Наследник имения Редклиф. Том второй.
Глава XIV.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Наследник имения Редклиф. Том второй. Глава XIV. (старая орфография)

ГЛАВА XIV.

В пятницу Гэй прибыл в Гольуэль. Решено было всю эту неделю провести как можно тише, в тесном семейном кружке, чтобы в последнее время наглядеться на Эмми и на досуге решить, где молодые проведут медовый месяц. Гэй и его невеста стояли за Лондон: им хотелось осмотреть все его достопримечательности, завернуть с визитом в Гольуэль, а затем поселиться где нибудь, в уголке Рэдклифского дома, пока стройка не кончится. Чарльз назвал это ребячеством и, вместе с отцом и матерью, предлагал им путешествие по Швейцарии, куда Эмми давно желала съездить. Гэй с радостью ухватился за эту мысль, тем более что старый его слуга Арно перед его отъездом просился погостить на родину.

- Отлично! воскликнул Гэй: - так как нам еще жить покуда негде, поедем в Швейцарию; мы очень одолжим Арно, а может и Филиппа встретим.

- Без последняго можно бы нам и обойтись, пожалуй, - с улыбкой заметила Эмми. - Разве с условием, чтобы ты с ним помирился.

- Я только этого и добиваюсь, - сказал Гэй. - Но вообще путешествие доставит нам много развлечения.

- Нам, однако, нужно так устроить, Гэй, чтобы не увлечься заграничными удовольствиями и не прожить там долее, чем нужно. Назначим себе срок.

- Пожалуй. Я велел плотникам кончить стройку к Михайлову дню. Вернемся к этому дню в Рэдклиф, - сказал Гэй.

День свадьбы быстро приближался. Чарльз видимо падал духом. Эмми для него была незаменима. Он с трудом приучал себя к мысли, что её место заступит Шарлотта. Тщательно скрывая свое горе, ок старался острить попрежнему, казался при всех спокойным и веселым, но оставаясь наедине с сестрой, он мгновенно умолкал, слезы душили его горло, и Эмми не раз принималась плакать, видя как дорого ему стоит борьба с самим собою.

В таких случаях Чарльз находил одно средство утешения: он вместе с сестрой начинал строить планы, как он приедет гостить к ним в Рэдклиф, и разсуждал очень серьезно, в чем бы ему удобнее ехать, в вагоне или в карете.

Наконец, роковой день наступил; он тянулся как вечность. Все в доме что-то притихли; Шарлотта сидела смирно в углу, подле брата; Лора ходила как растерянная; Чарльз лежал молча и не сводил глаз с Эмми, которая проводила все свободное время подле больного. Мистер Эдмонстон то и дело целовал ее и безпрестанно исчезал куда-то. Мать и плакала и радовалас в одно время. Гэй, движимый чувством деликатности, не сходил в гостиную. Он провел все утро у себя в комнате, потом верхом отправился в Броадстон, завернул к Россам и, когда приехал домой, то нашел Чарльза в саду в кресле, а Эмми на траве, у его ног. Гэй сел подле невесты и все трое долго молчали.

- Когда-то мы все увидимся! спросил Чарльз, стараясь улыбнуться.

У Эмми навернулись слезы, и она начала говорить вполголоса, мечтая о том времени, когда Гэй и она вернутся из заграницы.

Послышался стук колес и вдали показалась карета.

- Гости едут! Увезти мне тебя, Чарли? спросил Гэй.

- Скорее, скорее, вези домой! нетерпеливо отвечал Чарльз.

Гэй покатил его кресло и, идя вслед за ним, нагнулся немного вперед и произнес: - Чарли, может быть, нам не суждено уже встретиться на этом свете, кто знает, что случится; позволь же поблагодарить тебя за твою дружбу и внимание ко мне. Ты почти главный виновник моего настоящого счастия. Спасибо тебе!

- Я кроме капризов и насмешек ничем не отплатил тебе, Гэй, за твою любовь ко мне, возразил больной, задумчиво вглядываясь вдаль. - За что ты меня благодаришь? Я тебе всем обязан; по милости твоей я переродился; вся моя желчь, все мое озлобление на людей исчезли с того дня, как ты поселился в нашем доме. Я не только люблю, я уважаю тебя!

Они заговорились и не успели доехать до дому, как гости ужь показались на террасе.

- А-а! вот они, наконец! закричала сестра мистера Эдмонстона, бросаясь на встречу Эмми, которая, скромно опустив глаза, несла вслед за братом его костыли. - Душа моя! поздравляю тебя, - говорила тетка, обнимая ее. Чарльза она поцеловала мельком, а Гэю крепко пожала руку, сказав: - Я не жду представления, я вас уже заочно знала.

- Чтож, сестра, прибавил я что нибудь, говоря об нем? спросил мистер Эдмонстон, весело потирая руки. - Каков молодец, а?

и, не говоря его имени, сказал с улыбкой:

- Это твой знакомый, Эмми.

Мэркгам оторопел от удивления, когда молодая лэди ласково протянула ему руку и смеясь заметила^:

- Как же, я мистера Мэркгама давно знаю! Старик, забывшись от счастия, так горячо пожал поданную ему маленькую ручку, точно невеста Гэя была его родной племянницей.

- А где же Марианна? спросила Эмми.

- Она здесь, отвечал Мэркгам. Я ее захватил с собою в С.-Мильдреде. Ее раздевают внизу.

- Я сейчас за ней сбегаю, закричала Шарлотта, и через минуту она явилась в гостиной, ведя за руку маленькую, худенькую дочь Диксона, робко прижавшуюся к ней. Эмми подняла ее на руки и крепко поцеловала. Марианна пристально посмотрела на нее своими большими глазами. Вся семья обласкала девочку, и Шарлотта увела ее к себе на верх.

После обеда мистрисс Эдмонстон совсем захлопоталась, устроивая для гостей приличные спальни. Ее то и дело вызывали по хозяйству, а ей, между тем, очень хотелось потолковать с сестрой мужа, мисс Шарлоттою, с которой она не видалась с прошлого года. Сестра мистера Эдмонстона была уже пожилая девушка, небольшого роста, полная, очень живая, вечно смеющаяся; добродушное лицо её могло служить моделью ирландского типа. Она без памяти любила свою старушку мать и, когда приезжала без нея, то всегда тревожилась, не загоститься бы ей слишком долго у брата. Она с любопытством разспрашивала у невестки все подробности на счет Гэя, говоря, что ей надо будет отдать строгий отчет дома обо всем, что она видела или слышала. Эвелина, в свою очередь, не скупилась на разспросы, но она не церемонилась и потому ставила иногда Лору в щекотливое положение. Эдмонстоны вообще не любили делиться с посторонними своими домашними неприятностями. Пользуясь тем, что Лору вызвали для осмотра картонок с перчатками, присланных только что из Лондона, Эвелина пристала к Шарлотте, надеясь выпытать от болтуньи кой-какие потребности на счет Гэя. Шарлотта долго крепилась, наконец убедившись, что от кузины нечего скрывать того, о чем скоро все соседи узнают, она проговорилась об истории с чэком, о предостережениях Филиппа, о ссоре его с Гэем и т. д.

- Так Гэй был у вас в опале одно время? сказала Эвелина. - Неужели Эмми было уже запрещено с ним переписываться?

- Конечно, и сестра строго выполнила приказание папа, - отвечала Шарлотта.

- Душа моя! не корчи из себя невинность, смеясь возразила Эвелина. - Я никогда не поверю, чтобы они тайно не переписывались. Ты понятия, значит, не имеешь о влюбленных.

- Я о других ничего знать не хочу, а за Эмми и Гэя поручусь, что ничто в мире не заставило бы их нарушить приказание папа, сказала Шарлотта вся вспыхнув.

- Попробуй сама влюбиться, запоешь другое, насмешливо возразила кузина.

- Я никогда не влюблялас! с жаром говорила Шарлотта. - Эвелина покатилась со смеху, собеседница её вспыхнула, и оне сильно заспорили, но, к счастью в эту минуту кавалеры явились из столовой. Гэй усадил Чэрльза на диван, а сам, отойдя в сторону, вступил с Мэркгамом в бесконечный разговор об улучшениях в Рэдклифе. Шарлотта воспользовалась удобной минутой и, подбежав к дивану, стала на колени перед братом и шепотом проговорила:

- Чарли, Эвелина не хочет верить, чтобы Эмми с Гэем не переписывались в продолжение всей зимы.

- Чтож мне делать, Шарлотта? спросил брат.

- Скажи, чтобы она надо мной не насмехалась; она уверяет, будто я ничего в любви не понимаю, и что все влюбленные всегда тайно

- С ней нечего тебе связываться, возразил Чарльз. - Она не стоит, чтобы с ней были откровенны; сейчас видно, что она дома окружена дурным обществом. Не говори с ней ни об Эмми, ни об Гэе.

Чарльз сам между тем не прочь был поболтать с кузиной, которая своим насмешливым языком доставляла ему много развлечения. Он в этот вечер как-то особенно тосковал. Эмми сидела подле него и он крепко держал ее за руку, точно боясь, чтобы от него не отняли его безценное сокровище. Эвелина подошла к ним в средине вечера и принялась потешать обоих описанием нового учителя своих братьев, мистера Фидлера, рекомендованного Филиппом.

- По наружности, это настоящий джентльмэн, - говорила она: - он очень умен, начитан. Но что за урод! Боже мой! маленький, сморщенный, точно гуттаперчевая кукла. Он не ходит, а скачет, того и гляди, что в камин попадет и растает. Глаза у него хоть не косые, а какие-то странные, на одном из них ресницы черные, а на другом белые; он, по моему, напоминает Морицового тержьера Венеру, у которой на одном глазе черное пятно. Братья иначе не зовут его как Венерой.

- А вы верно еще более их подстрекаете насмехаться над учителем? сказал Чарльз.

- Как учитель, он не смешон, напротив, учит отлично. Но нас, ирландцев, он боится как диких; удивляется, зачем мы не едим руками картофель и отчего я на голове ношу шляпку, а не юбку, как носили в древности классическия карфагено-кельто-иберийския щеголихи.

- Немудрено, что Филипп его вам рекомендовал, заметила Шарлотта.

- Зато же он и ученый, возразила Эвелина: - чего-чего он не знает! С ним можно только сравнить капитана Морвиля, по образованию.

Эвелина тарантила таким образом в продолжение всего вечера, а Чарльз старался поддерживать еа тон, чтобы только не прекратить разговора. Наконец вечер кончился и все разошлись.

Лора вместе с матерью отправилась в комнату к Эмдии, там оне все трое поплакали, поговорили наедине и уходя крепко разцеловали Эмми, внутренно упрекавшую себя, что у ней на сердце как-то особенно легко.

На следующее утро она проснулась довольно рано и первой её мыслью было: сегодня моя свадьба! К завтраку она не вышла, а завернула к брату, который лежал уже одетый в уборной матери. Чарльз усадил ее подле себя на диване и дрожащими пиьцами начал застегивать на её руке золотой браслет, с волосами их матери. Слезы застилали его глаза и он провозился с браслетом довольно долго.

- Чарли, Чарли! произнесла Эмми плача и обнимая брата. - Зачем я решилась тебя оставить!

- Полно, возразил Чарльз: - мои сестры не обезьяны, которых привязали на всю жизнь к такому бревну, как я.

- Голубчик, ведь тебе худо будет без меня, с улыбкой говорила Эмми. - Позволь хоть Шарлотте меня заменить.

- Хорошо, если только я первое время слажу с собой и не возненавижу ее. Ах, Эмми! сказаи больной: - не знал я, что сам на себя руки подымаю, когда хлопотал о том, чтобы оправдать Гэя. Что делать! И он не виноват, что ты ему голову свернула. Всгань-ка, дай тебя осмотреть! Красавица да и только! честь мне делает, что такую девушку воспитал. Бог с тобой, будь счастлива! А за брата спасибо, я давно себе искал такого человека; из тысячи разве выберешь ему подобного. Ему одному позволяю я только украсть у меня мою Эмми. А вот и он сам. Иди сюда! крикнул Чарльз Гэю, пришедшему за ним. Гэй вошел молча и, взяв больного под руку, увел его вниз.

Невесте пора было одеваться. Эмми очень кротко отдала себя в полное распоряжение матери и сестрам. Когда туалет кончился, Гэю разрешили войдти посмотреть. Он с улыбкой остановился на пороге уборной и, увидев Эмми в дорогом шелковом белом платье, заметил смеясь:

- С чего ж это я взял, что материя гро-гро не годится для венчального платья? По моему, красивее ничего не может быть.

Жениха позвали вниз. Он сам вызвался отвезти Чарльза в церковь, в фаэтоне. Эмми же отправилась с отцом и матерью в карете. Мистер Эдмонстон был в сильном волнении, а жена его, едва сдерживая слезы, все время держала дочь за руку. По окончании утренней службы, начался свадебный обряд. Отец подвел невесту к алтарю, где она стала на колени рядом с Гэем. Оба они твердо и спокойно отвечали на все вопросы священника.

