Продолжение «Тысячи и одной ночи».
Рассказ о Синкарибе и двух визирях

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Казот Ж.
Категории:Сказка, Детская литература


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ДИАЛОГ ШАХРАЗАДЫ И СЛУШАТЕЛЕЙ СКАЗОК

Продолжение «Тысячи и одной ночи». Рассказ о Синкарибе и двух визирях

- Ты закончила? - спросил султан Шахрияр Шахразаду. - История твоя есть дерзость и дерзость тем более оскорбительная и непозволительная, что в ходе рассказа своего ты несколько раз намекала на меня. Так ты считаешь, что я не силен головою, потому что люблю птиц?

- О царь мой, великий и непобедимый! - отвечала ему Шахразада. - Я хотела лишь предостеречь тебя…

- Довольно! Запомни раз и навсегда, что я не терплю, когда насмехаются над моими пристрастиями, и впредь будь осторожнее с выбором историй… И кстати, - добавил султан, - я, кажется, припоминаю еще один рассказ: там речь шла о птицах и о царе Египта.

- Господин мой, без сомнения, говорит об истории, которая произошла во времена стародавние, задолго до того, как Коран озарил своим светом вселенную. Я расскажу ее, если мой повелитель соблаговолит приказать.

- Говори, - приказал Шахрияр, - но не забывайся…

Любезная султанша поняла его с полуслова, поклонилась и начала свой рассказ.

РАССКАЗ О СИНКАРИБЕ И ДВУХ ВИЗИРЯХ

В те давние времена в Ассирии царствовал Синкариб{210}. Он взошел на трон, будучи еще совсем юным, и с рождения был не лишен достоинств и добродетелей, но любовь к развлечениям заставляла его забывать о делах, которыми мало-помалу он стал тяготиться. Визирь, способный избавить своего правителя от тяжкого бремени власти, мог бы полностью подчинить царя своей воле. Но молодой государь, к своему счастью, предусмотрительно оставил на этом месте того, кто с блеском и мудростью исполнял обязанности первого визиря еще при отце Синкариба. Звали его Хикар. Это был самый образованный человек своего времени, который владел знаниями во всех известных науках, а его осторожность, твердость, дарования и безупречная репутация служили залогом счастья народов и благоденствия государства.

Хикар обладал несметными богатствами, дворец его равнялся целому городу. Не тщеславие непомерное, но стремление обзавестись наследником заставило его жениться почти на шестидесяти женщинах. Каждой он построил отдельную максуру[38]{211}, однако ни один из браков его не принес желанных плодов, и отсутствие детей печалило визиря гораздо сильнее, чем пристало такому, как он, мудрецу.

Зефани, первая жена Хикара, которая никогда не теряла прав на его сердце, напрасно призывала мужа к смирению.

- Ребенок, - говорила она, - не всегда подарок судьбы. Вспомни сестру мою, которую неблагодарный сын свел в могилу. Покорись воле небесной, мой дорогой, может быть, она избавляет твою жизнь от горестей, и тебе только кажется, что она к тебе немилостива.

Первый визирь с глубоким почтением относился к своей жене: она, хоть и приходилась родной теткой Синкарибу, никогда не кичилась своим родством, нрава была превосходного и поведением своим заслуживала только любви и уважения. И Хикар, стыдясь самого себя, тайком от Зефани обратился к звездочетам, чтобы узнать, каким способом ему обзавестись наследником.

Звездочеты, польщенные вниманием столь высокопоставленной особы, посоветовали визирю принести жертву Бильэльсанаму[39]{212} и попросить ниспослать ему сына.

Хикар был родом из Арамеи, оттуда он вынес веру в истинного Бога{213}. Однако мечта о сыне захватила его настолько, что он обратился к жрецу Бильэльсанама, велел принести жертву и задать оракулу волновавший его вопрос. Оракул остался нем, и жрец, объятый ужасом, велел визирю удалиться.

принеся ему жертву.

- О всемогущий Создатель, - воскликнул визирь, подняв глаза к небу, - Бильэльсанам не проронил ни слова, он нем и не может ничего дать, ибо бессилен. Но Ты, всемогущий, Ты, кто отказывал мне в том, о чем я так долго просил, прислушайся к моим мольбам и подари мне сына!

Так воззвав к Богу, визирь опустил глаза долу, скрестил руки на груди и умолк, погрузившись в размышления. Вдруг раздался глас небесный:

- Хикар, перестань докучать Небу, у тебя никогда не будет ребенка, но ты можешь усыновить Надана, сына сестры твоей, и сделать его своим наследником.

Визирь вернулся домой и, ни слова не сказав Зефани о жертве, принесенной идолу, поведал ей о небесном повелении. Добродетельная жена его почла долгом покориться воле Господа и желанию мужа, и они немедля усыновили Надана и сосредоточили свои заботы и любовь на том, кто, как они верили, был дан им свыше.

Природа щедро одарила Надана, он казался прилежным, работящим и исполненным признательности к Хикару и Зефани за их доброту. Юноша обещал превзойти все ожидания, ибо выказывал глубокий ум и усердие, однако эти достоинства и добродетели были лишь видимостью. Приемный сын визиря обладал столь изощренным умением притворяться, что все его поступки и слова выглядели естественными, и к этому опасному свойству добавлялись еще и самообладание великое, осторожность и скрытность.

- Мне хотелось бы, - говаривала Зефани, - чтобы наш сын совершил какую-нибудь ошибку. Хотя бы ради того, чтобы посмотреть, каким образом он ее исправит. По правде говоря, я нахожу его слишком уж совершенным.

Надану пошел двадцать пятый год. К этому времени благодаря своему дяде, которому нравилось его обучать, он приобрел обширные познания и опыт в управлении государством и политике. Пожираемый честолюбием, молодой человек тщательно скрывал его в тайниках души своей и умерял все свои страсти. Никто и предположить не мог, что он подвержен их влиянию.

Хикар был совершенно очарован тем, что видел, и, желая провести остаток дней в покое и отдыхе, решился попросить у царя отставки и предложить назначить на место первого визиря своего приемного сына.

- Господин мой, - сказал он Синкарибу, - вот уже без малого сорок семь лет, как я имею честь служить славному государю, отцу твоему, и тебе самому. Старость влечет за собою дряхлость, и нет у меня той живости, что необходима для достойного исполнения возложенных на меня обязанностей. Я давно предвидел, что когда-нибудь силы телесные перестанут отвечать моему душевному рвению, и усыновил сына своей сестры. Я дал ему образование, и оно позволяет верить, что Надан будет служить тебе должным образом. Богатые природные дарования его подпитывали мои чаяния, и потому я льщу себя надеждою, что подготовил визиря еще более искусного, чем я сам. Я глубоко ценю доброту твою царскую, с коей ты всегда ко мне относился, и, умоляя дозволить мне уйти на покой, заверяю тебя в своей вечной преданности. Надеюсь, однако, что с таким первым визирем, как Надан, тебе не понадобятся мои советы, ибо его достоинства послужат превосходной заменой моему опыту.

Синкариб пожелал познакомиться с тем, кто заслужил столь высоких похвал его первого визиря. Внешность Надана была самая что ни на есть располагающая, на вопросы он отвечал с видимой скромностью и в то же время выказал основательность суждений, которая свидетельствовала о зрелости его и обширных познаниях, восхитивших правителя.

- Это благодеяние, - сказал Хикару царь, - послужит достойным довершением твоей службы, и я отблагодарю тебя тем, что возьму Надана на место, которое ты, к моему сожалению, покидаешь. Однако я желаю, чтобы ты по-прежнему оставался первым человеком моего царства и сохранил за собою все привилегии: ты будешь иметь право свободно являться ко мне, и я всегда буду прислушиваться к твоим мудрым советам.

Синкариб тут же приказал наградить Хикара самым прекрасным халатом и золотым ожерельем с драгоценными адамантами, на котором было высечено его царское имя; он повелел также устроить недельные торжества по всей стране в честь бывшего первого визиря и вступления в должность его преемника.

Надану передали печать и перо с чернильницей[40]. Получив первые царские указания, он вернулся во дворец своего дяди.

- Мой дорогой сын, - сказал Хикар, - отныне у тебя не будет времени, чтобы советоваться с родителями, но не забывай, чему мы тебя учили. Следуя заповедям нашим и с моей поддержкой, ты достиг самого высокого положения. Помни, что оно не только возносит на вершину власти, но и подвергает опасностям, и молю выслушать меня напоследок. Я дам тебе наставления, которые до сей поры были бы преждевременными, а ныне являются более чем важными и уместными… Ты получишь власть великую: используй ее только на благо того, кто облек тебя ею. Помни, что ты лишь орудие в его руках. Будь почтителен к господину своему и сдержан с подчиненными. Не допускай вольностей в обращении как с теми, кто стоит выше тебя, так и с теми, кто ниже. У тебя нет равных по положению и не может быть друзей. Не будь игрушкою в руках двора. Дерево с плодами всегда привлекает птиц, они слетаются на его ветви, дабы порезвиться и поживиться, а обобрав, улетают прочь. Дерево же становится добычей ветра, оно покрывается пылью, и все обходят его стороной. Лесть усыплет путь твой цветами, фимиамом наполнится воздух, сандал и алоэ заблагоухают в курильницах. Умей распознать истинную цену почестям… Тот, кто будет открыто превозносить тебя, не столь опасен, как тот, кто в глаза хвалит, а за глаза поносит. Богатство привлечет к тебе тех, кто к нему стремится. Пусть они поклоняются ему, всё равно однажды им придется расстаться с надеждами. Оставайся сам по себе даже посреди толпы, не теряй ее из виду, но не иди у нее на поводу. После окончания трудов ищи уединения, там ты найдешь достойное общество - размышления свои. Тебя ждет изобилие. Не обольщайся им - оно лишает вкуса к жизни. Тот наполовину мертв, кто жив одними излишествами. Сластолюбие любого рода делает чувства мутными и притупляет их. Невоздержанность изматывает мужчину, он теряет силы, становится вялым и постепенно впадает в слабоумие{214}. Всегда принимай и выслушивай всех, но никому не позволяй панибратства, одним своим видом ты должен внушать почтение. Заткни рот болтунам, скорее солнце погаснет, чем они перестанут впустую молоть языком. Это расхитители времени. Никогда не говори свысока, за чванством прячется невежество. Слушай внимательно, подбадривай застенчивых, не бойся смелых. Если кто-то противится тебе, не теряй хладнокровия, дабы судить здраво, что человеком движет - уверенность или упрямство. Не жди добра от злых и порочных. Это всё равно, как надеяться, что река обратится вспять, море станет пресным, а ворон - белым. Будь сострадательным. Человеком часто управляют обстоятельства и его собственный нрав. Карая виновного, сдерживай себя вплоть до выражения глаз своих. Ты - рука правосудия, а не палач. Привечай бедных, но гони попрошаек, особенно тех, что носят роскошные одежды. Ты разоришь казну, но не утолишь алчности. Избегай скупости - она не приносит выгоды. Бойся расточительности - она сеет щедро, а пожинает лишь сожаления. Когда река пересыхает, путник смело переходит ее, не замочив ног. Даже земли, которые поила эта река, забывают, сколько воды она им дала. Пекись об общем благе и только о нем, таким образом ты соблюдешь не только общие интересы, но и свои собственные. Когда задумаешь что, держи язык за зубами. Когда же пустишься в дорогу, дабы осуществить намеченное, выстели свои сандалии мехом. Сохранить свой замысел в тайне трудно. Но слухи, предваряющие или сопровождающие исполнение задуманного, расстраивают его. Уважай чужую жизнь. Люди - твои братья. На первых порах будь скромен. Тем ярче будет блеск твоей славы в конце пути. Миндаль зацветает первым и последним приносит плоды. Бери пример с шелковицы[41] - она дарит ягоды раньше, чем покрывается листьями. Старайся предвидеть вероятные препятствия и помехи. Челнок, спущенный на воду, может не бояться первой волны, но его непременно потопят следующие валы.

