| Автор: | Капандю Э., год: 1865 |
| Категории: | Роман, Историческое произведение |
XXXVII. КУРЯТНИК В ФОНТЕНУА
В нижней зале того дома, где Рыцарь во время сражения собрал всех людей, чтобы направить их на английскую колонну, горел яркий огонь в камине. Железные орудия пытки самых разных форм и размеров раскалялись на огне. Четыре восковых свечи в медных подсвечниках добавляли свой свет к красноватому отблеску пламени камина и освещали залу. В стены и потолок были вбиты железные кольца, крючья и блоки, в которые были вдеты длинные веревки. Мохнатый Петух, Петух Негр и другие Петухи окружили в ожидании стоящих перед камином Рыцаря и В. и ждали.
-- Начальник, -- сказал Мохнатый Петух, -- все готово.
-- Приведите пленников, -- приказал Рыцарь.
Через несколько минут ввели с разных сторон связанных Сомбоя и князя. На глазах у них были повязки, рты заткнуты кляпом. Их вывели на середину комнаты и поставили перед орудиями пытки. Рыцарь подал знак, и все Петухи молча удалились. Дверь тихо затворилась. В комнате остались четверо. Рыцарь сел на скамейку спиной к камину; В., все в том же черном бархатном костюме и маске, стал возле него; Сомбой и князь, которые не могли ни видеть, ни говорить, ни пошевелиться, стояли, как статуи. Рыцарь подал знак, и В. освободил от повязки и кляпа вначале Сомбоя, потом - князя. Пленники, ослепленные ярким светом, зажмурились, потом, открыв глаза, медленно осмотрелись, причем выражение их лиц было совершенно разным. На лице князя при виде приготовленных орудий пытки отразились ужас, мука и бешенство. Сомбой не отреагировал на окружающее - лицо его оставалось неподвижным и бесстрастным.
-- Ты видишь, что вокруг? -- холодно спросил Рыцарь.
-- Да, -- ответил Сомбой.
-- Знаешь, что тебя ожидает?
-- Нет.
-- Тебе не верится, что я могу тебя пытать?
-- Почему же? Но я также верю в случай - кто знает, что может произойти до того, как ты начнешь меня пытать.
Рыцарь пристально посмотрел на него.
-- Я тебя ненавижу, -- сказал он, -- но ты можешь избавить себя от продолжительных страданий, если расскажешь мне все и ответишь на все мои вопросы.
-- А если я не стану отвечать?
-- Тебя будут пытать.
Сомбой презрительно пожал плечами.
-- Я считал тебя умнее, -- сказал он. -- Ты думаешь, я не выдержу боли? Значит, ты не знаешь меня. Давай действовать, как решительные люди, и не будем попусту угрожать друг другу. Я в твоих руках, и в твоей воле - убить меня или пытать. Для меня же вопрос состоит в том, насколько мне хватит силы воли и терпения. Но, как ни свирепа наша ненависть, Рыцарь Курятника, я думаю, нам не стоит обращаться друг с другом подобно обычным разбойникам. Уже двадцать лет мы боремся друг против друга с одинаковой ловкостью и энергией, с равным везением. Но теперь я признаю, что побежден: я в твоих руках и не имею никакой возможности ни бежать, ни обороняться, так что мне не на что надеяться. Обсудим же хорошенько ситуацию. Двадцать лет назад я повесил твоего отца и удавил твою мать; три месяца назад я ранил твою невесту, попытавшись вначале погубить ее честь; два месяца назад я похитил твою сестру, собираясь отдать человеку, который хочет получить ее, и инсценировал ее смерть. Несколько часов назад я отравил обеих девушек и через два часа они умрут. Вот такие дела, Рыцарь! Теперь скажи, что ты будешь делать?
Рыцарь ни разу не прервал Сомбоя; он слушал его спокойно и бесстрастно, не выказывая ни тени ни гнева, ни негодования. Когда Сомбой замолчал, Рыцарь, не спускавший с него глаз, медленно встал, подошел к Сомбою, по-прежнему стоящему со связанными за спиной руками, и пристально посмотрел ему в глаза.
-- Чего я хочу? -- переспросил он холодно, тоном человека, умеющего владеть собой. -- Я хочу, чтобы ты ответил на вопросы, которые я задам тебе. И я этого добьюсь.
-- Задавай свои вопросы, -- предложил Сомбой, -- и если я смогу, я отвечу тебе внятно - я твой пленник. Пытку нелепо применять и тяжело переносить, когда речь идет о пустяках. Ты со мной согласен?
-- Монжуа, -- сказал он, -- я дал клятву заставить тебя страдать столько дней, сколько часов пришлось выстрадать по твоей вине моей матери. Я дал клятву с единственным ограничением: если ты поможешь мне разъяснить дело, я пытать тебя не стану, а убью без лишних страданий. Отвечай же!
-- Спрашивай.
-- Перенесись на двадцать лет назад, в то время, когда ты сделал все, чтобы навеки погубить две честных жизни. Ты тогда дружил с графом де Шароле.
-- Да, я был его другом.
-- Он был твоим сообщником в этом деле?
-- Признаюсь, он мне помогал.
-- Это он затребовал моего отца в Фоссез?
-- Да. Вдобавок он предоставил в мое распоряжение Сен-Клода, своего ловкого камердинера.
-- Почему же принц крови оказывал тебе такие услуги?
-- Потому что я потакал его порочным склонностям и помогал советами в дурных делах.
-- Кто велел арестовать Ла-Морлиера в ночь на 30 января?
-- Шароле.
-- Зачем?
-- Морлиер знал людей, карауливших Урсулу и Рено. Он мог, увидев их, заподозрить что-нибудь. Я освободился от него и хорошо сделал.
-- Это граф де Шароле предложил прогулку в Версаль?
-- Да, мы так договорились.
-- Это он увез общество в Фоссез?
-- Да, он действовал по плану.
-- Злодей! -- прошептал Рыцарь. -- Кто тебе помогал убить мою мать? -- продолжал он более спокойным тоном.
-- Один-единственный человек.
Этот человек еще жив?
-- Да.
-- Кто это и где он?
-- Здесь.
Монжуа указал кивком головы на княвя.
-- Он!.. -- вскричал Рыцарь.
Князь побледнел, как полотно. Рыцарь рванулся вперед, но овладел собой и продолжал уже спокойно:
-- Итак, вы вдвоем убили мою мать!
В. за все время не произнес ни слова. Он стоял в своей черной маске напротив Рыцаря Курятника настолько неподвижно, что напоминал статую.
-- Вы сами зарыли жертву в землю?
-- Да, -- ответил Монжуа.
-- Кто вырыл могилу?
Князь.
-- Где?
-- В середине сада, под абрикосовым деревом.
-- Кто ее похоронил?
-- Я.
Ты хотел, чтобы от твоей жертвы даже следов не осталось?
-- Да, но я забыл залить водою известь, и она, вместо того, чтобы уничтожить, сохранила скелет. Если бы не эта моя забывчивость, я теперь был бы свободен и могуществен, а ты не был бы ни Рыцарем Курятника, ни в этом месте.
-- Отвечай! -- потребовал Рыцарь. -- Бриссо знала, что ты сделал?
Нет - ни тогда, ни потом. Один только Шароле знал все подробно. Теперь ты знаешь все, что касается твоей матери. Что же касается твоего отца, тебе и так все известно, потому что ты приезжал в Фоссез узнавать о нем. На этот счет Шароле может рассказать тебе больше, чем я. Теперь ты хочешь знать, что случилось на улице Тампль 30 января?
-- Нет, я хочу знать, зачем, погубив таким подлым способом отца и мать, ты преследовал детей?
Ты не догадываешься? Но это ведь легко понять. Я заставил повесить твоего отца, чтобы выиграть пари, и задушил твою мать, потому что она заставила меня проиграть это пари. За время, прошедшее с 1725 года по 1730, я почти забыл об этом происшествии и опять принялся за свою веселую жизнь. Но я быстро промотал все, и мне даже не давали в долг. Я придумывал, на что мне решиться, когда 30 января 1730 года, гуляя по бульвару, встретил человека, которого я не знал, и который вызвал меня на дуэль из-за какого-то пустяка. Я согласился, тем более что был не в духе, и мы отправились в Медонский лес. Там ты мне сказал, кто ты, и прибавил, что убьешь меня. Ты был еще молод.
-- Мне было семнадцать лет.
-- Я понял, что ты способен это сделать, по той энергии, какую ты выказывал. Мы начали биться. Ты нанес мне сильный удар шпагой, и я упал. Подумав, что я убит, ты выбросил из ямы сухие листья, положил меня в эту яму и засыпал листьями. Потом ты ушел, уверенный, что отомстил. Ты был тогда молод, и это был твой первый шаг в деятельной жизни. Теперь ты действовал бы иначе. К счастью для меня князь наблюдал за поединком издали. Он видел, как ты закопал меня. Когда ты ушел, он откопал меня. Я болел несколько недель, потом поправился. В лесу в тот же день происходила другая дуэль, и князю пришла в голову идея надеть мое платье на убитого и обезобразить его. В результате подумали, что это я, и весь Париж полагал, что я мертв. Это было мне на руку - я мог не опасаться своих кредиторов. Я хотел разбогатеть и поехал в Венгрию. Тебе, наверно, ни к чему знать мои приключения. Я возвратился во Францию никем не узнанный. Мне стало известно, что моим врагом был Рыцарь Курятника, и я начал борьбу, которая еще не кончена...
-- Но скоро кончится.
Монжуа поклонился и ничего не ответил. Рыцарь, не спускавший с него глаз, приблизился к нему.
Ты у меня в руках, -- сказал он, -- Ты знаешь, сколько страданий ты мне доставил, и понимаешь, что я могу подвергнуть тебя самым страшным пыткам. Берегись, Монжуа: перед тобой стоит само мщение!
Сделав еще шаг вперед, Рыцарь посмотрел в глаза своему врагу так пристально, что Монжуа не сумел выдержать этот взгляд.
-- Нисетта и Сабина действительно отравлены? -- спросил Рыцарь, продолжая сверлить Монжуа взглядом, словно хотел вытянуть истину из его губ. -- Отравлены ли они? Говори правду - даже намек на ложь будет наказан годами страданий.
-- Отравлены.
-- Ты дал им яд?
Противоядие от которого известно лишь мне... Яд начнет действовать через час.
-- Ты будешь говорить!
Монжуа насмешливо улыбнулся.
-- Я заставлю тебя говорить!
Монжуа смотрел с безразличием.
Противоядие! Тебе остается минута на ответ.
Рыцарь наклонился, не спуская глаз с барона, и взял железо, раскаленное на огне. Монжуа молча покачал головой. Глухой крик сорвался с губ Рыцаря.
-- Ты будешь говорить... -- прорычал он.
-- Убей меня, -- холодно отвечал Сомбой, -- но я ничего не скажу.
Вначале на твоих глазах будут пытать его, -- сказал Рыцарь, указав на князя.
выступил холодный пот.
-- Я скажу все, что знаю, -- проговорил он.
-- Трус и предатель, -- прошипел Монжуа. -- Убей его, если хочешь, -- обратился он к Рыцарю, презрительно пожав плечами. -- Он все равно ничего не знает.
-- Злодей! -- сказал Рыцарь твердым голосом и грозно поднял руки над головой Монжуа. -- Ты будешь говорить, я этого хочу!
Выпрямившись, он смотрел Монжуа прямо в глаза. В. подошел и напомнил:
Час на исходе...
-- И эти женщины умрут! -- воскликнул Рыцарь. -- Умрут! Они!..
На него страшно было смотреть.
-- Умрут!.. -- повторил он.
Схватив Монжуа за руки, он сжал их так сильно, что веревки, связывавшие их, разорвались. Сжимая руки барона побелевшими пальцами, он наклонился к нему и проговорил:
Говори! Говори! Я этого хочу!
Последние слова он произнес с такой силой, что Монжуа откинулся назад.
-- Он будет говорить! -- сказал В., подходя.
Рыцарь выпустил руки Монжуа - тот стоял не двигаясь. Рыцарь опять взял его за правую руку - Монжуа вздрогнул, и по всему его телу пробежал нервный трепет.
-- Ты будешь говорить? -- спросил Рыцарь.
Да, -- пролепетал Монжуа разбитым голосом, как человек, побежденный после продолжительной борьбы.
Рыцарь и В. переглянулись.
-- О наука, наука! -- прошептал В. -- Та же самая реакция, что и на молодого Месмера! Вы им повелеваете! Он будет отвечать! Он уже не принадлежит себе.
Рыцарь медленно проговорил:
-- Подвергаются ли Нисетта и Сабина смертельной опасности?
и хрипло, он весь дергался.
-- Подвергаются ли Нисетта и Сабина смертельной опасности? -- повторил Рыцарь. -- Отвечай!
Губы Монжуа раскрылись.
-- Отвечай! -- повторил Рыцарь.
Монжуа пытался заставить себя не подчиниться приказу. Лицо его исказилось от нечеловеческого напряжения. Рыцарь поднял свои руки над лбом Монжуа.
Отвечай! В опасности ли они?
-- Нет.
-- Стало быть, ты солгал?
-- Да.
-- Ты хотел меня обмануть, чтобы получить свободу?
Да.
-- Итак, Нисетта и Сабина не отравлены?
-- Нет.
-- Ты понимаешь, в каком состоянии ты находишься?
-- Нет...
Что ты чувствуешь?
-- Сильную боль в голове.
-- Чего бы ты хотел?
-- Чтобы ты снял эту боль.
Рыцарь и В. опять переглянулись.
Вам всемогущество, -- прошептал В., -- а графу де Сен-Жермену бессмертие!
-- От доктора Пейрони, -- сказал он.
В. поспешно подал письмо Рыцарю, и тот распечатал послание.
-- Этот человек сказал правду, -- проговорил он, указывая на Монжуа, -- Нисетта и Сабина не подвергаются никакой опасности - так утверждает Пейрони. Стало быть, мне остается только отомстить, -- прибавил он с радостным трепетом, поворачиваясь к Монжуа. -- Проснись! -- приказал он хриплым голосом, схватив его за руки.