въ немъ многихъ женщинъ, которыхъ находилъ въ свете милыми." - Я никогда уже съ вами не поеду въ маскарадъ. - - Это слово, сказанное съ величайшимъ простосердечiемъ (naïveté) тронуло Жеркура, хотя онъ притворно засмеялся и оказалъ: "Вотъ действiе маски! вы, обыкновенно не любя ни надъ кемъ смеяться, вздумали шутить надо мною!" - Это шутка? - "Не знаю; мне известно единственно то, что живо чувствовать действiе любезности есть иногда нещастiе." - Ахъ! я уверена, что излишняя чувствительность не потревожитъ никогда вашего спокойствiя! "Естьли вы такъ думаете, то не перемените никогда вашихъ мыслей." - По чему же? - "По тому что я никогда не вздумаю уверять васъ въ противномъ." - Конечно; что вамъ нужды! - "Что мне нужды? требуете ли отъ меня совершенной искренности? Я могу молчать; но никогда не скажу вамъ неправды; никогда не дозволю себе притворства" - Это правда; надобно согласиться, что вы не любите притворяться. - "Следственно вы мне поверите?" - Всегда. - "Какая польза?" - Разве совершенная доверенность для "Ваша доверенность? нетъ, я не требую ее. Что вы мне скажете новаго? разве чувства ваши мне неизвестны?" - И такъ я напрасно буду желать дружбы вашей? - "Совершенно напрасно!" - Я не ожидала такого ответа. - "Естьли будете меня спрашивать, то услышите еще много неожидаемаго." - Вы не хотите быть другомъ моимъ? - "По крайней мере не могу сделаться имъ скоро; мне надобно много, много времени; и можетъ быть никогда бы не успелъ въ этомъ намеренiи. Дозволите ли спросишь, отъ чего вы краснеетесь?" - Какъ! по чему вы это знаете? - "Не уже ли думаете, что эта несносная маска можетъ скрыть отъ меня лицо ваше? Нетъ, я вижу его."...

Въ сiю минуту явилась Морфиза съ незнакомою своею маскою, осипнувъ отъ крику и хромая отъ усталости; она села подле Линданы, а незнакомецъ стоялъ передъ нею. "Я привела къ вамъ самую любезнейшую маску," сказала Морфиза: "незнакомецъ наговорилъ мне чудеса; я никакъ не могу узнашь его." - Не мудрено, сказалъ тихонько Жеркуръ Линдане: онъ редко бываетъ въ хорошихъ домахъ, и Морфиза верно никогда не встречалась съ нимъ. Это Дюваль, глупецъ и нахалъ. - Онъ еще не успелъ договорить, когда Морфиза начала упрашивать Линдану, чтобы она вступила въ разговоръ съ голубою доминою. "Это редкой умъ," примолвила Морфиза: "что слово, то эпиграмма," Второй портретъ не могъ истребить въ мысляхъ Линданы впечатленiй перваго. Сверхъ того, досадуя, что ей помешали говорить съ Жеркуроиъ, она совсемъ не расположена была слушать маскарадныхъ шутокъ. Дюваль, видавъ ее въ спектакляхъ, узналъ Линдану, не смотря на маску, и началъ осыпать ея красоту глупыми похвалами, которыя она приняла сухо. Онъ разсердился, вздумалъ говорить о Вальмировомъ путешествiи и шутить очень грубо. Линдана не удостоила его ответа. Дюваль продолжалъ. Тутъ Жеркуръ снялъ съ себя маску и взглянулъ на него сурово, не говоря ни слова. Это испугало Линдану. Пойдемъ-те, сказала она, и встала, взявъ Жеркура за руку, какъ будто бы для того, чтобы удержать его. Увидимся ли мы? спросилъ Дюваль у Жеркура, который, вместо ответа, пожалъ его руку и отворотился. Линдана хотела ехать: Морфиза согласилась, будучи въ крайнемъ замешательстве отъ худаго успеха своей голубой долины. Линдана досадовала и боялась; однакожь, не видя подле себя Дюваля, успокоилась. Жеркуръ проводилъ ихъ до, кареты, и сказалъ, что уедетъ за ними же. Линдана худо провела ночь, и въ восемь часовъ утра послала человека къ Жеркуру, будто бы за книгами, которыя онъ обещалъ ей. Слуга возвратился съ ответомъ, что Жеркуръ упалъ съ лошади и вывихнулъ себе ногу... "Боже мой!" воскликнула Линдана, залившись слезами: "онъ верно раненъ на поединке!...Что будетъ со мною?"....

Линдана велела заложить карету и поскакала къ Морфизе, чтобы вместе съ нею ехать къ Жеркуру. "Мы причиною его поединка (сказала она): можетъ быть онъ умираетъ!... Гнусной Дюваль! бедной Жеркуръ!"... Между темъ, какъ Линдана сердечно терзалась, бедная Морфиза, пораженная симъ трагическимъ случаемъ, также плакала и спешила одеваться. Какъ скоро она была готова, Линдана бросилась изъ комнаты... и черезъ десять минутъ карета ихъ остановилась передъ Жеркуровымъ домомъ. Позвали камердинера: онъ за тайну сказалъ имъ, что Жеркуръ въ самомъ деле былъ на поединке и раненъ тяжело въ бокъ; но что лекарь не считаетъ раны опасною. Линдана велела сказать больному, что оне прiедутъ къ нему, какъ скоро онъ встанетъ съ постели. Возвратясь домой, она хотела непременно видеть лекаря; онъ уверилъ ее, что нетъ ни малейшей опасности, но что Жеркура должно оставить въ покое недели на две. Линдана во все это время не выезжала ни куда; всякое утро осведомлялась о Жеркуровомъ здоровьи, а ввечеру ездила сама разспрашивать камердинера. Жеркуръ написалъ къ ней две коротенькiя записки, изъявляя ей благодарность за участiе.

мечтать объ ней на свободе. Слова выражаютъ идеи, но не могутъ выразить глубокихъ и сильныхъ чувствъ; изображенiе ихъ будетъ только слабымъ переводомъ. Любовь подобна добродетели: мы всего более наслаждаемся ею внутренно. Съ какимъ восхищенiемъ Линдана думала о последнемъ разговоре своемъ съ Жеркуромъ!... успокоенная въ разсужденiи его здоровья, какъ радовалась и гордилась она мыслiю, что онъ дрался за нее!.. "За меня (думала Линдана) текла его кровь - и для чего? чтобы наказать за грубую насмешку надъ Вальмиромъ! Онъ думаетъ, что я люблю его, и не дозволяетъ, чтобы милой мне человекъ былъ униженъ! Великодушной Жеркуръ!.. а его называютъ нечувствительнымъ!.. Ахъ! Какъ я ненавижу теперь романы воображенiя и безумныя страсти! Когда любовь есть только изступленiе, можетъ ли она продолжиться? Безразсудные восторги, которые пугаютъ боязливую нежность, стоятъ-ли милаго, кроткаго услажденiя души, спокойной въ чувствахъ любви истинной и разсудительной? - Но... Боже мой, я осмеливаюсь наконецъ говорить съ сердцемъ своимъ! осмеливаюсь чувствовать первую, единственную мою любовь! Люблю Жеркура, а торжественно обещала руку свою другому! Безразсудность заставила меня показывать склонность, которой не было въ сердце моемъ! Могу ли отпереться, не сдержать слова, остыдить себя со всехъ сторонъ? оскорбить, раздражить Вальмира и видеть еще поединокъ? Эта мысль ужасна.... Однакожь, естьли въ самомъ деле Жеркуръ любитъ меня, естьли не обманываюсь, то могу быть только его любовь научитъ меня, какъ поступить."

Такимъ образомъ все любовники, опираясь на некоторыя мнимыя правила чувствительности, дозволяютъ себе надеяться. Черезъ две недели Линдана въ сильномъ сердечномъ волненiи поехала съ Морфизою къ Жеркуру, и нашла его на креслахъ. Онъ принялъ ихъ съ любезностiю умнаго светскаго человека, но просто, и не хотелъ видеть замешательства Линданы. Она говорила мало; но глаза ея, наполненные слезами, несколько разъ встретились съ его глазами, и сердце ея было довольно ихъ умильнымъ выраженiемъ - Какъ скоро Жеркуръ могъ выехать, онъ прежде всехъ хотелъ видеть Линдану. У нее были гости: она утешилась мыслiю, что ввечеру найдетъ его у Морфизы. Надежда обманула ее: Жеркуръ встретился съ однимъ прiятелемъ, который ехалъ въ Фонтенбло, и уговорилъ его ехать туда же, обещая вместе съ ними возвратиться дней черезъ пять. Сговорчивость была его любезною слабостiю. Онъ нашелъ въ Фонтенбло Дворъ, веселое общество и, вместо пяти дней, пробылъ тамъ месяцъ, всякой день думая ехать. Это долговременное отсутствiе чрезмерно оскорбило Линдану, которая заключила, что онъ не любитъ ее, и старалась мыслить о Вальмире. Безпрестанно твердя, что онъ единственно достоинъ руки и сердца ея, она сочла себя въ томъ уверенною; однакожь тихонько плакала и худела. Жеркуръ, возвратясь въ Парижъ, нашелъ ее отменно бледною, и смотрелъ на Линдану такъ умильно, что она забыла свое намеренiе обходиться съ нимъ холодно. Между темъ, положивъ ехать къ водамъ въ Спа, не хотела передумать, и сказала о томъ Жеркуру, которой ни мало не старался удержать ее, и далъ ей чувствовать, что самъ туда будетъ. {Лабрюеръ.}. Линдана, не довольствуясь темъ, еще извиняла Жеркура, и даже, более и более о томъ думая, обратила его безпечность въ благоразумiе, нежность и великодушiе. Онъ не угадывалъ ея тайной склонности, а зналъ обязательства съ Вальмиромъ: уважалъ ихъ и жертвовалъ собою ея щастiю и доброму имени... Сколько причинъ любить его более! Однакожь, не смотря на твердость великодушiя, любовь торжествуетъ: сердце влечетъ Жеркура въ следъ за Линданою; онъ едетъ въ Спа.... Съ этою мыслiю какъ весело было собираться въ дорогу?

Линдана поехала въ Мае, и наняла въ Спа прекрасной домикъ, котораго окна были на Литтихскую дорогу: съ этой стороны прiезжали все изъ Францiи.

Величайшее удовольствiе въ любви есть верное ожиданiе; надежды съ подлиннымъ щастiемъ. Воображенiе теряетъ силу свою въ действительномъ наслажденiи:, но сколь украшаетъ оно все, чего ожидаемъ! Линдана всякое утро и вечеръ ездила гулять верхомъ по Литтихской дороге, и все кареты вдали производили въ ея сердце живейшее чувство. Она ехала скорее на встречу, и хотя съ прискорбiемъ видела холодныя, незнакомыя лица, однакожь думала только: это еще не онъ! и смотрела опять впередъ. Въ шесть часовъ утра ей подавали списокъ всемъ прiехавшимъ: Линдана находила только имена незнакомыя или чуждыя для сердца; но она имела удовольствiе надеяться, что найдетъ между ими его впечатленiю, котораго онъ еще не имелъ, и которымъ должно было ему наслаждаться въ ея присутствiи. Однимъ словомъ, живописныя окрестности Спа украшались для нее любовiю; воображенiе заранее давало имъ такую прелесть, которая еще живее прелести воспоминанiя. Мы говоримъ печально: опъ былъ здесь! но съ живою радостiю мыслимъ: онъ тутъ будетъ!

Между темъ время проходило, а Жеркуръ не ехалъ. Черезъ месяцъ Линдана стала грустить; безпокойство скоро увеличивается въ сердце; "Онъ никогда не любилъ меня, думала Линдана, а я не могу разлюбить его! вижу наконецъ холодность его характера? и все еще люблю! Живость и пламенные восторги Вальмировой страсти не могли тронуть меня. Этотъ языкъ книжной любви, романическiя мысли, лесть и все чрезмерности стали мне даже противны съ того времени, какъ я узнала Жеркура. Онъ забываетъ меня; но когда видитъ, тогда предпочитаетъ другимъ. Жеркуръ такъ справедливъ и кротокъ; имеетъ такiя нежныя идеи, и такъ прiятно выражаетъ ихъ. Естьли бъ я не разставалась съ нимъ, то могла бы имъ быть довольна.... Довольна такимъ слабымъ чувствомъ?.. Что нужды, когда онъ не можетъ любить сильнее?"

