Среди дикарей и пиратов.
Глава XII.

ГЛАВА XII
Путешествие через горный хребет. -- Мы поднимаемся все выше и выше. -- Я почти изнемогаю. -- Доходим до высшей точки. -- Спускаемся по долине. -- Наступает ночь. -- Укрываемся в пещере. -- Посещение динго. -- Находим необыкновенное растение. -- Убиваем каменного кенгуру. -- Путешествие продолжается целый месяц. -- Порох и дробь истрачены. -- Медж поет для поддержания бодрости духа. -- Найдены пастухом. -- Ночь в хижине. -- Доходим до стана капитана Гудсона. -- Радушный прием. -- Радость отца при известии, что Гарри жив. -- Я захварываю. -- Отец Лили. -- Экспедиция под его начальством для оказания помощи нашим друзьям. -- За мной ухаживает во время болезни Лили. -- Я поправляюсь. -- Прибытие наших. -- Отец поселяется вблизи капитана Гудсона. -- Медж и я покидаем морскую службу. -- Мы становимся зажиточными поселенцами. -- Заключение.

С тех пор как мы вступили на берег Австралии, мы не испытывали физических страданий от недостатка пищи или воды; воды было всегда достаточно, а дичи в изобилии. Но, когда мы пустились на следующий день в дальнейший путь, нас стал охватывать страх перед могущими встретиться испытаниями. Бутылки наши были пусты, запасы свежей мясной пищи уничтожены, а есть соленые консервы мы боялись из страха жажды, от которой уже начали страдать.

Перед нами все выше и выше подымались дикие, каменистые хребты гор. Но мы продолжали идти в надежде, что вскоре доберемся до вершины, откуда спустимся в более плодородную местность. Мы то шли вдоль пропастей, то спускались в каменистые долины и снова подымались на суровые вершины. Однако мы все же были уверены, что осторожная лошадь может безопасно пройти по этому пути. Может быть, мы лично могли бы пройти и по более короткому пути; но, несмотря на все испытания, мы помнили о цели нашего путешествия. Мы смотрели во все стороны в надежде увидеть траву - верный признак соседства воды.

-- Я думаю, тот несчастный направлялся к северу и уже проехал эту бесплодную местность, когда погиб. Если бы она тянулась на большое пространство, он не решился бы отправиться сюда. Я надеюсь, что скоро мы найдем воду и каких-нибудь четвероногих или птиц для еды.

-- Но чем вы объясняете пустоту его пороховницы? -- спросил я.

-- Вероятно, он побывал на юге, -- ответил Медж, -- и сделал неудачный набег на переселенцев; его преследовали, и он бежал в горы, не успев пополнить свои запасы. Может быть, он рассчитывал посетить нас вторично. Ну да всякие догадки бесполезны. Дело в том, что если он мог добраться до места, где умер, то мы, здоровые и сильные, можем вполне рассчитывать, что дойдем до того, где можно найти воду и пищу.

Таким образом мы поддерживали себя надеждой скоро выйти из затруднения. Но в окружающей нас местности не было ничего, что могло бы поддержать эту надежду. Впрочем, воздух, за исключением тех случаев, когда нам приходилось идти в ущелье или по узкой долине, был чистый и бодрящий, он вливал силу в наши мускулы, должен сказать, сильно напрягаемые.

Замечания Меджа были очень приятны мне.

-- Вы отлично себя держите, Годфрей, -- говорил он. -- Я не слышал ни разу, чтобы вы ворчали; на все вы смотрите с хорошей стороны. Это лучший способ достичь успеха, я уверен в этом, хотя не всегда поступал так. А вы оставайтесь таким, юноша. Верьте всей душой в любовь Бога и в Его милосердие. Он обещал заботиться о тех, кто искренно верует в Него. Вряд ли Он станет прислушиваться к крикам людей, которые забывают Его в благополучии и счастье и обращаются к Нему с мольбой только тогда, когда они несчастны. Я часто думал об этом и старался молиться как можно усерднее именно в часы, когда мне жилось особенно хорошо и приятно.

Я согласился с Меджем и сказал, что постараюсь исполнить его совет. Мы вообще много разговаривали, когда шли рядом; но часто он шел впереди, и обоим нам приходилось думать исключительно о дороге.

