Наследник имения Редклиф. Том второй.
Глава XI.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Наследник имения Редклиф. Том второй. Глава XI. (старая орфография)

ГЛАВА XI.

Эмми проснулась с отрадным сознанием, что все благополучно. Мать пришла за нею и, пока она одевалась, передала ей все, что было нужно. Прежде чем спуститься вниз, обе оне зашли к Чарльзу, который теперь вставал с постели не ранее как после первого завтрака. Брат крепко обнял Эмми, пристально посмотрел ей в глаза, но, заметив, что та вспыхнула, не произнес ни слова и выпустил ее.

За завтраком разговор шел урывками. Даже Шарлотта и та что-то присмирела; мистер Эдмонстон попробовал было пустить в ход свои шуточки, но неудачно: почти никто не смеялся, слушая их. Гэй то и дело бегал взад и вперед по лестнице справляться, что делает Чарльз, так что все прочие поневоле вертелись на одной тэме - на вопросе, почему вчера он и мистер Эдмонстон опоздали.

- Это его вина, - смеясь заметил мистер Эдмонстон, кивая головой на Гэя. - Филипп бывало всегда напомнит мне, когда нужно ехать, а Гэй дотого боялся, чтобы я не заметил его нетерпения, что он как будто нарочно пропустил час отхода поезда, мы поневоле и остались.

- То-то, я думаю, вам хотелось играть "Кузнеца-музыканта", - лукаво заметила Шарлотта.

- Признаюсь, я уж его раза два мысленно пропел, - отвечал Гэй.

Завтрак кончился. Все встали из-за стола. Гэй подошел довольно робко к Эмми и произнес в полголоса:

- Можно мне с вами переговорить?

Эмми сильно покраснела и, машинально повинуясь словам матери, предложившей им уйдти в гостиную, пошла вместе с Гэем в указанную комнату. Она не умела играть роли застенчивой, невинной молодой девушки; она не вертела колец на пальцах, не играла веткой сорванного цветка, а стояла скромно, опустив несколько голову, готовая выслушать все, что бы ей ни сказал Гэй.

Он несколько секунд не мог сладить с своим волнением и раза два прошелся по комнате, наконец, остановившись перед нею, быстро заговорил:

- Эмми! Прежде чем дать мне слово, обдумайте хорошенько свои действия. До сих пор я приносил вам только несчастие. Вы полюбили меня, не смотря на это, но не забудьте, что жить с таким человеком, как я, будет не легко девушке с кротким, нежным сердцем, как ваше. Подумайте хорошенько, Эмми. - Вы еще свободны; об нашей помолвке немногие знают, если поднимутся толки, вся вина падет на меня. Прежде чем решиться подарить мне свою руку - подумайте о себе.

- Я думала об одном только, - возразила кротко Эмми: - о вашем счастье. Для меня же, без вас, ничего не остается на земле, кроме горя.

- Эмми! друг мой! милая моя! с жаром произнес Гэй, взяв ее за руку и сажая подле себя на диване. - Я жил надеждою, что услышу от вас когда-нибудь эти слова, а теперь от радости, не верю своим ушам!

никогда не сделаюсь ученой, замечательной по уму, женщиной.

- Избави меня Бог от них! воскликнул Гэй, невольно вспомнив одну свою знакомую в С.-Мильдреде.

- Итак, продолжала она: - обещаю вам употребить все свои усилия, чтобы сделаться достойной вас; обещаю учиться, сколько сил хватит, чтобы вы не краснели за меня, и если вы полюбили меня такую, какова я есть, то чегож нам бояться за свое счастие?

- Прошу вас, не говорите более никогда, что без вас мне будет лучше жить. Раз навсегда помните, я готова делить с вами все - и горе, и страдания, и несчастия, - но знать, что вы одни переносите свой крест, было бы невыносимо тяжело для меня.

- Погодите, Эмми, вы не выслушали полной моей исповеди, - остановил ее Гэй. Прежде чем дать мне слово, узнайте, что я за человек. Эмми! ведь я хотел убить Филиппа!

- В первую минуту гнева? спросила она.

- Нет, не в первую. Я был дотого озлоблен, что с радостью пожертвовал бы своей будущей жизнью, лишь бы удовлетворить чувству мести. Я долго боролся с своим страшным характером, и мне дорого стоило победить себя.

- Если вы боролись и победили себя в этот раз, вы можете быть покойны за будущее, - отвечала Эмми.

- Ну, а знаете ли вы, что я дотого потерял голову, что даже на вас негодовал?

- Очень может быть, - возразила Эмми с улыбкой: - беда невелика; я современем заставлю вас забыть свое негодование. Мама не раз говорила нам, что человек с таким пылким характером, как ваш, всегда может стать выше людей спокойных. Вы постоянно боритесь сами с собою, а в борьбе крепнут силы духовные; на такого человека всегда можно больше надеяться, чем на равнодушного.

- Если бы я не надеялся на свои силы и не был бы готов на всякую житейскую борьбу, я бы никогда не осмелился заикнуться вам о своей любви, сказал Гэй.

- Мы будем помогать друг другу, - ласково заметила Эмми. - Ведь вы давно уж служите мне руководителем в образовании, а я поддержу вас в минуты вспыльчивости и увлечения.

- Милая вы моя, если бы вы знали, какой опорой служило мне даже воспоминание о вас, - сказал Гэй.

В столовой на часах пробило половина второго; мистрисс Эдмонстон напомнила дочери, что пора кончить разговор, и просила Гэя перенести Чарльза вниз. Тот побежал на верх, а Эмми, поцеловав мать, начала укладывать подушки на диване в ожидании брата. Он дотого был легок и худ, что Гэй принес его с верху, с помощью одного лакея.

Когда больного уложили как можно покойнее - он заговорил:

- Знаете-ли, что я вам всем скажу? ведь у меня даром пропала эта зима. Я постоянно был на сцене, по милости моей ноги, и мысленно все твердил свою роль, собираясь умирать. Мне было ужасно досадно, зачем я переношу такую страшную пытку, не имея права даже порисоваться так. И затем занавес бы упал.

При этих словах, Чарльз соединил руки Гэя и Эмми, откинул голову назад, закрыль глаза и сделал все это так грациозно, что Шарлотта не вытерпела и начала аплодировать, а Эмми засмеявшись поспешно ушла из комнаты.

- Ну, а еслибы ты испустил в эту минуту дух? - заговорила Шарлотта. - Кому бы ты этим пользу принес?

- Да я бы совсем не умер, а только полежал бы без чувств, а потом бы очнулся, чтобы насладиться последствиями своего искусства. Я даже замышлял, не принять ли мне для этого лишнюю дозу опиума, но боялся, что доктор Майэрн догадается в чем дело и примет свои меры. Мне, впрочем, можно было-бы даже простить всю эту сцену, другого исхода не предвиделось: Эмми нужно же было помочь. Гэй, если бы ты знал, чем была сестра Эмми для меня в продолжение всей зимы! Ты право должен удивляться моему великодушию, что я не считаю тебя своим личным врагом.

- В настоящее время я ничему не могу удивляться, - возразил Гэй шутливо. - А я у тебя вот что спрошу, Чарли, отчего ты сделался так худ и легок как перо? Ведь я, право, и не воображал, чтобы это была таки опасная болезнь.

- Болезнь была очень, очень опасная! - проговорил торжественно Чарльз, насмешливо улыбаясь в тоже время.

- Особенно трудны были первые шесть недель, пока созревал нарыв, - заметила мистрисс Эдмонстон: - это были шесть недель настоящого страдания.

- Воображаю, как Филипп горевал, воскликнул Гэй.

- Филипп? Это почему? - спросил Чарльз.

- Да ведь он был всему причиною. Мистер Эдмонстон, по крайней мере, так мне передавал. - Он рассказывал, что Филипп уронил тебя с лестницы.

- О милый папа! - вскричал смеясь больной. - Кажется, что теперь на Филиппа будут взваливать все, что ни случится в продолжение этого года.

- А как же это произошло? спросил Гэй.

- Да вот как, - отвечал Чарльз. - Мы сильно спорили, говоря о тебе, я очень утомился и принужден был допустить Филиппа, тащить меня под руку, вверх по лестнице. Он воспользовался минутой, когда мы были одни, и вздумал дать мне какой-то дерзкий совет. Я совсем забыл о своем безпомощном состоянии, вырвался из его рук и конечно полетел бы вниз головой, если бы он не поймал меня, не взвалил себе на руки и не огнес в спальню, как лисица цыпленка. В строгом нравственном смысле Филипп виноват в моем падении, но, судя по видимым обстоятельствам, он меня положительно спас.

- Однако, - заметила мать: - ты не можешь отвергнуть того, что падение было причиной твоей болезни.

- Не совсем, мама, нарыв готовился давно, а потрясение ускорило только его действие. Вот вам строгий медицинский мой вывод. Однако, кажется, завтрак подан, и вы все разбредетесь после него. Со мной никто не посидит, а мне бы так хотелось еще потолковать об истории кораблекрушении. До меня дошли слухи, будто героем в этом деле оказался какой-то Бэн, а совсем не сэр Гэй Морвиль.

Все засмеялись и пошли в столовую. После завтрака Лора собиралась идти в Ист-Гиль, а Эмми с Гэем и Шарлоттой согласились ее сопровождать, только с тем, чтобы зайдти в церковь и потом повидаться с Мори-Росс. Проходя деревней, Гэй не решался вести Эмми под руку, но вступив на паперть церкви, он вдруг остановился, посмотрел на нее, протянул ей руку и, крепко пожав ее, хотел как будто показать, что он считал себя обрученным женихом Эмми, с той минуты как они вместе пришли к алтарю Господню.

После службы, все четверо зашли в дом к мистеру Росс. Мэри вызвалась их проводить до дома, и дорогой, Эмми сообщила своей подруге тайну своего сердца. Мэри поразило одно, что главной заботой молодой невесты было уметь выработать свою волю и характер для того, чтобы переносить с кротостью все земные испытания; о своем счастье и любви она говорила как о второстепенной вещи.

- В первый раз в жизни вижу я такое странное проявление любви, подумала Мэри: - ей ли еще заботиться о чем-нибудь, когда судьба посылает ей такое счастье, которому может позавидовать каждая из нас.

Дойдя до саду в Гольуэле, мисс Росс молча простилась со всеми. Гэю она пожала руку так выразительно, что тот покраснел и улыбнулся. Шарлотта не съумела выдержать роли, она отстала немного от старших сестер и шепотом спросила у Мэри. - Что, Мэри, рады вы? Какова наша милая Эмми? Вы никому не разказывайте, ведь это большой секрет, а Гэй-то оправдался, и какой он благоразумный, вы не поверите!

- Я очень, очень рада! отвечала Мэри.

- А уж я то, не знаю что и делать от восторга, - продолжала Шарлотта. - Чарли также в восхищении. Вы подумайте только, Гэй будет нашим братом, разве это не счастие? Завтра уж он хочет посылать за Буяном.

одно из двух.

В этот день, вечером, было очень весело в Гольуэле. Чарльз потребовал от Гэя полнейшого отчета в истории его подвига и, в награду за утомительное описание каждой безделицы, осыпал похвалами его храбрых рэдклифских рыбаков.

настоящим рыцарем своей невесты. Не надоедая ей нежностями, не оскорбляя никого излишней фамильярностью, он исключительно занимался ею, и его почтительные ласки, постоянное внимание и деликатность все сильнее и сильнее привязывали молодую девушку к нему. Наедине с нею, он был иногда молчалив и задумчив, но в обществе не было человека оживленнее его. В семье, он держал себя совершенно как свой и каждому лицу её оказывал нежную любовь и заботливость.

Мистер Эдмонстон от души любовался юной парочкой и отпускал иногда на счет их довольно плоския шутки, к которым Гэй и Эмми впрочем скоро привыкли и не конфузились, слушая их. Жена его была в восторге, что Гэй с первого дня приучил себя называть ее мама; Чарльз радовался за Гэя и Эмми одинаково; он торжествовал победой над Филиппом и с каждым днем чувствовал себя лучше. Шарлотта с любопытством наблюдала, как это бывают невестой, и постарому возилась с Буяном, который так привык к Гольуэлю, точно и не уезжал никогда оттуда.

Лора одна была постоянно печальна. Не имея человека, с которым бы ей можно было поделиться мыслями и чувствами, она постоянно держалась вдалеке, чаще всего сидела или ходила одна и нередко втихомолку плакала. Гэй, воображая, что она горюет о разлуке с сестрой, старался быть особенно к ней внимателен, но его вежливость и внимание как будто раздражали ее. Не смотря на все случившееся, она не могла забыть предостережений Филиппа и никак не могла вполне довериться Гэю, как это сделала вся её семья. Она с нетерпением ждала писем от Филиппа, еще более ждала свидания с ним, чтобы передать ему все, что касалось до Гэя. Ей необходимо было высказаться для того, чтобы успокоить свою совесть и решить - вправе-ли она надеяться, что Гэй составит счастие Эмми.