Въ другiя минуты оскорбленная Линдана клялась забыть Жеркура и сдержать слово, данное Вальмиру. Она часто слышала объ немъ отъ Англичанъ, прiезжавшихъ изъ Лондона. Его хвалили; сказывали, что онъ безпрестанно говоритъ объ ней, и въ великой меланхолiи. Наконецъ досада, самолюбiе и признательность заставили Линдану не думать более о Жеркуре, или по крайней мере, решиться на то. Чтобы утвердишься въ семъ намеренiи, она вздумала путешествовать, и возвратилась въ Парижъ уже зимою. На другой день своего прiезда Линдана ужинала съ Жеркуромъ у Морфизы, давъ себе слово обойтись съ нимъ очень холодно; но онъ встретилъ ее съ видомъ такой искренней радости, что она не могла быть холодною. Всегда долее показываютъ сердце на людей, которые бываютъ въ замешательстве отъ вины своей; они сами въ ней признаются - и вместо того, чтобы темъ удовольствоваться, мы любимъ продолжать действiе ихъ раскаянiя. Другiе, приводя въ замешательство, сами чувствуютъ его, и холодеютъ къ человеку, съ которымъ имъ быть не ловко. Но люди, не думающiе о вине своей, скорее мирятся, естьли они милы и прiятны; ихъ безпечность похожа на доверенность любви; и мы не разъ забываемъ имъ за то даже благодеянiя. Жеркуръ началъ говоришь о Спа. "Ну конечно пожалели обо мне, сказалъ онъ, что я не могъ быть тамъ" - и гордая, взыскательная Линдана не требовала дальнейшаго оправданiя. Сильная любовь переменяетъ характеръ, какъ въ хорошемъ, такъ и въ дурномъ смысле, смотря по ея выгодамъ; она не истребляетъ пороковъ, но усыпляетъ ихъ Жеркуръ сталъ бы деятеленъ, естьли бы онъ могъ любить такъ, какъ былъ любимъ.

Линдана мало по малу возвратила ему всю прежнюю власть его надъ нею. Не было точнаго изъясненiя, но они казались сердечно согласными. Жеркуръ чувствовалъ, что ему надобно еще долгое время соблюдать уваженiе къ ея известному обязательству съ Вальмиромъ; онъ хотелъ лучше въ безмолвiи победить сомненiя Линданы, нежели опровергать ихъ разсудкомъ. Жеркуръ судилъ объ ней по своему характеру,

Въ конце зимы Морфиза купила сельской домъ въ тридцати миляхъ отъ Парижа и решилась прожить тамъ шесть месяцевъ. Уговорились, что Линдана поедетъ съ нею, что Жеркуръ явится къ нимъ первое Іюня, и возвратится въ Парижъ не прежде осени. Съ начале весны оне поехали, и нашли старинной замокъ, окруженный болотами; но Линдана, въ ожиданiи Жеркура, хвалила безъ памяти место и виды. Всякой, кто молодъ и чувствителенъ, любитъ уединенiе или по-крайней мере образъ его; не думая отказаться отъ людей и даже не забывая света, мы любимъ тогда бранить светскiя забавы и презирать ихъ.... месяца три; считаемъ себя философами, отъ того, что живемъ въ готическомъ сельскомъ доме, не сидимъ двухъ часовъ за туалетомъ, гуляемъ только въ поле или въ лесу, и не ездимъ ни въ Оперу, ни въ Комедiю. Эта философiя, весьма не похожая на философiю зрелыхъ летъ, исчезаетъ вместе съ весною и съ прекрасными днями; зима истребляетъ и следы ея! Линдана съ нетерпенiемъ ожидала, чтобы Май кончился. Настало первое Іюня: она проснулась на разсвете, чтобы ранее начать такой любезной день; и когда сошла въ гостиную комнату, то все удивились ея красоте и милому убору; въ глазахъ у нее сiяло что-то совсемъ не обыкновенное!... Но она ждала Жеркура только къ вечеру. После обеда Линдана съ великимъ трудомъ согласилась итти гулять - онъ могъ прiехать въ это время!... жаловалась на сильной жаръ, на пыль, на камни - хромала - и въ семь часовъ возвратились домой. Еще никого не было. Но въ девятомъ часу услышали хлопанье бичей: Линдана вздрогнула и покраснела. Скачетъ карета, взъезжаетъ на мостъ, останавливается у крыльца. Лошади ржутъ, дворныя собаки лаютъ, и горничныя моськи отвечаютъ имъ; двери коридора съ великимъ стукомъ отворяются... Морфиза, безъ намеренiя и безъ всякой нужды, встаетъ, переходитъ съ места на место; мужъ ея спешитъ на встречу къ Жеркуру.... Черезъ минуту слышенъ стукъ въ другой комнате; идутъ люди. У Линданы бьется, волнуется сердце, "Я прiехала къ тебе, милая, на две недели (сказала она хозяйке), вопервыхъ для того, чтобы видеться съ тобою, а вовторыхъ и за темъ, чтобы извинить Жеркура. Я одна помешала ему, сдержать слово и прiехать сегодни. После все разскажу тебе" (примолвила она съ таинственнымъ видомъ).... Какъ? Жеркуръ не будетъ? спросила Морфиза. - Будетъ черезъ неделю, то есть въ Воскресенье поутру," отвечала Мелинда. Я уже не могу верить ему, сказала хозяйка. - "О! будьте уверены. Отвечаю, что онъ явится здесь въ Воскресенье часу въ девятомъ утра." - Да изъясни намъ, для чего ты помешала ему прiехать къ намъ? - - Тутъ Мелинда начала шептать Морфизе, которая, любя всякiя тайны, слушала ее съ великимъ вниманiемъ, и наконецъ сказала вслухъ: "это очень трогательно!" Мелинда села. стали играть въ карты. Новая гостья съ хозяйкою черезъ полчаса ушли въ кабинетъ и просидели такъ до ужина. Между темъ нещастная Линдана въ жестокой досаде своей нашла удивительную твердость; сердце дало ей силы; она считала себя такъ несносно оскорбленною, что горесть казалась ей униженiемъ. Линдана села играть въ карты; говорила, улыбалась, и лицо ея для глазъ наблюдателя изображало одну гордость. Довольная симъ опытомъ твердости, она еще более укрепилась за ужиномъ; несколько разъ начинала говорить съ Мелиндою; произнесла даже имя Жеркура.... ушла въ обыкновенный часъ, разделась; но чувствуя невозможность скоро заснуть, велела поставить на столъ свечу и читала до пяти часовъ утра. Тутъ благодетельный сонъ закрылъ глаза ея. Въ девять часовъ она проснулась, и вся гордость исчезла... Линдана вообразила Жеркура съ Мелиндою, и залилась слезами; однакожь могла скрыть горесть свою, которую умножила Морфиза, давая ей чувствовать, что Жеркуръ и Мелинда любятъ другъ друга.