Перед нами был хребет, как мы думали - самый высокий. Мы надеялись, перейдя через него, начать постепенно спускаться на равнины к югу. Мы поставили себе задачей взобраться на него до темноты так, чтобы можно было спуститься потом ниже для ночлега и найти, как мы надеялись, хотя бы воду, если не удалось бы убить птицы или какого-нибудь животного на ужин.

Мы оба стали очень молчаливы; язык у меня точно прилип к небу, и я испытывал болезненное чувство сухости в горле. Я заметил какую-то особую хрипоту в голосе Меджа и чувствовал, что и мой голос звучит как-то необычайно. Но поддаваться слабости не следовало, и мы продолжали идти, хотя с трудом. Колени у меня подкашивались, мне становилось трудно дышать, но я не хотел признаться в этом Меджу, чтобы не огорчить его.

Наконец я не выдержал. Я шел на некотором расстоянии от Меджа и внезапно почувствовал, что падаю недалеко от вершины горы, к которой мы направлялись. Медж, ничего не подозревая, продолжал идти вперед. Я следил за ним глазами, но не мог ни крикнуть, ни двинуться. Он дошел до вершины, торопливо взглянул по направлению к югу, потом снял фуражку и крикнул, размахивая ею:

-- Я вижу перед собой прекрасную открытую местность. Его голос оживляюще подействовал на меня; я встал, шатаясь, и пошел к нему. Он заметил мою слабость и помог мне взобраться на вершину. Я чувствовал большое облегчение при мысли, что наше главное затруднение устранено. Медж остановился немного, чтобы рассмотреть дорожку, по которой лучше спуститься, и решил идти сейчас же по ней. Но, взглянув на меня, увидел, что я не в состоянии сделать это.

-- Дайте-ка мне свой мешок, Годфрей, -- сказал он, -- мне это будет не тяжело, так как нам придется почти все время спускаться, а вас облегчит. Советую вам также пожевать немного сухарей и консервов; сначала будет трудно, а потом проглотите.

Я отказывался, но он настаивал и, достав немного пищи, заставил меня положить ее в рот.

-- Может быть, у нас в бутылках найдется еще немного воды; это было бы полезно вам.

Я покачал головой, так как знал, что моя пуста. Он посмотрел на свою; оказалось, что там было с полчашки воды. Я уверен, что он сберег ее для такого случая. Глоток воды, свежий воздух и сознание, что для нас скоро настанут лучшие обстоятельства, -- имели магическое действие, и я почувствовал, что могу продолжать путь.

-- Не годится, -- заметил Медж, -- но мы будем держаться влево, где более покато, и, может быть, дойдем до какой-нибудь долины.

Он не ошибся, и мы скоро очутились в долине. Хотя такая же суровая и дикая, как те, по которым мы шли по ту сторону горы, она, как мы надеялись, должна была вывести нас в более плодородную местность. Однако наступала ночь, а мы по-прежнему были окружены голыми скалами; поэтому мы воспользовались остатком дневного света, чтобы найти место для ночлега.

Мы думали, что нам придется спать на открытом воздухе; но Медж, шедший впереди, крикнул:

-- Вот пещера, во всяком случае мы будем защищены от холодного ветра и росы, хотя, вероятно, придется обойтись без огня и чая, так как у нас все равно нет воды.

Я пошел за ним, и мы очутились в большой пещере со сводами, находившейся на склоне горы. Пещера была, по-видимому, не очень глубока, но в ней можно было устроиться, и потому мы ползком пробрались в нее. Мы съели немного сухарей и консервов, хотя я с трудом проглотил свою долю. Ощупав дно пещеры, мы нашли два песчаных, мягких места невдалеке друг от друга. Медж выбрал одно, я лег на другое.

-- Засните скорее, Годфрей, -- сказал Медж. -- Это самое лучшее, что вы можете сделать; утром вы встанете более сильным. Мы отправимся на рассвете и хорошенько позавтракаем, когда найдем что-нибудь на завтрак.

Я последовал его совету, и успешнее, чем ожидал. Я спал, должно быть, довольно долго и вдруг проснулся и при свете луны, проникавшем в пещеру, увидел Меджа. Он сидел с пистолетами в руках и смотрел, как мне показалось, безумным взглядом, вдаль.

-- Что случилось? -- вскричал я. Мне пришло в голову, что он спит и видит во сне что-то ужасное.

-- Смотрите! Смотрите туда! -- ответил он. -- Что это - волки, шакалы или гиены? Или какие-нибудь другие хищные ночные животные смотрят на нас у входа в пещеру своими устремленными глазами? Будьте готовы, Годфрей: я думаю, они бросятся на нас.

В темноте я разглядел с дюжину животных с горящими глазами, как мне показалось, свирепо смотревшими на нас.

-- Я уверен, что в этой стране нет ни одного из названных вами животных, -- ответил я. -- Я думаю, это просто трусливые динго; крики, а тем более выстрел, сразу отгонят их. Стреляйте - и увидите, что я не ошибся, -- изо всех сил крикнул я.

Он выстрелил, и эхо выстрела громко раскатилось по пещере. Как я и думал, динго - это были они - сейчас повернулись и побежали с визгом, напоминавшим визг щенят.

-- Вероятно, я был в полусне, -- сказал Медж, -- не то узнал бы этих визжащих тварей. Было бы неприятно, если бы они внезапно напали на нас; но не думаю, чтобы они вернулись. На всякий случай я буду держать глаза открытыми, а вы ложитесь спать, Годфрей. Мне жаль, что вас потревожили.

Динго меня не беспокоили; я был уверен, что они не станут нападать на людей, и потому я очень скоро последовал совету Меджа.

Не могу сказать, чтобы я чувствовал себя вполне отдохнувшим, когда проснулся на следующее утро. Во рту у меня было сухо, горло сильно болело. Однако мне удалось встать. Как только рассвело настолько, что можно было видеть дорогу, мы отправились в путь.

Я шел спотыкаясь, Медж нес мой мешок. Оба мы жадно смотрели по сторонам в надежде увидеть воду. Хотя встречались кусты и даже деревья, но не было видно и самого маленького ручейка. Я был уверен, что не могу взять в рот ни кусочка, пока не смочу хоть какой-нибудь жидкостью мое пересохшее горло. Медж признался, что и он испытывает то же чувство, хотя силы его лучше сохранились. Мы прошли мимо множества деревьев, жадно осматривали их в надежде найти сочный плод - но напрасно.

-- Чего бы я ни дал за горсть земляники или винных ягод! -- невольно проговорил я.

-- Я не отказался бы от дюжины спелых груш или яблок, -- сказал Медж, -- но вряд ли эти деревья могут дать нам то, чего мы желаем.

Мы пробовали поддерживать бодрость духа, но это было трудно. Вдруг мой взгляд упал на какое-то дерево странного вида. Мне показалось, что на нем растет какой-то плод замечательной формы. Когда мы подошли ближе, то увидели, что это не плод, а чашечки цветка, некоторые еще закрытые, другие уже открывшиеся. Можно себе представить нашу радость, когда мы взяли одну из них, и какая-то светлая жидкость полилась через край. Я не стал разбирать, действительно ли это вода, но поднес чашечку ко рту и сразу выпил все, что было в ней. Как чудно свеж и прохладителен был этот напиток! Никакая вода из самого чистого источника не могла сравниться с ним, хотя вкус его был сладковатый.

-- Хотел бы я знать, что это действительно вода или какой-нибудь яд, -- шепотом, как бы обращаясь к самому себе, проговорил он.

-- Я уверен, что это здоровый сок, -- ответил я. -- Сомневаться в этом было бы неблагодарностью с нашей стороны. Провидение поместило дерево в этой сухой местности для того, чтобы оно снабжало человека - а может быть, и другие существа - главным, что необходимо для жизни.

-- Ну так сядем поддеревом и возблагодарим Бога, -- сказал мой спутник, -- а теперь поедим консервов и сухарей, чтобы набраться сил.

Мы поели и очень подкрепились, перед отправлением мы выпили еще несколько чашек жидкости. Вблизи мы встретили еще несколько таких деревьев и снова прибегли к их помощи. Я чувствовал, что могу пить весь день, не удовлетворив жажды.

Мы совершенно оправились и начали оглядываться вокруг, ища птиц, чтобы хорошенько поужинать. Вдруг какое-то животное, напуганное нашим приближением, выскочило из кустов. Это был кенгуру довольно большого роста; он прыгал, поднимаясь вверх по горе так же легко, как кенгуру на равнинах. Появление его показывало на присутствие других, так что у нас возникала надежда добыть мяса на обед. Мы еще более внимательно стали оглядываться вокруг. Видели мы и птиц, но они держались в стороне. Конечно, если бы мы не страшились идти вперед, то могли бы застрелить их, а может быть, и кенгуру.

Мы продолжали идти вдоль края горы в надежде спугнуть другого кенгуру. Мы решили преследовать его, в случае если бы не убили его сразу. Поэтому мы держали ружья наготове.

Мы прошли еще некоторое пространство, и я снова стал испытывать жажду. Перед нами расстилалась долина, пройдя по которой мы надеялись добраться до подножия горного хребта. Мы только что начали спускаться в нее, как вдруг прямо перед нами выскочил другой кенгуру, очевидно, гревшийся перед тем на солнышке; он остановился, по-видимому сомневаясь, куда бежать. Я думал, что он побежит в гору, как вдруг он бросился в нашу сторону. Я был уверен, что попаду в него, но он неожиданно перепрыгнул через пропасть направо от нас. Я сейчас же выстрелил, Медж за мной. Кенгуру покатился по крутому склону на дно долины. Я не знал, попали ли наши выстрелы, и потому отдал ружье Меджу и стал искать место для спуска. Я спустился и добрался до кенгуру. Бедное животное было еще живо и приподнялось, как будто желая защищаться; но мой нож скоро прекратил его страдания.

Нам хотелось поднять кенгуру на то место, откуда мы стреляли, так как тут было удобно расположиться на ночлег. Поэтому я притащил его к подножию пропасти, обвязал его длинным стеблем вьющегося растения, росшего вблизи, влез на вершину горы и втащил кенгуру.

Убитое животное было около четырех футов длины, причем половина приходилась на хвост. Цвет его шерсти был слабо-пурпуровый, переходивший у хвоста в ярко-красный. На задних ногах у него были сильные, могучие когти, почти скрытые густой шерстью. Мы, однако, недолго рассматривали его, а, взяв ножи, быстро содрали кожу и разрезали на куски. Покончив с этим, мы, не теряя времени, набрали хвороста, зажгли костер и принялись жарить большой кусок мяса, а пока нарезывали тонкие ломтики и жарили, чтобы поскорее утолить голод.

После этого Медж отправился на поиски воды, а я остался наблюдать за жарким и за тем, чтобы какой-нибудь голодный динго не унес что-нибудь из нашего запаса мяса.

-- Это животное не могло жить без воды; а если его жилище близко отсюда, то и вода, вероятно, недалеко, -- заметил Медж. Хотя до заката оставалось еще часа два, мы так устали, что решились ночевать тут.

Изжарив мясо, я занялся изготовлением кольев и собиранием коры для шалаша, все время присматривая за костром. И хорошо сделал, потому что, срубая маленькое дерево, я увидел одного из наших собачьих посетителей предыдущей ночи или, во всяком случае, одного из представителей того же рода - отвратительного динго, тихонько подбиравшегося к туше кенгуру. Я выскочил с топором в руке, надеясь, что непрошеный гость подождет меня. Он и подождал одно мгновение; очевидно, ему не хотелось бросить пиршество, которым он рассчитывал насладиться, но только что я дошел до него, он повернулся и убежал с визгом.

Животное походило на обыкновенную дворняжку красновато-коричневого цвета, с острой мордой, короткими, стоячими ушами, с опущенным густым хвостом, с маленькими, хитрыми глазами.

Впоследствии у нас было много неприятностей с динго. Эти умные животные охотятся стадами и производят страшные нападения на стада поселенцев. Чтобы спасти мясо кенгуру, я повесил его на ветку маленького дерева настолько высоко, что никакой динго не мог достать его; иначе его, наверно, стащили бы ночью.

Я уже начинал тревожиться, что Медж не возвращается; наконец я услышал его голос, распевавший какую-то песню. Он вскарабкался с двумя бутылками и котлом, наполненными водой, в руках.

-- Ну, мы можем считать, что трудный путь уже пройден, и благодарить Бога, -- сказал он, подходя ко мне. -- Со склона горы бежит река, и не к океану, а, насколько я мог видеть, прямо к югу, так что мы можем идти вдоль берегов, и у нас будет не только вода, но и птицы, которые, наверно, бывают вблизи воды утром и вечером.

Новости были хорошие, а большой запас мяса возобновил наши силы и поднял настроение. Мы выпили не знаю сколько чашек чая, хотя и без молока. Чтобы предупредить нашествие динго, мы натыкали кольев вокруг того места, где легли спать и, прежде чем лечь, развели большой костер. Теплота его была очень приятна.

На следующее утро мы отлично позавтракали мясом каменного кенгуру, а самые вкусные куски захватили с собой.

-- Вперед! -- крикнул Медж, и мы отправились по направлению к долине. Нам приходилось спуститься еще на несколько сот футов, да и то мы еще не были на равнине, как предполагали. Река по левой стороне с шумом и пеной неслась вниз; очевидно, склон был довольно крутой.

Дня через три-четыре течение ее изменилось, и оно направилось к востоку, по пути к океану.

После этого мы направились к югу, переправляясь через реки и многочисленные ручьи; большинство последних можно было переходить вброд. Реки мы переплывали в челноках, описанных мной. На значительном расстоянии справа от нас тянулась величественная гряда гор. Нам приходилось переходить через горные хребты меньшей величины, но идти было гораздо легче, чем когда мы переходили первый хребет.

Мы настойчиво шли вперед через плоскогорья, обширные равнины и долины. Все эти реки, потоки, горы, холмы, равнины, плоскогорья и долины уже давно изучены и получили имена; по берегам рек выросли города и села; многочисленные стада, пасущиеся на равнинах и в низинах, тысячи трудолюбивых переселенцев населяют страну. Но в описываемое мною время чернокожие, кенгуру, эму и динго пользовались в этой местности неограниченной свободой.

Мы часто встречали туземцев; но так как мы всегда были осторожны и старались не задевать их, то они не трогали нас. Большей частью мы разговаривали с ними во время ходьбы, но некоторые навещали нас в лагере вечером, и отношения между нами всегда были дружеские. Когда нам удавалось убить кенгуру или эму, мы всегда давали мясо находившимся вблизи туземцам и убедились, что это самый приятный подарок для них.

сильно тревожились, что у наших друзей может не хватить пороху и дроби до нашего возвращения. Медж говорил, что отец, вероятно, пошлет за припасами, оставленными нами в складе, но я напомнил ему, что посланные не могут принести всего и без вьючных животных этого сделать невозможно; туземцы же не согласятся быть носильщиками.

До сих пор нам не встречалось признаков цивилизованной жизни и мы не знали, насколько далеко мы от северных поселений. Запас пороха, дроби, от которых зависело наше существование, быстро уменьшался; в случае если бы он совершенно истощился, нам оставалось положиться на милость туземцев и надеяться, что они доставят нам пищу; мы сильно сомневались, чтобы нам удалось поймать птиц или зверей в западни.

По временам нам удавалось набирать диких плодов, но иногда приходилось идти очень долго, не находя никаких фруктов. Самые питательные из плодов походили вкусом на испанские каштаны, но были больших размеров. Они росли на дереве с красивыми зелеными листьями, составлявшими сильный контраст с темной листвой, придающей такой мрачный оттенок австралийским лесам. Мы находили от трех до пяти семян в больших стручках, висевших поодиночке. Если бы мы могли находить достаточное количество этих орехов, то с помощью капустных пальм, щавеля и листьев некоторых других растений, могли бы довольствоваться растительной пищей.

Однажды вечером, сидя в лагере, мы занялись осмотром наших припасов. Оказалось, что пороху и дроби у нас осталось только на шесть раз. Было еще немного консервов, но сухари уже давно вышли; чаю хватало только на несколько заварок, хотя в последнее время мы пили очень слабый.

-- Не будем приходить в отчаяние, -- сказал Медж. -- Бог хранил нас до сих пор; будем уверены, что Он даст нам дойти благополучно до конца нашего путешествия. Нужно беречь порох и дробь; будем есть попеременно консервы и щавель, если не удастся убить дичи. Надеюсь, что у нас хватит пищи на целую неделю, и мы не умрем с голоду.

в двух намеченных нами кенгуру. Наконец, истратив еще несколько зарядов пороху и дроби, мы увидели, что наши боевые припасы пришли к концу.

-- Развеселитесь, Годфрей, -- крикнул Медж, видя, что я молчу. -- Я спою вам песню, чтобы показать, что я еще не упал духом, и вы должны также не унывать. -- И он запел морскую песенку, которую часто певал в праздничные дни на "Героине".

Он спел три или четыре стиха, как вдруг мы услыхали, что кто-то кричит нам по-английски. Мы вскочили на ноги и ответили.

-- Эй, товарищи! Откуда вы это свалились? -- кричал чей-то голос, и из мрака вышла фигура белого в грубом пастушеском платье, с ружьем в руке и парой пистолетов за поясом.

Мне пришло в голову, что это беглый каторжник; но мы бросились к нему, не спрашивая, кто он и зачем он здесь, схватили его за руку и в немногих словах рассказали все.

 Неужели мы в самом деле приблизились к поселениям? -- поспешно спросил Медж.

-- Я думаю, что ближайшее поселение лежит не дальше пяти миль к югу, -- ответил незнакомец, -- но моя хижина и хижина моего товарища находятся менее чем в четверти мили отсюда, и мы будем рады, если вы пойдете со мной. Чайник у нас кипит, и еда будет готова к тому времени, как мы придем. Я живу тут в хижине; мой товарищ, пастух, только что загнал овец и устроил все на ночь, как я увидел свет вашего огня. Я и говорю товарищу: это туземцы, они собираются украсть овцу или причинить какой-нибудь другой вред; пойду-ка я посмотрю, что они там делают. Когда я услышал вашу веселую песню, сэр, я сейчас же понял, что все обстоит благополучно, но никак не мог понять, почему вы очутились здесь.

Медж сразу принял его предложение; мы вылили воду из чайника, быстро вскинули на спину наши пожитки и приготовились идти за новым знакомцем.

-- Погодите, товарищи, надо сначала потушить костер, -- сказал он, -- не то искры могут разлететься и пожечь все вокруг.

Мы потушили костер и быстро пошли с нашим новым другом. Вскоре мы пришли к низкой деревянной хижине с крышей, крытой гонтом. На шум наших шагов из нее выбежали с яростным лаем две собаки. Они сразу замолчали, услышав голос хозяина, стали ласкаться к нему и, когда увидели, что мы белые, начали лизать нам руки. Наш спутник ввел нас в свою хижину, состоявшую из одной пропитанной дымом комнаты, в которой был глиняный очаг, две грубые деревянные скамьи в углу; посредине стоял стол и два стула. На огне весело кипел и шипел чайник.

вида, как, вероятно, и я, хотя я не мог похвастаться ни бородой, ни усами.

Наши хозяева угостили нас всем, что у них было. Капитан, как они называли своего господина, не позволял держать спиртных напитков, но заботился, чтобы у них было все нужное. Если бы мы остались на день, то они угостили бы нас пудингом. Мы сказали, что хотим как можно скорее добраться до поселения, чтобы достать лошадей для наших друзей. Капитан, сказали нам хозяева, сделает все, что в его власти, чтобы помочь нам. У него, кроме стада овец, есть стадо рогатого скота и несколько лошадей. В случае если бы он сам не мог дать лошадей, то, вероятно, попробует достать в другом поселении, за двенадцать миль оттуда.

Оказалось, что до Сиднея остается по крайней мере сто пятьдесят миль, так что если бы не было поселений к северу, нам пришлось бы идти очень далеко, не встретив помощи. Наши хозяева охотнее расспрашивали нас, чем рассказывали про себя; когда Медж спросил, давно ли они в Австралии, они дали уклончивый ответ и заговорили о другом. В сущности, это были ссыльные, слуги, не получавшие жалованья, но пользовавшиеся известной свободой до тех пор, пока вели себя хорошо.

Когда мы отужинали, они посоветовали нам ложиться спать, заметив, что им придется вставать на рассвете для того, чтобы пастух мог рано отвести овец на пастбище в некотором расстоянии от хижины. Они предложили нам свои скамьи, но мы отказались: во-первых, они имели чрезвычайно грязный вид, а во вторых, мы уже привыкли спать на земле и не хотели выгонять их с постелей. Поэтому мы легли на пол, подложили себе под головы мешки с давно не испытанным чувством безопасности, зная, что нас сторожит верная собака, и скоро крепко уснули.

К завтраку пришел пастух, ходивший посмотреть на стадо. Мы быстро позавтракали, он простился с нами и пошел выгонять стадо. Сторож спросил нас, останемся ли мы или пойдем к капитану. Конечно, мы хотели отправиться немедленно и попросили его показать нам дорогу.

 Я не могу пойти с вами, так как должен помочь товарищу лечить заболевших овец, -- сказал он, -- да нужно и присмотреть за хижиной. Но вы не можете сбиться с дороги, если будете все время идти на юг, вон через ту возвышенность с тремя большими деревьями наверху, а затем пойдете к реке, которую увидите издали. Там есть мост, который ведет к стану.

