Братья Шелленберг.
Книга вторая.
Глава 16

16

Обливаясь потом, подбежал Георг к мастерской Штобвассера. Он был в таком исступлении, что рванул дверь, прежде чем Штобвассер мог ответить на его стук. Георг ворвался в мастерскую и отшатнулся: молодая нагая девушка лежала на маленьком диване. Штобвассер стоял и усердно лепил.

- Нужна твоя помощь, Штобвассер! - крикнул Георг, размахивая руками. - Ты должен помочь!

Он вытащил скульптора во двор и принялся рассказывать, путаясь, задыхаясь. Но сердце друга - как сердце любящей женщины, и Штобвассер понял все.

Он задумался и стоял понурив голову, раздвинув ноги.

- Мы найдем исход, - сказал он. - Главное, успокойся, Вейденбах!

- О, я очень спокоен, - ответил Георг, растерянно улыбаясь и дрожа всем телом. Он провел рукой по лицу - рука так намокла, словно он опустил ее в воду.

Штобвассер надел пальто и шляпу.

- Можете одеваться, - сказал он натурщице, и они вышли. - Не так скоро! - крикнул он Георгу, который уже снова пустился бежать. - Попробуем обратиться к Качинскому. О, как я проклинаю свою бедность! - воскликнул он. - Для себя самого быть бедным - это пустяки, но когда... Ах, как я свою бедность проклинаю!

Качинский переменил квартиру. Со времени своих успехов в кино он жил в западной части города, в большом пансионе. К несчастью, у него сидели гости. Он вышел в вестибюль и нахмурился, увидев обоих запыхавшихся друзей, у которых капли пота блестели на лбу. Он был в домашней куртке из темно-синего шелка и черных лакированных туфлях.

- Что случилось? - спросил он и опустился в камышевое кресло. Но в тот же миг встал опять. - Двести пятьдесят марок?! - воскликнул он. - У меня нет ни одного пфеннига, одни только долги!

- Ты должен раздобыть эти деньги! - крикнул Штобвассер.

Качинский опять нахмурился и сложил губы в насмешливую улыбку.

- Как же мне раздобыть такую большую сумму? - спросил он. - Скажите сами.

- Так отдай все, что у тебя есть! - воскликнул Штобвассер. - Мы снесем все это в ломбард.

Качинский пожал плечами и направился к дверям.

- У меня, к сожалению, нет больше времени, - сказал он. - У меня дама в гостях.

- Ты негодяй! - крикнул Штобвассер, когда Качинский уже закрыл за собою дверь.

Они оба утерли себе пот со лба.

- Обратимся в таком случае к Женни, - посоветовал Штобвассер и бросился вниз по лестнице.

В пышном вестибюле отеля, где несколько тщательно одетых дам и мужчин молча сидели в клубных креслах, швейцар отнесся неодобрительно к их порывистости и торопливости.

- Дело спешное, - бросил ему Георг и понесся по лестнице вверх.

Женни была дома, какое счастье! Но мальчик сообщил им, что Женни не одна.

- Только что приехал господин Шелленберг, - благоговейно прошептал он.

- Доложите о нас, мы по безотлагательному делу, - сказал Штобвассер, и мальчик нерешительно и робко постучал к Женни в дверь. Прошло немало времени, прежде чем он скрылся за дверью.

- Что случилось? - спросила она, мило улыбаясь. - И кто это? Вы, Вейденбах?

- Что случилось?! - переспросил Штобвассер и порывисто все рассказал.

Женни призадумалась. Она затянулась дымком, покачала головой, потупилась.

- Как это неприятно! - сказала она. - У меня нет денег. Месяц подходит к концу. Но подождите, что-нибудь придумаем, я надеюсь.

Тем же медленным, танцующим шагом она ушла в свой номер. Через несколько минут она появилась опять, ликующим жестом поднимая над головой три кредитных билета.

- Ну вот! - радостно воскликнула Женни. - Ах, Вейденбах, как я рада, что могу оказать вам услугу. Кланяйтесь Христине!

Оба уже мчались вниз.

- Мы наймем автомобиль! - решил Георг.

Только три часа отсутствовал Георг.

- Я привез деньги! - крикнул он седой женщине с рассеченным лицом, утирая со лба пот.

Но старуха за это время передумала.

- Только двести пятьдесят марок? - завизжала она. - Нам следует больше трехсот марок! Мы были милосердны, и вот как нас благодарят за это!

Но тут Георг вдруг преобразился. Он поднял кулак, и, казалось, вот-вот бросится на старуху. Штобвассер никогда еще не видел его таким.

- Больше вы не получите! Больше у нас нет! Это все, что мы могли достать! - закричал Георг, и лицо его было грозно. Тогда старуха согласилась отпустить Христину.

Но Христина была так слаба, что не смогла сойти с лестницы. Георг поднял ее на руки и понес вниз. Штобвассер шел за ним с ребенком, завернутым в старые тряпки. Молодой человек и старуха провожали их наглыми шутками.

Они поехали в мастерскую к Штобвассеру.

- Как хорошо, что я сегодня топил! - воскликнул довольный Штобвассер, потирая руки. - Я топлю только в те дни, когда ко мне приходят натурщицы.

Скульптор так разворошил огонь, что заржавленная труба, пересекавшая комнату, затрещала. Он заварил чай. Потом выбежал из дому за ужином. Купил хлеба, масла, яиц и даже четверть кило ветчины.

- Теперь у нас будет уютно! - радостно воскликнул он, и на щеках у него выступили от усердия красные пятна. Разумеется, вы проведете эту ночь у меня. Куда же вам деться? Уж как-нибудь строимся. А вы, Христина, должны отдохнуть, - сказал он, убирая со стола, накрывая газетами его грязную доску и сервируя ужин.

к ней с каким-нибудь вопросом. Губы у нее страдальчески подергивались, и, когда он пытался ее успокоить, дрожь пробегала у нее по всему телу.

Животные Штобвассера были встревожены необычными гостями "Птицы от любопытства прыгали в клетках. Какаду трещал и просовывал голову сквозь решетку. Зеленый попугай делал гимнастику на своих кольцах и хлопал крыльями. А черная кошка сидела на столбике кровати и не спускала с ребенка больших зеленых глаз. Младенец запищал, Христина дала ему грудь. Она слегка наклонила при этом голову, и легкая улыбка бродила по ее бледному лицу. Рок провел борозды а линии на этом лице, и Христина казалась постаревшею на десять лет. Она выпила чашку чая и опять лежала тихо, глядя в потолок.

Вскоре она, обессилев, заснула.

Штобвассер и Георг сидели молча. Скульптор попыхивал своей трубкой, и только изредка они шепотом обменивались несколькими словами.

- Что с нею? - тихо спросил Штобвассер.

 Не знаю, она больна.

- Ну, ничего, все уладится.

- А ребенок, Штобвассер! Что ты скажешь о моем ребенке? - Глаза у Георга блестели. - Мой ребенок!

- Ребенок, в самом деле, прекрасный, - убежденно ответил Штобвассер. - На редкость красивый и гениальный с виду ребенок!

И опять они долго молчали, и каждый думал свою думу.