На третiй день Линдана, получивъ письма, выдумала целую исторiю, и нашла способъ совершенно уверить Морфизу, что ей надобно ехать въ Парижъ дней черезъ пять. Осьмое Іюня, завтракая съ хозяйкою, она велела закладывать карету. Вдругъ Мелинда вошла съ торжествующимъ видомъ и сказала: "Видите ли, что я могу ручаться за Жеркура? Сiю минуту прiехалъ его слуга и говоритъ, что онъ самъ будетъ къ обеду. Какъ Жеркуру не сдержать вернаго слова, мне даннаго?" - Сiя Жеркурова точность въ разсужденiи Мелииды еще более раздражила Линдану: она спешила проститься, села въ карету и велела постильйонамъ ехать какъ можно скорее. Еще не отъехали пяти миль, какъ имъ встретилась двуместная Англiйская карета... Линдана узнала Жеркуровъ экипажъ. Онъ виделъ уже передоваго слугу ея; велелъ остановиться, выскочилъ, - подошелъ и сказалъ Линдане: "какъ! вы едете въ Парижъ?" - Такъ, государь мой! отвечала она сухо. "Постильйоны! назадъ!" закричалъ онъ. Линдана вздрогнула и спросила уже совсемъ другимъ голосомъ: "что это значитъ?" - "Вы одне, сударыня; вамъ надобно ехать ввечеру черезъ опасной лесъ: дозвольте мне проводить васъ до Парижа"... Это было сказано при служанке, сидевшей въ карете, и Линдана догадалась, что опасной лесъ "Я напишу къ нимъ съ первой почты. Дозволите ли мне сесть съ вами?" - Линдана отвечала только движенiемъ головы. Жеркуръ отворилъ дверцу, и съ покойнымъ видомъ селъ подле Розалiи, напротивъ Линданы. Такимъ образомъ въ одну минуту онъ оправдался, и воскресилъ радость и доверенность въ чувствительномъ сердце Линданы. Они оба были растроганы и молчали. Розалiя, чрезмерно боязливая, начала спрашивать объ ужасномъ лесе. Жеркуръ отвечалъ ей, что въ немъ еще не давно зарезали двухъ человекъ. - "Которые ехали въ карете?" - Да, въ Англiйской четвероместной; въ такой же, какъ ваша, - "Боже мой! какой страхъ! какой ужасъ!" - Что принадлежитъ до меня (сказала Линдана, смотря на Жеркура), то я совершенно теперь покойна. - Тутъ кареты остановились; стали переменять лошадей. Линдана вышла, села въ маленькомъ садике, и будучи одна съ Жеркуромъ, сказала ему: "Боже мой! что подумаетъ Морфиза?" - Признаюсь, отвечалъ Жеркуръ, что я не много увеличилъ опасность Бондiйскаго леса; однакожь правда то, что не давно ограбили тамъ человека. Вы поедете лесомъ въ темную ночь, съ однимъ слугою; это въ самомъ деле неосторожно. Я отпишу Морфизе все такъ просто, что она не вообразитъ ничего романическаго; и сверхъ того дамъ ей слово возвратиться къ ней черезъ неделю: чего однакожь не сделаю, естьли вы останетесь въ Париже. - "Ахъ, Жеркуръ! какъ я вамъ благодарна!" - Вы огорчите меня, естьли удивитесь этому. Я только для васъ ехалъ къ Морфизе: что мне тамъ делать, когда вы будете въ городе? - "Однакожь Мелинда"... что такое? - "Вы для нее оставались въ Париже." - Какъ? разве она не сказала, для чего? - "Сказала за великую тайну одной Морфизе." - Тайны совсемъ нетъ; однакожь я виноватъ въ томъ, что не написалъ къ вамъ, зная характеръ ея, имея къ вамъ доверенность, надеялся, что вы будете иметь ее и ко мне. - "Ахъ, теперь готова верить вамъ во всемъ!" - "Я могъ въ важномъ деле услужить брату Мелинды, пожертвовалъ дружбе осьми днями щастiя, и думалъ: Линдана будетъ за то довольна мною!" Тутъ она заплакала... О Жеркуръ! сказала Линдана: я виновата, и боюсь, чтобы любовь ваша ко мне не уменьшилась!... Можно ли, отвечалъ онъ съ нежнымъ взоромъ, можно ли такъ думать о человеке, которой не умеетъ любить страстнее? - Жеркуръ взялъ ея руку, поцеловалъ, сказалъ: навеки!.. и пошелъ писать къ Морфизе. Его уверенiе любить вечно было гораздо надежнее всехъ клятвъ и восторговъ пламеннаго любовника. Онъ не зналъ страсти, но любилъ, говорилъ искренно, не увеличивалъ, и гнушался всякимъ обществомъ. Искренность и спокойствiе сердца украшали нежность его какою-то силою, трогательною прелестiю, уверительною для любовницы въ разсужденiи будущаго.

Испытавъ всю тоску ревности, Линдана предалась живейшему удовольствiю; никакая боязнь, никакое сомненiе не мешали ей совершенно имъ наслаждаться. Жеркуръ любилъ ее, Жеркуръ ехалъ съ нею въ одной карете - могла ли она думать о Вальмире и свете?

Написавъ записку къ Морфизе, онъ отправилъ ее съ постильйономъ и селъ въ карете опять подле Розалiи. Не смотря на досадное присутствiе, свидетельницы (ибо благопристойность, тогда еще уважаемая во Францiи, не дозволяла посадить ее въ другую карету), Линдана блаженствовала въ сердце. Жеркуръ сиделъ противъ нее, съ видомъ довольнымъ, щастливымъ! смотрелъ нежно, умильно! Казалось, что онъ навсегда расположился въ карете: такъ хорошо ему было, покойно, весело! Щастiе его имело какой-то особенный характеръ любезной надежности, такъ, что самый равнодушный человекъ могъ бы съ великимъ удовольствiемъ смотреть на него. Розалiя не мешала любовникамъ изъясняться; принужденiе делало разговоръ ихъ еще живее, заставляя ихъ употреблять остроумные, тонкiе обороты, понятные только для сердца любовниковъ. Въ три часа остановились обедать, и долго сидели за столомъ. Между темъ Розалiя обедала съ Жеркуровымъ камердинеромъ. Тутъ Жеркуръ началъ прямо говоришь о любви и супружестве; онъ не сказалъ ничего новаго, имевъ уже случай разнымъ образомъ изъявлять склонность свою; но въ имени въ первый разъ произнесенномъ, есть особенная волшебная сила, которая чудесно трогаетъ и всегда удивляетъ сердце.

Открывъ всю чувствительность души своей, Линдана со вздохомъ вспомнила наконецъ о слове, данномъ Вальмиру. Я ваша, Жеркуръ! сказала она: но мне жалокъ бедной Вальмиръ, которой любитъ меня страстно и путешествуетъ 18 месяцевъ въ томъ уверенiи, что возвратясь будетъ моимъ супругомъ. Я не могу отдашь руки своей, пока онъ не возвратитъ мне моего обязательства, то есть записки, которою Морфиза принудила меня утешить его. Съ того времени, какъ люблю васъ, не имею никакого сомненiя въ сердце своемъ, но колебалась въ намеренiяхъ, и Вальмиръ оставался въ заблужденiи, вместе съ другими. Что мне теперь делать? писать ли къ Вальмиру или дождаться его возвращенiя? Знаю напередъ, что онъ будетъ въ отчаянiи; но уверена въ его великодушiи и въ томъ, что Вальмиръ пожертвуетъ наконецъ своимъ щастiемъ моему." - Писать къ нему, отвечалъ Жеркуръ: можетъ быть онъ теперь въ Мальте или въ Грецiи или въ другой части света: ваше письмо можетъ совсемъ не дойти до него; вернее всего ждать его возвращенiя. - "Вы мне это советуете?" - Я думаю, что вы должны изъясниться съ нимъ искренно и съ твердостiю; достоинство вашего характера требуетъ того. Это удалитъ мое щастiе на 18 месяцевъ; но васъ не льзя будетъ упрекать дурнымъ поступкомъ.

Линдана такъ и решилась. Она села въ карету еще веселее прежняго. Все важныя условiя были сделаны; во всемъ согласились; неизвестность судьбы ея миновалась, и глаза съ новою прiятностiю устремились на Жеркура, какъ на образъ щастiя, которымъ и воображенiе и сердце ея равно услаждались.

она боязливой Розалiи, можно ли страшиться, когда онъ тутъ?... Наконецъ въ два часа утра прiехали въ Парижъ. На другой день. Линдана решила, что Жеркуръ черезъ две недели возвратится къ Морфизе; что она сама дней черезъ шесть поедетъ къ ней, и вместе съ нимъ проживетъ тамъ все лето.

Съ того времени никакое безпокойство не тревожило Линданы, кроме мысли о Вальмире; но сiя мысль начала ужасать ее, когда приближилось время его возвращенiя. Она представляла себе трагическiя сцены: Вальмирово отчаянiе, угрозы, месть, пистолетный выстрелъ и Жеркура плавающаго въ крови.... Эта ужасная картина не выходила изъ ея воображенiя, и жестокiя угрызенiя совести присоединились къ ея страху; она упрекала себя романическою своею безразсудностiю, искренно жалела о Вальмире и думала, что во всю жизнь не будетъ равнодушною къ нещастiю столь любезнаго человека. Однакожь сiи горестныя мысли терзали ее только въ отсутствiе Жеркура; она любила его страстно, и при немъ могла заниматься единственно щастiемъ любви, несказаннымъ удовольствiемъ смотреть на милаго друга.

Вальмиръ всегда писалъ къ Морфизе, хотя и не такъ часто, отъ дальняго разстоянiя местъ, однакожь съ великою точностiю: вдругъ онъ замолчалъ. Этому не дивились, зная, что ему надлежало быть тогда въ Грецiи. Наконецъ въ Декабре 1784 году Морфиза получила отъ него самое нежное письмо, въ которомъ онъ жаловался на ея долговременное молчанiе, уверяя, что всегда писалъ къ ней, и въ заключенiи говорилъ, что непременно будетъ въ Париже къ 28 Генваря 1785 году. Это письмо возобновило страхъ Линданы, и всякая минута умножала его. Она всегда заставляла молчать техъ, которые хотели говорить ей о Вальмире: догадались, что Линдана уже разлюбила его, и скоро узнали всю ея тайну. Мущины извиняли прелестную вдову, и смеялись надъ странствующимъ могла ожидать гоненiя, будучи молода и прекрасна. Сей случай подавалъ богатую матерiю къ разговорамъ въ круге метафизическихъ, чувствительныхъ дамъ, которыя возненавидели Линдану за то, что она перестала умничать, тонко разбирать чувства, философствовать и риторствовать; а говорила просто, мило, и безъ всякаго желанiя блистать умомъ пленяла всехъ своею любезностiю. Коварные люди (а ихъ большая часть ) съ нетерпенiемъ ждали Вальмира, чтобы видеть развязку сего испорченнаго героическаго романа. Наконецъ пришелъ ужасный день для Линданы. 28 Генваря она встала съ такою дурнотою и слабостiю, что едва могла ходить. "Боже мой! какъ вы переменялись!" быть она и не обманывалась. Какая женщина въ самомъ деле захочетъ исцелить отъ любви отвращенiемъ, когда любовникъ молодъ, хорошъ и достоинъ ея почтенiя? Я не берусь решить вопроса. Какъ бы то ни было, Линдана по крайней мере ни мало не хотела нравиться, и страдала душевно. Въ 12 часовъ она услышала на дворе стукъ кареты. Не велевъ въ тотъ день никого принимать, кроме Вальмира, Линдана была уверена, что это онъ - задрожала и побледнела.... Бегутъ по леснице, хлопаютъ дверью - и Вальмиръ, задыхаясь отъ усталости, бросается на колени передъ нею!... О Вальмиръ! говоритъ она: любезный Вальмиръ! ради Бога встаньте!.. Нетъ, нетъ! отвечаетъ онъ: мне должно быть, должно умереть у ногъ вашихъ! - "Чувствительной, великодушной Вальмиръ! выслушайте меня!" - Ахъ! дайте мне вздохнуть свободно! - "Я хочу изъясниться съ вами." - Добродетельная Линдана, примеръ женщинъ! - "Нетъ, Вальмиръ, я такова же, какъ и другая; но въ васъ... какое геройство чувства! какая верность!" - Ради Бога, Линдана, пощадите меня! - "Вальмиръ!" - Линдана! "Я не могу смотреть на васъ!" - А я? - "Что должна сказать вамъ!" - Какъ! что вы даете мне чувствовать? - "Радость блистаетъ въ глазахъ вашихъ: ахъ нещастный Вальмиръ! вы не угадываете!"... Тутъ слезы Вальмировы остановились. Какъ, Линдана! сказалъ онъ вдругъ съ веселымъ лицомъ: не уже ли... Вы назвали меня нещастнымъ? - "Ахъ! время, отсутствiе".... Договорите скорее! - "Сердце мое переменилось; другой владеетъ имъ!" - Неблагодарная! воскликнулъ Вальмиръ вставая: после того, что я сделалъ для любви!... "Осыпайте меня укоризнами, отвечала она, проливая слезы: я всего достойна"... Неблагодарная! повторилъ Вальмиръ тихимъ голосомъ: я безпокоился, терзался угрызенiемъ совести.... "Угрызенiемъ совести? Боже мой!" воскликнула Линдана въ свою очередь съ прiятнымъ удивленiемъ: "вы меня уже не любите?" - Можноли видеть васъ, и не жалеть о томъ? - "Вы изменили?" - Я уже два года женатъ. - "Вероломной!"... Вальмиръ улыбнулся, а Линдана засмеялась; они съ нежностiю обнялися, и дали клятву, которую скорее можно исполнить: клятву быть вечно друзьями. Наконецъ разсказали другъ другу свои приключенiя. Избавляю читателя отъ Вальмировой исторiи, для того, что (между нами будь сказано!) худо верю ей. Онъ воспользовался двоякимъ правомъ путешественника и любовника, и сочинилъ любопытной романъ, въ которомъ все извиняло его непостоянство. Линдана также раскрасила истину. Новые друзья согласились, что въ такомъ стеченiи удивительныхъ и едва ли не сверхъестественныхъ случаевъ они были верны до последней человеческой возможности!

Черезъ несколько дней Линдана вышла за холоднаго Жеркура. Время доказало, что сердце ея не ошиблось въ выборе. Пламенный Вальмиръ, увлекаемый воображенiемъ, часто заставлялъ жену свою плакать, а Жеркуръ былъ всегда одинаковъ. Линдана, любя страстно, не могла быть совершенно довольна его спокойнымъ чувствомъ, однакожъ, не зная ни страха, ни ревности, благодарила судьбу за свое щастiе; страсть ея никогда не миновалась, съ кроткою и милою дружбою.