Указания были очень точные, и мы отправились, не боясь потерять дорогу. Более чем через час мы пришли к реке с перекинутым через нее деревянным мостом; когда мы подошли ближе, мы увидели стоявших на нем двух чернокожих, не похожих на тех, которых мы встречали до сих пор, Они были прилично одеты и вежливо сказали нам по-английски:

-- Доброго утра, друзья.

Они сказали нам, что мы пришли в то поселение, которое искали; хозяин недалеко и будет рад нас видеть.

Мы прошли мимо нескольких хижин и увидели низкое строение с широкой верандой. Оттуда навстречу нам вышел пожилой господин.

 Рад видеть вас, друзья мои, откуда бы вы ни явились, -- сказал он, протягивая руку. -- По-видимому, вы пришли издалека и, вероятно, не прочь позавтракать. Входите, входите. Мы только что садились за стол, когда я увидел вас из окна.

-- Благодарю вас, сэр, -- ответил Медж. -- Ваши пастухи, у которых мы ночевали, дали нам позавтракать; но мы принимаем ваше гостеприимное предложение; я, по крайней мере, готов подзакусить, да, я думаю, и мой друг Рэйнер; считается, что мичман может безнаказанно пообедать два-три раза кряду, а эти последние дни паек у нас был плохой.

-- Как, вы морские офицеры? -- сказал капитан, пристально вглядываясь в наши лица. -- Я подумал это, судя по вашей манере выражаться. Но войдите же. Потом расскажете все, я считаю негостеприимным надоедать незнакомым людям расспросами прежде, чем они поедят, выпьют и отдохнут после пути.

С этими словами хозяин ввел нас в хорошенькую гостиную, где за столом сидели две дамы - одна, очевидно, его жена, другая очень молодая. Я взглянул сначала на нее, потом на пожилую даму, потом бросился вперед и протянул руку с восклицанием:

-- Миссис Гудсон!

Я обернулся.

-- Сэр, вы, наверно, капитан Гудсон, -- сказал я и, смотря на молодую барышню, прибавил: - Я не знаю вашего имени, но очень хорошо помню вас и не забывал с тех пор, как был на "Хопуэлль", у берегов Каталонии, два года тому назад.

Я пожал руку капитану Гудсону. Барышня поднялась со стула и подошла ко мне.

-- Я помню мичмана, который был у нас, но не узнала бы вас; впрочем, теперь я припоминаю ваше лицо и ваши глаза, -- сказала она с приятной улыбкой.

 Мне казалось, что я видел где-то ваше лицо, -- сказал Медж капитану Гудсону, который горячо пожимал ему руку.

Хозяин и хозяйка настоятельно уговаривали нас сесть за завтрак, но я почти ничего не ел, думая о том, что мы можем сообщить им. Медж шепнул мне:

-- Не говорите пока ничего. -- Он понимал, что опасно сообщить внезапно такое радостное известие и прежде нужно рассказать все капитану.

Мы рассказали все наши приключения. Капитан Гудсон сказал, что вскоре после нашей встречи его судно пришло в Сидней. Тут он отказался от командования, вследствие слабости здоровья миссис Гудсон, и решил поселиться на берегу. В Сиднее он встретился с одним знакомым, который продал ему это имение.

-- Хотя оно и отдалено от других поселений, -- продолжал капитан Гудсон, -- но я был уверен, что, умело пользуясь трудом белых и разумно обращаясь с чернокожими, здесь можно быть в такой же безопасности, как и в других поселениях. Я не ошибся, нам уже удалось цивилизовать, до известной степени, нескольких молодых чернокожих; они, по-видимому, счастливы и довольны и охотно исполняют всякую легкую работу.

-- Сам я не могу идти, -- сказал он, -- но тут у меня есть друг, который с удовольствием отправится с вами. На него можно вполне положиться; мало кто путешествовал по диким местностям, как он, и умеет так хорошо ладить с туземцами.

Я заметил, что при этих словах капитана Гудсона молодая девушка взглянула на него, но не понял значения этого взгляда. Все это время мы горели нетерпением; нам так хотелось сказать, что сын капитана жив! Мне действительно пришло в голову, что лучше не говорить о Гарри до его прибытия. Как ужасно было бы, если бы с ним случилось какое-нибудь несчастье или весь наш отряд погиб бы!

В минуты отчаяния подобные мысли приходили мне в голову, но я отгонял их: слишком они были ужасны, и к тому же это было неблагодарно по отношению к Богу, Который сохранил нас до сих пор.

Сейчас же после завтрака я высказал Меджу свои предположения. Но он считал, что следует сказать капитану, что среди дикарей мы нашли белого мальчика, по-видимому одних лет с его сыном, что мальчик этот долго был с нами, совершенно цивилизовался и стал общим любимцем благодаря своему милому характеру. А капитан уже сам выведет заключение.

-- Мы боимся возбуждать слишком много надежд, сэр, -- сказал Медж, -- но ни капитан Брэсуэлль и никто другой на корабле не сомневались в этом.

-- Как мне благодарить милосердие Отца Небесного за Его бесконечную благость ко мне! -- сказал капитан. -- Я осторожно подготовлю мою дорогую жену к этой новости; при ее слабом здоровье необходима крайняя осторожность. Прошу вас никому не говорить об этом.

Мы, понятно, дали обещание и удивлялись самообладанию капитана в присутствии миссис Гудсон.

Мы осведомились о нашем корвете. Он не приходил в Сидней, когда капитан Гудсон был там в последний раз, и он ничего не слыхал о нем. Этот ответ удовлетворил Меджа, который не счел себя больше обязанным отправляться в Сидней для дальнейших разведок.

африканец, портной, плотник, цирюльник и вообще мастер на все руки, обрил Меджа.

Между тем капитан послал за другом, о котором говорил нам, и тот скоро приехал верхом. Это был красивый пожилой господин с замечательно серьезным, печальным выражением лица и проницательными глазами, по внешности отставной офицер. Он сейчас же согласился проводить нас и организовать экспедицию для доставления необходимых припасов, а также добыть лошадей для моей матери, сестры, отца и всех, кто окажется не в состоянии идти пешком.

Я был в отличном настроении духа и готовился к отправлению в путь на следующее утро. Но к вечеру мне внезапно сделалось очень худо. Миссис Гудсон настояла, чтобы я лег в постель. На следующий день я не был в состоянии подняться. Но, конечно, экспедицию не отложили из-за меня.

В продолжение некоторого времени я был без сознания, а когда пришел в себя, то экспедиция уже давно отправилась в путь. Я боялся, что в бреду говорил о Гарри Гудсоне, но, к счастью, опасения мои были напрасны.

Миссис Гудсон ухаживала за мной, как родная мать, и я часто видел, как слезы лились из ее глаз: я знал, что она думает о своем мальчике, которого считала погибшим.

Прошло еще два месяца, и в один прекрасный день явился всадник с радостным известием, что наш отряд приближается и все здоровы. Я заметил, что миссис Гудсон очень взволнована, и понял, что капитан постепенно приготовил ее к свиданию с сыном.

Я не в силах описать этого свидания; я знаю, что многие плакали от радости, и не стыжусь сказать, что я был в числе их.

Моя дорогая мать и Эдит благополучно перенесли путешествие, хотя последние недели им приходилось очень трудно.

Гостеприимство капитана Гудсона не имело границ; для тех, кого он не мог поместить в своем доме, он приготовил отдельное помещение. Я с восторгом узнал, что отец решил поселиться в нескольких милях от капитана Гудсона, который обещал помочь ему как новичку.

понравилась страна, что они остались с нами и занялись торговлей, а впоследствии сделались поселенцами.

Гарри женился на Эдит, а Лили стала моей женой. Это событие произошло очень давно, и наши жены давно уже стали бабушками.

Счастье улыбнулось нам. Конечно, всем нам приходилось переносить бедствия, обычные для всех переселенцев Австралии: динго утаскивали наших овец; иногда на овцах появлялась парша; бывали засухи и морозы, губившие растения; случались лесные пожары; шерсть приносила меньше дохода, чем мы ожидали. Но в конце концов мы благоденствовали и были благодарны Господу за то, что Он спас нас от многочисленных опасностей и привел к берегам Австралии.

* * *

Первое издание перевода: Вильям Кингстон. Среди дикарей и пиратов (Приключения англичан на море и на суше, в Австралии) / Пер. с англ. А.П. Репиной. - Петроград: В.И. Губинский, 1916.