Покончив с мудрыми наставлениями, Хикар, предполагавший, что Надан непременно последует им в дальнейшем, препроводил его к Зефани. Они обняли своего приемного сына, благословили и осыпали наилучшими пожеланиями. Ворота царского дворца распахнулись, и Надана встретили с почестями, подобающими высокой должности, которую доверил ему Синкариб.

Первый блеск и почет не способны были ослепить Надана. Этот человек, чьи пороки не сумел распознать его дядя, отличался нравом слишком твердым и скрытным, чтобы сразу же выдать себя: новый визирь делал всё, дабы казаться достойным уважения. Он принимал участие в заседаниях дивана, вращался при дворе, блестящем и многочисленном, и поначалу Хикар ни в чем не мог упрекнуть своего преемника.

и никогда не упрекал за тягу к удовольствиям. Позабросив дела, царь и визирь сделались неразлучны.

Послышались жалобы, пошли пересуды. Покой Хикара был нарушен, и он поделился обеспокоенностью с племянником. Надан выслушал его почтительно, но безучастно, обещал всё исправить, однако слова не сдержал.

Беспорядки усилились, и бывший визирь решил вмешаться: он осмелился поделиться своими тревогами с самим царем и обнаружил, что тот обо всем осведомлен. Надан заранее приукрасил положение и выставил дядю в невыгодном свете.

- Старость, - нашептывал Надан Синкарибу, - делает Хикара подозрительным и боязливым. Он удалился от дел, но по-прежнему хочет всем управлять. Дядя стал немощным, дряхлым, и власть ему уже не по силам, но он не может с этим смириться и каждый день жалеет об утраченном могуществе. Его состояние печалит меня, но, если я буду следовать его указаниям, мне ни одного замысла не удастся осуществить с пользой для тебя.

Хикар предстал перед Синкарибом и очень скоро понял, что тот настроен против него. Царь был холоден, а когда бывший визирь попытался заговорить о делах, государь посоветовал ему впредь заботиться исключительно о собственном здоровье.

- Я знаю, о чем ты желаешь поговорить со мною, - добавь он, - жалобы, которые дошли до твоих ушей, совершенно необоснованны. Твой племянник прекрасно исполняет мои приказания и свой долг. Прими мою благодарность за это новое доказательство твоего ревностного отношения к делам нашим и постарайся беречь свое пошатнувшееся здоровье.

Хикар вернулся к себе смущенный и униженный, со слезами он бросился в объятия к жене:

- Моя дорогая Зефани, мы верили, что Надана послал нам Господь, дабы он служил утешением нам и оплотом Ассирии, а он лишил меня доверия государя. Мой ставленник погубит всё, и виною тому буду я!

- Не убивайся, Хикар, - отвечала ему Зефани. - Я тоже была очарована выдающимися достоинствами Надана и помогала тебе обмануться на его счет. Но мы не можем утверждать, что нам была оказана Божья милость: да, тот голос, что, казалось, раздался свыше, не был голосом Неба, однако именно Небо позволило, чтобы он ввел тебя в заблуждение за то, что ты, стремясь заполучить сына, в котором тебе было отказано, обратился к Бильэльсанаму. Я давно думаю над этим злосчастным обстоятельством. Если бы Всемогущий захотел даровать тебе наследника, Ему это было бы так же просто, как дать тебе услышать потусторонний голос. Но Он позволил тебе сделать неверный шаг, дабы покарать за поклонение идолу, непростительное для такого просвещенного человека, как ты, и ты был принужден усыновить Надана. Да остановит его Небо! За маской лицемера, которая так долго вводила нас в заблуждение, может таиться страшное коварство!

Рассуждения жены были мудрыми и глубокими, но Хикар, чье сердце еще питало нежные чувства к племяннику, не мог поверить, что тот в полной мере оправдает справедливые предсказания Зефани.

Надан, на совести которого тяжким бременем лежала неблагодарность по отношению к благодетелю, хотел ускорить его погибель, ибо опасался, что дядя, чьим богатством он пользовался и чья слава не давала ему покоя, отныне глаз с него не спустит и изведет упреками.

Молодой сановник задумал составить анонимную жалобу, но так, чтобы в ней узнавалась рука бывшего первого визиря. Он заполнил послание ложными и сомнительными обвинениями, более или менее правдоподобными и как будто продиктованными заботой о государственных интересах. Синкариб получил жалобу и передал ее Надану.

Хитрый визирь в одно мгновенье не оставил от обвинений камня на камне. В то же время он укрепил царя в подозрении, что документ написан Хикаром, сделал вид, будто расстроен до слез, и стал умолять Синкариба простить старого дядю. При этом лицемер позаботился о том, чтобы окончательно отстранить от власти бывшего визиря, который, мол, теперь уже не тот, что прежде, и позволяет себе быть игрушкой в руках интриганов.

- Ты оставил ему многочисленную стражу, - добавил Надан, - этот знак величия придает старику весомость, и благодаря ей недовольные тянутся к нему и морочат голову своими бреднями. Они подталкивают его к тому, чтобы любой ценой вернуть себе бразды правления. Эти смутьяны отстанут от него и прекратят беспокоить нас, только если Хикар утратит всякую надежду на твое благоволение.

- Я мог бы пренебречь недовольством народа, - возразил Синкариб, - ибо не обязан отчитываться перед ним в своих действиях. И я приму во внимание твои соображения, если только они не придут в противоречие с моим собственным взглядом на вещи. Однако я не позволю унижать Зефани, ибо обязан выказывать ей почтение как сестре моего отца, и ради нее не стану ничего менять в почестях, коих удостаивается ее муж.

Надан был слишком искушенным царедворцем, чтобы не оценить доводы повелителя и не понять, что для достижения своих целей ему придется прибегнуть к более изощренным хитростям.

Ассирийский двор вел переговоры с Персией по поводу обмена двумя приграничными областями, и всё было уже обговорено и закончено, но знал об этом только Надан. Лишь в скором времени гонец должен был принести эту новость царю.

Хикар получил письмо от находившегося в Персии человека, в чьей преданности он не сомневался. Но письмо было поддельным. Этот человек якобы сообщал, что персидский царь не намерен следовать соглашению, и, как только его войска расположатся в той области, которую уступают им ассирийцы, другие его отряды по никому не известным подземным ходам проникнут в крепость, занятую армией Синкариба, и убьют царя Ассирии. Осуществить этот злодейский план персиянин намеревался уже после того, как обе стороны обменяются заложниками.

Письмо Надан сочинил сам, и всё в нем выглядело столь убедительно, что Хикар задрожал от негодования, узнав о задуманном злодеянии.

Надан редко покидал царский дворец. Получив от дяди просьбу немедленно прийти к нему, он поспешно явился, всем своим видом выражая готовность услужить своему благодетелю.

ты позвал меня?

- По твоему делу, по делу Синкариба и всей Ассирии. Взгляни на это письмо.

Надан хотел вывести Хикара из себя не только словами, но и поведением своим. Он прочел письмо с хладнокровной и презрительной миной и сказал:

- Дядя, ты не должен думать ни о чем, кроме как о своем покое. Подобные сведения нарушают его. Я полностью полагаюсь на разумность мер, принятых государем нашим с моей помощью, а также на верность донесений, которые мы получаем. Тебе не стоит поддерживать отношения с людьми, которые осаждают тебя со всех сторон и тревожат. Царь беспокоится о твоем здоровье, он будет признателен тебе за невмешательство, да и дела пойдут намного лучше, ежели ты наконец соизволишь доверить их нам.

После этой оскорбительной речи Надан поклонился и вернулся в царский дворец.

Слова племянника ошеломили доблестного Хикара. Он направился к Зефани и выплакался у нее на груди. Жена прекрасно поняла, что причиной его слез послужили неблагодарность и недостойное поведение Надана. Этот дерзкий себялюбец, презрев мудрость старого визиря, доведет Ассирию до войны, страна понесет бесчисленные жертвы и попадет в унизительное рабство.

- Ступай к племяннику моему Синкарибу, - сказала Зефани, - и отнеси ему письмо из Персии. Как бы ни был он ослеплен заслугами Надана, собственные интересы раскроют ему глаза. Ты никогда не простишь себе, если всё погибнет, а ты даже палец о палец не ударил, чтобы предотвратить беду.

- Да, я пойду к царю, - согласился Хикар, - хотя душа моя противится.

И бывший визирь направился во дворец и испросил дозволения говорить с государем с глазу на глаз.

- Я поговорю с тобою, но только в присутствии Надана, - отвечал царь. - Он предупредил меня о причинах твоего беспокойства. Ты мучаешься из-за ложных донесений, но, к счастью, меня они не тревожат. Только что прибыл гонец от моего посланника в Персии. Он принес прекрасные известия. Подземные ходы, о которых тебе сообщили, - это злонамеренная выдумка, а предательство царя Персии - измышление, за которое его автор непременно был бы казнен, если бы смерть, о которой нам только что стало известно, не избавила его от наказания. Я хотел бы, чтобы такая судьба ждала всех, кто стремится дать тебе извращенное представление о современном состоянии дел в государстве. Во всей Ассирии только ты один недоволен им, возвращайся к себе, живи в мире - вот всё, чего я жду и требую от тебя.

Так, с холодным презрением, невзирая на прошлые заслуги и почтенный возраст, Хикара выпроводили. Он вернулся к своей мудрой жене и рассказал об оказанном ему приеме.

- Звезда Надана взошла на твою погибель, - сказала Зефани. - Он порочит тебя и твоих друзей и ставит под сомнение мои советы. К сожалению, именно его звезда управляет Ассирией, и мне кажется, что стране нашей грозят большие беды. Но, если такова воля Неба и это царство падет от его рук, почему мы должны беспокоиться о его судьбе, когда первые лица в государстве предпочитают бездействовать? Отойдем в сторону, пусть они или сами пекутся о благе страны, или закроют глаза на то, что с нею происходит. Синкариб приказал тебе жить, ни о чем не беспокоясь, по-моему, в твои лета этот приказ выполнить легче любого другого. Ты любишь науку, так займись ею и забудь о царях и их визирях.

Хикар прислушался к советам жены и перестал докучать государю, не желая давать Надану поводов для ревности. Он закрыл двери для всех, кого можно было подозревать в желании говорить с ним о делах, но, как и прежде, поддерживал связь с учеными разных стран. Вся семья была счастлива, видя, как весел и ровен стал нрав Хикара, он уже начал забывать о племяннике, когда тот, для кого само существование этого великого человека было невыносимо, решил уничтожить его путем коварной и преступной интриги.

После того как Хикар удалился от двора, Синкарибу стало не по себе из-за того, как он обошелся с человеком, который оказал стране неоценимые услуги. Вид почтенного старца смутил царя, несмотря на происки Надана, но одного взгляда молодого визиря хватило, чтобы его господин ослушался собственного сердца, ибо Синкариб отличался слабым характером и легко поддавался чужому влиянию. И всё же царь Ассирии был недоволен собою.

Несколько дней его мучали угрызения совести, и наконец на душе у него стало так тяжело, что он не выдержал и заговорил с Наданом:

- Боюсь, твой дядя ушел от нас обиженным. Как он отнесся к моему приему? Что он сейчас делает?

- С присущим ему высокомерием и злобностью заперся в своем доме и никого к себе не пускает. Правда, это касается только жителей Ниневии{215}, к чужеземцам он по-прежнему радушен. Его посланцы каждый день скачут по дорогам в Персию и Египет.

- Чего он хочет? - обеспокоился Синкариб.

- Жажда снова управлять делами захватила старика целиком, - отвечал Надан, - и я не могу представить, как далеко он готов зайти. Это как болезнь, и она кажется мне неизлечимой, но ты, государь, можешь легко выяснить, чем он занимается. Я предупрежу тебя, когда очередной его посланник тронется в путь, ты прикажешь перехватить его и узнаешь, о чем этот старик пишет иноземцам.

- Это весьма мудрое решение. Возможно, в письмах старика нет ничего, кроме бредовых измышлений, и, схватив его посланца, мы выкажем беспочвенную подозрительность.

Надан прекрасно знал, какого рода письма пишет его дядя. Хикар обменивался с некоторыми персидскими магами и жрецами Осириса{216} из Египта мыслями по поводу вопросов, которые ему хотелось прояснить для себя. Племяннику надо было очернить старика, и что сделал для этого коварный визирь? Он похитил печать Хикара и, умело подделав его почерк, сочинил от его имени письмо к царю Персии Акису{217} - самому опасному сопернику Синкариба. Бывший визирь якобы предлагал Акису захватить царство, притесняемое изнеженным тираном, которого ненавидит и презирает весь народ. Он убеждал вражеского правителя встать во главе отборных войск и явиться в долину Неррима, Хикар же вместе со своими стражниками выйдет ему на подмогу в первых числах месяца нирама{218}. Кроме того, старец уверял Акиса, что главные ворота города будут открыты и что народ и знать Ассирии охотно свергнут тирана и отдадут власть в руки победителя.

Надан составил текст так, будто это не единственное письмо Хикара к персидскому государю, что были и другие, в которых подсказывалось, какие средства надо пустить в ход, дабы подготовить переворот.

Дополнив этот насквозь лживый документ правдоподобными подробностями, Надан велел изготовить в точности такую же суму, как та, в которую гонцы Хикара прятали послания своего господина. Получив предупреждение о том, что один из них собрался в дорогу, визирь приказал своему подручному подстеречь посланца за воротами Ниневии. Тот легко разговорился с гонцом, зазвал его в ближайший трактир и вышел оттуда только после того, как подменил его суму на ту, что дал ему Надан.

Визирь поспешил к царю.

- О господин мой, - сказал он, - сегодня утром гонец Хикара направляется в Персию. Прикажи послать грабителей ему наперехват. Я останусь в стороне, ибо многим обязан родному дяде и приемному отцу. Суди его сам, если сочтешь необходимым, но в этом деле я служить тебе не смогу.

Синкариб оценил щепетильность Надана. Он велел пятерым стражникам переодеться и послал их вслед за гонцом, которого те вскоре настигли и узнали по суме, прикрепленной к поясу. Напав на посланца, они раздели его и бросили на дороге в точности так, как поступили бы настоящие грабители.

Синкариб, прочитав поддельное письмо Хикара, пришел в ярость неописуемую и приказал немедленно разыскать гонца. Тот укрылся в хижине неподалеку от места, где на него напали. Царские прислужники схватили его и доставили во дворец.

- Кому ты служишь, раб? - спросил повелитель.

- Хикару.

- Это письмо дал тебе он?

- Да, господин.

- Кому ты должен был его передать?

- Друзьям Хикара в Персии.

- О, гнусное вероломство! - вскричал Синкариб. - Человек, которого мой отец и я подняли на высоту недосягаемую, хочет изменить мне и отдать страну на разграбление врагу! Ступайте, приведите Хикара!

Стражники помчались во дворец бывшего визиря, а он в это самое время находился неподалеку от города, в своем уединенном домике на склоне горы.

устремилась во дворец своего племянника и упала ему в ноги. Синкариб поднял ее и сказал грозным голосом:

- Не проси меня о снисхождении, Зефани. У меня есть все доказательства ужасного заговора, который замыслил муж твой против меня и всей Ассирии. Кровь, что течет в твоих жилах, должна возмутиться против преступника, столь же отвратительного, сколь неблагодарного.

Зефани разузнала в подробностях, в чем обвиняется ее муж, и поняла, что ни в чем не повинного Хикара оболгали и подстроил всё Надан, ибо только он мог подделать почерк дяди и завладеть его печатью. Однако царь был ослеплен гневом, и женщина не стала попусту тешить себя надеждой, что ей удастся раскрыть ему глаза.

- Государь, - сказала она, - если ты считаешь своим долгом пожертвовать мужем моим ради своего удовлетворения и безопасности, то я попрошу тебя лишь об одной милости. Виновен он или нет, но его кровь для меня бесценна, и я хочу собрать ее всю, до последней капли. В свое время Хикар приказал выстроить гробницу, которая должна соединить нас навеки, позволь мне похоронить там его прах, и, оплакивая потерю того, с кем связал мою жизнь твой отец, я воздам хвалу справедливости твоей, которая послужит на благо страны. Не откажи мне, вели казнить мужа моего в его собственном дворце.

Синкариб не мог противиться просьбе Зефани. Он приказал своим людям отправиться во дворец Хикара и после казни принести ему голову изменника.

Зефани вернулась домой. В ожидании Хикара и его палачей женщина всеми силами постаралась подавить свою скорбь, дабы сохранить ясность мыслей посреди огромного сборища людей, которых она надеялась перехитрить. Она приказала накрыть столы, подать самые изысканные яства и напитки, зажечь в курильницах благовония, украсить дом душистыми цветами и всем, что может радовать глаз, а также нарядить шестьдесят прекраснейших рабынь. Посреди всего этого соблазнительного великолепия жена Хикара намеревалась встретить царских прислужников. И когда ловушка была полностью готова, Зефани вышла к воротам и стала ждать.

Наконец они прибыли.

- Я знаю, что привело вас сюда, - сказала жена Хикара. - Вы посланы волей царя, моего племянника. Но, прежде чем вы исполните суровый приговор, я хочу дать и государю, и вам доказательство того, сколь высоко ценю оказанную мне милость, ибо повелитель избавил мужа моего от смерти жестокой и позорной. Войдите в дом. Хикара еще не привели, но мои рабыни готовы оказать вам гостеприимство, ибо нынешнее положение не позволяет мне самой доставить вам это удовольствие.

Царские прислужники поблагодарили Зефани и приняли приглашение. Они вошли в залу, расселись по диванам. Сотня прекрасных рук суетилась вокруг них, и вскоре за вкусным угощением люди Синкариба забыли, зачем пришли.

Тем временем Зефани не теряла ни минуты. Она отвела в сторонку того, кто должен был исполнить смертный приговор.

- Йапусмек, - сказала она, - ты помнишь, как царь Серкадум, мой брат и отец Синкариба, хотел тебя казнить, а я нашла способ уберечь тебя от его гнева? Ты помнишь, что прощением своим обязан тому, кого сегодня должен предать смерти?

- Да, госпожа, я никогда этого не забуду.

- Хорошо, - продолжала Зефани. - Пришло время отдать долг. Хикар ни в чем не виноват. Ты же не хочешь обагрить свои руки кровью невинного и добродетельного человека? Я вытащила из подземелья своего дворца старого раба, гнусного преступника и колдуна, который похож на Хикара. Сейчас твои начальники не видят тебя, а колдун уже одет как мой муж. Когда стражники доставят сюда Хикара, ты немедля заберешь его, закуешь в цепи, которые принес с собою, и завяжешь ему глаза вот этим красным платком. Потом проводи его ко мне, как будто для прощания, и прикажи всем удалиться, чтобы нашему последнему свиданию никто не мешал. Чуть погодя я выдам тебе раба, закованного и с тем же платком на глазах. Ты подашь знак, и пусть слетит с плеч долой голова этого злодея, а после ты отнесешь ее в царский дворец.

- Да поможет нам Бог! - воскликнул Йапусмек. - Я охотно отдам жизнь, чтобы спасти того, кто тебе столь дорог.

- Небо вознаградит тебя, - заверила его Зефани, - а мы со своей стороны обеспечим до конца твоих дней. Ты ни в чем не будешь нуждаться.

Едва они успели всё обговорить, как прибытие Хикара позволило им осуществить свой замысел, да так, что никто ничего не заметил. Раб-колдун стоял на коленях, и даже стражники, которые привели Хикара, не усомнившись, приняли его за бывшего визиря. Позвали евнуха Синкариба, который должен был доложить царю об исполнении его приказа, и как только евнух приблизился к месту казни, рабу отрубили голову. Йапусмек подобрал ее, чтобы отнести во дворец.

Прислужники государя с трудом оторвались от пиршества, устроенного ловкой Зефани. Но им пора было возвращаться к службе, и жена Хикара, закрыв за ними двери, без всяких помех занялась неотложными делами.

Она приказала отнести тело колдуна в гробницу, приготовленную для Хикара. И все, кто был в доме, одевшись в траурные одежды, похоронили казненного, совершив положенные обряды.

Как только наступила ночь, Зефани с помощью раба, что служил тюремщиком в подземельях ее дворца, отвела Хикара туда, где держали старого колдуна. Там она устроила его, и безотрадная темница показалась ей волшебным чертогом, ибо укрыла ее невинного мужа от злобы и зависти.

Всё это время, запершись в своих покоях, двуличный Надан изображал опечаленность, а на самом деле злорадствовал. Синкариб призвал его к себе.

ибо она не сможет пережить такую потерю.

Царь и Надан предались развлечениям, желая заглушить сожаления и тревогу, а также тайные угрызения совести, которые мучали их, ибо они по-прежнему пренебрегали своим долгом и интересами Ассирии.

Смерть Хикара погрузила Ниневию в великое уныние, вскоре вся страна облачилась в траур, а в соседних государствах никто не мог понять, как Синкариб решился погасить светоч Азии, чьи лучи служили самой надежной опорой его власти. Враги Ассирии открыто торжествовали и отныне лишь искали предлог, дабы завоевать ее.

Царь египетский, фараон, нашел это обстоятельство слишком благоприятным, чтобы им не воспользоваться. Его посланник прибыл в Ниневию и передал Синкарибу такое письмо.

Фараон,

царь семиустого царя всех рек земных,

что наполняет неиссякаемыми водами

морские бездны, -

Синкарибу, царю Ассирии.


Пусть невежда отречется от власти!


Мы желаем воцариться на всей земле,

дабы с помощью мудрости нашей облегчить

ярмо человечества. Покинь свой трон!

Выйди вместе со знатью своей и народом

навстречу оковам, которые принесет армия, коей

я покрою все пески твоей страны.

Не жди в глубине дворца разрушений и смерти.

Есть только одна возможность вступить со мною

в переговоры как с братом.

Вот мои условия.

Пришли мне человека, способного их разгадать.

И пусть он выстроит мне между небом и землею

дворец так, чтобы не было у него никакой опоры,

а крыша его ни за что не держалась.

Я могу почитать только того, кто превосходит меня.

Если ты исполнишь волю мою,

я буду выплачивать тебе четыре года

десятую часть доходов всего Египта.

Если же посланный тобою человек сдастся и нарушит

хотя бы одно из поставленных мною условий,

готовься к карам более суровым, ибо я накажу тебя

либо за неповиновение, либо за высокомерие.

Пораженный Синкариб показал письмо фараона Надану.

- Какими средствами я могу отвратить бурю, угрожающую моему царству? - спросил государь. - Созови всех до единого звездочетов, ученых и мудрецов, а также зодчих. Спросим у них, каким чудом можно построить этот немыслимый дворец, что требует от меня царь Египта. И посмотрим, найдется ли среди них тот, кто готов разгадать загадки фараона.

Созыв столь необыкновенного собрания удивил жителей Ниневии; списки с послания египетского царя ходили по рукам, и вскоре один из них попал к Зефани. Ночью она, как обычно, пришла к Хикару и рассказала ему о письме и о волнении, им вызванном. Бывший визирь внимательно прочел послание и спросил у Зефани, что она думает о нем.

- На мой взгляд, - отвечала мудрая женщина, - это всего лишь легкое облачко, которое развеется при первом дуновении ветра. Если бы мой Хикар был по-прежнему жив для всех, я смотрела бы на происки царя египетского как на пустопорожние мечтания. Я уже придумала, как построить воздушный дворец, однако пусть фараон и дальше атакует нас подобными письмами, это лучше, нежели узнать, что его армия у наших границ.

И пока эти двое, счастливые радостями, которые они дарили друг другу, спокойно беседовали об угрозах египетского царя, Ниневия бурлила, дабы собрать совет, способный на эти угрозы ответить. Если по улице шел прохожий с опущенной головой, застывшим взглядом и задумчивым видом, царские стражники хватали его за рукав со словами:

- Поторопись, ты, несомненно, ученый, тебя ждут на совете во дворце.

И так обращались с людьми всех сословий, хотя многие из них ведать не ведали, чего от них хотят.

- Только Хикар мог справиться с загадками фараона! Любому другому эта задача не по плечу!

«Увы! - глубоко вздохнув, подумал Синкариб. - Где ты, Хикар? Сожаления о содеянном гложут меня, и я с каждым днем всё больше склоняюсь к тому, что ты стал жертвой оговора. Но где же мне найти другого мудреца, дабы он указал выход из страшного лабиринта, в котором я очутился?»

Несчастный царь распустил собрание: оно не принесло ему ничего, кроме новых угрызений совести. Он больше не звал Надана, чтобы испросить совета или развеяться в совместных развлечениях. Синкариб, терзаемый тревогами и муками совести, устремился во дворец Зефани, дабы вместе с любимой тетушкой оплакать дорогого им человека.

Мудрая жена Хикара любила царя. Хоть он и разнежился в удовольствиях, но душою был чист и порочный двор не сделал из него тирана. Племянник бросился к ногам Зефани с глазами, полными слез, и она обняла его.

- Иди ко мне, мой дорогой, - ласково молвила она. - Я разделяю твое горе, царь Египта угрожает тебе, но унывать не стоит. Кто может нанести удар, с угроз не начинает. Бросив вызов твоей мудрости и просвещенности, фараон заставляет меня усомниться в его уме. Ты хозяин огромной страны, собери армию, выйди к границам до того, как враг нападет на них.

- Ах, госпожа моя, - вздохнул Синкариб. - Не только египетский царь тревожит меня. Я лишился Хикара, в его знаниях и советах была вся моя сила. Какой царь осмелился бы оскорбить меня, будь Хикар жив? В глубине души я был убежден, что этот великий человек стал жертвой гнусных наветов, но я не нашел в себе смелости разобраться во всем и найти настоящих виновников. Глас народный пробудил мою совесть, я созвал совет, чтобы найти ответ на требования фараона, и люди не побоялись сказать мне в лицо, что я сам вырыл себе яму, казнив Хикара! Увы! Кто вернет мне того, с кем я обошелся столь жестоко! Пойдем в его гробницу, я хочу обнять и оросить слезами драгоценные останки моего мудрого визиря! Я хочу обратиться к хладному трупу, надеюсь, душа моего любимого наставника еще витает вокруг них и подаст мне тот совет, которого мне никогда не дождаться от моих придворных мудрецов!

Зефани намеренно не прерывала речи царя, дабы дать себе возможность понять, какова природа его сожалений. И, только убедившись, что страх перед неминуемой войной - не единственная причина его тревог и что им движет подлинное раскаяние, она сказала:

- Несомненно, мой бедный муж, не способный ни на какое предательство, погиб из-за отвратительного заговора и низкой зависти. Но враги, тщетно пытавшиеся разрушить его славу, не преуспели и в том, чтобы отнять у него жизнь. Божественное Провидение вырвало его из их рук и защитило его голову от смертоносного удара.

- Хикар жив! - вне себя от радости вскричал Синкариб. - Ах! Хвала Небу! Оно избавило меня от ужасного злодеяния! Оно уберегло непобедимую силу, что сделает напрасными все происки и усилия фараона! Но каким чудом он остался цел и невредим? И где скрывается почтенный мудрец? И как я вынесу взгляд его глаз, я, неблагодарный слепец! Мой стыд, мои мучения, достанет ли их, чтобы искупить мое злодеяние?

- Успокойся хотя бы на миг, - попросила Зефани. - Я посмотрю, можно ли привести Хикара сюда. Не бойся старика: сохранив ему жизнь, Небо оставило нетронутыми все его добродетели. Более того, оно увенчало их умением прощать своих врагов.

Зефани пошла предупредить мужа о чудесной перемене в сердце Синкариба. Хикар был тронут, а жена предупредила его, что сохранила в тайне помощь, которую оказал им Йапусмек.

- Правда это или нет, - сказала она, - но, говорят, цари любят, чтобы им подчинялись беспрекословно. И, хотя Синкариб обязан своим душевным покоем рабу, он, возможно, не простит Йапусмека за неповиновение. Пусть думает, что ты выжил благодаря чуду, пусть смотрит на твое спасение как на милость Бильэльсанама.

Хикар захотел повидаться с Синкарибом. Утешение, которое он черпал в любящем сердце Зефани и своих собственных размышлениях, удобство, с коим он расположился в темнице, употребление эликсиров, укрепивших его тело и дух, и покой, казалось, вернули старику молодость. Он вышел из своего убежища и явился к царю.

Синкариб распахнул ему свои объятия, едва сдерживая радость.

Продолжение «Тысячи и одной ночи». Рассказ о Синкарибе и двух визирях

«Тише, тише!.. До поры до времени надо скрывать ото всех, что я не умер. Это в твоих интересах».

- Тише, тише! - улыбнулся Хикар. - До поры до времени надо скрывать ото всех, что я не умер. Это в твоих интересах. Я знаю об условиях египетского царя. Если бы он догадывался, что я жив, то приписал бы мне все шаги, которые мы предприняли бы против него. Прекрасно зная наши возможности, он употребил бы куда более грозные средства. Если двор или хотя бы один Надан проведают обо мне, всё немедля станет известно и египетскому посланнику. Никто не должен даже подозревать о нашем секрете, и при этом тебе нет нужды беспокоиться насчет предложений фараона - я тут от нечего делать набросал ответ от твоего имени, и я же под чужим обличьем выполню обязательства, которые ты возьмешь на себя. Вот это письмо:

Синкариб,

царь Ассирии, -

фараону, царю Египта.


удивительного!


Твое послание, брат мой,

восхитило меня безмерно широтой и глубиной познаний,

а также заботой о людях. Я имею честь разделять

твое мнение по поводу того, что порабощение унижает

людей, что они рождены для знания и мудрости. Многие

ученые моего двора добиваются чести воочию узреть

твою просвещенность и испытать

свои слабые дарования в разрешении твоих загадок.

Зодчие, готовые возвести дворец для тебя,

находятся здесь, но им надо собрать рабочих,

которые смогу трудиться под их началом, а на это

потребно никак не меньше трех месяцев.

Я понимаю, какое раздражение может вызвать

подобная задержка, но ты, со своей стороны,

можешь ускорить дело, если найдешь тех,

кто поставит необходимые для строительства

материалы.

Я принимаю твои условия и намерен прислать тебе

будут выполнены, если только сло́ва моего

тебе недостаточно,

хотя на твое я всегда полагался

полностью.

Синкариб от такого письма пришел в изумление.

- Я не сомневаюсь, - сказал он Хикару, - что ты в состоянии удовлетворить пожелания фараона. Но, пусть даже ты сам станешь зодчим этого воздушного дворца, как и где за три месяца ты найдешь рабочих, которые сумеют его построить? Или ты наймешь джиннов воздуха?

- Моя жена всё устроит, - ответил Хикар. - Она считает, что фараон не сможет выполнить условий, которые ты навяжешь ему этим письмом. Зефани не видит в этом воздушном дворце ничего, кроме детской игры, которую легко выиграть одной лишь женской хитростью. Предоставим простор ее воображению. Она и мне кое-что поручит для исполнения своего замысла. Ты же оставайся в Ниневии и пошли гонцов в Египет. Я снова скроюсь в своем убежище и там под именем звездочета Абикама из Халдеи{219} продолжу с помощью Зефани заниматься твоими делами. Если случится что-нибудь непредвиденное, ты сможешь сразу же сообщить мне об этом. И напоследок еще один совет… Тот, кто нашел способ погубить меня, - враг не только мне, но и тебе. Будь бдителен и осторожен. Ты можешь не бояться упреков, ибо притязания египетского царя дают прекрасный повод для строгих мер. Удвой свою стражу, возьми мою, ту самую, которую ты из почтения к тетушке оставил за мною! Возглавляет ее человек неподкупный, и людей своих он подбирал самолично. Доверься ему, и он послужит еще одной преградой между тобой и намерениями твоего врага, кем бы тот ни был.

Хикар словно предчувствовал, что задумал Надан. Этот неблагодарный визирь заметил, как часто его господин навещает Зефани, и почуял, что это не к добру. Он задумал подкупить царских стражников, убить Синкариба, послать его голову фараону и занять трон Ассирии в качестве египетского вассала и данника.

Синкариб показал ему письмо, которое собирался отправить царю Египта. Надан хоть и удивился его содержанию, но не усмотрел в нем ничего, кроме желания выиграть время.

- Государь, - сказал он, - ты же понимаешь, что выполнить условия, которые поставил перед тобой царь Египта, невозможно. Полагаю, ты хочешь воспользоваться отсрочкой, чтобы приготовиться к войне?

- Да, - отвечал Синкариб. - Я сделаю всё, что в моих силах, дабы осуществить замысел мой и заказать пятьдесят тысяч колесниц, но прежде надобно дождаться отъезда египетских посланников, дабы они ничего не заподозрили. Тем временем, невзирая на их присутствие, я заберу у Зефани стражников, чтобы они должным образом приготовились и смогли принять участие в сражениях.

Надан немного успокоился, решив, что понял причину частых встреч правителя с вдовой Хикара. Хотя усиление царской стражи и неожиданный интерес Синкариба к делам государственным не могли не встревожить коварного визиря, он выразил восхищение мудростью своего господина и обещал сделать всё, чтобы привести армию Ассирии в полную боевую готовность.

Посланники фараона покинули Ниневию с письмом Синкариба. Благодаря слухам, распространенным при дворе, они были убеждены, что в Ассирии не нашлось ни одного ученого, который осмелился бы разгадать хитроумные загадки царя Египта.

Зефани удалила прочь из своего дворца всех рабов, знавших ее мужа в лицо (кроме одного-единственного садовника, которому доверяла как самой себе), и заменила их новыми людьми. Садовник представил им Хикара как халдейского звездочета Абикама, которому дозволено работать с инструментами покойного хозяина дома. И Хикар занялся осуществлением замысла Зефани.

Первым делом его жена послала ловчих мужа в пустыни, где обычно гнездится чудовищная птица рух[42]{220}. Зефани велела им похитить двух едва оперившихся птенцов и доставить их садовнику.

Хикару, который теперь звался Абикамом, нашли двух рабов одиннадцати лет. Мальчикам предстояло приручить и выучить этих птенцов так, чтобы те исполняли любое их желание.

Птиц разыскали и отдали в руки юных отроков, которые не расставались со своими подопечными ни днем, ни ночью и даже ели и спали вместе с ними. Вскоре установилась между ними удивительная близость. Поначалу летать птенцы не умели, зато бегали за мальчиками по пятам, точно за своими матерями, и с удовольствием катали их по саду, когда те садились на них верхом. Потом были изготовлены удобные седла, и маленькие всадники научились держаться в них уверенно, не боясь упасть, так как были к этим седлам привязаны. Когда птицы начали взлетать, Хикар прикрепил к их лапам длинные ленты и со временем позволил мальчикам взять ленты в руки и научил пользоваться ими, как поводьями. Птицы слушались своих маленьких хозяев, поднимались в воздух и садились по их команде. И чем сильнее рухи становились, тем лучше они подчинялись. Оставалось лишь объяснить мальчикам, что надо говорить и делать, когда они окажутся в Египте. Поскольку оба отрока отличались сообразительностью, эта часть замысла была исполнена без сучка и задоринки.

своими опасениями и тревогами, она заверяла, что всё идет как надо, но скрывала подробности, которые в самом деле могли бы успокоить племянника.

Царь, словно пробудившись ото сна, в который был погружен с тех пор, как взошел на трон, наконец-то задумался над тем, как подтянуть пружины разболтавшегося механизма своей власти. Он глаз не спускал с Надана, и тот оказал ему большую поддержку, открыв сокровищницу знаний, полученных от Хикара. Молодой визирь видел, что три месяца подходят к концу, а никаких приготовлений к войне не предпринимается и никого еще не назначили главой египетского посольства. Этот честолюбец льстил себя надеждой, что наступит час, когда его далекоидущие замыслы осуществятся. Границы царства не охранялись и с одной стороны были открыты для неприятельских набегов, а с другой - для ассирийцев, которые в страхе перед угрозой рабства бежали в Египет, оставляя за собой безлюдные и беззащитные земли.

После отправки фараону письма Синкариба прошло восемь лунных месяцев, и Хикар под именем Абикама попросил дозволения пуститься в путь. Сопровождать его должны были арабы-кочевники из самых отдаленных пустынь. Только теперь Надан узнал, что халдейский мудрец, которому покровительствует Зефани, намеревался удовлетворить все желания египетского царя. Удивлению визиря не было предела, когда ему донесли, что Зефани сама собирается в путь вместе с Абикамом, за которого она во всем поручилась. Надан недоумевал, не постигая смысла этой поразительной затеи, но предупредил Зефани, что в случае провала она подвергнет себя серьезной опасности.

И вот уже всё было готово к отправлению посольства, и провожавшие собрались у дворца Зефани. Синкариб тайком ускользнул от назойливой свиты, чтобы поговорить с глазу на глаз со своим посланником.

- Будь покоен, государь мой, - сказал ему старый визирь. - Я обещаю не только обеспечить безопасность твоего царства, но и организовать возвращение бежавшего за границу народа Ассирии, а также выплату дани, которую ты будешь получать с Египта в течение четырех лет, не говоря о возмещении всех чрезвычайных расходов. Я оставляю тебя с Наданом, используй его, он ловок и будет полезен, но не выпускай его из виду! Когда вернусь, объясню, почему считаю его опасным. Теперь вы меньше времени проводите в совместных развлечениях, поэтому тебе не составит труда скрыть от него свое недоверие.

Посланник Синкариба отправился в путь. Четыре слона - вот и всё, что ему понадобилось. Вместе с женой и двумя евнухами он занимал башенку первого слона, на втором, как и на третьем, слоне ехал мальчик с рабом и птицей рух, а на четвертом путешествовали четыре прислужницы и два евнуха. Еще сто евнухов, вооруженных саблями и копьями, скакали верхом на лошадях, сопровождая это удивительное посольство.

Шелковые сети накрывали башенки с чудесными птицами, дабы скрыть их от любопытных глаз. Никто не должен был знать о назначении этих созданий, и потому евнухи днем и ночью сторожили таинственные клетки и никого не подпускали ни к ним, ни к погонщикам слонов, которые, впрочем, были уверены, что везут не что иное, как необыкновенные подарки фараону.

Караван в целости и сохранности добрался до Массера[43]{221}. Хикар приказал разбить лагерь в окрестностях города и испросить дозволения явиться к фараону в качестве посланника царя Синкариба.

Жрецы Осириса, храм которого находится посредине великого озера Меру[44]{222}, заверили царя египетского, что с задачей, которую он поставил перед Синкарибом, ни один человек справиться не в силах. Фараон был готов к тому, что его попытаются обмануть с помощью колдовства, и не сомневался, что сумеет поставить в тупик любого мудреца. Он согласился принять посланника Ассирии и окружил себя всевозможной роскошью, дабы с первой минуты поразить гостя. Хикар предстал перед фараоном в одеждах причудливых, не виданных даже при дворе Синкариба. Уверенность его и величавая осанка внушили почтение всем собравшимся. Он приблизился к подножию трона и простерся ниц перед повелителем Египта. Выразив тем самым уважение, посланник Ассирии сказал:

- Царь Египта! Ты бросил вызов моему господину. И правитель Ассирии с радостью согласился принять бой, который не нарушит ни покоя, ни жизни двух народов. Ты желал соперничать в познаниях и мудрости. Я пришел от его имени, дабы, восхищаясь мощью твоей, дать тебе представление о всевеличии владыки моей страны и навеки снискать ему твое почтение. Если по воле благосклонного Неба я выйду победителем из этого состязания - позволь мне, о великий царь, напомнить тебе твои же условия! - то, в согласии с твоим нерушимым словом, Египет будет четыре года выплачивать Ассирии дань со своих доходов. Если же я окажусь бессилен и не смогу требования твои удовлетворить, голова моя послужит карой за мою дерзость, а царь Ассирии, чье почтение к наукам не знает границ, склонится перед тобою, обязуясь ежегодно пополнять казну египетскую такой податью, какой ты соизволишь его обложить.

Благородный и сдержанный вид посланника Ассирии, точность, складность и продуманность его речи поразили фараона. Он упрекнул себя за безрассудство: разве изнеженный, полностью подчиненный своим прихотям царь, под игом которого стонут народы, может иметь в своем окружении людей, подобных тому, кто сумел объясниться столь смело и рассудительно? Стали бы они жертвовать собою ради спасения правителя, чей путь отмечен ошибками и слабостями? И был бы жив старый Хикар, разве мог бы он изъясниться лучше в подобных обстоятельствах?

Эти размышления помешали фараону сразу же ответить посланцу Синкариба. Но наконец он нарушил молчание:

- Как имя твое, посланник?

- Меня зовут Абикам, я - нижайший раб моего господина, один из тех червей, что до сей поры пресмыкались в безвестности вокруг его трона. При дворе моего повелителя обязанности и почести доверяются рукам более ловким, чем мои.

- Несомненно, - отвечал фараон, чье изумление возрастало с каждым мгновеньем, - если передо мной стоит самый жалкий из рабов царя ассирийского, то его земли населяют божества! Но раз ты из самых низов, почему избрали тебя, почему тебе отдали предпочтение, а не прислали кого-то из великих, дабы подтвердить уважение ко мне, о котором ты говорил?

- О царь! - молвил посланник. - Пчелка, если сравнить ее с птицами и насекомыми, самое маленькое из крылатых созданий. Но сколь чудесен плод ее трудов! Его с почтением подают на стол самых могущественных государей. Так и Синкариб не делает различий между великими и малыми, он судит по вершинам, на которые забрасывает их судьба!

Ответ этот очаровал царя Египта. Сколь ни был он ослеплен собственным величием, его привели в восторг столь незаурядные достоинства и знания. Государь отпустил Хикара, предложив ему поселиться в самом красивом дворце Массера, но муж Зефани предпочел вернуться в свой лагерь, и фараон приказал доставить туда всё необходимое.

Не успел Хикар войти к себе в шатер, как к нему явился египетский советник и предупредил, что через три дня повелитель будет ждать его, дабы услышать ответы на свои загадки.

намного превосходящим всех смертных.

Три дня миновали. Хикар прибыл во дворец. Его встретили у входа и подобающим образом проводили к трону, на котором восседал фараон в расшитом золотом и драгоценными каменьями пурпурном платье. Вокруг стояли самые знатные люди его царства, образуя двор блестящий и великолепный.

Ассирийский посланник почтительно поклонился, а затем, потупив глаза и скрестив руки на груди, стал ждать, когда царь соблаговолит обратиться к нему.

- Абикам, - начал фараон, - вселенная - это большая тайна, и за всем видимым скрывается важная истина. Взгляни на меня и мое окружение, скажи, на что это похоже?

- Государь, - отвечал Хикар, - я поражен так же, как если бы с божеств моей страны спали покровы и я воочию узрел бы самого Бильэльсанама во всем блеске его могущества.

Царю Египта такой ответ пришелся по нраву. Он немедля приказал, чтобы посланцу Ассирии преподнесли одно из самых красивых платьев, что были во дворце, и назначил следующую встречу на завтра, на то же время.

На этот раз фараон был в белом с головы до пят, а придворные оделись в разноцветные, но неяркие одежды.

- Что ты видишь теперь, Абикам? - спросил царь.

- Я вижу, государь, плодородные земли Египта невозделанными, высохшими, без единого ростка. Они томятся в ожидании сокровищ, что падут на них с вершин Эфиопского нагорья. Таким я вижу твой двор. Твой большой белый тюрбан - словно животворящие снега, на которые опирается само небо. Твои глаза и рот подобны благодатным источникам, которые разнесут повсюду питательные соли. Руки твои щедро, словно рукава дельты воду, раздадут излишек твоих несметных богатств и вернут к жизни всё живое.

Едва Хикар умолк, как взоры присутствующих заблестели от восхищения. Фараон, приказав одарить посланника Синкариба одеждой еще более роскошной, чем накануне, сказал, что будет ждать его на следующий день.

Назавтра Хикар увидел царя, сверкавшего от драгоценностей так, что глазам было больно смотреть. Все советники его тоже сияли и переливались от украшений.

- Мудрый Абикам, - сказал фараон, - какое чувство ты испытываешь сегодня?

- Я проснулся поздно, - отвечал посланник, - и глаза мои, едва очнувшись от мрака, в который они были погружены во время отдыха, не могут сразу свыкнуться с блеском дневного светила. Ты подобен ослепительному солнцу, но, прикрыв веки рукою, я могу разглядеть и узнать семь планет, что заимствуют свой свет у звезды, озаряющей вселенную.

Фараон ахнул от восхищения, но пока еще ему рано было признавать поражение. Даже если бы посланник Ассирии правильно ответил на дальнейшие вопросы, египетский царь, имея в запасе воздушный дворец, по-прежнему оставался хозяином положения и мог диктовать свои условия, а не исполнять чужие. И он решил еще раз испытать мудрость Хикара:

- Я доволен твоими ответами. Но, после того как я дал тебе представление о блеске, меня окружающем, с чем ты можешь сравнить царя твоего Синкариба?

- Государь, - отвечал Хикар, - я никогда не позволял своей мысли взлетать столь высоко. Эта совершенно новая задача превыше сил моих, ибо почти невозможно разом охватить все стороны, характеризующие моего господина, и при этом каждая из них может представить его в самом выгодном свете и блеске. Поборник мира, он подобен южному ветру, что, не встречая препятствий на своем пути, едва волнует водную гладь. Но, если северный ветер пожелает оспорить его славу, тогда, сознавая силу свою, он разражается грозой, молнии сверкают одна за другою, гремят громовые раскаты, морские волны обрушиваются на скалы и земля содрогается до самого основания.

Слова Хикара, подобные буре, которую он только что описал, посеяли страх: царь Египта и его двор были потрясены. Образ Синкариба вознесся выше сводов дворца Массера. Воцарилась полная тишина: она свидетельствовала как о великом даре оратора, так и о подавленности слушателей. В своем воодушевлении, невзирая на грозное величие, которое он придал своему государю, Хикар никого не оскорбил. Посланник мира, он должен был заставить неприятеля опасаться войны и воспользовался тем, что тот невольно дал ему возможность предупредить: не стоит приуменьшать силы повелителя Ассирии.