Лора не могла смотреть на них равнодушно и дотого вся дрожала, что должна была опереться на Шарлотту. Слезы её заразили всех свадебных подруг, кроме Мэри Росс, которая отличалась необыкновенным спокойствием, и с нежностью любовалась на молодую парочку.

День был дождливый с утра, но к полудню выяснело и яркий солнечный луч, ударив в одно из окон церкви, обдал золотистым светом кудрявую, темную голову Гэя и прозрачный, белый вуаль его невесты.

усердно молилась; щеки её горели, сама она тяжело дышала. Одна Эмми не была в волнении; скромно опустив голову и крепко сжимая руку Гэя, она с благоговением выслушала последнее наставление викария и, казалось, вся была погружена в молитву. Обряд кончился. Свадебная процессия показалась на паперти церкви. Впереди шли молодые, цветущие молодостью и красотой, за ними попарно следовали девицы: Лора и лэди Эвелина, обе красавицы и обе очень нарядные; Шарлотта, рука об руку с маленькой Марианной, и в заключение Мэри Росс и Грация Гарнер. Все деревенские жители, разиня рот, любовались на шествие, говоря, что на такое зрелище не жалко было бы придти посмотреть даже и за двадцать миль от Гольуэля.

Шарлотта просила дозволить ей довезти Чарльза до дому; кто-то заметил, что она пожалуй попадет под дождик в своем белом платье, но она продолжала приставать ко всем, уверяя, что отлично умеет править.

- Ну, садись, садись, сказал ей смеясь брат: - только не опрокинь меня, а то хлопот наделаешь.

Дорогой они разговорились о молодых. Шарлотта от души радовалась, что она имеет наконец право называть Гэя братом. -- Только бы поскорее все гости уехали, твердила она: - а то мне так хочется плакать! Ну, что мне теперь делать, Чарли? я знаю вперед, что мне не съуметь тебе угодить так, как Эмми угождала.

- Пожалуйста не сантиментальничай! возразил Чарльзу - пусть ужь лучше гости проведут у нас вечер, чем нам с тобой ссориться. Ведь мы все сегодня презлые; пожалуй, передеремся еще, а Эмми уедет, некому будет нас мирить.

- Видел ты как тетя Шарлотта разливалась? Какая она уморительная! заметила шалунья.

- Знаешь ли что? ведь ты будешь копия тетушки под старость лет, - насмешливо сказал Чарльз.

- Так чтож? очень рада, я всю жизнь останусь девушкой и буду ходить за тобой, как она за бабушкой.

- Неужели? вот не думал-то!

- Право, Чарли! Я ни за что не выйду за-муж, это так скучно. Однако, какая Эмми была хорошенькая! заключила она. Несколько крупных капель упало на белое платье Шарлотты. Зонтика они с собой не захватили, а от шинели Чарльза она положительно отказалась. Погнав лошадь полной рысью, молодая девушка от души смеялась, видя как проливной дождик отделывает её розовые ленты и белую шляпку. Гэй встретил их на крыльце, вместе с Буяном. Верный пудель, предчувствуя, что с его хозяином совершается что-то особенное, отрекся от всех, даже от Шарлотты, и ходил как прикованный за Гэем.

- Шарлотта! ты вся мокрая! вскричал Гэй, помогая ей выходить из экипажа.

- Не беда, зато Чарльз сух! отвечала она, выпрыгивая из фаэтона и крепко пожимая руку своему нареченному брату, нежно поцеловавшему ее в лоб.

- Дитя мое! ведь ты промокла насквозь! говорила Эмми, обнимая сестру; пойдем, переменим платье! и оне обе побежали наверх, в детскую, где Эмми принялась сама растегивать промокшее платье сестры.

- Погоди, Эмми, сказала Шарлотта, лукаво улыбаясь и схватив ту руку сестры, на которой был обручальный перстень. - Лэди Морвиль не может служить мне горничной!

- Пусти, пусти, дорогая! недолго мне послужить тебе, - говорила Эмми дрожащим голосом, и оне обе крепко поцеловались. Пока старшая сестра прикалывала ей другой поясь, Шарлотта заглянула в молитвенник, лежавший на столе; на заглавном листе его была сделана рукою Гэя следующая надпись: Амабель Франциска Морвиль. июня... 18....

Пышного завтрака мы описывать не будем. Свадебный пирог был великолепен. Шарлотта суетилась, угощая девиц. Эвелина кокетничала с Мэркгамом, за неимением другого кавалера; лорд Килькоран произнес торжественный спич в честь молодых, а все прочие гости веселились от души. Одна Лора металась из угла в угол, делая вид, что она помогает матери, а между тем её сердце надрывалось от сдержанных рыданий. Дамы встали, чтобы переодеть Эмми в дорожное платье. Мать и дочь долго оставались в уборной вдвоем; перейдя к себе в спальню, Эмми дала последнее наставление Шарлотте как ухаживать за Чарли. Обе сестры заплакали, крепко обнялись, и затем началась церемония туалета. На молодую надели малиновое шелковое платье с белым отливом, кружевную мантилью и белую шляпку. Нарядив ее, мать ушла к себе в уборную, где ее уже дожидался Гэй. Он с жаром поцеловал её руку и искренно поблагодарил ее за постоянную любовь, доверие и внимание к нему.

- О чем же мне вас попросить? с улыбкой возразила мать. - Я так уверена, что наша Эмми попала в надежные руки, что мне и просить нечего, чтобы вы ее берегли. Мне остается пожелать, чтобы вы внесли в свой дом то же счастие и тот же мир, которые вы умели внести в нашу семью. Смело скажу, милый Гэй, что все мы привязались к вам искренно. Дай Бог, чтобы Эмми еще более нас сблизила.

В эту минуту вошла Лора. Прощаясь с сестрой, она молча плакала, но с Гэем ей нужно было сказать хотя несколько слов. Гэй заговорил первый.

- Лора, сказал он: - вам нужно успокоиться, когда эта вся кутерьма кончится. Бросьте в сторону математику и не работайте до изнеможения сил.

Она горько улыбнулась вместо ответа.

- Вот вам заказь от меня, продолжал он. - Нарисуйте мне внутренность нашей церкви в перспективе. Только не работайте через силу. Этот подарок будет служить мне доказательсгвом, что вы забыли все неприятности, которые я вам сделал невольно. Простите меня за все прошлое.

- Благодарю вас за доброе слово, - отвечала наконец Лора и зарыдала. Мать её вышла немедленнл из комнаты.

- Не утешайте меня, Гэй, продолжала Лора сквозь слезы: - вы ни в чем не виноваты. Я только, несчастная....

- Эмми передала мне, что вы все горюете о Филиппе, - прервал ее Гэй. Успокойтесь, мы - вероятно встретим его в Щвейцарии; кто знает, может быть, там он и помирится со мною. Что до меня касается, то я только об этом и мечтаю.

Слова эти произвели на Лору самое отрадное впечатление. Она хотела что-то ответить, но в эту минуту Шарлотта вбежала в комнату нея запыхавшись.

- Гэй, не забыть бы мне вам напомнить ваше обещание, говорила она весело. - Прошу подписаться на первом же письме: "любящий вас брат."

- Гэй! где Гэй? кричал, снизу мистер Эдмонстон. - Поезд скоро уйдет. Ступайте все, скорее, вниз. Мать ношла искать молодую. Она нашла ее на коленях в своей комнате. Эмми горячо молилась, прося Бога благословить их брак, укрепить веру в её сердце и дать ей силу соделать счастие мужа и всей семьи. Мать свела ее вниз и с рук на руки передала ее Гэю.

Чарльз лежал на диване, в прихожей, очень много говорил и видимо волновался. - Эмми, слушай, сказал он сестре, нежно его ласкавшей: - покамест мы все тобой довольны, а теперь прошу писать как можно чаще и, главное, не убиваться о брате.

Вся семья толпилась вокруг отъезжавших, Эмми и Гэя целовали наперерыв. На крыльцо высыпал весь дом, даже больной Чарльз выполз туда же, опираясь на Шарлотту. Наконец, отец усадил молодую в карету.

- Шарлотта, я Буяна запер у себя в комнате - выпустите его полчаса спустя. Я ему все объяснил и он будет умник. Прощайте!

- Хорошо, все сделаю, отвечала Шарлотта. Я буду вамь писать о нем.

- Мэркгам, помните, если наш дом не будет готов к Михайлову дню, мы остановимся у вас.

Старик буркнул что-то про себя и отвернулся.

Эмми, высунув голову из окна, задумчиво смотрела на мать и брата, пока ветка желтого ракитника не задела за кружево её шляпки и не обдала всю ее каплями дождя.

- Смотри, Эмми, гольуэльские цветы плачут о тебе, сказал Гэй.

- Гэй, проговорила Эмми: - знаешь ли, о чем я теперь думаю? Если нам с тобой и грозит какое нибудь испытание, мы не должны отчаяваться: посмотри, Сам Господь этой радугой дает нам знамение надежды!