История Нью-Йорка.
Книга вторая. Рассказывающая о первом поселении в провинции новые Нидерланды. Глава III

Книга вторая

Рассказывающая о первом поселении в провинции новые Нидерланды

ГЛАВА III

В которой рассказывается о подлинном искусстве торговли, а также о таинственном исчезновении великой столицы в тумане и о том, как несколько смельчаков отправились из Коммунипоу в опасную экспедицию для основания колонии.

в наши дни, я со спокойным чувством самоудовлетворения возвращаюсь к повествованию о ее ранней истории. Экипаж «Гуде вроу» был вскоре усилен свежим пополнением из Голландии, и поселение бодро продолжало расти и преуспевать. Соседние индейцы быстро привыкли к странным звукам голландского языка, и между ними и пришельцами постепенно установились мирные отношения. Индейцы были очень склонны к длительным беседам, а голландцы - к длительному молчанию; следовательно, с этой точки зрения они вполне подходили друг к другу. Вожди произносили длинные речи о большом быке, вабеше и великом духе, а голландцы очень внимательно слушали их, курили трубки и бормотали «jah, mynher»,^[159] отчего бедные дикари приходили в чрезвычайный восторг. Они обучили новых поселенцев наилучшему способу сушки и курения табака, а те в свою очередь поили их настоящей голландской можжевеловой водкой, а затем учили искусству ведения торга.

Вскоре началась оживленная торговля мехами; голландские торговцы были безукоризненно честны в своих сделках и покупали на вес, установив в качестве неизменных мер веса, что рука голландца весит один фунт, а его нога два фунта. Правда, простодушные индейцы удивлялись огромному несоответствию между объемом и весом, ибо, как бы ни были велика связка мехов, положенная ими на одну чашу весов, стоило голландцу положить свою руку или ногу на другую чашу, как связка обязательно взлетала вверх. Не было случая, чтобы на коммунипоуском рынке партия мехов весила больше двух фунтов!

Это, конечно, странное обстоятельство, но я знаю о нем непосредственно от моего прапрадедушки, который стал в колонии влиятельным человеком, так как вследствие необычайной тяжести его ноги был назначен на должность весовщика.

Голландские владения в этой части света процветали и были теперь известны под общим названием Новые Нидерланды, несомненно по причине их крайнего сходства с голландскими Нидерландами - если не считать того, что в первых местность была пересеченная и гористая, а в последних - ровная и болотистая. Примерно в те же годы спокойствию голландских колонистов суждено было оказаться временно нарушенным. В 1614 году капитан сэр Сэмюел Аргол,^{[160] [161]} губернатора Виргинии, посетил голландские поселения на реке Гудзон и потребовал, чтобы они подчинились английской короне, признав над собой власть ее заморской виргинской колонии. Этому надменному требованию голландцы как осторожные и рассудительные люди временно подчинились, ибо не имели возможности сопротивляться.

По-видимому, доблестный Аргол не потревожил поселок Коммунипоу; напротив, как мне говорили, едва его корабль показался на горизонте, достойных бюргеров охватил такой панический страх, что они принялись с небывалым рвением курить трубки, в результате чего вскоре поднялось облако, которое, нависнув над прекрасной Павонией, окутало их любимую деревню и совершенно скрыло ее от взоров вместе с окрестными лесами и болотами. Таким образом, страшный капитан Аргол проплыл мимо, вовсе и не подозревая, что под покровом зловонного дыма, уютно растянувшись в грязи, расположилось отважное голландское поселеньице. В память об этом счастливом избавлении его достойные жители продолжали почти беспрерывно курить вплоть до настоящего дня; и это, как утверждают, является причиной достопримечательного тумана, который часто висит над Коммунипоу во вторую половину дня даже при ясной погоде.

После ухода врага нашим доблестным предкам понадобилось целых шесть месяцев, чтобы отдышаться, так как ужас и стремительность событий их чрезвычайно расстроили. Затем они созвали совет по поддержанию безопасности, чтобы попыхтеть трубками о состоянии страны. Еще через шесть месяцев зрелого размышления, в течение которых было произнесено около пятисот слов и выкурено почти столько же табаку, сколько хватило бы иному современному генералу на целую зимнюю кампанию беспробудного пьянства, было решено снарядить вооруженную флотилию и отправить ее в разведывательную экспедицию, чтобы отыскать, если окажется возможным, какое-нибудь более надежное место, где колония была бы менее подвержена докучливым посещениям.

Это опасное предприятие было доверено попечению мингеров Олофа Ван-Кортландта, Абрахама Харденбрука, Якобуса Ван-Зандта и Вейнанта Тен Брука - четырех несомненно великих людей, о жизни которых до того, как они покинули Голландию, мне удалось мало что узнать, хотя я и произвел тщательные изыскания. Это обстоятельство не должно особо удивлять; ведь искатели приключений, как и пророки, создают много шума в чужих краях, но редко бывают особо знамениты у себя на родине; однако хорошо известно, что из страны неизменно вымываются и уносятся самые богатые частицы почвы. Здесь я не могу воздержаться, чтобы не отметить, как удобно было бы для многих наших великих людей и знатных семейств сомнительного происхождения, если бы они обладали преимуществом древних героев, которые в том случае, если их происхождение было окутано мраком, скромно заявляли, что они происходят от бога, и которые, посещая чужую страну, всякий раз рассказывали там кучу небылиц о том, что у себя дома они были королями и принцами. В нынешний скептический деловой век это невинное отступление от истины встречает решительное осуждение, хотя в нашей стране добродушной доверчивости к нему и прибегали мнимые маркизы, баронеты или другие знатные иностранцы. И я даже сомневаюсь, удастся ли теперь какой-нибудь нежной девственнице, которая случайно и непонятным образом обзавелась младенцем, спасти свою репутацию, обсуждаемую у камина в гостиной или за вечерним чаем, если она припишет это чудесное явление лебедю, или золотому ливню, или речному богу.^[162]

Этим простым способом мне удалось собрать некоторые сведения, касающиеся упомянутых искателей приключений. Ван-Кортландт, например, был одним из тех философов-перипатетиков, которые возлагали на провидение обязанность посылать им средства к существованию и, подобно Диогену, довольствовались даровым помещением на свежем воздухе. Он всегда был облачен в одежды, соответствующие его состоянию, живописно обтрепанные и перекроенные на новый лад рукою времени. На макушке у него торчал кусок старой шляпы, принявший форму сахарной головы. Рассказывают, будто он столь далеко простирал свое презрение к внешним приличиям в одежде, что клок рубахи, прикрывавший его спину и торчавший, как носовой платок, из дыры в его штанах, никогда не стирался и мыли его разве только щедрые небесные ливни. В таком одеянии его видели обычно, когда он в полдень грелся на солнце на берегу большого канала в Амстердаме, окруженный толпой философов той же школы. Подобно европейской знати, он принял имя Кортландт (то есть нехватка земли) по названию своего поместья, которое находилось где-то в Terra incognita.^[163]

Если бы я имел возможность (на ее отсутствие я только что жаловался) прибегать к помощи мифов, то про следующего из наших знаменитых граждан я с гордостью сказал бы, что он мог похвалиться столь же славной родословной, как и самый доблестный герой древности. Его звали Ван-Зандт, что в вольном переводе означает из праха, причем, конечно, имеется в виду, что, подобно Триптолему,^{[164] [165]} циклопам^[166] и титанам,^[167] он произошел от госпожи Земли! Это предположение подтверждается его ростом, ибо хорошо известно, что все потомство матери Земли отличалось гигантской величиной, а Ван-Зандт, как говорят, был высокий, костлявый детина ростом в шесть с лишним футов и с изумительно крепкой головой. Такое происхождение прославленного Ван-Зандта ничуть не более невероятно и не более недостойно доверия, чем то, что рассказывают, ни в ком не вызывая сомнения, о наших самых великих или, скорее, самых богатых людях, которые, как говорят нам с полной серьезностью, первоначально произошли из грязи!

О третьем герое до нашего времени дошло лишь туманное сообщение, в котором упоминается, что он был упрямый, дородный, суетливый крепыш небольшого роста; так как он обычно носил старые лосины, то его фамильярно называли Харден Брук, то есть .

Компанию искателей приключений завершал Тен Брук. Если бы я не поставил себе целью быть совершенно правдивым в своем рассказе, то, пожалуй, поддался бы искушению обойти молчанием, как несовместимое с важностью и достоинством моей истории, то странное, но забавное обстоятельство, что этот почтенный джентльмен также получил свое прозвище от самой прихотливой части его туалета. И в самом деле, штаны в глазах наших уважаемых предков были, по-видимому, очень существенным одеянием, по всей вероятности, потому, что они действительно были самым объемистым предметом их одежды. Имя Тен Брук, или Тин Брук, может быть переведено как Десятиштанный и как Тонкоштанник; верхнеголландские комментаторы склоняются к первому мнению и приписывают такое прозвище тому, что он первый ввел в поселке древний голландский обычай носить по десять пар штанов. Но самые элегантные и остроумные авторы, писавшие по этому вопросу, высказываются в пользу Тонкоштан-ника, из чего делают вывод, что наш герой был бедным, но веселым бездельником, широкие штаны которого отнюдь не отличались добротностью. Он-то и был, бесспорно, автором следующего поистине философского стихотворения:

Такова была доблестная компания, бесстрашно пустившаяся в путь во главе могущественной флотилии лодок, чтобы исследовать еще неизвестную страну близ устья Гудзона. И небо, казалось, содействовало их предприятию.

Было чудесное время года, когда природа, как расцветающая девушка, освободившаяся от тирании старого скряги отца, избавляется от ледяного рабства старой зимы и, разрумянившись тысячами прелестей, бросается в объятия юного бога весны. Каждая купа кустов и цветущая роща оглашаются звуками брачной любви; даже насекомые, пьющие утреннюю росу, которая сверкает драгоценными камнями на нежной луговой траве, возносят свои слабые голоса, чтобы присоединиться к радостной эпиталаме; девственный бутон робко являет взору свой румянец, и сердце мужчины исходит нежностью. О сладостный Феокрит!^[168] Будь у меня твоя камышовая свирель, звуками которой ты некогда очаровывал веселые сицилийские долины, или же, о кроткий Бион,^[169] мест. Но ничего не имея для полета, кроме этого затупившегося гусиного пера, я должен смиренно удовольствоваться тем, что, отложив в сторону поэтическую игру фантазии, продолжу мой правдивый рассказ низкой прозой, утешая себя мыслью, что, хотя он, возможно, не столь манит воображение читателя, тем не менее даже в целомудренном и простом одеянии из истины он с девичьей скромностью найдет доступ к его рассудку.

Итак, веселой весенней порой наши отважные искатели приключении отправились в богатое событиями путешествие, для описания которого не хватало только Вергилия, чтобы оно сравнялось с прославленной «Энеидой». Много приключений встретилось на их пути; тяжелые испытания перенесли они, пока странствовали от Коммунипоу до Устричного острова, от Устричного острова до острова Виселицы, от острова Виселицы до острова Губернаторов, и от острова Губернаторов через пролив Пахтанья (второй пролив Привратника) бог знает докуда, пока они чуть не потерпели крушение и не погибли навсегда в страшных водоворотах Хелл-Гейта,^[170] которые по внушаемому ими ужасу и грозным опасностям могут заткнуть за пояс древние Сциллу и Харибду. Во время этого плавания они встретили столько же листригонов, циклопов, сирен и несчастных Дидон,^[171] сколько и благочестивый Эней, когда он совершал свое путешествие для основания колонии.

Наконец, после того, как они побывали тут и там, их внимание привлек своим бесподобным очарованием обширный остров; наподобие великолепной броши он разделял прекрасную грудь бухты, и многочисленные большие острова, среди которых они скитались, служили для него дополнительным украшением. Туда они направили свой путь, и старый Нептун, словно стремясь принять участие в выборе места для города, которому предстояло стать его твердыней в западном мире, послал полдюжины могущественных валов, выбросивших лодки наших путешественников на берег острова, в том самом месте, где теперь стоит прелестный город Нью-Йорк.

грамотеев к извращениям. Названием, наиболее распространенным среди черни (например, членов Законодательного собрания и управляющих банками), является Манхаттан, происшедшее, как говорят, от обычая, принятого среди сквау в древнем поселении, носить мужские войлочные шляпы, что и теперь еще наблюдается у многих племен. «Отсюда, - говорит нам старинный губернатор, небезызвестный шутник, припеваючи живший почти столетием позже и навестивший филадельфийских остряков, - отсюда произошло название Ман-хет-он,^[172] первоначально данное индейцам, а затем - острову». Глупая шутка, но для губернатора и такая хороша!

К числу более давних свидетельств, заслуживающих самого серьезного внимания, относится то, которое содержится в весьма ценной истории американских владений, написанной господином Ричардом Бломом^[173] в 1687 году, где остров назван Манхадес или Манаханент; не следует забывать и о прекрасной маленькой книжке такого правдивого историка, как Джон Джосселин, джентльмена, называющего наш остров без всяких колебаний Манадес.

Но свидетельством еще более древним и особенно достоверным, ибо оно подкреплено одобрением наших уважаемых голландских предков, следует признать некоторые сохранившиеся до нашего времени письма первых губернаторов к властям соседних провинций; в этих письмах наш остров называют по-разному: Монхатез, Мунхатоз и Манхатез - несущественные видоизменения, объясняющиеся тем, что ученые того времени относились с великим презрением к орфографическим справочникам и филологическим изысканиям, в наши дни представляющим единственное занятие и цель жизни стольких ученых мужчин и женщин. Говорят, что это название произошло от великого индейского духа Маниту, избравшего, как предполагают, этот остров своим любимым местопребыванием вследствие его необычайных прелестей. Но самое бесспорное и достойное уважения из всех существующих свидетельств, на которое я вполне полагаюсь, ибо оно дает название одновременно мелодичное, поэтическое и выразительное, это свидетельство штурмана Джуэта, приведенное в упомянутом выше судовом журнале плавания великого Гудзона; Джуэт ясно и точно называет остров Манна-хата, то есть остров Манна, или другими словами, «страна, изобилующая млеком и медом!».

159

Да, сударь (голл.).

160

Аргол, Сэмюел (1580-1626) - английской мореплаватель; история его плавания рассказана в книге Бошама Плантагенета «Описание провинции Новый Альбион», изданной в Лондоне в 1648 г.

161

Дейл, Томас (ум. 1619) - губернатор Виргинии.

162

…лебедю, или золотому ливню, или речному богу - в древнегреческой мифологии Зевс явился Леде, жене царя Спарты, приняв вид лебедя, Данае, дочери аргосского царя - в виде золотого дождя, Европе, дочери финикийского царя, - в образе быка, переплывшего с нею на Крит.

163

164

Триптолем - в древнегреческой мифологии основатель Элевзинских мистерий, обучивший людей земледелию.

165

Фемида - в древнегреческой мифологии дочь богини земли Геи, богиня правосудия.

166

Циклопы - в древнегреческой мифологии сыновья бога неба Урана и Геи, великаны с одним глазом во лбу.

167

Титаны - в древнегреческой мифологии дети Урана и Геи.

168

169

Бион (II в. до н. э.) - древнегреческий поэт, продолжатель буколической поэзии Феокрита.

170

Это ужасающее сочетание скал и водоворотов в проливе выше Нью-Йорка, опасное для судов, если только они не находятся в руках опытного лоцмана. Некоторые мудрые люди, наставники современности, смягчили это характерное название, превратив его в Hurl gate* - на каком основании, пусть они сами объяснят. Название, приведенное нашим автором, находит подтверждение в «Истории Америки» Огилви, вышедшей в 1671 году, а также в сохранившемся до нашего времени путевом дневнике, который относится к XVI веку и хранится в «Хаэардовском собрании исторических документов» «. Первоначальное название, как подтверждают все голландские рукописи и карты, было Helle gat, а в одном старинном манускрипте, написанном по-французски, при перечислении различных изменении, которые претерпели названия окрестностей этого города, указывается: «De Helle gat, trou d'Enfer. ils ont fait Helle gate, Porte d'Enfer**» они сделали Helle gate***.- Типографский ученик.

*Шумные ворота.

**Из Helle gat (Адская дыра).

171

Дидона - дочь царя Тира, бежавшая в Африку. Влюбилась в легендарного царя Энея, когда он, возвращаясь после троянской войны, потерпел кораблекрушение у африканского берега. Когда Эней, по повелению богов, покинул Дидону, она покончила с собой. «Хазардовское собрание исторических документов» - см. примечание 14, гл. II, кн. первая.

172

Ман-хет-он - по-английски - «надетая мужская шляпа».

173

Блом, Ричард (ум. 1705) - автор книги «Современное состояние американских колоний его величества», изданной в Лондоне в 1687 г.