| Автор: | Казот Ж. |
| Категории: | Сказка, Детская литература |
ДИАЛОГ ШАХРАЗАДЫ И СЛУШАТЕЛЕЙ СКАЗОК
Тишина и покой, царившие во дворце султана Шахрияра, говорили о том, что все еще спят, а Шахразада только закончила свой рассказ о Бахе́т-заде́ и десяти визирях.
- Сестра моя, - молвила Динарзаде, всегда внимательно следившая за временем, - ты, как никто, умеешь заинтересовать нас героями своих историй. И среди них есть один, которого ты заставляешь нас ждать слишком долго. Он небезразличен тебе самой, потому что ты с удовольствием воспевала его деяния. Он наделен четырьмя достоинствами, которые, соединяясь в одном человеке, всегда производят большое впечатление: он влюбчив, отважен, набожен и поэтичен.
- Ты говоришь о рыцаре Хабибе, сестра, - улыбнулась Шахразада. - Что ж, я с радостью повторю историю о его подвигах и любовных похождениях.
РЫЦАРЬ, или РАССКАЗ О ХАБИБЕ И ДОРАТ-ИЛЬ-ГОВАС{270}
Начало
В давние времена народом бану хиляль{271}, наиболее многочисленным и доблестным во всей Азии, правил эмир бану хиляль Саламис - самый знаменитый военачальник той поры, прославленный своими неустрашимостью и непобедимостью, твердой верой и честностью, одним словом, всеми добродетелями, необходимыми воину и государю. Сочетание этих достоинств сделало его главой шестидесяти шести племен, которыми он повелевал с такой мудростью, что заслужил их полное доверие. Удача и процветание, что очень часто являются плодами благоразумного поведения, сопутствовали ему во всех битвах и не покидали в мирное время. Для полноты счастья этому правителю не хватало лишь наследника, но Небо еще не удостоило его этой милости, хотя Саламис был уже не молод.
Когда наступал праздник Арафата, эмир неизменно совершал обильные жертвоприношения. Распростершись на мраморных ступенях, он обращался с мольбою к святому Пророку и в смиренном почтении ждал столь необходимого для его грядущего благополучия дара небесного. Однажды, помолившись с особенной горячностью и велев возложить на алтарь вдвое больше даров{272}, чем прежде, Саламис вдруг почувствовал, как снизошло на него успокоение: сердце его преисполнилось надежды и уверенности, и оно его не обмануло. Вскоре его жена Амирала понесла и через девять месяцев произвела на свет мальчика, сравнимого по красоте лишь с тем светилом, что ночью заменяет нам солнце. Счастливая мать с восторгом и нежностью прижала младенца к сердцу и, целуя его, промолвила:
- Милое дитя, ты подобно прекрасному древу, породившему тебя. Пусть мои поцелуи станут для тебя тем же, чем солнечные лучи для пробившегося к свету ростка! Прими мою грудь, вкуси первые капли моей любви… О Великий Пророк! Ты, кому Всевышний передал ключи от милостей небесных! Тебе мы обязаны этим бесценным сокровищем! Ниспошли ему свою божественную мудрость! О Всемогущий, сделай так, чтобы его судьбой управляла самая сильная, блестящая и добрая из звезд! Будьте счастливы, народы цветущей Аравии! Это вам дарован наш Хабиб! Посмотрите на верхушку моего молодого кедра! Вы легко разглядите ее среди прочих, гордитесь, славные племена! Однажды этот кедр укроет вас под своей сенью.
Пока Амирала прославляла благодеяние Аллаха, эмир созвал предсказателей со всех своих земель, чтобы они узнали по звездам, какая судьба ждет его сына. В назначенный час мудрецы устремили глаза к ночному небосводу и увидели самую настоящую битву. Одна звезда противостояла другой, и самая яркая из них потускнела, а потом, подобно стремительному метеору, то ли затмилась, то ли упала, но на самом деле оставалась на месте, ибо спустя несколько минут снова воссияла во всем блеске и в самых многообещающих сочетаниях с другими светилами.