Самолюбивый фараон вознегодовал всей душой: ему ясно дали понять, что у него есть сильный соперник, и величественный посланник сам по себе доказывал, что это так. «Люди - не животные, это верблюды стоят один другого, а человек, говорящий со мною, дороже целой армии! В любых иных устах это было бы оскорбительной дерзостью, он же проявил лишь высочайшую отвагу».

С этой мыслью царь приказал одарить мудреца новым великолепнейшим платьем, а затем обратился к нему с такими словами:

- Ты придешь сюда завтра, Абикам, ибо остался еще один вопрос, на который ты обязан дать ответ. Требования мои к Синкарибу никто не отменял, и всё твое рвение не внушит мне страха перед сопротивлением, которое он может мне оказать. Если ты выйдешь победителем, я расценю твой успех как милость богов и отнесусь к ней с почтением. Но уступишь хоть в малости - ничто не остановит меня в борьбе за свои права.

Мнимый Абикам поклонился в знак четвертого прощания с фараоном, когда ему сообщили, что прибыл гонец из Ассирии с письмом к царю Египта. Хикар испросил дозволения принять гонца, взял письмо Синкариба, приложил его сначала к голове своей, а потом к сердцу и передал в руки того, кому оно предназначалось. Фараон вскрыл послание и прочитал:

Синкариб

царь Ассирии, -

фараону царю Египта.


Когда руководствуются разумом и доброй волей, нет разногласий,

которые нельзя уладить.


Поскольку мой слуга Абикам

находится у тебя, он, несомненно, удовлетворяет

твои пожелания. Надеюсь, ты доволен им

так же, как и мною, ибо я не жажду ничего,

кроме мира и дружбы твоей, на которую

рассчитываю так, как если бы ты мне ее обещал.

Я хотел бы, брат мой, говорить тем же языком

со всеми своими соседями, но среди них есть те,

чье честолюбие затмевает их мудрость:

не везде свет разума пробивает себе дорогу.

Я делаю всё, чтобы армия государства моего

достигла такого уровня, который заставит их

пожалеть о малейших попытках нарушить

не хватает девятисот кантаров[45]{223}, дабы полностью

расплатиться за приобретенные мною

шестьдесят тысяч боевых колесниц.

Покорнейше прошу выдать мне их вперед,

вручив моему посланнику.

Сей знак доверия твоего

заслужит мое вечное уважение.

Хикар своей мудростью и отвагой привел фараона сначала в удивление, а затем в восхищение, Синкариб же своим письмом вызвал безграничное почтение: послание его доказывало, что сей царь ничуть не беспокоится за то, как его подданный исполняет свой долг, и заранее уверен в успехе. В то же время он, сообщив, что укрепил свою армию шестьюдесятью тысячами боевых колесниц, дал понять, сколь грозной силой обладает. Всё выглядело совсем не так, как уверял Надан посланников фараона. По словам визиря, ассирийский царь хотел изготовить всего сорок тысяч колесниц, да и желание это вряд ли было осуществимым. В письме же Синкариб говорил о шестидесяти тысячах и о том, что ему недостает такой мелочи, как девятьсот кантаров. При любых других обстоятельствах фараон отнесся бы к подобному бахвальству как к игре и попытке ввести в заблуждение, но теперь, получив свиток из рук Абикама, он не решился не принять слова ассирийского царя за чистую монету.

- Абикам, - молвил фараон, - прежде чем я удовлетворю просьбу Синкариба, ты должен построить обещанный воздушный дворец. Исполни свое обязательство, от этого зависит мой ответ твоему государю.

- Соблаговоли, о великий царь, указать место, избранное тобою для этой цели, - отвечал Хикар. - Хотя это маленькое чудо не должно касаться земли, следует всё же определить, над каким местом оно должно находиться и с какими точками на поверхности земли соотноситься. Необходимо также сообщить план здания зодчему, который сопровождает меня и получил приказание учесть твои пожелания. И, наконец, настало время собрать все строительные материалы, дабы твои поденщики передали их в руки моих строителей.

- Я хочу всего-навсего павильон в сто квадратных локтей под куполом соответствующих пропорций, и чтобы здание по периметру окружала терраса в двадцать локтей шириной, защищенная балюстрадой высотою в два с половиной локтя. Хочу также, чтобы с террасы спускалась лестница и на нее можно было бы легко встать прямо с верблюда. Строение это, украшенное по замыслу твоего зодчего, должно висеть в ста локтях над землею напротив того самого склона, на котором ты расположил свой лагерь. Через четыре дня у тебя будут материалы, которых хватит на четыре таких здания. Ты также получишь в свое распоряжение поденщиков, которые передадут всё необходимое твоим рабочим, но не забывай о моих условиях.

- Я буду иметь честь освежить их в памяти твоей, государь, - сказал Хикар, - на случай, если забудется то, что написано в послании твоем к Синкарибу. Через четыре дня ты станешь свидетелем полного исполнения всех твоих пожеланий.

Четкие и хладнокровные ответы Хикара окончательно смутили фараона. У него не осталось никаких сомнений, что он имеет дело со всемогущим магом, и едва ассирийский посланник удалился, как царь повелел созвать на совет коллегию жрецов Осириса и Анубиса.

Когда жрецы явились по зову государя, царь поведал им, как хотел поставить Синкариба в затруднительное положение и как оказался в нем сам с тех пор, как его условия были приняты.

- Царь Ассирии, - сказал фараон, - прислал мне мудреца-звездочета, который угадывает все мои мысли. В отличие от собратьев своих, чьи речи всегда таинственны и темны, он словно читает мои мысли и излагает их лучше, чем это сделал бы я сам. Вы сведущи во всех науках, скажите мне, кто этот человек? Какого рода познания его? На что он рассчитывает, обещая на моих глазах построить в воздухе дворец - а размеры его он только что узнал - с такой уверенностью, словно речь идет о сооружении самой простой лачуги на земле?

- О царь! - молвил старейший жрец. - С того самого дня, как этот Абикам появился при твоем дворе, мы всеми вообразимыми способами пытались определить, под каким знаком он родился. Мы направляли наши астролябии на все зодиакальные созвездия, но так и не вычислили его звезду. У нас возникло подозрение, что она располагается в сфере небесной, которая находится выше наблюдаемого и изучаемого нами неба. Абикам родом из Халдеи, возможно, он один из могущественных магов этой земли. Но, сколь бы ни был он искусен, ему не удастся осуществить задуманное тобою естественным путем. И он не сможет ввести нас в заблуждение путем наваждения - хватит и троих из нас, чтобы помешать ему прибегнуть к колдовству. Мы отправимся в указанное тобою место в тот день, когда Абикам приступит к строительству, и его рабочие, если они в самом деле у него есть, не выдержат всепроникающих лучей наших глаз и будут сломлены нашими заклинаниями.

Эти слова успокоили фараона, и он повелел приготовить всё необходимое для строительства. Четыре тысячи эфиопов, шестьсот возов, сто слонов и самые ловкие египетские поденщики пришли в движение, дабы собрать и привезти на место нужные материалы.

Хикар и Зефани безо всякого волнения наблюдали за великими приготовлениями, ибо средства, которыми они намеревались воспользоваться, были столь просты, что в их успехе сомневаться не приходилось.

- Итак, мудрейший Абикам, - сказал фараон, - все твои пожелания исполнены. В указанном мною месте есть всё для строительства целого дворца. Готовы ли рабочие Синкариба приступить к делу?

- Они только и ждут твоего приказа, - ответил Хикар. - Если через час ты соблаговолишь прибыть на место, твои желания будут исполнены. Мы будем ждать тебя, я же поспешу обратно в лагерь, дабы поторопить моих людей.

И снова египетский царь восхитился уверенностью ассирийца. Абикам походил на человека, который никогда не сомневается в своих словах и возможностях. Фараон приказал подать колесницы, дабы весь двор мог насладиться редким зрелищем. Коллегия жрецов присоединилась к процессии, а за ними последовала неисчислимая толпа жителей Массера.

Хикар и Зефани приказали развернуть ассирийские стяги: их подняли все, кто сопровождал посланника Синкариба. Хикар держался впереди и под знаменами Марса выглядел так же внушительно, как и под щитом Минервы{224}.

Рядом стояли четыре слона с украшенными флажками и лентами башенками, в них, невидимые для чужих глаз, ждали условленного знака птицы рух и их погонщики. Как только вдали показалась колесница фараона, Зефани забралась на спину слона и скрылась за сетчатым пологом. Заиграла музыка, и Хикар галопом поскакал навстречу царю Египта.

Тот заметил стремительно мчащегося всадника, но ему и в голову не пришло, что это скачет сам посланник Ассирии. И только когда неизвестный спешился и поклонился ему, он узнал Абикама.

- Как? Это ты, Абикам? - изумился царь. - Как удалось тебе сбросить с плеч бремя лет своих? Ты явил глазам моим столько же ловкости и силы, сколько ранее выказал мудрости!

- Государь слишком высоко оценивает слабые мои достоинства, - отвечал Хикар, - они лишь следствие благородного соперничества, которое мой господин умеет внушить своим подданным. Но не станем откладывать более исполнение его обязательства перед тобою, великий царь. Мои рабочие готовы, им не терпится удовлетворить твои желания, показать свое усердие и умения. Они ждут только твоего приказа.

- Пусть приступают! - согласился фараон.

Хикар повернулся к слонам и махнул рукою. Упали сети с башенки одного из слонов, и появилась женщина, одетая по-ассирийски в пурпурное платье, расшитое золотыми звездами. Ее газовый шлейф развевался по ветру, он ниспадал с усеянного адамантами венца, чей блеск затмевал сияние солнца. Каждый взгляд ее сверкающих, проницательных глаз внушал всем окружающим желание беспрекословно подчиниться ее воле, а лицо было исполнено гордости и в то же время женственности. Она трижды взмахнула своим жезлом и четко и уверенно произнесла такие слова:

- Смиренные рабы всесильного царя Синкариба! Повинуйтесь великому фараону египетскому!

И тут же раздался сильный шум: то птицы рух вырвались из своих башенок и вознесли выше облаков двух прекраснейших отроков, погонщиков своих. Ослепительные, словно дети Венеры, но лишенные их коварства{225}, они будто забавлялись, катаясь верхом на своих оседланных птицах и направляя их ввысь - в небо, туда, откуда, казалось, они и были родом.

Венки из ярких цветов, подчеркивая румянец щек, поддерживали прекрасные волосы, чьи пряди развевались, взмывали вверх и словно служили отрокам крыльями.

Одеяния из цветного газа, послушные каждому движению, образовывали вокруг этих неземных созданий блестящее переливающееся облако, подобное радужной шали богини Ириды{226}.

Каждый из отроков держал в руках золотой мастерок, простодушные улыбки освещали их лица, на которых не было и следа страха перед необъятным небом и высотой.

От изумления фараон и все, кто видел это зрелище, онемели. Но вскоре послышались восхищенные возгласы. Люди Хикара тоже не скрывали восторга своего: для них летающие отроки были таким же чудом, как и для египтян. Стражники египетские приблизились к ассирийцам и спросили:

- Что это? Объясните!

- Мы ничего не знаем, - отвечали слуги Хикара.

- Государь! Это волшебство людям не по силам, и оно выше нашего разумения.

- Абикам! - обратился фараон к Хикару, который спокойно стоял рядом с его колесницей. - Как называете вы волшебницу или богиню, что явилась нашим глазам? И куда направляются духи, которыми она повелевает?

- О всемогущий царь! - ответил Хикар. - Здесь нет ни богини, ни волшебницы, ни духов: ты видел только одну женщину и двух мальчиков, это всего лишь подданные царя Синкариба.

- Они вернутся? Мы увидим их снова?

- Они должны возвести твой воздушный дворец, а женщина - это его зодчий. Но взгляни на небо, твои строители спускаются вниз.

Как только птицы приблизились, Хикар крикнул:

- Рабы Синкариба! Исполните долг ваш!

В тот же миг снова появилась женщина и взмахом волшебного жезла приказала детям приблизиться к ней.

- Рабочие мои! - сказала она отрокам. - Котлованы вырыты, возьмите же всё, что необходимо для начала стройки. Вот вам мерки.

С этими словами она бросила клубок лент, отроки поймали его и полетели туда, где стояли в ожидании поденщики со всем, что они приготовили. Фараон поскакал туда же, жрецы и звездочеты немедля последовали за ним.

Птицы рух покружили над толпой, а затем спустились ниже, так что стали слышны звонкие голоса их погонщиков.

- Слуги фараона! - кричали они. - Дайте нам камни, известь, песок, чтобы мы выстроили здание для господина вашего.

Египтяне застыли разинув рты.

- Великий царь! - крикнула женщина с вершины своей башенки. - Тебе служат презренные эфиопы! Употреби власть свою и силу, дабы подстегнуть их сердца, униженные рабством! Прикажи, чтобы их пятки побили палками!

Фараон оставался недвижим. И Зефани обратилась к отрокам, восседавшим на птицах:

- Подданные царя Синкариба! Ваш господин повелел исполнить желание фараона, царя Египта. Раз вы не можете приземлиться, спуститесь поближе к тем, кто не в силах вам помочь.

Она взмахнула жезлом, которому повиновались птицы, и направила их вниз. На бреющем полете оба руха устремились к земле, эфиопы попадали ничком, а тех, кто по глупости своей стоял разинув рот, посбивали с ног сильные когтистые лапы.

Жрецы Осириса застыли как вкопанные, сгрудившись вокруг своего старейшины. Они были уверены, что всё увиденное - лишь наваждение, и намеревались развеять его своими взглядами и заклинаниями. Но, для того чтобы пустить в ход жезл, главному жрецу не хватало присутствия духа. Приближение птиц ошеломило его, и он выронил из рук символ своего могущества. Все прочие служители Осириса словно окаменели, а когда Зефани направила на них страшных птиц, жуткий свист крыльев заставил несчастных броситься друг на друга. Они запутались в своих длинных одеяниях, и вскоре коллегия жрецов превратилась в безжизненную груду тел. Равнина, совсем недавно покрытая бесчисленной толпою, казалось, превратилась в пустыню, усеянную мусором.

Один лишь фараон не поддался общему оцепенению, ибо при всем своем самолюбии и надменности отличался сильной волей.

Хикара, выходца из Арамеи, никто не посмеет состязаться со мною. Ты доказал обратное и снискал уважение мое, которое я до сих пор выказывал тебе лишь в слабой мере. Повелевая искусным народом, я видел себя более могущественным, чем Синкариб. Он же выставил против меня одну-единственную женщину, и она обратила мой народ в безвольных кукол. Отныне я хочу быть только другом и союзником твоего царя! Стань нашим посредником. Завтра приходи ко мне во дворец, и мы выполним все наши обещания.

Речь речью, но легко понять, что фараон, признав поражение, в душе был уязвлен. Однако, будучи искушенным политиком, он решил скрыть под благородной видимостью истинную подоплеку своих поступков, ибо на самом деле опасался мести Синкариба.

Птицы рух и их погонщики исчезли. Как только женщина, сотворившая чудо, поняла, что всё прошло согласно ее замыслу, она мгновенно скрылась в своей башенке. Обезлюдевшая равнина снова ожила. Фараон вместе с придворными направился в город. Хикар слез с коня, приказал своим людям свернуть знамена и укрыться в шатрах. Птицы рух и оба мальчика, которые прятались в ближайшем лесу, снова забрались на спины слонов. Хикар и Зефани поздравили друг друга со счастливым исходом своей изобретательной проделки и обсудили дальнейшие действия.

- Я не отступлю от подписанных условий, - сказал Хикар, - и завтра же обо всем договорюсь с фараоном. Он потрясен до глубины души, его народ тоже, и я воспользуюсь этим в интересах Синкариба. Надо восполнить казну, опустошенную Наданом, восстановить мощь Ассирии и защитить ее границы. Если царь Египта прознает, что стал жертвой обмана, его гнев обрушится на наши головы. Потому, как только мы доберемся до моего домика в горах, где я хочу остановиться перед возвращением в Ниневию, я прикажу надежному ловчему вернуть птиц рух обратно в пустыню. Ночью евнух потихоньку заберет мальчиков и увезет их на верблюде. Синкариб не устоит перед соблазном увидеть своими глазами чудеса, которыми мы поразили Египет. Надо сделать всё, чтобы наш царь и ассирийцы поверили, что произошло чудо. Это обеспечит нам поддержку народа и поможет ему не покориться неприятелю и не попасть в ненавистное рабство. Не подумай, - продолжал мудрый Хикар, - что я хочу во всем обмануть царя Египта, но от меня ему правды не узнать, ибо важно, чтобы противник оставался в неведении. Мне, как посланнику, придется со временем сообщить ему, кто такой Абикам, и я не стану больше прибегать к хитростям, вроде заранее заготовленного письма Синкариба, которое в нужный момент доставил сюда мнимый гонец из Ниневии.

Обо всем договорившись, Хикар и Зефани успокоились и приготовились к событиям завтрашнего дня.

В городе Массере и царском дворце Абикама ждал пышный прием. К нему относились уже не просто как к посланнику соседней страны и будущему вассалу фараона, и потому делегация из самых знатных придворных встречала его у городских ворот, а когда он предстал перед троном и поклонился царю, тот спустился к нему и заключил его в объятия.

- Дорогой Абикам, - сказал фараон, - человек редкий и бесценный! Ты сам, твои слова и деяния дали мне понять, что есть царь Синкариб. Я управляю тысячами рабов, а он управляет людьми. Ассирия могла бы гордиться, если бы родила лишь Хикара и тебя! Ты, несомненно, ученик этого мудреца! Ты хорошо его знал?

- Государь, - ответил Абикам, - в свое время я расскажу тебе о том, в каких отношениях я был с человеком, которого ты уважал и до сих пор не забыл.

- Казнь этого мудреца - вот причина того, что я утратил почтение к Синкарибу. Я видел в царе Ассирии тирана, от которого надо освободить землю.

- И если бы Хикар был жив, он сделал бы всё, чтобы отомстить за своего господина и очистить его имя от гнусной клеветы, опорочившей его. Прости меня, государь, если я иногда перечу тебе, но для меня имя и интересы бывшего визиря святы, моя преданность ему угаснет только с моей жизнью, и при этом я знаю - а когда-нибудь узнаешь и ты, - что он не всегда был безупречен. За шестнадцать лет до несчастной гибели своей Хикар своими руками простодушно заточил меч, который его же и сразил. Он сам вручил это оружие Синкарибу, и тот воспользовался им… Больше я пока ничего не могу сказать. Я - посланник моего государя, и мне не подобает обманывать доверие его, но ничто не мешает мне порицать Хикара. Он слишком рано захотел удалиться от дел; человек рожден для того, чтобы действовать, покой, к которому он стремится, есть лишь бесплодное мечтанье. Когда дела государственные находятся в руках мудреца, он не должен передавать их человеку ненадежному и самолюбивому.

на самом деле его нельзя упрекнуть.

- Скоро ты убедишься, государь, что я ничем не лучше Хикара. К несчастью, я совершил столько же ошибок, сколько и он.

- Однако, - продолжил фараон, - прежде чем обсудить выполнение условий (а я считаю, что мы уже обо всем договорились), скажи, кто явился нам в образе женщины, которую ты называл зодчим Синкариба?

- Я скажу тебе, государь, но прошу, чтобы твой первый советник об этом не узнал. То была сестра покойного царя нашего и, следовательно, родная тетя того, кто ныне правит в Ассирии. Она сама вызвалась исполнить пожелания твои, но с условием, что останется неизвестной.

- Я пойду ей навстречу и тем самым докажу свое восхищение, - согласился царь Египта. - Но мне невыносимо то, что я не могу воздать ей должное и оказать почести, соответствующие высокому происхождению, достоинствам, а главное, необычайному могуществу ее.

- Подпишем наш договор, Абикам. Я рассчитываю на дружбу Синкариба, желаю видеть его на троне Ниневии и восхищаться его царской славой. Я уже повелел выплатить ему десятую часть всех доходов земель моих за четыре года и присовокупить к ней девятьсот кантаров, которые испросил у меня твой господин, дабы полностью оплатить изготовление боевых колесниц. Передай ему, что я хотел бы бок о бок с ним сразиться с его врагами, что я вышлю всех подданных его, укрывающихся в Египте, и вручи ему это послание.

Фараон,

царь Египта, -

Синкарибу, царю Ассирии.


Слава тому, кто стоит во главе их!


Я желал, брат мой,

посостязаться с тобою в мудрости,

я даже выдвинул условия этого состязания,

довелось увидеть и услышать много прекрасного.

Ты просишь у меня девятьсот кантаров,

дабы возместить непредвиденные расходы,

я счастлив оказать тебе эту услугу.

наступательно-оборонительный союз, договор

о котором, скрепленный моею большой печатью

доставит тебе

твой мудрый посланник.

с двумя первыми советниками фараона во главе.

Эти почести беспокоили Хикара, ему не нравилось, что столько глаз устремляются на клетки с птицами рух. Настоящий политик задушил бы их и закопал в землю под своим шатром, но Хикару претило убивать божьих тварей, которые сослужили ему добрую службу. И потому он окружил их бдительными стражниками, и ни во время дневных стоянок, ни ночью никто так и не сумел разгадать, с помощью какой невинной хитрости ассириец одержал победу над царем Египта.

Хикар отправил гонца к Синкарибу с письмом от имени Абикама, в котором в общих чертах доложил своему господину об успехе своего посольства, предупреждал о возвращении домой его бежавших подданных и сообщал о том, что везет девятьсот кантаров и дань.

Надан ознакомился с этим донесением и пришел в замешательство.

«Кто такой этот Абикам? - думал он. - Кто этот подопечный Зефани, который сделал так много за столь короткий срок? Синкариб в свои лучшие дни почитал бы себя на вершине блаженства, заключив союз с царем Египта, а ныне тот платит ему дань, хотя ему ничего не стоило покорить всю Ассирию!»

Синкариб благодарил небо за то, что оно сохранило жизнь старому визирю и тем самым помогло Ассирии выйти из затруднительного положения, в котором она оказалась по вине своего царя.

По всей стране разнеслась молва о чудесах, свершившихся в Массере.

- Человек, которого вы послали к фараону, чародей? - спрашивал царя Надан.

- Нет, - отвечал Синкариб, - не чародей, но человек чудесный.

Синкариб как на крыльях полетел к своей тетушке, узнал об успехе ее замысла, в подробности которого он не был посвящен, поздравил себя со счастливым исходом и, как и предвидел мудрый Хикар, захотел непременно увидеть своими глазами птиц и мальчиков, чьи действия сбили спесь с фараона.

- Это невозможно, - сказала ему Зефани. - Хикар, взяв их для услужения тебе, обещал им свободу и слово свое сдержал безотлагательно. Пусть фараон пребывает в заблуждении, а для пущей надежности пусть и народы твои продолжают верить в чудо. Я очень рада, что, прежде чем муж мой появится при дворе, повидала тебя. Он может прибыть только под своим собственным именем и не должен терпеть там Надана ни как равного себе, ни как подчиненного. Этот заговорщик виноват во всех наших бедах, он очернил Хикара в твоих глазах. Пока была необходимость, ты держал его при себе, но теперь, когда небо вернуло тебе твоего старого визиря, следует убрать того, кто замыслил его погибель и чуть не погубил твое царство, да и тебя самого. Голова преступника должна пасть, но прошу тебя, пусть судьбу его решит Хикар. Недостойный Надан - племянник ему, так пусть его покарает благодетельная рука, которую он предал.

Синкариб согласился со всем, о чем просила Зефани, и отправился во дворец, где его ждал встревоженный Надан. Царь и сам испытывал волнение, но, завидев визиря, указал на него начальнику стражи Хикара, который нес службу во внутренних покоях дворца, и приказал:

- Связать преступника! Немедленно препроводить злодея во дворец его дяди Хикара и передать в руки Зефани. После этого ты и твои стражники поступите в ее распоряжение и, как прежде, будете служить ей верой и правдой.

После этого Синкариб созвал диван и с радостью сообщил, что старый визирь Хикар жив и вновь вступает в свою должность. Царь рассказал о службе, которую тот сослужил в Египте, и заверил, что отныне Ассирия может быть спокойна.

Весь народ, ликуя, встретил Хикара. Люди торжественно проводили его к подножию трона, где хитрые придворные осыпали его поздравлениями и всевозможной лестью.

Визирь передал своему господину послание египетского царя. В ответ на его просьбу Синкариб немедля подписал договор о союзе Ассирии и Египта и с сопутствующим письмом отослал бумаги фараону. Хикар с тем же гонцом отправил в Массер следующее послание.

Всемогущему фараону,

Египта.


Государь!

Хикар был возвращен к жизни под именем

Абикама, дабы насладиться познаниями

чело. Он не представился тебе

под своим настоящим именем, несмотря

на доброту твою и проницательность, и надеется,

что ты любезно припишешь сдержанность его

скрываться под чужим именем. Теперь, государь,

ты сможешь должным образом понять

подоплеку неблагоприятных отзывов Абикама

о Хикаре.

ни при каких условиях добиваться помилования Надана, но старик не желал смерти своему приемному сыну.

Он приказал открыть темницу, в которой тлела одна-единственная лампадка. Его коварный племянник лежал на куче соломы.

- Надан, - обратился к нему Хикар, - ты помнишь, кем ты был и что ты натворил? Ты понимаешь, кто ты теперь есть? Можешь ли ты обратить свой взгляд на себя самого?

- Не могу, не краснея от стыда, - ответил Надан.

- Тигр, обагривший себя кровью, проходил мимо источника. Увидев свое отражение, он ужаснулся. Творя зло, ты не испытывал никаких угрызений совести. Познай теперь их горечь!

- Нет, неправда. Если бы сожаления твои равнялись твоим преступлениям, они убили бы тебя.

- Прости меня, дядя, вспомни, что в наших жилах течет одна кровь.

- Ганг во время одного из своих разливов залил ложбину между двумя вершинами. Вода начала загнивать и смердеть, жители окрестных склонов проклинали ее. В недоумении гнилые воды вопрошали: «Как осмеливаются они проклинать воды благотворной реки, без которой очень скоро погибли бы от жажды?!» - «Зловонное болото! - ответил им дух реки. - Ганг не признает своими воды, когда они начинают источать смерть!» Так вот, Надан, прошу, не называй меня больше своим дядей и не считай себя моим племянником.

- Хорошо, благородный и великодушный Хикар! Тогда обращайся со мною как с человеком.

«Отпусти меня, - взмолился волк, - взгляни на мою пасть, мои лапы! Сразу видно, что я невиновен!» - «Зло в сердце твоем», - отвечал пастух. «Зато ты призван творить добро! - возразил волк. - Ты пускаешь нож в ход только для жертвоприношений, а я слишком низок для заклания, ты осквернишь моей кровью свои руки и платье». - «Осквернить может только покушение на кровь праведника. - И жрец вонзил нож в горло волка. - Умри, несчастный! Я приношу тебя в жертву спокойствию стад, пасущихся на земле».

- Тогда суди меня как положено! - воскликнул Надан.

- Предатель! Когда я слышу, как ты говоришь о правосудии, меня бросает в дрожь! Вспомни мою доброту и твою измену, мою любовь и твою бессердечность! Закон ничего не говорит о неблагодарности - тут он бессилен, и я не могу тебя судить. Только Небо может покарать тебя!

- Что ж, отправь меня в самую страшную пустыню.

- Угрызения совести последуют за тобой, куда бы ты ни направился, и не покинут тебя даже после смерти: ты заслуживаешь подобной кары, но я не настолько жесток, чтобы подвергнуть тебя этой муке. Я желал бы, чтобы раскаяние вонзило в твою грудь самые острые стрелы, чтобы оно изрешетило твою душу и научило чувствовать боль! Тогда слезами ты хотя бы частично искупишь свои злодеяния!

- Да, вероломный, ты плачешь! Плачешь, потому что моя голова уцелела, а ты - в цепях и не можешь отомстить. Тебя следует покарать, но не за злодеяния, а за гордыню.

Хикар удалился, жалея племянника, ибо не было никакой надежды на то, что он когда-нибудь раскается. Через несколько дней визирь захотел еще раз поговорить с Наданом, но нашел его бездыханным. Так неблагодарный честолюбец избавил землю от своего рокового присутствия: он покончил с собою в темнице, повесившись на собственных волосах.

Хикар и Зефани скоро утешились: привязанность Синкариба вознаградила их за горе, причиненное Наданом. Царь, осознав, какой опасности подвергался при коварном и бесчеловечном визире, полностью посвятил себя заботам государственным, завоевал любовь своих народов и восхищение соседей.

Примечания

38

- маленький дворец, где жена живет отдельно от соперниц, которые ничего друг о друге не знают.

39

Бильэльсанам - оракул Бела, ассирийского бога.

40

Особое перо и чернильница, которые носят на поясе, являются знаками почета.

41

42

Рух - огромная птица, обитающая в пустынях Африки. Может переносить тяжести весом в двести ливров. Некоторые считают ее птицей сказочной.

43

Массер (искаж. Месраим) - Великий Каир, построенный Месраимом, сыном Хама.

44

Меру (Меруэр) - озеро, описанное в трудах по истории Древнего Египта Страбоном и Диодором Сицилийским.

45

- золотая монета, стоимостью в триста наших ливров.

Комментарии

210

Синкариб - Синаххериб (библ.

211

Каждой он построил отдельную максуру… - В исламской архитектуре максурой (араб. «огражденная») первоначально называлась маленькая комната (квадратная ложа) в мечети напротив михраба (ниши в стене, обозначающей направление на Каабу), сооружавшаяся (из соображений безопасности) как место для моления правителя. Ж. Казот ошибочно называет этим словом «маленький дворец» для жены вельможи.

212

Бильэльсанам. аккад. «господин, владыка») - это обозначение верховного бога в религии Древней Месопотамии. Применялось по отношению к шумерскому богу Энлилю, позднее - к Мардуку, богу Вавилона. О Беле рассказывается, что он создал из первобытного хаоса небо и землю, светила, животных, а из смеси земли со своей кровью - человека. «Археологические данные и античные нарративные источники сообщают, что над рыночной площадью Апамеи [Сирия] возвышался большой храм и оракул Бела, до настоящего времени не раскопанный. ‹…› „Бел" („Господин") - эпитет вавилонского бога грозы Адада, которого Прокл идентифицирует с „дважды запредельным" творческим принципом халдейских оракулов - божеством, центральным как в теологическом, так и философском смысле слова. Культ Бела, как показывают исследования, сформировался еще в древневавилонский период и процветал в этом регионе до эпохи Селевкидов, однако в эллинистический и римский периоды он в определенном смысле пережил второе рождение и получил очень широкое распространение в Сирии и за ее пределами, о чем свидетельствуют прежде всего храмы в Пальмире и Апамее и ряд сравнительно недавно обнаруженных надписей» (Афонасин 2007: 270). См. также примеч. 354.

213

Хикар был родом из Арамеи, оттуда он вынес веру в истинного Бога. - Арамея, или Арамейский Дамаск, - древнее арамейское государство Сирии, существовавшее с XI-X вв. до н. э. до 733-732 гг. до н. э., когда Арам был завоеван Ассирией. Арамейцы поклонялись множеству богов, в том числе еврейскому богу Яхве. В целом их верования развивались в рамках общих направлений семитских религиозных традиций, но в них вплетались и религиозные представления соседей. На арамейском языке проповедовал Иисус Христос.

214

- Ж. Казот излагает распространенное в XVIII в. отношение к сексуальным излишествам. Физиологи того времени уверяли, что неограниченная растрата семени оказывает крайне негативное влияние на нервную систему вплоть до мигрени, судорог и усыхания мозговой ткани. В то же время считалось, что воздержание способствует мыслительной активности.

215

Ниневия - древний город на восточном берегу Тигра; в VIII-VII вв. до н. э. - столица Ассирийского государства; находилась поблизости от современного города Мосул (Ирак).

216

Осирис

217

Акис. - В легендах сохранилось немало имен древнеперсидских правителей, но имени Акиса среди них нет.

218

…месяца нирама. - Месяца с таким названием не было ни в ассирийском, ни в древнеперсидском календарях. Возможно, в тексте - описка, и имеется в виду первый месяц ассирийского календаря, который назывался нисан.

219

Халдея

220

Птица pyx (poxx, pox) - громадная, размером с остров, мифическая птица, похожая на белого орла, с размахом крыльев в тридцать шагов, способная охотиться на слонов и буйволов. Персонаж арабских сказок, в частности, «Сказки о Синдбаде-мореходе».

221

Массер. - Хотя Ж. Казот поясняет, что Массер - это искаженное Месраим, на самом деле этот египетский город (нынешний Каир) назывался Миср ал-Кахира («город-победитель»).

222

…Осириса, храм которого находится посредине великого озера Меру… - Во французском оригинале - «Merov»; возможно, Ж. Казот имел в виду «Мегou», т. е. из-за сходства написания букв «v» и «u» возникла путаница. Скорее всего, речь идет о Меридовом озере (это его древнегреческое название), которое по-древнеегипетски называлось Ми-ур, или Мер-ур («великое озеро»). Его современное название - Карун. Расположено оно на территории Фаюмского оазиса. В древности это было большое пресноводное озеро, но постепенно оно пересохло. Это озеро и в самом деле описано у древних историков, но никакого острова и храма Осириса на нем никогда не было.

223

Кантар (кинтар; араб. «запасы», «сокровища») - мера веса, использовавшаяся на Ближнем Востоке и в Средиземноморье. В зависимости от региона колебалась в диапазоне от 35 до 100 обыкновенных ок (1 ока = 1,235 кг). В Коране упоминается в аятах: 3: 14, 75; 4: 20. У толкователей Корана популярно объяснение, согласно которому слово «кинтар» означает «талант» (= 1200 унций (34,02 кг) золота) (см., напр.: Священный Коран с комментариями на русском языке: [В переводе, с комментариями Абдуллы Юсуфа Али]. Н. Новгород, 2007. С. 156).

224

…и под знаменами Марса выглядел так же внушительно, как и под щитом Минервы. - Марс - в римской мифологии бог войны, Минерва - богиня мудрости. Имеется в виду то, что Хикар был мудрым советником халифа, теперь же он стал славным воином. См. также примеч. 160.

225

Ослепительные, словно дети Венеры, но лишенные их коварства… - Имеются в виду амуры - крылатые божки любви из римской мифологии (в греческой мифологии - эроты), прекрасные мальчики с луком и стрелами, которые по своему усмотрению пробуждали в сердцах людей любовь или отвращение. См. также примеч. 160.

226

Ирида - в греческой мифологии быстрая, крылатая вестница богов, прислужница Геры, сходящая на землю по радуге.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница