Губительница душ.
II. Мать и дочь

II. Мать и дочь

На следующий день, часов около двенадцати, Казимир снова отправился в Бояры. Ворота были заперты. На стук отозвался вчерашний хриплый голос и объявил ему, что господ дома нет.

-- Все равно - отвори!

-- Мне приказано никого не впускать.

-- Ну, это мы увидим! -- и с этими словами молодой человек вскарабкался на стену и спрыгнул с нее во двор, посреди которого стояла старая баба.

-- Да вы, должно быть, разбойник! -- в ужасе всплеснула она руками.

-- Разве ты не видишь, что я офицер, -- улыбаясь, возразил молодой человек, -- и, кроме того, старый знакомый твоей барыни.

Баба в недоумении пожимала плечами, но юноша не обратил на это внимания и, перебежав через двор, начал подниматься по каменным ступенькам крыльца.

В дверях его встретила высокая пожилая женщина, с горделивой осанкой.

-- Госпожа Малютина?..

-- Это я, милостивый государь.

-- Неужели вы меня не узнали? Я Казимир Ядевский.

Неопределенная улыбка скользнула по губам Малютиной.

-- Пожалуйте, -- сказала она, протягивая гостю руку для поцелуя. -- Эмма будет рада вас видеть... Вы очень возмужали.

-- Наружность обманчива! -- возразил юноша, следуя за хозяйкой в гостиную. -- Я все тот же мальчишка, который в былые времена воровал у вас яблоки и сдобные лепешки.

Гостиная была пропитана каким-то странным запахом, напоминавшим не то церковь, не то аптеку - в ней, вероятно, давно не отворяли окон.

Мебель была покрыта чехлами из небеленого холста, -- словно посыпана пеплом. Заметно было, что хозяйка редко принимает гостей. Это была женщина чрезвычайно представительной наружности; несмотря на свои сорок пять лет - совершенно седая. Но черные глаза ее блестели, а на полных щеках играл легкий румянец, так что ее вряд ли можно было назвать старухой.

Вдруг отворилась дверь, и в комнату вошла молодая девушка высокого роста, со строгими, неподвижными, но, тем не менее, прелестными чертами лица.

-- Эмма! -- вскричал юноша, бросаясь ей навстречу.

-- Это вы? -- сквозь зубы процедила она и, протянув ему руку, села к окну, как бы желая показать, что его неожиданный визит не доставляет ей особенного удовольствия.

Казимир не мог отвести от нее взгляд. В его отсутствие она расцвела и из ребенка превратилась во взрослую красивую девушку, к которой вовсе не шел ее полумонашеский наряд и строгая прическа: ее белокурые с золотистым отливом волосы были гладко зачесаны за уши и заплетены в массивную косу. Ни ленточки, ни цветочка - ничего.

-- По-видимому, вы живете в совершенном уединении, -- начал молодой человек.

-- Как видите, -- сухо отвечала Малютина.

-- Я вполне разделяю устремления моей матери, -- равнодушно проговорила девушка. -- Вам, привыкшему вращаться в блестящем вихре модного света, такой образ жизни может показаться странным, даже смешным, но мы к нему привыкли и довольствуемся им. На свете так много злых людей... так много обольстительных искушений, с которыми человеку трудно бороться... Живя в уединении, легче уберечься от греха и спасти свою душу.

-- В Киеве жизнь очень приятна, уверяю вас, -- заметил Казимир.

-- Вы служите в Киеве? -- спросила Эмма.

-- Да, туда недавно перевели наш полк.

Эмма бросила на мать выразительный взгляд и задумалась.

Заметно было, что в голове ее бродит какая-то неотвязная мысль, но черты ее лица оставались по-прежнему неподвижны, только густые брови слегка нахмурились, да губы крепко сжались.

-- К чему такие церемонии со мною, милая Эмма? -- сказал юноша, подходя к подруге своего детства. -- Разве вы забыли, как мы вместе играли и проказничали? Неужели я стал для вас совершенно чужим человеком?

Он взял ее за руку, но рука эта была гладка и холодна, как змея, и Эмма тут же ее отдернула.

-- Скажите, чем я перед вами провинился? Ну, хоть взгляните на меня поласковее...

-- Я теперь уже не та, что была прежде.

-- Даже в отношении ко мне?

-- Разумеется, -- как бы нехотя проговорила Эмма и отвернулась в сторону.

В сердце Казимира боролись два совершенно противоположных чувства: любовь к очаровательной, загадочной красавице разгорелась в нем новой силой, и в то же время рядом с Эммой и ее матерью его охватывала тревога, необъяснимый страх леденил его сердце.

Следующий визит его был удачнее: он застал Эмму одну. Когда он проходил по двору, она стояла у открытого окна. Молодому человеку показалось, что на губах ее играет какая-то неуловимая, язвительная усмешка.

-- Вы опять пришли, -- встретила она его с оскорбительным равнодушием.

-- Как видите, -- отвечал он, -- у меня достало на это храбрости... Недаром же я солдат!

-- Но я дома одна и не могу принять вас.

-- Одна? Тем лучше! Какое нам дело до светских приличий! Что за церемонии между старыми друзьями!

-- Ну, так пожалуйте.

Из передней, где перед огромным распятием теплилась лампада, Казимир вошел в пропитанный запахом ладана коридор, в конце которого, у отворенно двери, ждала его молодая хозяйка.

-- В сущности, мне нечего бояться, -- сказала она. -- Это чистое ребячество с моей стороны.

-- Умные речи и слушать приятно! -- улыбнулся молодой офицер, крепко пожимая руку Эммы. -- Так как первый шаг за пределы светских приличий уже сделан, то я воспользуюсь этим и попрошу вас говорить мне по-прежнему "ты", как в прежние времена, когда мы играли вместе и вы назывались моей маленькой женой. Помните, как мы с вами строили домики из снопов?

-- Извольте, я согласна, но с условием, что вы не будете за мною ухаживать.

-- Этого я не могу тебе запретить, -- спокойно сказала красавица, -- но не рассчитывай на взаимность; я никогда никого не полюблю и никогда не выйду замуж.

-- Ты намерена сделаться Христовой невестой?

-- Нет... Живя в свете и постоянно борясь с искушениями, спастись труднее, чем за высокими стенами монастыря; такой подвиг важнее во всех отношениях.

-- Мне кажется, что ты относишься ко мне так недоверчиво только потому, что я военный.

-- Вовсе нет! И война имеет свою хорошую сторону; с ее помощью множество людей попадают в рай... Великая заслуга перед Господом - умереть на поле битвы!

Казимир не без удивления взглянул на свою собеседницу. Она сидела, опустив голову на грудь, у забранного железной решеткой окна, словно преступница в тюрьме. Незатейлива была обстановка ее более чем скромной комнаты: простая кровать под белым пологом, столик, пара стульев, да образ Спасителя в золотой ризе, под которым висела плеть.

"Это что такое? -- промелькнуло у него в голове. -- Неужели ее фанатизм доходит до абсурда... до самобичевания?"

Он положительно терялся в догадках.

Через несколько дней Казимир снова явился в Бояры. Эмма была в саду. На ней было простенькое белое платье, которое очень шло ей. Внезапное появление Казимира испугало ее - она вздрогнула и покраснела.

-- Неужели мое присутствие так для тебя неприятно, что ты смущаешься и дрожишь? -- с упреком заметил юноша.

-- Напрасно ты так думаешь, -- возразила Эмма. -- Я никого и ничего не боюсь... Ты знаешь, что я к тебе хорошо расположена, -- насколько мне это позволено, -- а, значит, я всегда рада тебя видеть... Откровенно говоря, тебе бы следовало избегать встреч со мною.

-- Это совершенно справедливо.

-- Но не в том смысле, в каком ты думаешь.

-- А в каком же?

Вместо ответа девушка сорвала ветку шиповника и так сильно ударила себя ею по руке, что на коже выступила кровь.

-- Что ты делаешь?! -- вскричал Казимир.

-- То, что мне приятно, -- было лаконическим ответом.

-- Неужели тебя тешит эта добровольная пытка?

-- Она полезна и приятна для тех, кто желает спасти свою душу и пренебрегает земными благами.

-- Ты воображаешь, что Бог создал тебя для одних страданий, а не для радостей и земных наслаждений?

-- Так говорят мужчины - закоренелые грешники; женщины несравненно строже относятся к своим словам и поступкам, -- вот почему они меньше грешат.

-- Не проси меня об этом... Тернист и труден путь, ведущий в царство небесное!

-- Уходи, уходи отсюда! -- прибавила она с мольбой в голосе. -- Меня ищут... меня зовут... -- и, кивнув ему головой, убежала по направлению к дому.

Не успела она скрыться из виду, как у садовой калитки показался высокий красивый мужчина, лет сорока, с бородой и вьющимися светло-русыми волосами, в широкой черной одежде. Правильные черты его лица носили на себе отпечаток железной воли и безмерного властолюбия.

Духовная особа или воплощенный демон? Что за чудеса?..

Не понимаю!"