Старший предсказатель взял слово.
- Повелитель, - сказал он Саламису, - слава и всеобщее поклонение будут сопутствовать твоему сыну, но на долю его выпадет столько невзгод, сколько не выпадало никому из простых смертных. Хабиба ждут опасности и превратности судьбы, но и силы ему даны невиданные. Подвиги его увенчаются любовью и почетом, если благодаря мужеству и стойкости он преодолеет все препятствия и выдержит все испытания.
- Что за странная и суровая участь! - воскликнул эмир. - Неужели нельзя ее изменить или хотя бы смягчить!
- О достославный, - отвечал мудрец, - мы своими глазами видели, в каком разногласии находятся большая планета и семь ее спутников, но они сделают всё, что в их силах, дабы прийти на помощь звезде твоего сына и защитить ее от пагубных влияний. Зрелище их противостояния ужасает, но, поскольку звезда Хабиба вновь воссияла, ты можешь надеяться на благоприятный исход. Мы ясно видели, что опасностей ему не избежать, однако, как любой человек, он может уклониться от некоторых ударов судьбы или смягчить их. Всё зависит от добродетелей Хабиба, только он сам может заставить свою звезду стать к нему благосклоннее.
Саламис был человеком не только самым отважным, но и самым смиренным.
«Не может быть, - убеждал себя эмир, - чтобы превратности судьбы, подстерегающие моего сына, оказались выше сил человеческих. Значит, надо воспитать его как мужчину и взрастить в нем ростки всех добродетелей. Амирала поможет мне, и благодаря нашему примеру и урокам он всё преодолеет».
Едва Хабиб заговорил, как с его еще слабых губ вместо детского лепета начали слетать слова, исполненные смысла и веры: он прославлял Творца, Его пророка Мухаммада, небо, землю, всех населяющих ее тварей и ее бескрайние просторы. Буквы алфавита служили ему игрушками, и мальчик складывал из них сначала отдельные слова, а потом и целые фразы. Не маленький домик строил он из тростинок, но мечеть. Игры, вкусы и наклонности сына Саламиса с самых первых дней предвещали, что быть ему человеком незаурядным.
ложиться прямо на голую землю, он привык терпеть любую непогоду и не боялся ни жары, ни холода.
Мальчика сажали на необъезженных жеребят, но благодаря ловкости, обретенной в менее опасных упражнениях, сын Саламиса легко сохранял равновесие. Если же он вдруг падал, то благодаря гибкости и легкости своей тут же вставал на ноги.
Так Амирала трудилась над телом своего воспитанника, и через семь лет ее сын превзошел в силе и проворстве всех своих сверстников. Не забывали также о сердце Хабиба и уме. Мальчик наизусть знал все суры Корана и умел разъяснить их смысл. Мать научила его с восторгом взирать на чудеса природы и описывать ее красоты.
Но вот пришла пора Саламису подумать о дальнейшем образовании сына. Надлежало найти юному Хабибу наставника, который продолжил бы дело, прекрасно начатое Амиралой. В стане эмира был один старый мудрец по имени Иль-Факис, который владел обширными познаниями во всех науках и отличался безупречным поведением. Однако тяжелая болезнь медленно сводила его в могилу.
- Ах, если бы Аллах мог вернуть мне мудрейшего Иль-Факиса! - сказал как-то Саламис одному из своих приближенных.
- Тебе нужен Иль-Факис? - услышал он в ответ. - Я только что из его шатра. Старик сказал, что принял какой-то эликсир, который произвел на него волшебное действие. Учитель встал при моем появлении и сделал несколько шагов, ни разу не покачнувшись. Уверен, если ты призовешь его, твое желание исполнится.
- Ступай, уговори его прийти ко мне, - обрадовался эмир. - Его возвращение к жизни - это чудо, которое свершилось не только для его, но и для моего блага.
Иль-Факис явился к Саламису и согласился стать наставником Хабиба[73]. Он поселился вместе со своим новым учеником в отдельном шатре. Слова мудреца падали на столь благоприятную почву, что ростки не заставили себя ждать. Хабиб запомнил названия всех звезд и мог описать путь планет, вычислить их размеры и расстояния между небесными телами. Он различал все растения и изучил их свойства, а также то, какое влияние на растительный мир имеют тепло и влага. Юноша знал, что моря питаются реками, что пар, поднимающийся над водоемами, достигает горных вершин и снова превращается в богатые источники, дающие вечную жизнь всему живому. Не было ни одного животного, чей вид Хабиб не смог бы определить, и хотя их удивительные инстинкты не могли не поражать, ученик Иль-Факиса понимал, что им не сравниться с чудесами, на которые способен разум.
Стремясь под руководством наставника придать порядок этим бесчисленным сведениям, Хабиб начал записывать всё, что узнавал, и для этого овладел искусством письма перьями, заточенными семью разными способами[74]{273}.
Однажды Саламис попросил сына поделиться с ним своими познаниями.
- Отец мой, - отвечал Хабиб, - тебе лучше попросить об этом моего учителя, он сумеет поговорить с тобою обо всем, что знает. Что касается меня, то я слушаю во все уши и смотрю во все глаза, но пером пользуюсь пока еще лучше, чем языком, и стремлюсь к тому, чтобы буквы, которые выводят мои пальцы, стали чисты и безупречны, словно морские жемчужины.
Саламис, очарованный ответом сына, спросил его мудрого наставника, чему еще он намерен обучить Хабиба.
- Твой молодой наследник, - отвечал Иль-Факис, - уже может предвидеть ответ, задавая мне вопрос. Я открыл его глазам великую книгу мира, теперь каждый самостоятельный шаг продвинет твоего сына вперед на целый стадий{274}. Учение, которое часто идет в стороне от применения знаний, лишь задержит дальнейшее развитие Хабиба, и потому, повелитель, пора моему ученику приступить к наукам, необходимым тому, кто в будущем возглавит шестьдесят шесть воинственных народов. В этом ему моя помощь не нужна, к тому же земля требует вернуть ей мой прах, и я жажду найти упокоение.
- Что за черные мысли?! - возмутился эмир. - У тебя впереди еще годы и годы, и моя казна позволит тебе насладиться ими сполна.
- Нет, повелитель, мне теперь всё едино - что песчинка, что все земные богатства. Я уже давно мертв, ничего мне не нужно. Это тщедушное тело, которое я не стремлюсь сохранить, обязано продлением жизни своей лишь тайному Промыслу Божьему на благо Саламиса, а теперь судьбе угодно, чтобы я ушел.
- Что ж, прощай, почтенный Иль-Факис! - вздохнул эмир. - Дай нам обнять тебя в последний раз, расставание будет стоить нам горьких слез. Но мы найдем утешение, навещая твой шатер…
- Нет, мой шатер улетучится, точно туман от дуновенья ветерка, а я - как пыль, что этот ветер увлекает за собой. Прощай, Саламис, прощай, мой дорогой Хабиб, вспоминайте обо мне посреди грядущих невзгод.
Сколь опечален был Хабиб этой разлукой! Но какому суровому испытанию подверглось его любящее сердце на следующий день! Вернувшись в свой шатер, его мудрый наставник умер, и останки его немедленно захоронили, дабы защитить людей от страшной заразы, которую тело старца начало распространять, едва душа покинула его. Юный ученик оросил слезами грудь своей матери, и Амирала, утешая сына, восхищалась его добросердечностью. Она просила Хабиба обратить глаза к небу, ибо счастье человеческое целиком в руках Божьих. Сын Саламиса немного успокоился, но ему захотелось отдать последний долг своему благодетелю, возложить цветы на его могилу и помолиться о его душе, и ученик направился к шатру учителя с тремя венками из тех цветов, которыми люди выражают свою скорбь{275}. Нежная грусть овладела душой юноши и открыла дорогу слезам, что сами собой покатились по его щекам. Отдавшись сладкой печали, Хабиб помолчал какое-то время, а потом громким голосом начал свою молитву.
в царстве своем этого правоверного мусульманина? Ты даровал ему нетленный венец, так сделай бессмертными и те скромные венки, что я принес к праху его. Душа моего дорогого Иль-Факиса бродит далеко от этих мест, но и на той бесплодной земле она прорастет цветами и травою точно так же, как один его взгляд и одно слово взращивали во мне тягу к мудрости и добродетели. Покойся с миром, благодетельная душа! Прими свидетельство моей признательности, я возлагаю венки на твои холодные останки! Ты научил меня справедливости, чувству долга, сладости дружбы. Я буду вечно ценить и помнить тебя и твои уроки.
Саламис ждал возвращения сына.
- Хабиб, - сказал он, - отдав долг благодарности твоему первому учителю, теперь следует подумать о том, чтобы приобрести знания и умения, необходимые воину и правителю. Ты мой сын, самим Небом тебе суждено стать после меня повелителем доблестных племен, находящихся под моей властью. Тебе придется возглавлять все военные походы, и этому тоже надо учиться. Ты должен закалить свое тело, чтобы оно никогда не знало усталости и сметало с лица земли любого врага. Сила в сочетании с ловкостью должна сделать из тебя самого бесстрашного и неутомимого воина. Ты уже начал овладевать оружием. Помни, только трус изнемогает под его тяжестью, настоящий же мужчина к ней привыкает. Как жаль, что среди моих воинов нет никого, кто мог бы просветить тебя в этом деле так же, как покойный мудрец во всех науках! Настоящего боевого наставника найти столь же трудно, как птицу Феникс. Великий Пророк совершил чудо, сохранив для нас жизнь Иль-Факиса, и только он, Мухаммад, может послать нам того необыкновенного человека, которого я хотел бы приставить к тебе.
- Отец, я играючи справляюсь с самыми сильными лошадьми, - отвечал Хабиб, - сила и мужество никогда не покидают меня. Прикажи мне снять это льняное платье и надеть железные доспехи: со щитом и копьем в руках я стану твоим первым братом по оружию! Ах, как бы мне хотелось расстаться с этой одеждой, которая делает меня похожим на девушку и скрывает силы, данные мне природой! Да, мне нужно научиться рассчитывать их и беречь, и я хочу этого больше всего на свете!
- О, бесценный божий дар! - Эмир обнял и поцеловал сына. - Благословенное дитя! Надежда моих народов! Тот, кто наделил тебя столь славными достоинствами, позволит нам найти способ их развить.
Едва они закончили разговор, как на границе их становища появился всадник, который попросил дозволения представиться эмиру.
- Пропустите его, - приказал Саламис. - Я всем сердцем желаю справедливости и мира на земле и хочу знать всех их защитников.
Прекрасная грива великолепного скакуна, на котором восседал неизвестный, оставляла на виду лишь макушку его шлема и развевавшийся над ним султан. Воин приблизился к шатру эмира и спешился. Хабиб взял его коня под уздцы и, прежде чем препоручить коня одному из конюших, спросил незнакомца:
- Доблестный рыцарь, что привело тебя сюда?
- Я пришел, - услышал он в ответ, - выразить почтение и восхищение добродетелям, мужеству и могуществу великого эмира бану хиляль Саламиса и просить его сына Хабиба ответить на благосклонность, что питает к нему прелестная дочь Йемена{276}. Рыцарь, которому посчастливится заключить ее в объятия, очень скоро, опьяненный блаженством, забудет обо всех опасностях, как прошлых, так и будущих.
Эмир не расслышал ни слова и поинтересовался, о чем шла речь.
- Отец мой, - сказал Хабиб, - этот благородный рыцарь просит дозволения приветствовать тебя и выпить со мною чашку кофе. - Обернувшись к гостю, юноша продолжил: - Рыцарь! Желать благосклонности дочери Йемена - значит прежде всего показать себя достойным тех чувств, которые она вселяет в сердца поборников славы. Ты ни в чем не будешь знать здесь отказа. Герой, коего ты видишь перед собою, и есть эмир Саламис, а я - его сын Хабиб.
Два воина приветствовали друг друга. Саламис в жизни не видывал столь прекрасного своей статью рыцаря, чье лицо было бы так величественно и в то же время полно очарования. Солнце сияло на его доспехах, и казалось, они излучают свет, а не отражают его. Подобно метеору, что пылает на небосводе, его шлем горел, как огонь, а меч сверкал, словно молния. Ни золото, ни адаманты не украшали вооружения иноземца - всем своим блеском оно было обязано лишь простоте своей и чистоте.
Пока неизвестный пил кофе, Саламис спросил, по какой причине тот прибыл в его стан.
- О великий и славный эмир! - отвечал рыцарь. - Я - парфянин{277} по крови и родился в сердце Индии. С детства я мечтал о победах и искал их на воинской стезе. Слава твоя достигла моих ушей и пробудила во мне дух соперничества, мне захотелось узнать поближе того, кто остается моим кумиром. Прибыв в твои владения, я узнал, что ты ищешь наставника для юного Хабиба. И, хотя он всему мог бы научиться у своего отца, я подумал, что сыну твоему нужен тот, кто будет постоянно следить за его упражнениями, и решил предложить свои услуги.
- Рыцарь! - сказал Саламис. - Я тронут твоей обходительностью и прямотой. Однако мой наследник должен быть готов к тому, чтобы возглавить мои народы. Я сделался их повелителем благодаря моим достоинствам и непобедимости. Тот, кто не сумеет одолеть меня в честном бою, не вправе надеяться стать и лучшим, чем я, воспитателем для моего сына. Давай померимся силами, посмотрим, кто из нас победит. И знай, я мечтаю о том, чтобы потерпеть поражение, лишь бы найти человека, которому можно смело доверить Хабиба.
- Подобной чести достойны лишь славнейшие воины, - отвечал рыцарь. - Я принимаю вызов великого Саламиса и без стыда потерплю поражение от того, кто не знал его никогда.
Приближенные эмира, ставшие свидетелями этого вызова, попытались отговорить своего господина, сказав, что ему не подобает сражаться с человеком неизвестного происхождения.
- Что значат кровь и положение? - возразил эмир. - Я ищу воина, а не царя. Если этот рыцарь слишком самонадеян, он будет повержен и честь моя не пострадает. Если же его мужество равно его благородной уверенности в своей удали, ни он, ни я не уроним нашего достоинства, ибо будем драться с равным соперником. - Эмир обернулся к чужеземцу и продолжил: - Рыцарь, отдохни с дороги и дай передышку своему коню, ибо я хочу, чтобы наш поединок был честным. Знай, я хочу потягаться с тобою силами не для того, чтобы лишить тебя моего уважения, а чтобы дать тебе возможность завоевать его. Увидимся послезавтра.
- Путник, проходя мимо молодой лозы с тяжелыми гроздьями, должен сделать ей опору. Созрев, виноград сам упадет в его руки.
Они попрощались, и Хабиб вернулся в шатер отца, но на рассвете следующего дня поспешил к тому, кто уже начал замещать в его сердце покойного Иль-Факиса. Рыцарь начищал свое оружие и проверял конскую упряжь.
- Как? Ты делаешь всё своими руками? - поразился сын Саламиса.
- Да, мой юный повелитель! Когда стремишься к славе, не стоит пренебрегать ничем из того, что может пригодиться на пути ее завоевания, у настоящего рыцаря только одно зеркало - его оружие.
Тем временем приготовили ристалище для поединка между Саламисом и неизвестным воином. Протрубили в рог, бесчисленная толпа зрителей окружила арену, соперники выехали с двух сторон, и каждый из них выглядел столь превосходно, что невозможно было предугадать, кто из них сильнее и кто одержит победу. Они были вооружены равными по весу копьями, сидели верхом на равных по росту и мощи конях. Будто молнии, бросились противники один на другого, но, несмотря на нанесенные удары, оба остались в седлах, только копья их разлетелись в щепки{278}. Саламис ни разу в жизни не встречал такого сопротивления и поразился всей душою, поняв, что страшный удар его ни к чему не привел. Однако и противник эмира, по причинам, о которых еще не время говорить, тоже был весьма изумлен. Правитель подал знак рыцарю, что хочет с ним переговорить. Тот спешился и подошел к Саламису.
- Доблестный воин! - сказал эмир. - Ты показал мне, на что способен. Потому надеюсь, завтра с мечом в руке ты тоже будешь мне достойным соперником.
- Великий эмир! - признался неизвестный. - Еще ни одному смертному не удавалось взять надо мною верх. К огромному моему удивлению, я узнал, что на свете всё же есть человек, который может сравниться со мною. Ты оказал мне честь, я не могу не принять твой новый вызов.
Соперники пожали друг другу руки и разошлись. Повинуясь сыновнему долгу, Хабиб поспешил в шатер отца и выразил ему свое восхищение, а потом, уступив дружеским чувствам, направился к рыцарю, который снимал доспехи с помощью приставленных к нему людей.
- Значит, ты всё же не брезгуешь услугами тех, кто должен исполнять твои приказания?
- Нет, мой милый Хабиб. Вот послушай одну притчу. Когда солнце встает, оно не пользуется ничьей помощью, чтобы всю землю осветить своими лучами, зато на закате, погружаясь за море, оно позволяет волнам их загасить.
- Я отвечу другой притчей, - сказал Хабиб, - или, скорее, истиной, которую я понял сегодня: герой, который, не дрогнув, выдержал сильнейший удар, нанесенный копьем моего отца, ослепил меня своим блеском, и этот блеск не угаснет для меня никогда.
- Один еще не оперившийся орленок, - продолжил рыцарь, - впервые открыл глаза, заметил светлячка в листве соседнего дерева и был ослеплен его блеском. Царь птиц еще не подозревал, что наступит день, когда он будет смотреть на солнце не моргая.
- Думаю, Феникс{279}, говорящий со мною, - промолвил Хабиб, - умеет целым и невредимым возрождаться из пепла и недооценивает своего превосходства.
- У меня нет никакого превосходства над тобою, мой милый Хабиб, - сказал рыцарь и обнял юношу. - Разве что дружеские чувства, которые ты мне внушил, перерастут в любовь и она окажется сильнее твоей.
- Если бы я мог открыть тебе свое сердце, - возразил сын Саламиса, - ты признал бы себя побежденным, но не следует лишать моего отца удовольствия видеть тебя. Я знаю, он уважает героев, а ты один из них, хоть и не желаешь с этим согласиться.
- Возможно, - отвечал чужеземец, - когда-нибудь один из нас и станет героем, но пока я не вижу здесь никого, достойного этого звания.
Так, беседуя и держась за руки, Хабиб и индийский воин дошли до шатра эмира и весьма обрадовали Саламиса, заметившего, что между ними зарождается дружба, которую он всем сердцем желал укрепить.
Эмир поспешил навстречу рыцарю, всячески выказывая ему глубокое почтение.
и жаждущим славы и хочу, чтобы ни у кого не осталось ни малейшего сомнения в выдающихся достоинствах моего избранника. Моя забота об этом дойдет до того (и ты еще поблагодаришь меня за такой шаг), что после окончания нашего состязания я позволю всякому, кто захочет оспорить твою победу, вызвать тебя на поединок. А пока насладимся настоящим, завтра мы всех заставим восхищаться тобою.
Следующий день стал днем самой поразительной битвы из всех, что когда-либо видели арабы. Каждый герой со щитом в руках пытался поразить противника, но не успевал один замахнуться, как другой уже отражал удар и наносил ответный. Затем щиты и мечи были отброшены прочь и началась схватка рукопашная: так же напрасно буйные ветры пытались бы сокрушить ливанские кедры - пусть даже всё вокруг содрогнется, но не явилась еще такая сила, чтобы вырвать их из земли.
Эмир почел, что не время злоупотреблять вниманием удивленных зрителей - он нашел равного себе противника, и это радовало его куда больше, чем победа.
- Доблестный рыцарь, погоди, давай приостановимся на мгновенье, - предложил он. - С каждой минутой возрастает мое изумление, ибо никто и никогда не оказывал мне подобного сопротивления. При этом раньше я не столько гордился своим превосходством, сколько печалился из-за нашего несовершенства, сравнивая возможности человека с тем, чем наделены некоторые звери. Ты разрушил мои представления. Теперь, когда я испытал твою силу, я возношу льва уже не так высоко. Давай же прекратим эту тяжкую и бесполезную борьбу, пусть снова подадут нам коней, и мы еще раз сразимся на копьях.
Новое состязание стало еще одним торжеством для двух рыцарей: оба они показали всё, что только может дать человеку ловкость, хитрость и сила. Однако спустя какое-то время эмир начал уставать: несмотря на богатырскую мощь Саламиса, молодость соперника стала для правителя непреодолимым препятствием. Впрочем, отец Хабиба уже убедился, что неизвестный рыцарь обладает всеми качествами, необходимыми для места, которое он хотел ему доверить. Осторожности ради Саламис положил конец поединку, опустил оружие и знаком приказал чужеземцу сделать то же самое. Противники пожали друг другу руки и вернулись в шатер.
- Рыцарь, - сказал Саламис, - стань вторым отцом для моего сына. Ты знаешь, как укрепилось твое тело путем постоянных упражнений и чего тебе стоило прибавить к силам ловкость. Тебе ведомо, как, независимо от обстоятельств, научиться не терять хладнокровие. Отдаю в твои руки мою единственную надежду. Пусть поймет Хабиб, что значит истинная слава. Обучи его всему, что должен уметь воин, дабы ее добиться!
Хабиб только об этом и мечтал и не скрывал от отца своих желаний. Он с радостью последовал за своим новым наставником.
- О, наконец-то, - воскликнул юноша, - я смогу воспользоваться твоими уроками! Я должен брать пример с тебя и моего отца и очень хочу хотя бы частично стать похожим на вас обоих!
- Вот как мы поступим, мой дорогой Хабиб, - сказал Иль-Хабуль (так звали индийского рыцаря). - День мы будем посвящать твоему совершенствованию в искусстве, которое сделает тебя не только сильным и ловким, но и храбрым, вечером же будем беседовать о качествах, необходимых тебе как будущему правителю самого независимого народа на земле, который всегда жертвовал роскошью ради свободы и чьим кумиром является отвага, подчиненная мудрости. Твой отец понимает своих подданных, благодаря этому он правит шестьюдесятью шестью племенами, и ты не унаследуешь его власть, не переняв его достоинств и добродетели.
Следуя этому замыслу, Иль-Хабуль взялся за воспитание Хабиба, и оно очень скоро принесло свои первые плоды. В войне, в которую пришлось вмешаться эмиру Саламису, его сын показал чудеса отваги, а когда ему дали щекотливое поручение, отличился осторожностью и твердостью. На советах, что созывал его отец, юноша удивлял всех мудростью своих высказываний.
И пришел день, когда непреложная необходимость заставила наставника разлучиться со своим воспитанником.
- Сын мой, - сказал Иль-Хабуль, - твое учение подошло к концу, теперь мне придется оставить тебя. Высшая воля призывает меня в другие края.
- Неужели ты покинешь меня? - опечалился Хабиб.
- Я тебе уже не нужен, ничего не поделаешь, я должен покориться своей судьбе.
- Ах, как я несчастен! - воскликнул юноша. - Смерть отняла у меня Иль-Факиса, моего первого учителя, я до сих пор оплакиваю его потерю, а теперь жестокая судьба лишает меня моего второго отца! И мы никогда больше не увидимся?.. Могу я хотя бы узнать, почему?.. Мой родитель не сумеет переубедить тебя?
- Нет, это выше сил человеческих, - отвечал Иль-Хабуль, - но я очень надеюсь, что мы еще свидимся. Однако, мой дорогой Хабиб, я могу немного утешить тебя: тот, кого ты любил в образе Иль-Факиса, не умер.
- Как не умер? - поразился Хабиб. - Я своими глазами видел его погребение, я плакал на его могиле!
- Сын мой, - промолвил наставник, - история смерти, о которой ты говоришь, связана со многими другими историями, и все они имеют к тебе прямое отношение. Скажу больше, она связана с твоей и моей судьбою. Сначала вспомни, что предсказали тебе мудрецы, когда ты родился. Это поможет тебе не удивляться, когда ты будешь слушать мой рассказ. Знай же, тот, кто любит тебя и говорит сейчас с тобою, не простой смертный. Я - джинн, которому суждено руководить первыми шагами Хабиба, наследника Саламиса, к высокому его предназначению.
Примечания
73
Арабы первыми открыли и познали чудеса природы. Им мы обязаны переводами греческих философов{513}, и потому всё, что говорится здесь о скорых успехах юного Хабиба, не должно удивлять.
74
Комментарии
270
Рыцарь, или Рассказ о Хабибе и Дорат-иль-Говас. - Эта сказка является развернутой версией арабской сказки «История царевича Хабиба и царевны Дурет-аль-Хавас» (см: Тысяча и одна ночь 2007: 517-520; ночи 965-975).
271
Бану хиляль «бану» означает «сыны».
272
…возложить на алтарь вдвое больше даров… - Ни алтарей, ни традиции принесения даров ислам не знает.
273
…овладел искусством письма перьями, заточенными семью разными способами. - Для письма арабы использовали не птичьи перья, а тростниковые палочки (калам). Семерка издревле считалась символом всего таинственного и магического, в ней, как представлялось, воплотилась главная тайна мироздания, его полнота и целостность. Эта сакральность нашла отражение и в исламе: известны семь способов чтения Корана, семь аятов «Фатихи», семь коров и семь колосьев в видениях пророка Юсуфа, вознесение через семь небес Мухаммада к Трону Аллаха, семикратный обход Каабы, семикратная пробежка между холмами ас-Сафа и аль-Марва, бросание семи камней «в Иблиса» на одном из этапов хаджа и т. д. Вместе с тем мусульманская традиция не знает искусства каллиграфии, обусловленного способами заточки калама.
274
- античная мера длины, равная 176,6 м.
275
…венками из тех цветов, которыми люди выражают свою скорбь. - Возложение цветов на могилу считается в исламе чужеродной (и осуждаемой) традицией.
276
…дочь Йемена. а о царице сказочного Семиморья.
277
Парфянин - представитель древнего племени парфян, которое образовало в 250 г. до н. э. на севере Иранского нагорья государство Парфию (Парфянское царство, 250 г. до н. э. - 224 г. н. э.).
278
Будто молнии, бросились противники один на другого, но, несмотря на нанесенные удары, оба остались в седлах, только копья их разлетелись в щепки. - Поединок между витязями - древний эпический мотив, встречающийся как в собственно эпосе, так и в исторических сочинениях многих народов.
279
«Феникс» имеет два значения: (1) сказочная птица и (2) совершенное и уникальное существо.
513
Арабы первыми открыли и познали чудеса природы. Им мы обязаны переводами греческих философов… со второй половины VIII в. Сочинения античных мыслителей усердно разыскивались, тщательно сберегались, систематически переводились, скрупулезно комментировались и творчески переосмысливались, позволив в дальнейшем европейцам в относительно короткие сроки его усвоить. То, что из научных работ публиковалось на арабском языке, воспринималось в средневековой Европе как истина в последней инстанции. Владение арабским языком считалось признаком высокой учености. Без трудов крупнейших исламских ученых (аль-Бируни, Ибн аль-Хайсама, аль-Кинди, Абу Хамида аль-Газали, Ибн Сины (Авиценны), Аль-Фараби, Ибн Рушда (Аверроэса) и мн. др.) немыслима история науки на Западе, потрясающие успехи в математике, медицине, астрономии, физике, химии, географии, ботанике, зоологии, архитектуре, ремеслах.