Стойкий принц. Хорнада третья

Зал в летнем помещении Мавританского Царя.

(Так много Царь поставил стражей

Над Дон Фернандо, что его

Спасти я больше не надеюсь.

Во имя долга моего,

Как верный друг, я постараюсь

Ему помочь по мере сил.)

Властитель, в море и на суше,

Ты знаешь, я тебе служил,

И если милости достоин,

Услышь…

Внимаю и молчу.

Не хочешь слушать?

Не хочу.

Раз только назвал ты Фернандо,

Меня ты этим оскорбил.

Тем, что дал мне случай

Не дать того, о чем просил.

А дать нельзя, когда ты просишь

За Принца.

Как же, раз его

Мне поручил ты, не желаешь

Отчета слышать моего?

Я слушаю; но состраданья

Не жди.

Немилосердный рок

Фернандо истерзал настолько,

Что мир, чьи клички есть намек,

Дивясь таким страданьям, назвал

Его чудовищем судьбы;

В таком неравенстве борьбы,

В несчастность бедствий вовлеченный,

Предав скорбям свой смелый дух,

В том месте, что назвать боюсь я,

Дабы не оскорбить твой слух,

Недужный, нищий, параличный,

Сраженный мужеством своим,

Он просит милостыни жалкой

У проходящих перед ним;

Ты повелел, чтоб он работал,

Чтоб был преследуем людьми,

Чтоб спал в угрюмых подземельях,

Чтобы ходил за лошадьми,

Чтобы узнал, что значит голод,

И обездоленный во всем,

И слабый раньше от природы,

Он был разбит параличом.

Так сила бедствий исказила

Его прекрасный царский вид.

Он в мрачном подземельи спит.

Но, стойкий в вере неизменно,

Упорствует, как прежде, в ней,

И чуть, родитель утра, солнце,

Зажжет огни своих лучей,

Как узники (о, горе, горе!)

Циновку жалкую берут,

Недужного несут на воздух,

И - как мне вымолвить? - кладут

На место, что навозной кучей

Должны назвать мы: оттого

Что так он болен, стал он смраден;

Никто у дома своего

Ему лежать не позволяет;

Все гонят нищего, и он,

Без состраданья, без вниманья,

Лежит, мученьем удручен.

И лишь один слуга и рыцарь

Его не кинули в беде.

Ему сопутствуют везде,

Они с ним пищу разделяют,

Хотя ее и одному

Едва хватает, и от мавров

Гоненья терпят, потому

Что, повинуясь милосердью,

Инфанту служат. Но и гнев,

И беспощадную жестокость

Неоднократно претерпев,

Они его не покидают.

И каждый раз, когда идет

Один на поиски за пищей,

Другой при нем сидит, и ждет,

И страждущего утешает.

Смягчи же гнев свой, государь,

Будь, коль не жалостию тронут,

Так ужасом, о, сильный Царь,

Коль не слезами, изумленьем.

Ты кончил? Хорошо, Мулей.

Властитель, если заслужила

Я что-нибудь в любви твоей,

О милости я умоляю.

В чем отказать тебе могу?

Более ни слова.

Могу ли я помочь врагу?

Внушает ужас всем, кто видит

Маэстре в низости такой;

И я просить хотела только…

Стой, Феникс, замолчи же, стой.

Скажи мне, кто велит Фернандо

Идти за гибелью вослед

И умирать злосчастной смертью?

Мое ли в том желанье? Нет.

Он сам себя скорбям таким,

Зови его - к себе жестоким,

А не меня - жестоким с ним.

В его руке возможность выйти

Из этой низости на свет:

Пусть только Сеуту отдаст мне,

Он вдруг избавится от бед.

Перед тобой предстать желают

Посланники, о, Царь великий:

Один пришел от Таруданте,

Из Португалии другой,

По поручению Альфонсо.

Какая скорбь с моей сравнится?

Пришли за мной от Таруданте,

Я потерял свою надежду,

Убит я ревностью и дружбой.

Пускай войдут.

Со мною, Феникс,

На этом возвышеньи сядь.

Дон Альфонсо и Таруданте, входят с разных сторон. - Те же.

Властитель Феса благородный…

Царь Феса гордый и могучий…

Ты светлой славой…

Не умирай…

Всегда живи…

И ты, заря такого солнца…

Восток подобного заката…

Блаженствуй вопреки столетий…

И царствуй вопреки времен…

И упивайся…

Услаждайся…

Великой радостью…

Высоким счастьем…

Нежным блеском…

С немногим злом…

С большим добром.

Христианин, как ты дерзаешь

Там говорить, где говорю я?

Где бы ни был я и с кем бы ни был,

Везде я первый говорю.

Раз я из племени арабов,

Мне надлежит теперь быть первым;

Где есть свои, для чужеземцев

Нет, может, там, где понимают

Учтивость; потому что всюду,

Как постоянно можем видеть,

Сидит на лучшем месте гость.

Будь даже это основаньем,

Ты победить меня не мог бы;

Не правом речи обладает,

А только первым местом гость.

Довольно. Оба здесь садитесь.

Пусть начинает португалец:

Как представителя другого

Закона, мы должны принять

Его с почетом наибольшим.

Я пристыжен.

Король Альфонсо Португальский,

Чья слава, пышная, как свет,

В насмешку зависти и смерти,

Живет в вещаньях громких бронзы,

Тебе привет свой посылает,

И говорит: ввиду того,

Что сдача Сеуты - условье

Освобождения Фернандо,

И от свободы Принц отрекся,

Условье это не приняв,

Тебя определить он просит

Цену его освобожденья

В таких размерах, чтобы алчность

Пред щедростью смирила дух.

Он серебром тебе и златом

Даст столько, сколько могут стоить

Два города. Итак об этом

Он просит дружески тебя,

Но если Принца не отдашь ты,

Освободить его оружьем,

И с этой целью создает

На легкой пенной влаге моря

Готовый в путь плавучий город

Из тысячи вооруженных

Непобедимых кораблей,

Клянясь, что он огнем и кровью

Освободит его из плена

И победит тебя, оставив

Окровавленными поля,

Настолько, чтобы солнце утром,

Увидев землю изумрудом,

Ее с закатом покидая,

Увидело сплошной рубин.

Хоть я посланник, и ответа

Не от меня ты ожидаешь,

Христианин, но я осмелюсь,

Во имя моего Царя,

Его коснулось оскорбленье:

Властителю, что перед нами,

Он повинуется, как сын.

Так пусть же знает Дон Альфонсо,

Что именем его он вызван

Сюда явиться в срок не больший,

Чем от зари и до зари,

И столько алых жарких красок

На этих узрит он равнинах,

Что небо самое промолвит:

«Весь мир сегодня - из гвоздик».

Когда бы, мавр, ты был мне равным,

Свестись могла бы эта битва

К единоборству роковому

Двух славных юных. Но скажи,

Скажи, чтоб вышел твой властитель,

Коль он на славу притязает;

А я так сделаю, что выйдет

Себя почти ты обнаружил,

А если это так, сумеет

Тебе ответить Таруданте.

На поле битвы жду тебя.

И будешь ждать меня недолго,

Лечу, я молния.

Я огненный вулкан.

Я гнев неистовства.

Меня ты слышишь - и не в страхе?

Меня ты видишь - и не умер?

Владыки, в гневе вы расторгли

Завесы, чьею тьмою был скрыт

Лик солнца от очей нескромных.

В моей земле - меж вами битвы

Не быть без моего согласья,

А я отказываю в нем,

Дабы иметь досуг - принять вас

И угостить с почетом должным.

Гостеприимства не приемлю

От тех, кто мне наносит боль.

Сюда пришел я за Фернандо:

Желание его увидеть

Меня заставило явиться

Вот так переодетым в Фее:

Но прежде, чем туда дошел я,

Я поспешил сюда, влекомый

Надеждой, звавшею меня,

И так как вижу, что надежда

Меня звала сюда обманно,

Узнай, властитель, что теперь я

Лишь твоего ответа жду.

Ответа? Что ж, король Альфонсо,

Он будет не речист и ясен:

Не дашь мне Сеуту - не бойся,

Инфанта ты не увезешь.

Итак, война. Со мной он будет!

А ты, посол, иль кто б ты ни был,

Увидимся на поле битвы.

Теперь вся Африка дрожи!

О, Феникс нежная, блаженства

Служить тебе как твой невольник,

Быть может, заслужу теперь

Блаженство пред тобой склониться

И, пав к ногам твоим покорно,

Просить, чтоб руку ты дала мне

В обмен поверженной души.

Пусть победительный властитель

Вниманье там не расточает,

Где чувствуют к нему почтенье,

Пусть цену знает он свою.

Кто это видит пред собою

И сам себя не убивает,

Чего он ждет?

Владыка светлый,

Не знал я, что идешь ты в Фее,

Итак, прости, что принимаю

Мое отсутствие могу я

Продлить на самый краткий срок;

И если, как мы предположим,

Посланник мой сюда явился,

Чтоб увезти мою супругу,

Как соизволил ты решить,

Пусть самоличное прибытье

В вину мне вменено не будет,

И пусть увижу я скорее

Свершенье счастья моего.

Во всем меня ты побеждаешь:

Твой долг тебе уплачен будет,

Ты должен быть освобожденным

От этих мыслей и забот,

И так как нам грозят войною,

Ты должен поспешить с отъездом,

Не то пересечет проходы

Прибытье португальских войск.

Мне все равно, я с сильным войском,

Так численны мои отряды,

Что все окрестные равнины

Как смута людных городов:

Я возвращусь во всеоружьи,

Чтоб быть твоим солдатом верным.

Мы поспешить должны, однако,

С твоим отъездом. Только в Фее

Должна прибыть сначала Феникс,

Дабы украсить этот город.

Мулей!

Великий Царь!

Со стражей

Ты будешь Феникс провожать,

И по прибытии на место

Ты передашь ее супругу.

Лишь этого недоставало

Для завершенья бед моих:

Последнюю свою поддержку

Со мной Фернандо потеряет,

И будет вовсе одинок.

Дон Хуан, Брито и другие пленники, выносят Дона Фернандо и сажают его на циновку.

Кладите здесь меня, чтоб лучше

Я насладился блеском дня.

О, милосердный мой Создатель,

Как услаждаешь ты меня!

Когда многострадальный Иов

Такой же мукой был объят,

Он проклинал сиянье солнца,

Но был он во грехе зачат.

Благоволенье Бога в нем,

И каждый луч есть возглас к Богу,

Поющий светом и огнем.

Так хорошо тебе, владыка?

О, лучше, чем я заслужил!

Как много для меня благого

Ты, Царь Небесный, совершил.

Когда из мрачных подземелий

Я выхожу на свет дневной,

Даешь мне солнце, чтоб согреться:

Ты расточителен со мной.

С тобой хотел бы я остаться,

Тебя утешить, видит Бог;

Но нужно нам идти работать

И удержать докучный вздох.

Прощайте, дети.

Что может горестнее быть?

Со мной вы остаетесь оба?

Я тоже должен уходить.

Что буду без тебя я делать?

Я ворочусь к тебе сейчас;

Чего-нибудь поесть ты должен.

Мулей, увы, покинул нас,

И нет нам более поддержки,

И должен я идти к врагу,

Но все же я пойду спокойно

И все исполню, что могу;

Хоть с невозможностью придется

Никто не должен по указу

Напиться даже дать тебе,

И ничего не продавать мне,

За то, что я всегда с тобой.

Могли ль мы думать, что придется

Быть так караемым судьбой?

Но вот идут.

О, если б мог я

В ком состраданье возбудить,

Чтобы хотя одно мгновенье

Еще в страданиях пожить!

Царь, Таруданте, Феникс, Селин. - Дон Фернандо, Брито.

Великий государь, ты вышел

На улицу, где пред собой

Сейчас Инфанта ты увидишь.

Чтоб ты мое величье видел.

Весьма ценю такой почет.

Подайте милостыню, люди,

С мольбою нищий вас зовет,

Взгляните на меня, я болен,

Я предан тяжести скорбей,

Я, голодая, умираю,

И даже зверь между зверей

Всегда находит состраданье.

Здесь просят милостыню так:

Имейте состраданье, мавры,

О хлебе молит вас бедняк,

Святой ногою Магомета

Он заклинает вас о том.

Что веру он хранит в несчастьи

И в унижении таком,

Меня бесславит, оскорбляет.

Царь зовет.

Меня? Ты обманулся, Брито,

Не от меня он слова ждет:

Я не Инфант и не маэстре,

Я труп его, лишенный сил;

И я с землей соприкоснулся;

Инфант, маэстре - прежде был,

Не так мое названье ныне.

Коль быть Инфантом перестал,

Ответь мне просто как Фернандо.

Теперь, хотя б с земли я встал,

К твоим ногам паду покорно.

Ты тверд в решении своем.

Смиренье это или храбрость?

Поклон раба - перед Царем.

И так как я твой раб, и так как

С тобою говорить я должен:

Внимай, властитель мой и Царь.

Ты Царь, промолвил я, и если

Иной закон тобою правит,

Так беспредельна, так могуча,

Пышна божественность царей,

Что безусловно порождает

Она душевное величье;

И ты с великодушной кровью

Таишь способность сострадать;

Не только меж людей, но даже

Среди зверей названье это

Так властно, что закон природы

Ему покорствовать велит;

Так в разных книгах мы читаем

О первобытных общежитьях,

Что лев, могучий царь животных,

Когда нахмуривает лоб,

На нем встает короной грива,

Того, кто перед ним склонился,

Не растерзал он никогда.

В соленых пенных брызгах моря

Дельфин, властитель рыб, с короной

Серебряной и золотою

Из светло-синей чешуи,

Не раз, во время сильной бури,

Спасал на сушу погибавших^[144],

Чтоб море их не поглотило.

Могучий реющий орел,

Которому воздушный ветер

На голове взбивает перья^[145],

Царь птиц, приветствующих солнце,

Исполнен высшей доброты,

Чтоб человек не выпил смерти,

Которую жестокий аспид

Сокрыл во влаге серебристой,

К кристаллам примешавши яд,

Своими сильными крылами

И меж камней и меж деревьев

Мы видим той же власти знак:

Покрытый нежною коронкой,

Гранат, властитель над плодами,

Меняет цвет, когда отравлен,

И, погашая свой рубин,

Мерцает сумрачным топазом,

С оттенком обморочно-бледным.

Алмаз, перед которым силу

Теряет даже сам магнит,

Ему на верность присягая,

Так благороден, что измену

Хозяина изобличает,

И если раньше пред резцом

Он был непобедимо твердым,

По совершении измены

Становится как бы золою.

Так если меж зверей и рыб,

Меж птиц, камней и меж растений

Свою способность к милосердью,

Несправедливо, государь,

Чтоб меж людей она исчезла:

И для тебя не оправданье

Отличье твоего закона,

Бесчувственность везде одна.

Я не хочу тебя растрогать,

Чтоб ты, слезам моим внимая,

Дал жизнь мне царским состраданьем,

Я не прошу тебя о ней;

Я знаю, умереть я должен

От этой тягостной болезни,

Мои омрачены ей чувства,

Все тело от нее - как лед.

Я сознаю, я ранен смертью,

И чуть скажу какое слово,

Я чувствую, мое дыханье

Как острой шпаги лезвие.

Я знаю, наконец, я смертен,

По этой-то причине разум

Устроил гроб и колыбель

Похожими по внешней форме,

Похожими по матерьялу.

Когда кого-нибудь мы просим,

Мы руки складываем так

И поднимаем их; когда же

Хотим мы что-нибудь отбросить,

Мы то же делаем движенье,

Но опускаем руки вниз.

Когда рождаемся мы к жизни,

То в знак того, что мир нас ищет,

Он в колыбель нас принимает,

Которая открыта вверх.

Когда же презреньем или гневом

Он пожелает нас отбросить,

Он вниз тогда роняет руки,

И тот же самый инструмент

Меняет смысл при той же форме,

Что было кверху колыбелью,

То книзу превратилось в гроб.

Так близко мы живем от смерти,

Так тесно при рожденьи нашем

Сливаются, черта с чертою,

И колыбель и ложе мглы.

Чего ж он ждет, кто это слышит?

Кто это знает, что он ищет?

Не жизни, в этом нет сомненья,

А смерти: я о ней прошу;

Пусть небо даст мне исполненье

Желанья умереть за веру,

То не отчаянье, не думай,

Меня не отвращает жизнь,

Но я ее отдать хотел бы

В защиту дела правой веры,

Чтобы в единой жертве Богу

Душа и жизнь слились в одно.

Итак, хотя я жажду смерти,

И где бессильно состраданье,

Пусть там тебя обяжет гнев.

Ты лев? Тогда с могучим ревом

Скорее разорви на части,

Кем оскорблен ты и поруган.

Орел? Тогда скорей изрань

Свирепым клювом и когтями

Того, кто разорить решился

Твое гнездо. Дельфин? Вещай же

О страшных бурях моряку,

Что бороздит пучины моря.

Гранат? Яви нагие ветви,

Как признак Божеского гнева,

Неукротимости ветров.

Алмаз? Рассыпься мелкой пылью

И сделайся отравой жгучей,

И утомись, и успокойся,

Но только знай притом, что я,

Хотя б я больше ведал бурей,

Хотя б я больше знал печалей,

Хотя бы больше знал тоски,

Хотя бы больше встретил бедствий,

Хотя бы больше понял голод,

Хотя б в лохмотьях был, хотя бы

В грязи и в низости лежал,

Но непреклонен буду в вере,

Она как солнце предо мною,

Она как свет, меня ведущий,

Она нетленный мой венец,

Ты победить не можешь Церковь,

Меня, коли захочешь, можешь,

Но будет Бог моей защитой,

Как я защита дел Его.

Возможно ль, чтоб в таких мученьях

Ты сохранил такую гордость

И сам сумел себя утешить,

Когда страдания - твои?

И чтобы мне в упрек ты ставил,

Не милосерд к чужому горю,

Коль ты не милосерд к себе?

Не я, а ты, своей рукою,

Себе удар наносишь смертный,

Проникнись ты к себе участьем,

Проникнусь им к тебе и я.

Властитель, окажи мне помощь.

Какое горькое злосчастье!

Когда в тебе душа красива,

Как нежно тело у тебя,

Перед Царем будь мне защитой.

Не взглянешь даже?

О, ужас, ужас!

Впрочем, правда:

Скорбь видеть не твоим глазам.

Какая пытка!

Но хотя бы

Ты на меня и не смотрела,

Хоть ты уходишь прочь, но нужно,

Чтоб ты услышала теперь,

Что если даже ты красива,

Ты более меня не стоишь,

И может быть я стою больше^[146].

В твоих словах смертельный яд.

Меня своим дыханьем ранишь.

Оставь меня. Чего ты хочешь?

Страдать сильней я не могу.

Дон Хуан, с хлебом. - Дон Фернандо, Брито.

За то, что шел к тебе я с хлебом,

Меня преследовали мавры,

Смеялись надо мной и били

Меня до нанесенья ран.

Наследство праотца, Адама.

О, друг мой верный!

Ко мне уже подходит смерть.

Да ниспошлет мне свет свой небо!

Но всякая болезнь смертельна,

Как быть, когда все люди смертны,

Как быть, когда в конце концов,

Уставши в этом лабиринте,

Старея, человек, смущенный

Самим собой, заболевает,

И тот недуг приносит смерть?

О, человек, не будь небрежным:

Не забывай о вечной казни,

Не жди в болезнях предвещаний,

Ты сам - страшнейший твой недуг.

Пока живешь ты в этом мире,

Ты по земле ступаешь твердой,

Но ты над собственной могилой

Проходишь в мире каждый миг.

Что б ни случилось, видеть ясно,

Что с каждым шагом (о, мученье)

Ты должен уходить вперед,

И даже Бог не может сделать,

Чтоб этот шаг твой был не сделан.

Друзья, конец мой подступает:

Несите на руках меня.

Последнее мое объятье

Отдам тебе.

С последней просьбой

К тебе я, друг мой, обращаюсь,

Мой благородный Дон Хуан.

Раздень меня, когда умру я,

Найди в угрюмом подземельи

Мое монашеское платье,

Так долго я его носил,

И в нем меня, с лицом открытым,

Смягчит свой гнев и не откажет

Мне в погребеньи; обозначь

Мою могилу; я надеюсь,

Что, умирая как невольник,

Я буду выкуплен позднее

И буду спать у алтаря.

Тебе, Создатель мой Небесный,

Церквей так много сохранил я,

Что я надеяться решаюсь,

Ты приютишь меня в одной.

Побережье вдали от города Феса. - Ночь, Дон Альфонса, солдаты с мушкетами.

Оставьте на лазурном побережья

Громаду этих тяжких кораблей,

Которые, на изумленье небу,

И пусть меж этих дальних горизонтов

Морские горы выбросят солдат,

Чтоб корабли, как греческое зданье,

Зажгли пожар, губительный стократ.

Ты не хотел, властитель, чтобы вышло

Близ Феса наше войско; пожелал,

Чтоб в этом месте высадка свершилась,

Ты место несчастливое избрал:

Сюда идет бесчисленное войско,

Движеньем гонит ветер пред собой,

И возвышает горные вершины

Воинственной растущею толпой.

Супругою уводит Таруданте

Принцессу Феса, он спешит к себе…

Но пусть раскат грохочущего эхо

Энрике, я нарочно выбрал этот

Заранее намеченный проход:

Я войско Феса вместе с этим войском

Нашел бы, если б там причалил флот.

Теперь же, разделенных, я сумею

Сперва одних, потом других разбить.

И, прежде чем они соединятся,

Вели скорей к оружию трубить.

Безвременно сраженье это будет.

Мой гнев теперь ко всем советам глух,

Пусть мщение нагрянет безотложно,

Я в Африку явлюсь как грозный дух.

Смотри, уж ночь, закутанная в тени,

Светило дня сокрыла в бездне вод.

Той веры, что в душе моей живет,

Не победить ни времени, ни силе.

Фернандо, если в этот самый час,

Во имя Бога, терпишь ты за веру,

Победа ждет и не обманет нас.

Мне будет честь, ему святая слава.

Ты гордостью своею увлечен.

На бой! На бой! Иди вперед, Альфонсо!

Ты слышишь чей-то крик и зов и стон?

Я слышу трубный звук, сигналы к битве

И смутные меж ними голоса.

Итак, вперед, Энрике. Нет сомненья,

Сегодня нам помогут небеса.

(Появляется инфант Дон Фернандо, в рыцарской одежде своего ордена и с зажженным факелом.)

Помогут, да; твою увидя веру,

Они тебе замыслили помочь,

И защитят твое святое дело.

Из рабства я уйду отсюда прочь.

Пример, достойный общего вниманья:

За столько храмов, Бог дает мне храм;

Со светочем, изъятым у Востока,

Я буду озарять дорогу вам,

И с властным войском, царственный Альфонсо,

Войдешь ты в Фес, - пойми, что говорю,

Не для того, чтоб там короноваться,

Но мой закат преобразить в зарю.

Альфонсо, в том, что вижу, сомневаюсь.

Я верю в то, что вижу пред собой,

И если речь идет о славе Бога,

Скажи: «Победа», - говоря: «На бой».

Царь и Селин; в вышине Дон Хуан с одним пленником, и гроб, в котором, по-видимому, находится Инфант.

Тиран, ты можешь услаждаться,

Что варварски ты уничтожил

Жизнь превосходнейшую.

Хотя бы ты убил меня,

Я тот, кто будет при Фернандо,

Померк мой ум, я в самой смерти,

Как верный пес, пойду за ним.

Вот, христиане, образец вам,

Он возвестит векам грядущим

О том, что суд мой справедливый

Неукоснительно суров;

Жестоким да не назовется

Отмщение за оскорбленье

Особ высоких царской крови.

Теперь, Альфонсо, приходи,

Будь вызывающе-надменным,

Освободи его из рабства,

И пусть я потерял надежду,

Что будет Сеута моей,

Но так как ты притом утратил

Надежду получить Фернандо,

Я ныне услаждаюсь, видя,

Что в тесной замкнут он тюрьме.

И мертвый не освободится

Пусть будет он на посмеянье

Пред всеми выставлен теперь.

Получишь скоро воздаянье:

Уже над морем и над сушей

Отсюда вижу я знамена

Сюда идущих христиан.

Взойдем на вышку и посмотрим,

Что происходит за стенами,

Какие новые готовит

События закон судьбы.

Я вижу траурные знаки,

Влачатся горестно знамена,

Звучат чуть слышно барабаны

И не дымятся фитили.

Отдаленный бой барабанов; впереди идет , с зажженным факелом, за ним Дон Альфонса, Дон Энрике и солдаты, ведущие захваченных в плен Таруданте, Феникс и Мулея; потом Царь и Селин.

Сквозь непроглядный ужас ночи,

Никем не знаемой дорогой,

Тебя я вел: и облик солнца

Расторг сплетенья дымных туч.

О, победительный Альфонсо,

До Феса ты дошел со мною:

Ты перед фесскою стеною,

Так выкупи теперь меня.

Кто на стенах там есть, услышьте!

Чего, воитель юный, хочешь?

Чтоб ты Инфанта отдал мне!

Чтоб ты маэстре Дон Фернандо

За Таруданте и за Феникс,

Которых видишь пред собою,

В обмен мне отдал! Выбирай:

Смерть Феникс иль ее свободу.

О, друг Селин, что буду делать

Среди подобных затруднений:

Фернандо мертв, а дочь моя

В его руках. Судьбы превратность,

Вот до чего дожить пришлось мне.

Но что я вижу пред собою?

О, что же это, государь:

Я в этом тяжком затрудненьи,

И жизнь моя под страхом смерти,

А ты не знаешь, что сказать?

Ты можешь медлить хоть минуту,

И колебаться хоть мгновенье,

Чтоб получить мою свободу?

Ты держишь жизнь мою в руке,

И соглашаешься (о, мука!),

Чтобы моя (о, горечь пытки!)

Выла в несправедливом рабстве?

Твой голос может жизнь мою

Единым словом (о, страданье!)

Восстановить, и ты спокойно

Молчанием предоставляешь,

Чтоб мой звучал такой мольбой?

Здесь на глазах твоих кинжалом

Готовятся пронзить мне сердце,

А ты глядишь, как льются слезы

Перед тобою из моих?

Ты Царь, - и оказался зверем,

Отец, и предстаешь как аспид,

Нет, ты не Царь и не отец.

О, Феникс, это замедленье

Не понимай как нежеланье

Тебе дать жизнь, - желает небо,

Чтобы окончилась моя.

И так как более не хочет,

Чтоб наши жизни продолжались,

Узнай, Альфонсо, что с закатом

Вчерашний день, в тот самый час,

Как отбыла из Феса Феникс,

Закончив путь свой в море пены,

Закончив путь свой в море смерти,

Скончались - солнце и Инфант.

И этот гроб смиренно-тесный

Оправа царственного тела.

Сверши же приговор над Феникс:

Пускай за кровь прольется кровь.

О, горе мне! моя надежда

И ничего мне не осталось,

Чтоб хоть мгновение прожить.

Что слышу? Да поможет Бог мне!

Как поздно, небо, о, как поздно

К нему пришла его свобода!

Не говори так; если сам

Фернандо в символах сказал нам,

Чтоб мы его освободили,

Он разумел свой прах остывший,

Хотел сказать, что прах его

За много храмов храм получит,

И выкупить его должны мы.

Царь Фесский, чтобы ты не думал,

Что меньше этой красоты

Фернандо отошедший стоит,

Я на него ее меняю.

Пошли же снег мне за кристаллы,

Отдай мне за алмазы - розы,

За неземной прекрасный образ

Дай мертвого многострадальца.

Альфонсо, что ты говоришь,

Непобедимый?

Говорю я:

Пусть пленники ее отпустят.

И стала я ценою трупа:

Свершился неба приговор.

Спускайте со стены высокой

Тяжелый гроб, и сам спущусь я,

Чтобы у ног Альфонсо сдаться.

О, Принц, о, мученик святой!

Тебя в объятья принимаю.

Перед тобой, мой брат, склоняюсь.

Привет, великий наш Альфонсо,

Дай руку.

Друг мой Дон Хуан,

Таков отчет твой об Инфанте?

Я был при нем до самой смерти,

Пока его не увидал я

Свободным, мертвым и живым:

Взгляните, как лежит он тихо.

Дай руку мне свою, родной мой.

Несведущий, я слишком поздно

Тебя пришел освободить.

Всегда являет лик свой дружба.

Твои блаженные останки

Я отвезу с собой во храм.

Тебе я, Царь, вручаю Феникс

И Таруданте, и в супруги

Прошу ее отдать Мулею,

С Инфантом он так дружен был.

Придите, пленники, взгляните,

Вот ваш Инфант, попеременно

Его несите до армады.

Пусть все идут вослед за ним.

Под стройный рокот барабанов

Пусть похоронным маршем войско

Идет, - чтоб кончил долгий путь,

Прося смиренно извиненья

Инфант Фернандо Лузитанский,

В христовой вере стойкий Принц.

Дельфин, как царь рыб, был в свите Нептуна (Гомер, Одиссея, V; 421). О сострадательных наклонностях дельфина Геродот рассказывает следующее (I, 23; 24): «Когда певец Арион, мефимнеянин, с большими богатствами собрался отплыть в Коринф, нанятые им коринфяне в открытом море решили бросить его в воду и завладеть его имуществом. Арион попросил, чтобы ему позволили, стоя на корме, в полном наряде, спеть песню перед смертью. Ему позволили. Он взял кифару, спел песню и бросился в море. Перевозчики отправились в Коринф, а дельфин взял Ариона к себе на спину и вынес его на Тенар. Впоследствии Арион пожертвовал тенарскому святилищу медное изображение человека, сидящего на дельфине. - По понятиям древних, дельфины выносили на сушу и других людей, как живых, так и мертвых» (Aelian, «De natura anirnalium», VI, 15, VIII, 3; XII, 6) (К. Б.).

«Один жнец, пойдя к источнику за водой для своих товарищей, убил змею, от которой орел, обвитый ею как кольцом, никак не мог освободиться. Вернувшись затем к своим товарищам, он дал им воды, и они напились. Когда же он сам поднес сосуд с водой к губам, орел, летавший поблизости, опрокинул сосуд и разлил воду. Жнец, негодуя на неблагодарность, начал бранить его, но, когда он обернулся, товарищи его были уже объяты смертными муками, и он увидел тогда, что змея отравила источник, а орел спас ему жизнь» (К. Б.).

В этой фразе двойной смысл, так как, в исполнение предсказания старухи, пленная Феникс будет выдана в обмен на труп Дон Фернандо, и явится таким образом «ценою мертвеца» (К. Б.).

Автор:	Кальдерон П. Б.
Категория:	Драма