Храбрый искатель приключений Эмиас Лэй.
Глава двенадцатая. Как Эмиас второй раз вернулся домой

Глава двенадцатая
КАК ЭМИАС ВТОРОЙ РАЗ ВЕРНУЛСЯ ДОМОЙ

После долгих лет отсутствия Эмиас возвращался на родину. Грустные мысли овладели им, когда он увидел перед собой широкую сверкающую реку, длинный мост и белые домики, лепящиеся по склону холма. Его мать не жила больше в Бэруффе. Уступая настояниям своего старшего сына, она переселилась к нему в Лондон. И - увы! - Норшэм и Байдфорд также опустели для Эмиаса, так как, подъехав к дому Ричарда Гренвайля, он узнал, что тот в Ирландии, а леди Гренвайль - в Стоу. Тогда он поехал обратно вдоль главной улицы к той самой корабельной таверне с низкими окнами, где принесло свою клятву братство Рози, и уселся в той же комнате, где они ужинали.

-- А! Капитан Лэй, - засуетился хозяин. - Байдфорд совсем опустел, и в нем нет ничего интересного, сэр. Закажите пинту хересу, сэр, для аппетита. Помните вы мой старый херес? Джен! Хересу и сахару, живо, пока я стащу сапоги с капитана.

Эмиас сидел усталый и грустный, а хозяин гостиницы продолжал болтать.

-- Ах, сэр. Странные дела творятся со времени вашего отъезда. Вы должны знать испанского капитана, пленника?

-- Того, что я прислал сюда из Смервика?

-- Вы прислали? Тогда вы, быть может, уж слышали?

-- Как мог я слышать? Что?

-- Он удрал.

-- Не уплатив выкупа?

-- Этого я не могу сказать, но с ним ушла и девушка, дочь Солтэрна.

-- Рози Солтэрн, дочь мэра - Роза Торриджа?

-- Да, она, но что с вами?

Эмиас откинулся на спинку кресла с таким расстроенным лицом, что хозяин, взглянув на него, сказал себе:

"А, бедный молодой человек, он - один из тяжело пострадавших".

-- Как старик? - спросил Эмиас, помолчав немного.

-- Переносит это довольно хорошо, сэр, но он очень изменился. Ни с кем не разговаривает. Некоторые говорят, что у него голова не совсем в порядке; он стал скупым, ничего не ест, кроме хлеба, и не пьет, кроме воды, и целые ночи напролет проводит в ее комнате, перебирая ее платья. Говорят, что он был слишком строг с ней, и это довело ее до такого поступка. Я знаю одно, что он ни разу не зашел сюда выпить хоть каплю вина (а он приходил каждый вечер аккуратно, словно городские часы), с тех пор как она ушла. Он пришел только один раз, дней десять тому назад; он тогда встретил у дверей молодого Карри, и я слышал, как он спросил мистера Карри, когда вы вернетесь.

-- Надень мне опять сапоги. Я пойду повидать его.

-- Но не уйдете же вы так поздно с пустым желудком?

в дверь Солтэрна. Солтэрн сам открыл ему со своей обычной суровой вежливостью.

-- Я видел, как вы шли по улице, сэр. Входите же, входите. Я разучился быть вежливым. - Он ввел Эмиаса в гостиную и сейчас же послал учеников в одну сторону, а повара - в другую.

-- Вы не должны беспокоить себя, чтобы раздобыть мне ужин.

-- Я должен, сэр, и ужин и лучшее вино; у старого Солтэрна была не одна бочка аликантского в старое время, в старое время, сэр.

И старик вышел отдать распоряжения. Эмиас сел, ожидая, что будет дальше, смущенный внезапной веселостью старика и его гостеприимством, так не похожим на то, что он ждал на основании слов хозяина гостиницы. Спустя минуту один из учеников вошел, чтоб накрыть стол, и Эмиас спросил его, как живет его хозяин.

-- Спасибо, что вы пришли, сэр, - сказал мальчуган.

-- Но почему?

-- Потому что будет повод для нас, бедных, получить немного жареного мяса. Мы наполовину умерли с голоду за эти три месяца - хлеб и сало, хлеб и сало - ох, горе! А теперь он послал в гостиницу за цыплятами, за дичью и салатом и за всем, что только можно купить за деньги, а вниз в погреб вытащить лучшее вино, - и мальчик громко чмокнул губами в предвкушении вкусного ужина.

-- Он лишился рассудка?

-- Я не могу сказать. Но он говорит: ему нужно собрать много денег, потому что он собирается начать большое дело, а какое, он никому не говорит. Его теперь по всему городу все называют "хлеб и сало", - по секрету сообщил Эмиасу ученик.

-- Они называют, называют, бездельник! Вот увидишь, завтра начнут называть меня "хлеб без сала", - и старый Солтэрн, подойдя сзади, хотел было дать бедному малому по уху, но, к счастью, вспомнил, что держит по паре бутылок в каждой руке.

-- Дорогой сэр, - сказал Эмиас, - не думаете же вы, что мы вдвоем выпьем это вино?

-- Почему нет, сэр? - ответил Солтэрн отвратительным полуиздевательским тоном, поглаживая свой подбородок и четырехугольную седеющую бороду. - Почему нет? Почему мне не веселиться, когда я имею честь принимать у себя в доме благородного капитана, капитана, который плавал по морям и резал горло испанцам и может еще перерезать, сэр?

"Какая цель у этого старика? - подумал Эмиасю - Льстит он мне или издевается надо мной?"

-- Гм! А! Не имеет смысла торопиться. Я не торопился. Нет, я ждал вас; и вот вы явились, и вам рады, сэр! А вот и ужин - неважный, как видите. Каплун и пара куропаток. Я не имел времени приготовить вам угощение, какого вы заслуживаете.

И так продолжалось в течение всего ужина. Старик не позволил Эмиасу вставить ни слова, осыпая его грубой лестью и заставляя пить, а когда убрали со стола и собеседники остались вдвоем, он стал настолько невыносим, что Эмиас принужден был добродушно пожурить его.

-- Я буду откровенен с вами. Вы слышали, вы слышали, что со мной случилось, с тех пор как вы видели меня последний раз?

Эмиас кивнул головой.

-- Я так и думал. Весть о позоре быстро распространяется. Теперь слушайте меня, капитан Лэй. Что бы вы сделали на моем месте?

-- Гм, - ответил Эмиас, - это сильно зависело бы от того, было ли бы "мое место" вызвано моей собственной виной или нет.

Неожиданно Солтэрн поднялся и сказал:

исключая одного человека.

И, взяв свечу, старик пошел вперед, указывая дорогу наверх, а Эмиас, полный удивления, следовал за ним. Старик остановился у одной двери и открыл замок.

-- Здесь, входите. Эти ставни не открывались с тех пор как она... - и старик замолчал.

Эмиас оглядел комнату. Это была низкая, обитая панелями комната безукоризненной чистоты. Белоснежные простыни на постели были подвернуты, как бы приготовленные для своей владелицы. На полке были расставлены книги, а на столе стояли свежие цветы. На туалетном столике красовался целый женский мир булавок, колец и брошек. Даже платье лежало на спинке стула. Ясно было, что все сохранилось в том самом виде, как было оставлено.

-- Это была ее комната, сэр! - прошептал старик.

Эмиас молча кивнул и подался немного назад.

-- Вы не должны стесняться войти сюда теперь, - зашептал старик с насмешкой. - Здесь давно уже не было ни одной живой души.

Эмиас вздохнул.

-- Я подметаю ее сам каждое утро и держу все в чистоте. Взгляните сюда! - И он открыл шкап, где лежали в ряд куклы Рози и ее старые детские игрушки. - Это самое приятное для меня место во всей комнате, так как они напоминают мне то время... А теперь, - шепнул старик, - еще одна вещь. Посмотрите сюда! - и, вытащив ключ, он открыл сундук. - Смотрите сюда. За две тысячи фунтов нельзя купить этот сундук. Двадцать лет собирал я эти вещи. Здесь цвет того, что было куплено во время многочисленных поездок на Левант и в Вест- и Ост-Индию, - старик пожирал глазами свои сокровища.

-- А для кого, думаете вы, я все это хранил? Это предназначалось ко дню ее свадьбы - ее свадьбы. Вашей свадьбы, если вам угодно! Да, вашей, сэр! А теперь, - сказал он, указывая на открытый сундук, - вот то, чего я хотел, а вот (указывая на пустую кровать) то, что есть. Ничего не поделаешь. Пойдемте вниз кончать вино. Я вижу, все это мало вас трогает. И почему это должно вас трогать? Идем и будем веселы, пока вы молоды! И все же, все это могло быть вашим. И - но я не думаю, что вы из тех, кого можно купить деньгами, - все это еще может быть вашим и двадцать тысяч фунтов в придачу.

-- Мне не нужно денег, сэр, мне нужно только то, что я могу заработать своим мечом.

-- Заработайте мои деньги в таком случае!

-- Чего вы хотите от меня?

-- Чтоб вы сдержали вашу клятву, - ответил старый Солтэрн, хватая его за руку и смотря ему в лицо испытующим взглядом.

-- Мою клятву! Откуда вы знаете о ней?

-- А! Я полагаю, вы были смущены ею на следующий день! И в пьяной шалости - везде дочь какого-то купца! Но нет ничего тайного, что не стало бы явным, и всякое скрытое деяние находит своего глашатая.

-- Смущен ею я никогда не был, но я имею право спросить вас, откуда вы о ней узнали?

-- Что если бедный, толстый, плаксивый малый, которого вы обманули, сделав из него мишень для насмешек, пришел ко мне в моем одиночестве и поклялся, что если вы не сдержите своего слова, он, шут, сдержит?

-- Джек Браймблекомб?

-- И что если я привел его туда, куда привел вас, и показал ему все, что показал вам, и, вместо того чтобы стоять неподвижно, как сделали вы, он упал на колени у изголовья кровати и плакал, пока открылось мое суровое сердце в первый и последний раз, и я упал на колени и стал плакать вместе с ним?

-- Я не создан для слез, мистер Солтэрн, - заявил Эмиас, - мое дело действовать. Покажите мне, что я могу сделать; потом у вас будет достаточно времени упрекать меня в том, что я не выполню.

-- Потребуется очень длинное оружие, чтобы достать его.

-- Мой дорогой сэр, - сказал Эмиас. - В настоящее время я не имею других мирских благ, кроме моей одежды и моего меча, поэтому мне не совсем ясно, как могу я добраться до Испанского моря?

-- А вы полагаете, что я намекнул бы вам на подобную поездку, если б считал, что вам придется тратиться на нее? Нет, если вам понадобятся две тысячи фунтов или пять тысяч, чтоб снарядить корабль, вы их получите! Вы их получите! Я копил деньги для своего ребенка, теперь я буду их тратить, чтобы отомстить за него.

Эмиас молчал несколько мгновений. Старик все еще держал его за руку.