Продолжение «Тысячи и одной ночи».
Рассказ о любви Мограбина и дочери египетского царя Аухеты-иль-Кахакиб. Начало

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Казот Ж.
Категории:Сказка, Детская литература


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

РАССКАЗ О ЛЮБВИ МОГРАБИНА И ДОЧЕРИ ЕГИПЕТСКОГО ЦАРЯ АУХЕТЫ-ИЛЬ-КАХАКИБ[96] Начало

- Я - женщина, - начал ара, - и царская дочь. Мой отец властвовал в великом государстве Египетском. Он был мудрым и добрым правителем, но поклонялся богу Баалу{354} и разорил свою казну, когда в своем собственном дворце воздвиг этому божеству великолепный храм, которому не было равных на всей земле.

Огромную золотую статую этого так называемого бога покрывали бесценные каменья, а вместо глаз у нее сияли два карбункула в оправе из адамантов. И каждый день по алтарю Баала струилась кровь новых жертв.

У моего отца не было других детей, я была его единственной дочерью. Когда мне пошел десятый год, я потеряла сразу и мать, и любимую няню. Эта няня-старушка была из мусульман, она сберегла свою веру и тайком передала мне ее прекрасные основы.

Почувствовав, что конец ее близок, она сказала:

«Дитя мое дорогое, с сожалением оставляю тебя один на один с отвратительными ужасами язычества. Возьми мою книгу, спрячь ее и береги словно зеницу ока, и, когда вспомнишь обо мне, прочти какую-нибудь суру, но так, чтобы этого никто не видел».

Я приняла из ее рук Священный Коран и спрятала его в сундук, ключ от которого был только у меня. К несчастью, очень скоро я перестала обращаться за правдой к этой книге.

Мою няню заменила персидская рабыня, которую незадолго до того купил отец. Она обладала множеством достоинств, как природных, так и обретенных. Персиянка очень старалась и хлопотала, чтобы завоевать мою привязанность и выучить меня. К двенадцати годам я стала тем, что называют верхом совершенства, ибо знала и умела всё, что могут знать и уметь женщины.

Я была бы счастлива, если бы моя наставница остановилась на этом, но она познакомила меня с геомантией и постаралась пристрастить к этой опасной науке.

Мне снились дурные сны, я пожаловалась ей, и она предложила мне избавиться от них безо всяких снадобий.

«Ты будешь сладко спать и видеть только то, что сама захочешь, - обещала рабыня, - если применишь один очень простой способ. Составь букет:[97] возьми, к примеру, те цветы, что я назову и о значении которых тебе поведаю. Расположи их так, как я тебя научу. Помни, что цветок, который лежит снизу, как бы подчинен тому, что сверху… Вечером выйди через дверь, что ведет из твоих покоев в храм, и положи букет к ногам статуи Баала. Я пойду вместе с тобой и захвачу курения для божества. Вместо молитвы ты громко произнесешь всего два слова, но они будут услышаны и твое желание исполнится. Потом ты вернешься в спальню со своим букетом, положишь его под подушку, и вместо страшных снов тебя всю ночь будут баюкать только самые приятные видения. Утром я перескажу тебе твой сон, но в том не будет никакого чуда, а лишь явится доброта и могущество бога, который позволит тебе увидеть и услышать то, что было заложено в твоих цветах… После этого я научу тебя с помощью цветов передавать свои мысли так, будто они записаны. Цветы - это прелестные буквы и в то же время приятное развлечение. У нас в Персии женщина бросает в окно букет и тем, как он составлен, дает понять своему возлюбленному, что у нее на душе».

Открыв мне свой секрет, персидская рабыня отравила мое сердце: я немедленно захотела испытать силу цветов и добилась неслыханного успеха.

На следующее утро моя воспитательница нашла меня в постели, когда я еще пребывала в очаровании от своего ночного видения. Она же засунула руку под мою подушку, достала букет и сделала вид, что изучает его, дабы узнать, что мне снилось.

«Вот твой сон, - сказала она немного погодя. - Ты оказалась в одном из самых красивых мест в окрестностях Массера, на берегу большой реки. Сидя на мягкой траве, покрытой цветами, ты с удовольствием смотрела на проплывавшие мимо корабли. Рядом с тобой росло грушевое дерево, и его тяжелые, усыпанные великолепными плодами ветки склонялись прямо к тебе. Ты сорвала одну грушу и нашла ее восхитительно вкусной. Напротив тебя виднелась большая пасека. Из ее ульев вырвался целый рой пчел, они наполнили воздух жужжанием, а потом начали сражаться друг с другом до того забавно, что ты смеялась, глядя на них. Потом всё кончилось, и ты проснулась».

Можете представить, с каким восхищением я слушала рассказ о собственном сне. С этого часа я стала, можно сказать, рабой своей невольницы. Я жадно впитывала всё, чему она меня учила, освоила секреты геомантии и научилась колдовать. Я могла разъяснить любую страницу из книг, подобных тем, что есть у Мограбина, знала множество заклинаний и чар. Часть дня я посвящала составлению букетов, которые позволяли мне видеть сладкие сны. Ах, как дорого я за них заплатила! Полностью доверившись своей опасной наставнице, я совершала одну ошибку за другой. Мне нравилось слушать ее, я всей душой отдавалась ее сказкам и особенно пристрастилась к историям о джиннах и их приключениях. Кончилось тем, что меня охватило безумное желание вызвать такого духа с помощью букета. Я собрала нужные цветы и положила их к ногам золотого истукана.

Моя неосторожность привела к видениям, которые я не в силах передать. Я была в совершеннейшем восторге, особенно от того, кого могла бы принять за мужчину, если бы не его лучезарное тело. Он бросился к моим ногам и преподнес мне букет, который якобы отражал его самые нежные чувства.

поразили мое сердце.

Я проснулась безумно влюбленной в чудесного посланца Баала и несколько дней думала только о нем.

Мне хотелось привлечь его новым букетом, и я уже размышляла над тем, как его составить, как вдруг однажды ночью, когда я легла спать без цветов, меня страшно напугал сон, ничуть не похожий на те сладкие видения, которыми я баловала себя последнее время.

Мне приснилась моя старая няня. Она взяла все книги, по которым учила меня персидская рабыня, бросила их в бездну со всепожирающим пламенем, потом подвела меня к моему сундуку и заставила взять в руки Коран. Я заглянула в книгу, но не смогла прочесть даже первую строчку. Тогда покойница обратила свой взор к Небу и воскликнула: «О Боже, дочь моя, ты погибла, Баал стал твоим господином!»

Тут ко мне вошла моя персидская наставница. Мокрая от испарины и до смерти перепуганная, я рассказала ей о своем видении.

«О моя дорогая царевна, - рассмеялась она, - это излюбленный прием Накаронкира, самого злого джинна со времен сотворения мира, жалкого раба Мухаммада, который, дабы обратить в свою веру полземли, уничтожил мечом вторую ее половину{355}. Когда кто-нибудь, моя госпожа, хочет при помощи древних наук вызвать духов-посредников и приблизиться к горним сферам, на их пути встают демон Мухаммад и его приспешник Накаронкир. Они запугивают смельчаков страшными сновидениями и пытаются сбить их с пути, на который сами не сумели ступить. Чтобы защитить тебя от их нападок, я составлю букет. Нужно еще благовоние, но раз у тебя, насколько я поняла, есть Коран, мы сожжем его нынче вечером у ног Баала, и никакие другие курения нам уже не понадобятся».

Моя опасная наставница совершенно ослепила меня. Я позволила ей составить букет, не вникая в его смысл. Я отдала ей Коран, даже не раскрыв его. И мы пошли в храм.

Едва мы переступили порог, как меня охватила дрожь, но я приписала ее прохладе. Мы возложили цветы к подножию алтаря, и нечестивица заставила меня бросить святую книгу веры мусульманской в огонь, что ярко пылал в большой глиняной плошке.

«Прокляни Мухаммада вместе со мной, - потребовала она, - прокляни его приверженцев, пусть толпа их развеется, как дым от этой лживой книги, в которой собраны бредовые измышления».

Горящий пергамент издавал самый приятный запах, и дерзкая персиянка сказала:

«Этот аромат должен польстить Баалу».

Когда дым поднялся до головы истукана, земля под нашими ногами дрогнула.

«Надо полагать, наша жертва принята, - радостно воскликнула обманщица. - Когда божество склоняет голову в знак удовлетворения, вселенная содрогается. Пойдем, дорогая царевна, и не сомневайся, тебя ждет успех».

Мое слепое подчинение этой женщине не позволило мне заметить, сколь натянуты объяснения событий, свидетелями которых мы только что стали.

Позже я вспомнила об одном обстоятельстве, а тогда оно меня ничуть не удивило: цветы в букете, который я забрала, чтобы, как обычно, положить под подушку, завяли; но, несмотря на это, ночь подарила мне видение, окончательно помутившее мой разум.

Едва мои отяжелевшие от усталости веки сомкнулись, как я увидела высокого человека, который восседал на чем-то вроде трона. На голове его была огромная чалма белого муслина, одна его рука покоилась на большой стопке книг, а другая - на груде окровавленных сабель. Рядом стоял привязанный к колышку мул.

Со всех сторон к трону стекались люди в разнообразных одеждах, они падали на колени перед старцем в чалме и били ему поклоны.

Каждому из них старик давал по книге и сабле, а потом со свирепым выражением лица отсылал прочь. Он взмахивал рукой так, будто приказывал им рубить и крушить. Хотя вся сцена была окутана туманом, я разглядела на книжных обложках надпись: «Коран».

Вдруг на востоке возникло яркое свечение. Оно исходило от чего-то лучезарного, и чуть погодя я узнала духа, который уже являлся мне во сне.

Лысый поспешно отвязал мула, забрался на него, но впопыхах сел задом наперед. Пятками он заколотил по тощим бокам мула и едва тронулся, как черный раб кинулся старику наперерез и плюнул прямо в лицо. Раздался хохот, со всех сторон послышались насмешки и брань: этот жуткий гогот разбудил меня, и еще какое-то время я продолжала слышать его уже наяву.

Как ни поразила меня вся эта картина, я почти сразу снова задремала, но теперь меня баюкали сладкие видения. Я очень хорошо запомнила одно из них: мой сказочный возлюбленный преподнес мне букет, чей смысл бесконечно ласкал мою душу, потом он сел в своего рода триумфальную колесницу, поднялся в воздух и исчез, но не бесследно. Утром я не нашла под подушкой свой вчерашний букет. На его месте лежали приснившиеся мне цветы.

Дорогие царевичи, нам предстоят дела весьма серьезные, и потому я не стану тратить время на подробные рассказы о хитростях моего соблазнителя. С бесконечной ловкостью он делал всё, чтобы сбить меня с пути, смутить мои сердце и разум, а затем, дождавшись подходящего случая, подчинить меня своей власти и завладеть моими свободой, телом и душой. Такой случаи не замедлил представиться.

Я была единственным ребенком, и отец, стремясь найти мне мужа, способного править Египтом, остановил свой выбор на одном из моих двоюродных братьев, человеке зрелом и завоевавшем уважение народа мужеством, предприимчивостью и добродетелью. Поженив нас, отец рассчитывал полностью переложить на его плечи заботы о государстве.

Я не испытывала к своему степенному брату никаких чувств, кроме глубокого почтения, да и внешность его, несмотря на благородство и достоинство, не привлекала меня. Впрочем, в том состоянии, в которое погрузили меня мои ночные видения, я не отдала бы руку даже самому прекрасному на свете мужчине.

Услышав, что вопрос о моем замужестве решен, я залилась слезами и бросилась на грудь своей воспитательницы.

Персиянка мгновенно утешила меня.

«Никто не может распоряжаться тобой, как обыкновенной женщиной. К тебе, моя царевна, благоволят духи, тебя защитит сам Баал. Я постараюсь узнать, кто тот небесный поклонник, чье сердце ты сумела покорить. Я проникну в его замыслы, и, может быть, выяснится, что тебя ждет нечто большее, чем корона Египта. Мы вместе составим букет и возложим к ногам Баала. Потом я спрячу твои цветы к себе под подушку и привлеку в мои сны твоего возлюбленного. Кто знает, вдруг мне удастся выведать у него то, что чистота намерений и нежные чувства не позволяют ему открыть тебе самой».

Я попалась и в эту западню. На следующий день моя рабыня спозаранку явилась ко мне, делая вид, что не в силах сдержать свою радость и довольство. Она села у изголовья моей постели.

«Слушай! Слушай, что я скажу! - воскликнула персиянка. - На всем белом свете нет такой счастливой, могущественной и великой женщины, как ты! Да, я знаю, сколь ты прекрасна, одарена, умна и чиста, но я и подумать не могла, что тобой увлечется столь совершенное создание. Кто бы мог поверить, моя дорогая ученица, что великий Мограбин, единственный сын небесной Яндар, внучки Кокопелисоба, повелителя всех джиннов земли, проникнется к тебе такой страстной и неодолимой любовью! Когда ты своими цветами и курениями пыталась привлечь к себе небесного духа, Мограбин, чье могущество не знает себе равных ни на небе, ни на земле, вымолил у Баала дозволение показаться тебе в сновидении. Он сгорал от любви к тебе уже давно, когда ты еще понятия не имела о его существовании, и если ты согласна принадлежать ему, он станет твоим… Ваша свадьба уже готовится, она состоится у алтаря в храме Баала. Согласно обычаям, сопровождать тебя к великому жрецу должны две царевны, твои тетушки, и две девицы, еще не познавшие уз брака. Ты должна быть в венке, я сама сплету его для тебя. Тот, кто станет твоим мужем, прибудет во главе процессии из самой блестящей придворной молодежи. Жених подойдет к тебе и протянет цветочную гирлянду. Ты примешь ее, а взамен отдашь свой венок. Гирлянда - знак того, что Мограбин соединяется с тобою неразрывно, а твой венок - это обещание принадлежать ему навеки. Сам Баал скрепит ваш союз. Вы исчезнете из виду, а потом я присоединюсь к вам в чудесном дворце, где тебя ждут счастье и наслаждения».

Изо дня в день персиянка окружала меня своими чарами. Маленькие чудеса, которые мы вместе с ней творили, стали для меня обычным делом, и потому мое похищение меня ничуть не удивляло, и я не сомневалась в успехе того, кто хотел взять меня в жены. Пока готовилась моя пышная и торжественная свадьба, я со своей стороны тоже занималась мелкими приготовлениями и с большой охотой помогла сплести тот роковой венок, что отдал меня в безраздельную власть моему похитителю.

И вот настала минута, когда я вышла к алтарю Баала, чтобы принести клятву верности. Мограбин возник передо мною, как по волшебству, мы обменялись цветами, и гирлянда, которую он передал мне, унесла меня ввысь, подняв, словно ветер сухую траву.

Я оказалась в колеснице, блиставшей золотом, рубинами и лазурью. Мой похититель, сияя, точно утренняя звезда, сидел рядом со мною. Шестеркой словно объятых пламенем лошадей управляла моя персиянка, которая силой колдовства обрела большие белые крылья. Кони почти мгновенно перенесли нас к подножию известной вам горы. Затем лучезарная колесница доставила меня в этот дворец уже по земле, что светилась так ярко, как будто хотела затмить солнце.

Мне отвели покои, чье великолепие поразило даже меня, привыкшую ко всяческой роскоши во дворце отца.

Поскольку двери и окна в этих покоях замуровали с тех пор, как меня оттуда забрали, думаю, вы их не видели, хотя прежде они сообщались с вольером, в котором вы меня нашли.

Нас ожидал прекрасный ужин. Мой избранник усадил меня на непревзойденной красоты софу под ослепительно сверкавшим балдахином.

Я поняла, что мы одни.

«Скажи, чего ты желаешь, - спросил чародей, - и твое желание исполнят невидимые руки. Не бойся одиночества, где бы ты ни была, а особенно, моя дорогая Аухета, рядом со мною, ведь ты для меня стала всей вселенной».

Не стану повторять сладкие речи коварного обманщика, вы и сами знаете, на что он способен. Он покорил мое сердце с помощью цветов и продолжал бросать их к моим ногам.

слышала.

Тот, кто подарил мне эту радость, казалось, и сам пришел в восторг от того, что сумел доставить мне удовольствие. Дабы поразить меня чем-то новым, он время от времени прикладывал к кончику пальца маленькую палочку, и она крутилась с невероятной скоростью безо всякого его участия. У меня за поясом была точно такая же палочка, но тогда я еще и не думала соперничать в ловкости со своим мужем.

Так он развлекал меня, пока не приготовили наше брачное ложе. Он подал мне руку и подвел к постели. Некто невидимый раздел меня, так что я даже не почувствовала его прикосновений, и задернул полог.

Не ждите от меня рассказа о нежных и страстных порывах чудовища - свое истинное лицо Мограбин показывает только в гневе и злодействах. Едва мои веки сомкнулись, как мне приснился чудный сон, если, конечно, всё, что я в нем увидела, не было явью. Я перенеслась вместе с мужем во дворец невообразимо смелых и поразительных очертаний. Как только мы очутились у его порога, целая толпа великолепно одетых мужчин устремилась нам навстречу и приветствовала самым почтительным образом. Вслед за ними мы прошли по огромным залам, в которых сидели необыкновенно прекрасные мужчины и женщины в нарядах еще более пышных, чем у наших провожатых. Завидев нас, они вставали, кланялись и садились на место только после того, как мы переходили в следующий зал.

Не стану расписывать необыкновенную роскошь, что поражала меня на каждом шагу, пока мы не достигли тронного зала. На троне восседал некто с человеческим лицом, от которого исходил такой ослепительный свет, что глазам было больно.

Его венец из адамантов отбрасывал столь яркие лучи, что лица под ним было не разглядеть, и, казалось, именно он озаряет всё вокруг.

Я подняла глаза к потолку. На его своде пересекались радуги, и это от них разливалось по залу ослепительное сияние.

Когда мы приблизились к подножию трона, Мограбин обратился ко мне:

«Это не статуя. Это сам Баал. Преклони перед ним колено».

Мой муж и сам опустился на одно колено и сказал:

«Владыка мира, повелитель всех духов, вот жена, данная мне тобою».

«Мограбин, - отвечал так называемый бог, - ты мой наместник на земле, первый среди моих подданных. Я желаю, чтобы твоя жена разделила данную тебе власть, но ваш союз должен отпраздновать весь мой двор. Поскольку ваше бракосочетание уже свершилось, осталось лишь порадоваться тому, что ты соединился с той, кого любишь».

Любезный властитель хлопнул в ладоши и поднялся. Все последовали его примеру: мужчины, смешавшись с женщинами, покинули тронный зал и рассеялись по десяти остальным комнатам. Отовсюду послышались разговоры и безудержный хохот. Мой муж заметил, что я удивлена.

«Да, это не похоже на чинный и чопорный двор твоего отца. Чтобы царствовать на земле, нужно внушать почтение. Наш всемогущий повелитель выше всяческих страхов, ему нет нужды сдерживаться или требовать этого от других. Узы, что связывают его с подданными, - это веселье и свобода. Теперь, моя дорогая, нас ждет угощение».

Мы приблизились к огромному столу, который был накрыт в мгновенье ока. Баал расположился в кресле под балдахином. Мы с Мограбином сели за общий стол, по левую и правую руку от повелителя.

Никогда я не видела ни пышности такой, ни изобилия. Блюда менялись одно за другим, и создавалось впечатление, что собравшиеся жадно поглощают всё, что им подают.

Что до меня, то незнакомые кушанья возбудили мое любопытство: мне казалось, что в целом это обильное угощение радует скорее глаз, чем вкус, и всё, что я брала в рот, словно растворялось, едва коснувшись языка. Вино было пресным и не оказывало на меня никакого действия. Поддавшись примеру окружающих, я ела без меры, отвлекаясь лишь на перекрестные разговоры и смех, при том, что не понимала, чему все смеются.

Я уже потеряла счет новым и новым переменам. Казалось, под конец всем уже надоели бессмысленная болтовня и беспричинный хохот. Мне сделалось как-то не по себе, и хотя, не считая разговоров и смеха, я старалась вести себя как все, я чувствовала, что трапеза затянулась. Но вот повелитель поднялся, хлопнул в ладоши, и все поспешно покинули свои места.

Из пиршественного зала веселая компания перешла в галерею для танцев. Мой заботливый муж проводил меня туда. Любители похохотать кружились, словно бесноватые, а женщины, как мне показалось, самым возмутительным образом нарушали все приличия. Меня это неприятно поразило, я не удержалась и сказала об этом Мограбину.

«Приличие, - возразил он, - это закон, придуманный для того, чтобы обуздывать опасные наклонности. Тут оно было бы бесполезной помехой. Ты видишь здесь лишь счастливых супругов вроде нас с тобой, их веселье никому не в тягость. Здесь не испытывают никаких угрызений, потому что никто не беспокоится ни за себя, ни за других: чем больше счастья вокруг, тем счастливее каждый в отдельности. К тому же там, где нет порока, целомудрие - лишь химера. Как же вы, люди, мучаете сами себя тем, что называете благопристойностью! Наслаждайся, моя дорогая Аухета. Потанцуй со мной, покажи себя во всей красе».

«Мне дурно, я едва стою на ногах, - прошептала я, - и, похоже, здесь слишком душно, я задыхаюсь».

«Ты переутомилась вчера, - ответил чародей, - путь был долог. Наверное, тебе надо отдохнуть. Пойдем обратно в постель».

Не успел он договорить, как я вздрогнула, проснулась и обнаружила, что нахожусь в своей опочивальне. Муж лежал рядом и как будто спал. Я застыла, боясь пошевелиться, а в голове снова и снова проносились увиденные ночью картины.

Описание забот и хлопот, которыми окружили меня утром, дабы окончательно соблазнить и покорить, а также череда дневных развлечений не могли вызвать ничего, кроме отвращения. Остановлюсь лишь на одном обстоятельстве. Тогда я обратила на него внимание, и только, а стоило бы призадуматься и заглянуть в будущее.

Мы с вами знаем, что у нашего мучителя нет своего лица, а значит, нет и характерного для него выражения. В глазах Мограбина пылает только то чувство, которое владеет им в данный момент, а потому в ярости, гневе, бешенстве или мести он становится страшнее и омерзительнее, нежели сами эти страсти. Когда это чудовище зверствует, по нему видно, что жестокость пропитывает его насквозь. Что до земного тела Мограбина, то время давно его разрушило, а его порочная душа без конца вселяется то в один созданный его могуществом образ, то в другой.

Мое так называемое сновидение, вопреки намерениям того, кто послал его мне, произвело на мою душу гнетущее впечатление. Меня с самого детства предупреждали, что когда-нибудь я стану царицей, отец велел внушать мне взгляды и понятия, соответствующие моему положению. Распущенность, свидетелем которой я стала, возмутила меня. В Баале, которого мне показали в качестве бога, по-моему, за исключением ослепительной наружности, не было ничего божественного. И, как только мой муж вышел из спальни, я сунула руку под подушку, чтобы найти тот необыкновенный букет, что принес мне столь дикое видение. Никаких цветов там не оказалось, и расстроивший меня сон я приписала своему разыгравшемуся воображению, потому что много раз слышала: людям снится то, что их тревожит. И я решила впредь держать себя в руках и никому не рассказывать о своих видениях.

Мой чародей самым проникновенным тоном поинтересовался, как я спала.

«Не очень хорошо, - отвечала я. - Меня мучали отвратительные сны».

На мгновенье досада отразилась на его лице, но оно тут же прояснилось.

«Это из-за того, что ты вчера переутомилась. И что же тебе не понравилось в твоих снах?»

что очень много ела и пила.

«В детстве, - добавила я, - меня часто терзали страшные сны, и причиной их всегда было переедание. К счастью, с тех пор всё изменилось».

«Отдых, прогулка и здоровое питание улучшат твое самочувствие, - заявил мой мучитель. - Я пришлю к тебе твою наставницу. Хочу отблагодарить ее за мое бесценное счастье, которому она поспособствовала, и, пока я не соберу всё, что для этого нужно, она побудет в этом дворце, и ты сможешь с ней поболтать. Позже я отошлю ее, так и знай. Да, мы ей обязаны, но она - колдунья, и ей тут не место. Здесь властвуем только ты и я, и мы должны действовать в согласии друг с другом».

Слушая эти объяснения, я опустила глаза, дабы не выдать свое огорчение тем, что меня лишают моей единственной наперсницы. Однако тогда я еще безумно любила своего соблазнителя, и моя воля была неразрывно связана с его.

Вскоре персиянка присела на мою кровать.

«Пора вставать, моя царица, - сказала она. - Твое недомогание пройдет, если подышать свежим воздухом».

«Ты покинешь меня?» - спросила я.

«Да, - отвечала она, - осторожности ради я оставлю тебя, но не навсегда. Сердце мое разорвалось бы от боли, если бы я не льстила себя надеждой, что нам еще не раз доведется свидеться. К тому же здесь всё в твоей власти, и тебе некогда будет скучать. Но что я слышала? Тебе приснился плохой сон? Ты же знаешь, что я умею толковать сны, как никто другой. Постарайся вспомнить, что ты видела».

Слова уже вертелись у меня на языке, но тут я сообразила, что раз я не открылась Мограбину, которому должна доверять безгранично, то не вправе довериться никому другому.

«Я ничего не помню, - солгала я. - Это видение пронеслось у меня перед глазами, словно облако, и так же быстро растаяло. Как хорошо, что всё забылось, осталось лишь неприятное ощущение чего-то насквозь лживого».

чувства пришли в смятение, но яд не проник в душу. Оказалось, она защищена лучше, чем я того заслуживала.

Пришлось вставать, и мне предложили на выбор двадцать утренних нарядов. Я остановилась на том, что понравился мне больше всех.

«О, как ты прекрасна, моя царица! - воскликнула персиянка. - Никто не догадается, что ты плохо спала эту ночь. Прикажи подать лошадей и колесницу, не забывай, что сто тысяч рук готовы служить тебе каждое мгновенье и что даже у этих стен есть уши».

Я распорядилась, и тут же совсем рядом раздался удивительно ласковый голос:

«Лошадей и колесницу для нашей царицы!»

«Кто же будет править?» - удивилась я.

«Видишь вожжи? - спросила персиянка. - Кони помчат тебя сами, только скажи им куда».

«Хочу подышать воздухом», - промолвила я, не задумываясь.

Вожжи натянулись как будто сами собой, и колесница полетела по полям, которые показались мне дивно прекрасными. Потом я заметила какие-то постройки и спросила, для чего они предназначены.

«Там, - персиянка показывала рукой то на одно здание, то на другое, - загон для слонов, здесь - для верблюдов, а дальше - конюшни и стойла».

«Но кому всё это нужно, если здесь нет людей?»

«Людей здесь ровно столько, сколько животных, просто люди тут не имеют человеческого обличья, его им возвращают только при необходимости. Всё остальное время они живут в облике того или иного животного».

«Какая дикость!» - возмутилась я.

«Постой, моя царица! - воскликнула персиянка. - Ты возвысилась до общения с духами, так учись относиться к людям не так, как прежде, и пойми: три четверти простых смертных были бы счастливы, если бы их превратили в домашнюю скотину. Подчиняясь простым животным инстинктам, они избегают многих неприятностей, в которые попадают, руководствуясь разумом, из-за своих ошибочных умозаключений. У людей, что находятся здесь, есть всё необходимое, кроме сожалений о прошлом, страданий в настоящем и страха перед будущим. Они наслаждаются покоем, и никакие мысли их не тревожат. Можно только мечтать быть духом или крупным животным: существование всех прочих безотрадно и в самом деле достойно жалости со стороны существ просвещенных, а мелкие твари всегда служат игрушками для хищников».

ею с невероятным изяществом. Вскоре Мограбин догнал нашу колесницу, соскочил с коня и стрелой устремился ко мне. Любовь еще опьяняла меня, и он делал всё, чтобы усилить мою страсть. Его любезные манеры, лестные слова, пылкие и нежные взгляды заставили меня забыть и о наблюдениях моих, и о моем сне. Я снова подпала под его неотразимое обаяние.

Мы вернулись во дворец. Хоть я много ела ночью, теперь, после прогулки, почувствовала, что страшно проголодалась. Еда была вкуснейшей и обильной, и я с огромным удовольствием ела и пила точно так же, как в своем ночном видении, которое считала сном.

Рассудок мой умолк, осталась лишь моя безумная, моя роковая любовь, но остаток этого дня и следующая ночь были последними счастливыми и полными очарования часами моей жизни. Мне предстояло пролить много слез, чтобы искупить свою вину и расплатиться за те несколько мгновений блаженства, что выпали на мою долю вследствие моей же ошибки.

На следующее утро мой тюремщик, на которого я тогда еще смотрела как на своего возлюбленного, сообщил, что моя персидская рабыня уехала и он тоже вынужден оставить меня на два дня. Мограбин объяснил, какими бесчисленными способами я могу развлечься в его отсутствие. Я оставалась за хозяйку дома, мой голос вдыхал жизнь во всё, что меня окружало, и при желании заставил бы заговорить даже статую.

«Ты должна помогать мне в трудах моих, - сказал мне муж. - Вот книги, они научат тебя тому, чего ты еще не знаешь. При твоей образованности самого малого прилежания хватит, чтобы довести твои навыки до совершенства. В мое отсутствие не забывай, что мы с тобою - одно целое, а потому ты ничего не должна делать без меня и распоряжаться здесь тебе позволено только от моего имени».

сквозь ее недра.

Я поняла, что осталась одна, но у меня не хватило смелости хоть как-то скрасить свое одиночество. Напротив, я нашла, что оно вполне согласуется с состоянием моей души и разума, и предалась размышлениям, от которых до той поры отмахивалась.

Я поражалась тому, как удалили от меня персиянку, и не понимала, к чему такая предосторожность.

Что опасного и плохого было в одной лишней колдунье? Разве не могла она составить мне компанию, утешить, дать совет в этом незнакомом волшебном месте, хозяин которого был столь могуществен?

Я вспомнила о речах этой женщины, о том, как она хотела внушить мне презрение к роду человеческому, тогда как раньше учила почтению и восхищению. Я снова и снова восстанавливала в памяти различные картины из своего сновидения и среди прочих образ Баала, назвавшего Мограбина своим земным наместником. Этот Баал никак не сочетался с моими представлениями о божестве: я вспоминала его речи, непристойности, которым стала свидетелем, и оправдания, придуманные для них моим мужем.

«Какое счастье, - думала я, - что всё это мне лишь приснилось точно так же, как и то, что я там объелась, ведь утром я была очень голодна».

И тем не менее в своем ночном видении я находила столь тесную связь между событиями и речами, что они начинали казаться явью, и это очень смущало меня.

Устав от внутренней борьбы, я рано легла в постель и попыталась уснуть, дабы унять тревогу и страхи. И тут мне невольно вспомнился зловещий огонь, что вспыхнул на мгновенье в глазах Мограбина, недовольного моим признанием о плохом сне.

«О Небо! - сказала я сама себе. - Свет и тьма, и те не так противоречат друг другу, как взгляды этого существа. Один из них зажег во мне пламя любви, другой мог бы убить».

Потом я уснула, и то, что я увидела поначалу, отражало мое смятение: мне явился Мограбин, сияющий словно солнце и сгорающий от любви ко мне, и я отдалась его бурным ласкам, а он укусил меня за щеку, так что я почувствовала резкую боль. Я хотела пожаловаться на то, что он сделал мне больно, но на его месте оказался ужасающий призрак, чей взгляд вселил в меня страх, а потом этот призрак превратился в тигра и бросился на меня, чтобы проглотить.

«Ах, бедная, несчастная царевна! - воскликнула она. - Ты погибла! Ты сожгла Коран, чтобы отдаться своему заклятому врагу. Вспомни, если можешь, первую строчку Священной книги: „Нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммад - пророк Его"{356}».

Произнеся эти слова, няня исчезла, а я, повторив их вслед за ней, избавилась от мучительных видений и проснулась, обливаясь с ног до головы холодным потом.

Невозможно передать, какой ужас охватил меня. В первое мгновенье я хотела позвать на помощь, но спохватилась, поняв, что меня окружают только враги. Я снова произнесла про себя слова, которые напомнила мне старая няня, а потом, повторив их несколько раз, спокойно уснула.

«Мограбин запретил мне колдовать без него, - думала я, - но он - мой враг, а значит, его запрет стоит не больше, чем его советы. Всё здесь внушает мне ужас, и я должна придумать, как уйти от опасности, которой подвергла себя по собственной неосторожности».

Уже давно, пользуясь чарами, которым научила меня персиянка, я подчинила себе одного джинна, но он казался столь недалеким, что я поручала ему только сбор цветов.

«Попрошу его, - подумала я, - вызволить меня отсюда, и только. Для джинна это несложно, он мне не откажет, потому что всегда выглядел добрым и даже услужливым».

Придя к такому решению, я выбрала самое уединенное место, какое смогла найти, и, прежде чем взять в руки палочку, громким голосом произнесла:

«Если есть вокруг меня глаза и уши, пусть они знают, что „Нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммад - пророк Его"».

Со всех сторон послышался глухой шум и стоны. Я поняла, что заклинание мое в самом деле помогает и я могу надеяться на успех.

С помощью палочки я начертила большой круг, а по краю его - слова, которые только что произнесла. Потом я встала на середину, обвела свои стопы еще одной линией и трижды позвала Катхети, покрутив палочку, которой он подчинялся. Однако джинн не появился, и от нетерпения я топнула ногой.

Я еще и еще раз повторила свое приказание. Наконец, разгневавшись, я закляла непослушный дух именем Мухаммада.

Над моей головой возникло облако, которое вдруг резко опустилось вниз и треснуло. Раздался гром, в большой круг, начерченный мною, упал сгусток пара, и из него вышел Катхети в своем обычном обличье, но с выпученными от страха глазами и торчащими дыбом волосами.

«Непокорный джинн, - сказала я ему, - почему ты был глух к моим призывам?»

«Госпожа, - отвечало дрожащее создание, - я явился сюда не по своей воле, меня принесла сила высшая. Как иначе я мог преодолеть преграды, что запрещают доступ в этот край всем, кроме тех, кто послушен воле твоего мужа? Я с великим трудом вырвался из плена, в котором многие годы держала меня мать Мограбина! Я вовсе не хотел попасть в рабство к этому чудовищу, ибо хуже и отвратительнее его нет ничего на свете! И именно в его руки попала ты, бедная, неосмотрительная царевна!»

Речь Катхети поразила меня, ведь я полагала, что он и двух слов связать не может.

«Почему, несчастный, - воскликнула я, - когда персидская рабыня учила меня составлять погубившие меня букеты, ты не предупредил о грозящей мне опасности?»

«Я боялся, она выдаст меня Мограбину. Неужели ты до сих пор не поняла, что персиянка - его раба? Она тоже дочь царя и царицы и уже давно стала жертвой тех же прихотей, что и ты. Мне пришлось изображать дурачка, чтобы она не обращала на меня внимания».

«Хорошо, раз ты не глуп, вытащи меня отсюда, и немедленно. Я хочу уйти тем же путем, каким ты пришел сюда».

«Слуги Мухаммада облекли меня в облако и бросили в этот круг. Моя природа позволяет мне уйти, но ни тебя, ни кого-либо еще я не смогу взять с собою, ведь я не в силах приподнять даже соломинку, принадлежащую Мограбину. Царевна, - добавил джинн, - мое рабство и мои услуги отныне не принесут тебе никакой пользы, чего не скажешь о советах, которые я могу тебе дать. Ведь я видел, как были заложены эти владения… Некогда я был рабом джиннии Яндар, матери Мограбина. Да, я не могу вызволить тебя, но могу подсказать, какие опасности тебе угрожают. Будь готова преодолеть их и наберись мужества, положись на Мухаммада, который, похоже, не оставил тебя так же, как и многих других… Верни мне свободу, обещаю воспользоваться ею для благих дел. Я устал, творя зло, бояться той кары, что ждет меня в будущем. У меня было достаточно времени в моем суровом заточении, чтобы обо всем подумать. В конце концов я вырвался из рук Яндар, но почти сразу же ты случайно заметила мой знак в книге заклинаний и подчинила себе… Несчастная, благородная царевна! Не зови меня больше Катхети, мое настоящее имя - Кардаш. Ударь меня по лбу волшебной палочкой, скажи: „Кардаш! Возвращаю тебе свободу и передаю в руки тех, кто принес тебя сюда", - и, тогда, избавившись от всяческих опасений, я расскажу тебе всё, что захочешь».

Я уже возненавидела колдовство, ведь оно послужило моей погибели, и потому, не колеблясь, уступила просьбе джинна: я ударила его волшебной палочкой и произнесла слова, даровавшие ему свободу.

«Теперь, - продолжил Кардаш, - я постараюсь тебя отблагодарить. И прежде всего, царевна, скажу, что по воле случая ты, к счастью, вызвала меня в пятницу, в единственный день недели, когда чары Мограбина и его прислужников теряют силу, а по какой причине, никому не ведомо. Согласно своему обыкновению, он покинул эти владения, взломав гору силой колдовства, и сегодня вернуться сюда никак не сможет. Поэтому я успею рассказать тебе о нем, а у тебя будет время всё обдумать. И начну я с истории его рождения».

Примечания

96

«Сестра звезд»{521}.

97

Символическое выражение своих мыслей и чувств посредством цветов широко распространено в некоторых районах Азии{522}.

Комментарии

354

Баал - в западносемитской мифологии «бог, владыка»; в Древнем Египте отождествлялся с Сетом, обозначал грозного бога стихий - бури, грома, молнии, войны, а также солнца и плодородия. Почитая Баала верховным существом и защитником фараона, служители культа Баала всячески стремились умилостивить его богатыми подношениями и пышными обрядами. Будучи языческим божеством, Баал характеризуется в Библии как бог оргий и кровавых жертвоприношений, в том числе человеческих (см.: Иер. 19: 4-6; см. также примеч. 212). С Баалом связывают культ Хубала - одного из богов арабского языческого пантеона, главного идола Каабы. У подножия этого антропоморфного истукана из красного сердолика осуществлялось гадание путем вытягивания (рукой) стрел с ответами на заданный вопрос. Идолов язычники считали партнерами Всевышнего в Его делах: «Большинство из них не верует в Бога без придания Ему [божеств-соработников]» (Коран 12: 106).

355

…Мухаммада, который, дабы обратить в свою веру полземли, уничтожил мечом вторую ее половину. времени - подобные же войны вели в те годы и европейские народы. Следует отметить, что по отношению к мирному населению арабо-мусульманские воины были достаточно милостивы.

356

Вспомни, если можешь, первую строчку Священной книги: «Нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммад - пророк Его». - См. примеч. 200.

521

Аухета-иль-Кахакиб в переводе с арабского означает «Сестра звезд». - Правильно по-арабски: Ухт аль-Кавакиб.

522

- О языке цветов (флориографии), рожденном на Востоке, европейцы узнали благодаря воспоминаниям Обри де Ла Моттре (1674-1743), рассказавшего в своих «Путешествиях по Европе, Азии и части Африки» («Travels through Europe, Asia, and into part of Africa»; 1723) о пребывании, в частности, в Турции, где он впервые столкнулся с таким способом межличностной коммуникации, а также благодаря письмам Мэри Уортли Монтегю (1689-1762), жены британского посла в Стамбуле в 1716-1717 гг. В одном из писем леди Монтегю рассказала о тайном языке любовной переписки - «языке предметов и цветов» («селам»): «Нет такой краски, цветов, сорной травы, фруктов, травы, камня, птичьего пера, которые не имели бы соответствующего им стиха, и вы можете ссориться, браниться, слать письма страсти, дружбы, любезности или обмениваться новостями, не испачкав при этом свои пальцы» (цитата из письма XL от 16 марта 1717 г.; Letters 1763: 137-138. Пер. К. И. Шарафадиной).

Сост. Н. Т. Пахсарьян, О. А. Власова, Е. В. Трынкина.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница