Змия в Раю: Роман из русского быта в трех томах.
Том первый. 3. Наталья

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Захер-Мазох Л.
Категория:Роман


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

Том первый

3. Наталья

В расцвете юных зорь в тиши олив жила
Красавица…
Чьей главной добродетелью была
Та добродетель, что она от всех таила взоров.
 
Торквато Тассо. Освобожденный Иерусалим

Люди, которые поддерживали отношения с Меневыми и часто их навещали, имели с ними так много общих черт, что во всех них без исключения, казалось, прослеживалось определенное семейное сходство. Но на самом деле родственником Меневым приходился только господин Богданович, или дядюшка Карол, как имели обыкновение его называть. Он обладал таким же целомудренным, умеренным и миролюбивым характером, как все они, и умел жить так же экономно, не влезая в долги, как Менев. Причем из всех его достоинств миролюбие давалось ему всего легче, поскольку он был по натуре человеком исключительно боязливым да в придачу еще находился под властью гипертрофированной мнительности. Его поместье Хорпынь располагалось лишь в пятнадцати минутах ходьбы от Михайловки, однако он ни за что на свете не пошел бы ночью домой один. Несмотря на оставленные за плечами сорок пять лет земного существования, в этом славном кузене сохранилось что-то от безбородого юнца. Или, сказать точнее, у этого дородного мужчины среднего роста со светло-русыми волосами и усами, с по-мальчишески румяными щеками, была наружность откормленного белого кролика. Его кроличье сердце начинало учащенно биться, стоило летом подуть легкому ветерку, ибо тогда он сразу и самым серьезным образом начинал опасаться, что может разразиться гроза. Появившись первый раз в каком-нибудь доме, он внимательно присматривался, имеется ли на крыше громоотвод, а на окнах - решетки, ибо помимо грома и молнии панически боялся разбойников. Впрочем, собаки тоже внушали ему неприятное ощущение. Стоило маленькой дворняжке, играя, залаять на камень или на кошку, и дядюшка Карол тут же с тревогой спрашивал, своевременно и достаточно ли поят эту милую животинку, поскольку боялся, как бы его не укусила бешеная собака. Между тем мысль, что он может сломать руку или ногу, тоже постоянно преследовала его. И однажды поздно ночью в городе, в одиночестве возвращаясь с какого-то домашнего бала - а дело было зимой в гололед, - он предпочел опуститься на четвереньки и в такой позе добираться до расположенной неподалеку гостиницы, в которой остановился.

Подвигнуть дядюшку Карола к поездке по железной дороге и даже просто заставить его зайти на вокзал было совершенно бесперспективной затеей.

- Знаю я эти штучки, знаю, - обычно отвечал он в подобных случаях, - у них там постоянно то поезда сходят с рельсов, то случаются взрывы и столкновения. Нет-с, человек не должен искушать судьбу.

Он, впрочем, совершал путешествия в Вену, в Венгрию и один раз даже в Триест, однако делал это всегда как в добрые старые времена - в собственном тарантасе[15] со спальным тюфяком позади и со слугой впереди, на козлах.

Как ни странно, но именно этот человек увлекался историей Древней Эллады и Рима, восторгался деяниями Леонида и Муция Сцеволы, с неистовой страстью коллекционировал все, что имеет хоть какое-то отношение к античному миру, - особенно гипсовые отливки, оружие и монеты. Его настольной книгой был старик Гораций, некоторые оды которого он знал наизусть.

Господин Винтерлих, в чьем доме - в окружном городе - квартировал Феофан, тоже был великим энтузиастом, однако совершенно иного свойства. Исполняя службу финансового смотрителя - наподобие того как, например, Гете когда-то нес на плечах бремя государственной деятельности, - Винтерлих, аналогично последнему, считал недостойным человека заниматься чем-то иным, кроме поэзии, музыки и театра. По-детски невзыскательный, он был напрочь лишен пороков и состоял исключительно из всех мыслимых добродетелей. Даже выпить бокал вина представлялось ему эксцессом. Всякий раз, когда по делам службы он оказывался где-то поблизости, Винтерлих непременно наведывался в Михайловку; часы, проведенные там, были для него самыми замечательными, поскольку он встречал полное понимание.

Михайловский священник, преподобный отец Михаил Черкавский, и его супруга Февадия были настоящей парой голубков: они нежно любили друг друга и своих чад и подавали общине возвышенный пример богобоязненного образа жизни. У батюшки была только одна слабость - он интересовался звездами; а бойкую, энергичную попадью можно было бы, в свою очередь, упрекнуть разве что в желании капельку покомандовать в сфере светской и духовной жизни Михайловки. Однако никому даже в голову не пришло бы утверждать, что кто-нибудь этим обижен. Сыновья их, Данила и Василий, вместе с Феофаном посещавшие гимназию в окружном городе, слыли добросовестными учениками и послушными детьми. Все в обществе их любили.

Фактор Менева, Камельян Сахаревич, представлял собой воплощение честности, только вот внешне наш герой до такой степени походил на Сократа, что его многочисленные достоинства и благородство его души совершенно не были по нему заметны. Низенький, упитанный человек с фатально уродливыми чертами лица, длинным ястребиным носом, огненно-рыжими волосами и бородой, он при первом знакомстве не внушал никакой симпатии и доверия - и тем не менее был порядочным человеком и в своих поступках руководствовался законами любви к ближнему как немногие из христиан.

Все эти скромные в запросах и ограниченные люди были смущены и взволнованы появлением Сергея в Михайловке, но не прислушались к осторожным намекам людей, его прежде знавших, ибо смысла этих намеков никто из них толком не понимал и они вследствие этого остались без последствий. Впрочем, эти намеки даже оказались излишними, поскольку своей легкой, светской манерой держать себя Сергей невольно сам сделал все для того, чтобы вызвать к себе в Михайловке недоверие. Строго говоря, ему нельзя было бросить серьезного упрека, ибо отягощавшие его совесть веселые проделки теперь относились к прошлому и поросли быльем. Однако здесь, в этом раю, среди этих идиллически настроенных людей оказалось достаточно уже его свободного поведения и столичной элегантности, чтобы вызвать чувство тревоги и смутного недовольства. Он, например, смотрел женщинам прямо в глаза, словно каждую из них тотчас же мог раскрыть и прочитать, будь она массивным фолиантом или миниатюрной изящной книжицей с золотым обрезом. Затем его лакированные сапоги скрипели так, будто под ним трещало адское пламя. Он иногда защемлял левым веком круглое стеклышко, и это особых вопросов не вызывало, но то обстоятельство, что он всегда носил только одну перчатку, да и ту натягивал лишь на четыре пальца, смущало душевный уют пожилых господ, тогда как дамам сей факт представлялся секретом великосветского шика. Всё сокрушеннее и сокрушеннее качали в Михайловке головами - все, кроме Натальи. До сей поры весело и беззаботно взиравшая на мир вокруг себя, она, казалось, стала задумчивей, погрузилась в мечты, и сердце ее потеряло покой, хотя она и не осознавала этого. Она видела только, что с ней Сергей держит себя иначе, чем со всеми другими, что он смотрит на нее такими глазами… Впрочем, какими, собственно говоря, глазами он на нее смотрел? Она полагала: благосклонными и вопрошающими. Но тогда о чем же он вопрошал ее? И должна ли она была отвечать ему? И что именно отвечать? Почему ее рука начинала чуть заметно дрожать от его прикосновения, почему он иногда так болезненно, тяжело вздыхал, как будто чувствовал себя очень несчастным? Что он искал у них? Как следовало ей понимать то, что порой глаза Сергея лучились добротой, а потом вдруг в них опять появлялось что-то такое, для определения чего она не могла подобрать верного слова, что-то зловещее и пугающее. Иной раз ее бросало в дрожь от его взгляда, как будто он был демоном, расставляющим вокруг нее незримые западни. Она бессознательно искала встречи с ним и так же без конкретной причины избегала его.

ожидая чего-то, в чем не могла дать себе отчета, как вдруг рядом с ней выросла фигура Сергея. Оба молчали и не смотрели друг на друга. Перед ними куполом поднималось темно-синее небо, на котором были видны пока только первые звезды, немногочисленные облачка влеклись по нему утлыми челнами, и полумесяц плыл в тишине эфирной реки подобно серебристой гондоле. Окрест на лугах и в зарослях кустарника горели бусинки светлячков - рассыпанное ожерелье феи. Золотые колосья пшеницы тяжело клонились к земле, как будто на стеблях их созрели дукаты. А на бахчах, стараясь перещеголять друг друга, переливчатым блеском мерцали кукурузные початки и дыни, невдалеке стояли два дерева, которые время от времени перешептывались в сладкой истоме, тогда как цветы и травы, казалось, чуть слышно дышали.

Здесь в какой-то момент Сергей наклонился и, не касаясь руки Натальи, легко поцеловал ее пальцы. И девушка, вздрогнув от внезапного ужаса, посмотрела на него с такой невыразимой мольбою и укоризной, что он предпочел бы сейчас броситься перед ней на колени и просить у нее прощения за допущенную фривольность.

Однако в конечном итоге его беззаботному поведению не могли воспрепятствовать ни взгляд Натальи, ни назидания Онисима - преданный старик в самом деле надоедал ему бесконечными увещеваниями и прекращать их, кажется, не собирался.

- Похоже, вам эта барышня нравится, - вздыхая, заговаривал он при всяком удобном случае, - ну хорошо, это правильно, мне она тоже нравится, однако как вы собираетесь завоевать ее сердце и получить благословение родителей? Ах, Боже мой, вы уж тогда, барин, хотя бы одевайтесь посолиднее, впрочем, не мое дело указывать, как вам одеваться. И потом, беспрестанные проделки, которые вы себе позволяете, людям, скажу вам, не по душе. Всякое судачат про ваши прошлые похождения, так покажите же, не откладывая, что нынче у вас вполне честные и искренние намерения, в противном случае из этой партии ничего не получится и мы проиграем ее самым плачевным образом.

Между тем четыре советчика у Меневых сошлись в одном мнении.

о подобных вещах, начнут выражать сомнения и высказывать свои суждения вслух. Ведь репутация у него, мягко сказать, не из лучших, до чего это может, спрашивается, довести?

- У него уже было так много историй с дамами, - уверяла Февадия обеих тетушек, - что о них можно бы десять томов написать. Настоящий герой романа этот господин Ботушан - интересный, безусловно, однако опасный, крайне опасный мужчина. Ах, бедная Наталья, сладкая голубка, он отравит ей сердце, он принесет ей несчастье, она ведь для него только забава.

- Глубокочтимый, дорогой господин Менев, - елейным тоном говорил батюшка Михаил Черкавский, - не могу поверить, что вы собираетесь принять в зятья этого безбожного человека. Сверх того, он весь в долгах как в шелках, в Ростоках ему не принадлежит больше ни единого стебелька, теперь там хозяйничают евреи. Да к тому ж он игрок, и кроме всего, выпивоха, мне достоверно известно, что однажды в окружном городе Кракове он нализался до чертиков и на рыночной площади отплясывал с какой-то крестьянкой.

- Невозможно даже представить, - высказывался в семейном кругу дядюшка Карол, - что за книги имеет у себя, в Ростоках, сей господин, и какого рода картины развешены там по стенам. Он предпочитает читать самые пагубные романы, и, когда заходишь к нему в спальню, глаза поднять страшно. К тому же он забияка. Он затевает ссору с первым попавшимся невинным человеком по всякому пустяку - из-за выеденного ореха, из-за крылышка мухи - и незамедлительно посылает своих секундантов, если кто-то отважится ему перечить. У него все тело, должно быть, изрублено и прострелено, в стольких дуэлях уже участвовал этот Дон Жуан.

Наталья спокойно выслушивала все эти аргументы, равно как и предостережения, которые ей давали. Она еще больше чем прежде береглась Сергея, однако теперь наблюдала за ним с заинтересованностью, которую безуспешно старалась заглушить, с романтическим любопытством пыталась проникнуть в тайну его существа.

охарактеризовал его дядюшка Карол, его хорошее настроение усилилось до задорного, и он просто не смог удержаться от шалости. Веселому случаю было угодно, чтобы однажды по дороге в Михайловку Сергею повстречался крестьянский хлопчик, который нес в плетеной корзинке лисенка. Он предложил молодому барину купить зверька за полгульдена.

- Сам я не могу взять его у тебя, - ответил Сергей, - но я знаю одного человека, которому такой зверек нужен. Отправляйся сейчас же в Хорпынь к господину Каролу Богдановичу.

Ибо Сергей наверняка знал, что последний в настоящий момент находится в окружном городе.

- Ты там ничего другого не говори, - продолжал он, - кроме того, что барин просил тебя принести этого лисенка. Он-де, впрочем, дешевый, стоит всего лишь два гульдена, ты меня понимаешь?

Хлопчик утвердительно кивнул и стремглав бросился в Хорпынь. Встретив во дворе казака, он без лишних слов вручил тому маленькую Лису Патрикеевну.

Казак расплатился, и хлопец поспешил унести ноги.

Вечером дядюшка Карол воротился обратно.

- Он уже внизу, - доложил, выйдя навстречу ему, казак.

- Кто?

- Иисус, Мария, святые угодники, - воскликнул помещик, - я никакой лошади не заказывал.

- Да это не лошадь, барин, а всего лишь молодой лис, которого вы изволили заказать, и обошелся он вам всего-то в два гульдена.

Вызнав, кто сыграл с ним злую шутку, возмущенный дядюшка Карол тут же поспешил в Михайловку и своим сообщением вызвал там сходное негодование.

В этот день Сергей встретил холодный прием. Когда он ненадолго остался наедине с Натальей, та долго молча смотрела на него, ее прекрасные черные глаза блестели от слез или от сдерживаемого гнева, а возможно, от того и другого вместе.

- Боже мой! Чем же я так провинился?

- А добрый дядюшка Карол - нехорошо шутить с ним таким образом.

- Ах! Если вы имеете в виду историю с лисенком, так о таком пустяке не стоит и говорить.

- Нет, господин Ботушан, стоит, ибо проделка ваша показывает, что вы со всеми нами играете.

Примечания

15

Касательно этого средства передвижения известный финский археолог и этнограф Ялмар Аппельгрен-Кивало, в 1887 г. странствовавший по бескрайним просторам Юго-Восточной Сибири, вносит в свои дневники следующую примечательную запись: «В Томске делались последние приготовления к путешествию, к которым относилось и приобретение нами так называемого тарантаса, исключительно целесообразного в поездках по бездорожным, но плоским степям Сибири, поскольку такая повозка не только вмещает в себя множество дорожной поклажи, но при случае может использоваться в качестве гостиной и спальни». (Примеч. автора.)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница