Слуги королевы

Первая книга джунглей

СЛУГИ КОРОЛЕВЫ

(перевод А. Колотова)

Как хотите - так решайте, но, решив за дело браться,

Знайте, способ братца Твидли не таков, как Твидли-братца.

Так ли, этак ли, иначе, а тем паче по старинке,

Знайте: способ Винки-братца не похож на братца Винки!^[55]

Целый месяц шёл дождь, заливая лагерь, где собрались тридцать тысяч вооружённых мужчин и тысячи верблюдов, слонов, лошадей, волов, мулов. Все они собрались в местечке под названием Равалпинди по приказанию вице-короля. Вице-король Индии принимал с визитом эмира афганского.

Эмир взял с собой свиту в восемьсот всадников. Никогда прежде не видели они лагеря, тем более паровоза. По приказанию своего дикого повелителя явились они откуда-то из глубины Центральной Азии, из очень дикой страны, - совсем дикие люди и совсем дикие лошади. Каждую ночь в лагере что-то происходило. Или табун этих лошадей срывался с привязи и в кромешной тьме носился по лагерю, сметая всё на своём пути, или верблюды вырывались на свободу и бегали, спотыкаясь о растяжки, - словом, вы представляете, как это было приятно для людей, тщетно пытавшихся уснуть. Моя палатка стояла в стороне от верблюжьих троп, и я считал себя в безопасности, но однажды ночью кто-то сунул ко мне голову и крикнул:

- Убирайтесь, быстро! Они идут, мою палатку уже снесли.

Хорошо зная, кто такие они, я быстро натянул ботинки, плащ и вывалился в слякоть. Маленький Викси, мой фокстерьер, вылез с другой стороны. Затем раздалось ворчание, бульканье, рёв, центральный шест треснул и завертелся, как взбесившееся привидение. В палатку врезался верблюд, и хотя я был очень зол, удержаться от смеха не смог. Но я знал, сколько верблюдов на свободе, и побежал, пропахивая борозду через грязь.

Вскоре лагерь остался в стороне. Споткнувшись об орудийный лафет, я понял, что под дождём забрёл куда-то к артиллерийским тылам, куда пушки отвозят с позиций на ночь. Не желая больше блуждать в темноте и мороси, я накинул плащ на ствол задней пушки, нашёл несколько булыжников, соорудил с их помощью нечто вроде вигвама, улёгся на лафет и стал думать, куда делся Викси и куда же забрёл я сам. Я уже собирался уснуть, как вдруг услыхал звон сбруи, фырканье, и мимо меня, потряхивая мокрыми ушами, прошёл мул. Он был из батареи горной артиллерии. У седла звенели и бренчали подвязанные стремена, цепочки, колечки и прочие детали необходимого снаряжения. Винтовые пушки - это аккуратные маленькие пушечки, состоящие из двух половин. Их берут в горы всюду, где может пройти мул, и на месте свинчивают. При действиях в скалистой местности они незаменимы. Следом шагал верблюд. Его длинные ноги шлёпали и хлюпали по грязи, шея раскачивалась взад-вперёд, как у заблудившейся курицы. По счастью, в Индии я выучился звериному языку (разумеется, не диких зверей, а лагерных животных) и понимал, что он говорит.

Это, должно быть, он повалил мою палатку, потому что на ходу он окликал мула:

- Что мне делать? Куда мне пойти? Я подрался с какой-то белой штуковиной, она сперва колыхалась, а потом взяла палку и треснула меня по шее. (То был мой сломанный шест, и я от души порадовался этому сообщению.) Может, побежим?

- А, - сказал мул, - так это ты со своими дружками устроил переполох в лагере? Ну, завтра поутру тебе всыплют за это, но я и сейчас могу тебе выдать в счёт будущего.

Сбруя звякнула, мул развернулся и дважды лягнул верблюда по рёбрам, загудевшим, как барабан.

- В другой раз, - сказал он, - не будешь бегать ночью по батарее и орать «воры и пожар!» Сядь смирно и не размахивай своей дурацкой шеей.

Верблюд по-верблюжьи сложился, как двуногая линейка, и, всхлипывая, уселся. Из темноты раздался мерный топот копыт. Рослый верховой конь спокойно, как на параде, подскакал, перескочил через лафет и встал рядом с мулом.

- Это нестерпимо, - фыркнул он, раздув Ноздри. - Опять верблюды пронеслись по нашим позициям, уже за неделю в третий раз! Как может конь сохранить форму, если ему не дают спать? Кто здесь ещё есть?

- Я - головной мул второго орудия первой горной батареи, а это один из твоих приятелей. Он и меня разбудил. А ты кто?

- О, прошу прощения, - сказал мул, - в темноте не видно. Правда, эти верблюды невыносимы? Я ушёл сюда, чтобы хоть чуть-чуть покоя найти.

- Ах, господа, - грустно молвил верблюд, - нынче ночью нам снились скверные сны, и мы испугались. Я всего лишь вьючный верблюд тридцать девятого туземного пехотного полка, и я не так храбр и доблестен, как вы. Извините меня, пожалуйста.

- Так что бы тебе и дальше не перетаскивать тюки для тридцать девятого туземного пехотного полка, вместо того чтобы бегать по лагерю и всех тревожить?

- Такие скверные сны, - вздохнул верблюд. - Слушайте! Что это? Может, убежим?

- Сядь, - сказал мул. - Сядь, а то поломаешь свои длинные ноги! - Он насторожил ухо и прислушался. - Волы! Артиллерийские волы. Право слово, ты со своими дружками основательно перебудил весь лагерь. Поднять артиллерийского вола - это непросто.

Я услыхал, как по земле волочится цепь, и плечо к плечу в парной упряжке вышли два здоровенных белых вола. Всегда невозмутимые, спокойные, они подтягивают тяжёлые осадные орудия, когда слоны отказываются подходить ближе к огню противника. И, едва не наступая на цепь, сзади плёлся ещё один батарейный мул, отчаянно взывавший к Билли.

- Новобранец, - пояснил первый мул. - Меня зовёт. Не хнычь, юноша, не хнычь. Темнота ещё никого не убивала.

Волы улеглись и начали пережёвывать жвачку, а молодой мул потеснее прижался к Билли.

- Что-то! - сказал он. - Страшное и ужасное что-то, Билли. Оно появилось вдруг, пока мы спали. Как ты думаешь, Билли, оно нас убьёт?

- Меня так и подмывает задать тебе первоклассную трёпку, - ответил Билли. - Взрослый мул, с твоей выучкой, и чтобы так позорить батарею перед этим джентльменом!

- Ничего страшного, - заметил конь. - Поначалу они все так. Когда я впервые увидел человека (это было в Австралии и я был трёхлетком), я бежал полдня без остановки, а покажи мне тогда верблюда, так я бежал бы и до сих пор.

Почти всех лошадей для английской кавалерии привозят в Индию из Австралии, и солдаты сами их воспитывают.

- Справедливо, - кивнул головой Билли. - Перестань трястись, юноша. Когда на меня впервые надели полную упряжь, я упёрся передними ногами и сбросил всё до последнего звёнышка. Я тогда ещё не знал, как надо лягаться по-настоящему, но на батарее сказали, что они ещё такого не видывали.

- Но, Билли, это была не сбруя и вообще не то, что бренчит, ты знаешь, что я этого больше не боюсь. Оно было похоже на деревья, оно вдруг появилось на наших позициях, стало страшно, верёвка моя порвалась, и я не мог отыскать погонщика, и тебя я не мог найти, Билли, и я убежал, и пришёл сюда вместе с этими джентльменами.

- М-да, - хмыкнул Билли. - Поняв, что верблюды вырвались, я сам ушёл. Но если батарейный мул зовёт волов джентльменами, значит, он здорово не в себе. Вы, парни, кто такие?

Волы перекатили жвачку во рту и хором ответили:

- Седьмая упряжка первого орудия осадной батареи. Когда верблюды пришли, мы спали, но когда нас стали толкать, мы встали и ушли. Лучше лежать спокойно в грязи, чем чтобы тебя тревожили на подстилке. Мы говорили твоему другу, что бояться нечего, но он такой умный, что думает иначе. Вах!

И занялись жвачкой.

- Вот к чему приводит паника, - сказал Билли. - Над тобой смеются артиллерийские волы. Теперь ты доволен, юноша?

Молодой мул щёлкнул зубами и проворчал, что он не боится никого, а тем более неуклюжих, глупых волов, но волы только стукнулись рогами и продолжали жевать.

когда какой-нибудь новичок рассказами об австралийских змеях доводил нас до того, что мы начинали бояться верёвок.

- Всё это хорошо в лагере, - перебил Билли, - я сам не прочь покуролесить, если меня промаринуют без дела день-другой, но каковы твои служебные обязанности?

- О, это совсем другой коленкор, - отвечал конь. - На мне верхом сидит Дик Канлиф, он сжимает меня коленями, а мне надо только следить, куда я ступаю, не растопыривать задние ноги и не забывать науку узды.

- Что за наука узды? - спросил молодой мул.

- Клянусь голубыми эвкалиптами, - фыркнул конь, - вас что, не обучают науке узды? Как можно на что-то рассчитывать, не умея развернуться, чуть только повод коснётся гривы? Это вопрос жизни и смерти для хозяина, а значит, и для тебя. Как только повод коснулся шеи, разворачивайся на задних ногах. Если нет места, надо попятиться и - развернуться на задних ногах. Это и есть наука узды.

- Нас так не учат, - сухо заметил Билли. - Нас учат делать то, что велит ведущий: скажет ступить туда - ступишь туда, скажет ступить сюда - ступишь сюда. Похоже, что это небольшая разница, впрочем. Однако оставим эти забавные трюки, которые, кстати, небезопасны, видимо, для твоих сухожилий. А делаешь-то ты что?

- Это зависит от обстоятельств. Как правило, я врезаюсь в толпу визжащих длинноволосых людей, вооружённых ножами, блестящие, длинные ножи, хуже ветеринарских. Я должен следить, чтобы сапог Дика соприкасался с сапогом его соседа, касался, но не сдавливался. Краем правого глаза я вижу копьё Дика и знаю, что всё в порядке. Недорого дал бы я за того, кто окажется у нас на пути, когда мы с Диком спешим.

- А от ножей не больно? - спросил молодой мул.

- Н-ну, раз меня резанули по груди, но Дик не виноват…

- Стал бы я спрашивать, кто виноват, если больно!

- А надо. Если не доверяешь хозяину, лучше сразу сбежать. Кое-кто так и поступает, и я их не виню. Как я уже говорил, Дик виноват не был. Человек лежал на земле, и я вытянулся в прыжке, чтобы не растоптать его, а он на меня бросился. В другой раз, когда мне надо будет скакать через лежачего, я на него наступлю, и поосновательнее.

- Невероятно глупая история, - вмешался Билли. - Ножи - это всегда гадость. Другое дело - идти с хорошо уложенным грузом в гору, цепляясь ногами и даже ушами, карабкаться, петлять и ползти, пока не влезешь футов на сто выше всех остальных, чтобы только нашлось место для четырёх копыт, а потом стоять спокойно и смирно (никогда не проси у человека поддержки, юноша!). Тем временем соберут пушки и можно будет смотреть, как далеко внизу игрушечные снаряды рвутся в кронах деревьев.

- И вы никогда не бегаете? - поинтересовался конь.

- Говорят, увидеть бегущего мула труднее, чем выдрать курицу за уши. Иногда, может быть, плохо увязанный тюк и выводит нас из себя, но это бывает крайне редко. Я бы хотел показать тебе нашу работу. Она прекрасна! Три года прошло, пока я понял, чего хотят люди. Главное - это не показываться на фоне неба, иначе в тебя будут стрелять. Помни об этом, юноша. Укрывайся, как можешь, пусть даже придётся для этого уклониться на милю в сторону. Когда надо карабкаться так, то батарею веду я.

- В тебя стреляют, а ты даже не можешь броситься на тех, кто стреляет, - напряжённо размышляя, проговорил конь. - Нет, это не для меня. Я предпочитаю действовать - вместе с Диком.

- Да нет же, - возразил ему Билли, - ты понимаешь, как только собраны пушки, дальше уже действуют они. Это и аккуратно, и правильно, а ножи - ф-фу! .

Верблюд уже давно раскачивал шею сильнее обыкновенного, явно желая вставить словечко в разговор. Наконец он прочистил глотку и возбуждённо заговорил:

- Я, я - тоже немного сражался, но никогда не бегал и не лазал при этом.

- Угу, - кивнул Билли, - раз уж ты сам заговорил об этом, так знай: ты и не похож на того, кто хорошо бегает или лазает. Так как же это было, расскажи, старина.

- Было, как надо, - продолжил верблюд. - Мы все уселись…

- О господи, - выдохнул конь. - Уселись!

каджавахи (вьюки), а потом они через нас - да-да! - стреляли из квадрата наружу.

- Кто стрелял? - спросил конь. - Кто попало стрелял? В манеже нас учат ложиться и чтобы хозяева стреляли, лёжа за нашими спинами, но Дик Канлиф - единственный, кому я это позволю. Когда так делают, меня щекочет подпруга, и потом, с пригнутой к земле головой мне ничего не видно.

- Какая разница, кто стрелял? - возразил верблюд. - Там было много людей, много верблюдов, всё застилал дым, но я не пугался, а был абсолютно спокоен.

- Так-то оно так, - сказал Билли, - но вот теперь вам снятся скверные сны, и по ночам вы не даёте покоя никому в лагере. Ну-ну! Прежде чем я лягу (я уже не говорю про то, чтобы сесть!) и дам человеку палить через меня, мои копыта кое о чём перемолвятся с его черепом. Слыхано ли что-нибудь кошмарнее?

Последовало долгое молчание, потом один из волов поднял тяжёлую голову и заговорил:

- Всё это вздор. Никто из вас воевать не умеет.

- Ого! - сказал Билли. - Давай, давай, не обращай на меня внимания. Вы, ребята, верно, сражаетесь, стоя на хвостах?

- Из вас никто воевать не умеет, - повторили оба разом. (Они, видимо, были близнецами.) - Воюют так: когда Два Хвоста^[56] затрубит, впрягают нас, все двадцать упряжек, в постромки большой пушки.

- Для чего Два Хвоста трубит? - спросил молодой мул.

- Чтобы сообщить, что ближе к дымкам на той стороне не подойдёт. Два Хвоста - трус. Тогда мы - хей-я! хул-ла! хейяа! хул-ла! - налегаем и тянем пушку вперёд. Мы не лазаем, как коты, и не носимся, как телята. Мы идём двадцатью упряжками через равнину, пока нас не отпрягут. Там мы пасёмся, а большие пушки ведут тем временем большой разговор с глиняными стенами какого-то города. Стены рушатся, и пыль поднимается такая, будто большое стадо идёт домой с пастбища.

- Ох, - ужаснулся молодой мул, - а вы при этом пасётесь?!

- При этом и при любом другом. Поесть никогда не мешает. Мы пасёмся, потом нас впрягают, и мы оттаскиваем пушки туда, где нас опять ждёт Два Хвоста. Иногда нашим пушкам отвечают большие пушки из города. Иногда кого-нибудь убивает, тогда другим достаётся больше травы. Это судьба и только судьба, но всё равно Два Хвоста - большой трус. Вот так надо сражаться! Мы - братья из Хапура. Нашим отцом был священный бык Шивы. Мы высказались.

- Н-да, - проговорил конь. - Кое-что новое я сегодня узнал. Джентльмены из горной артиллерии! Хочется ли вам есть, когда в вас бьют из больших пушек, а сзади трубит Два Хвоста?

- Не больше, чем садиться, чтоб через нас стреляли, или бегать среди ножей. В жизни такого вздора не слыхивал. Горный хребет, хорошо уложенный груз, ведущий, которому ты доверяешь, - и я в полной боевой готовности от холки и до копыт, но всё остальное - нет!

И Билли решительно топнул копытом.

- Ещё бы, - фыркнул конь, - каждому, конечно, своё, и твоей родне по отцовской линии кое-чего нипочём не понять.

об этом, каурый Брамби!

Брамби - это дикая, необъезженная лошадь. Представьте гордого собой рысака, которого пристяжная кобыла назвала бы полукровкой, и вы поймёте, как вскипел конь. Я видел, как в темноте сверкнули белки его глаз.

- Слушай, что я скажу тебе, отродье малагского осла, - прошипел он сквозь зубы. - Я происхожу по матери от Карбина, победителя Мельбурнского кубка, и у себя на родине мы не даём спуску свиноголовым мулам из пуляющей горохом кукольной артиллерии. Ты готов?

- Вставай на дыбы! - завизжал Билли. Не сводя глаз друг с друга, они попятились, и я уже приготовился увидеть яростную драку, но справа из темноты раздался трубный булькающий голос:

- В чем дело, ребятки? Из-за чего вы поссорились?

Конь и мул опустились с неприязненным фырканьем. Ни мул, ни лошадь терпеть не могут слоновьего голоса.

- Два Хвоста! Не переношу его, - заявил конь. - С обеих сторон по хвосту - это нечестно.

- Совершенно согласен, - сказал Билли, придвигаясь к нему поближе. - Всё-таки мы во многом схожи с тобой.

- Наверное, мы унаследовали это от матерей, - согласился конь. - Не будем из-за пустяков ссориться. Эй, Два Хвоста! Ты привязан?

- Да, - отвечал слон, перекатывая смешок по хоботу. - Меня заперли на ночь. Я слышал, как вы там объясняетесь, ребятки, но вы не бойтесь, я к вам не приду.

- Бояться слона, вздор! - заявили вполголоса волы и верблюд. Потом волы продолжали:

- Мы не виноваты, что ты всё слышал, но это же правда, Два Хвоста. Отчего ты боишься пушечных выстрелов?

- Н-ну, - сказал слон, потирая одну ногу о другую, совсем как малыш, читающий стихи, - не знаю, сможете ли вы понять…

- Не сможем, - ответили волы, - зато нам приходится пушки тянуть!

- Я знаю, вы гораздо храбрее, чем сами о себе думаете, но со мной всё не так. Недавно капитан моей батареи назвал меня толстокожим анахронизмом.

- Это что, ещё один способ воевать? - переводя дух, спросил Билли.

- Ты этого не можешь знать, зато я знаю. Это значит: ни рыба ни мясо, и это как раз про меня. Я могу заранее - в своей голове - видеть, что будет, если разорвётся снаряд. Я могу, а вы, волы, не можете.

- Я тоже могу, - сказал конь. - По крайней мере, немножко. Я стараюсь не думать об этом.

- А я могу видеть больше, чем ты, и я таки об этом думаю. Ещё я знаю, что у меня есть много того, о чём надо помнить и заботиться, а лечить меня никто не умеет. Всё, что они могут, - это не платить погонщику, пока я болен, а своему погонщику я не верю.

- Ага, - сказал конь, - тогда понятно. Я доверяю Дику.

- Ты можешь посадить мне на спину целый полк Диков, но лучше от этого мне не станет. Я знаю слишком много, чтобы не чувствовать себя скверно, и слишком мало, чтобы преодолеть это.

- Конечно, не понимаете, я с вами и не говорю. Вы же не знаете, что такое кровь.

- Почему, - сказали волы, - знаем. Это красная жидкость, которая впитывается в землю и пахнет.

Конь всхрапнул и отпрянул.

- Не говори о ней, - фыркнул он. - Стоит мне подумать о ней, и я даже сейчас её чую. От этого запаха мне хочется удрать, если только на моей спине не сидит Дик Канлиф.

- Но ведь её же здесь нет, - удивились волы и верблюд. - Отчего ты так глуп?

- Это мерзкая жидкость, - вмешался Билли. - Удирать бы я, конечно, не стал, но и говорить о ней не желаю.

- Ну вот, ну вот, видите? - Для пущей убедительности слон помахивал хвостом.

- Конечно, видим. Мы всегда всё видим, - хором сообщили волы.

Слон затопал ногами так, что цепь зазвенела.

- Иди прочь, собачонка, - говорил он. - Кончай обнюхивать мои лодыжки, а то я наступлю на тебя. Милая, славная собачонка, да ну же! Пошла прочь, скверная шавка! Ой, да заберёт ли её кто-нибудь? Она же меня укусит!

- Сдаётся, - сказал Билли коню, - что наш дорогой Два Хвоста боится куда как многого. Если бы меня кормили каждый раз, как я лягну пса, я был бы как раз со слона ростом.

Я посвистел, и Викси, весь перемазанный, подбежал, лизнул меня в нос и стал рассказывать, как он меня искал по всему лагерю. При нем я никогда не обнаруживал своё знание звериного языка, а то бы он совсем распустился. Я сунул его за пазуху, а слон продолжал ворчать, топать и шаркать.

- Поразительно, - говорил он, - просто поразительно! Это у нас семейное. Но куда делся этот мерзкий зверёк? - И он начал шарить вокруг себя хоботом.

- У каждого свой страх, - продолжал он, дунув носом. - Вот вы, джентльмены, видимо, были встревожены, когда я трубил.

- Не то чтобы встревожены, - отозвался конь, - но было так, как если бы у меня на месте седла были натыканы колючки. Не делай этого больше.

- Я боюсь собак, а вот верблюд пугается дурных снов по ночам.

- Хорошо, что мы не должны воевать одинаково, - заметил конь.

- А вот что я хотел бы знать, - подал голос долго молчавший молодой мул. - Что бы я хотел знать, так это - почему мы вообще должны воевать.

- Да потому, что нам велено, - презрительно фыркнув, ответил конь.

- Приказ! - щёлкнул зубами мул Билли.

- (таков приказ), - булькнул верблюд.

И слон и волы повторили:

- Хукм хэ!

- Да, но кто отдаёт приказы? - спросил молодой мул.

- Человек, который идёт впереди, или сидит на твоей спине, или держит верёвку, продетую через твои ноздри, или крутит твой хвост, - один за другим ответили ему Билли, кавалерийский конь, верблюд и волы.

- Но им кто приказывает?

- Ты хочешь слишком много знать, юноша, - сказал Билли, - а это верный путь к взбучке. Твоё дело - слушаться человека и не задавать лишних вопросов.

- Он прав, - вполголоса молвил слон. - Я не всегда могу слушаться, потому что я - Ни-Рыба-Ни-Мясо, но Билли прав. Повинуйся, иначе застопоришь батарею, не говоря уже о побоях.

Артиллерийские волы встали.

- Утро, - сказали они хором. - Нам пора. Мы, конечно, не можем видеть внутри себя, и мы не очень умны, но сегодня ночью мы ничего не боялись. Спокойной ночи, храбрецы!

Никто не ответил, только конь спросил, чтобы сменить тему беседы:

- Где же та собачонка? Где есть собака, там близко и человек.

- Здесь я, здесь, - тявкнул Викси, - под пушкой вместе с хозяином. Эй ты, верблюдище бестолковый, это ты, ты нашу палатку разворотил. Мой хозяин страшно сердит!

- Ф-фу-ух! - волы оглянулись по сторонам. - Так он, стало быть, белый!

- Конечно белый, - протявкал Викси. - Или ты думаешь, что за мной смотрит черномазый погонщик?

- Ххаох! Оухх! Угх! - засопели волы. - Пошли отсюда скорей.

Они дёрнулись, но умудрились зацепиться. ярмом за дышло телеги с амуницией и застряли.

- Ну вот, и ваш черёд настал, - спокойно прокомментировал Билли. - Не ёрзайте. Теперь вам тут торчать до утра. Да что стряслось-то?

Волы испустили длинное пофыркивающее сипение, характерное для индийского скота, а потом начали толкаться, бодаться, рваться, топать, скользить и в конце концов, бешено ворча, свалились в грязь.

- Они… нас - едят! Понатужься! - Ярмо треснуло, и они уковыляли.

Я никогда раньше не мог понять, почему индийский скот так боится англичан. Мы едим говядину, к которой не притронется ни один пастух, и это им, ясное дело, не по нраву.

- Чтоб я в собственной сбруе запутался, - усмехнулся Билли. - Кто бы мог подумать, что вот такие две здоровенные туши потеряют голову!

- Ну, пусть себе! Пойду посмотрю, что там за белый. У большинства из них всегда что-нибудь в карманах найдётся.

- Тогда прощай. Я сам не в большом восторге от них. Да и потом, белый, которому негде спать, сильно смахивает на вора, а у меня немало казённого добра на спине. Пошли к позициям, юноша. Привет, Австралия! Завтра на параде увидимся. Спокойной ночи, туземный тридцать девятый! Постарайся владеть собой, ладно? Счастливо, Два Хвоста! Если пойдёшь мимо нас, не труби, а то весь строй наш собьётся.

Мул Билли протопал мимо нас валкой походкой бывалого служаки, а конь ткнулся мне мордой в грудь, и пока я кормил его галетами, тщеславный Викси рассказывал ему про табуны лошадей, прошедшие через наши с ним руки.

- Завтра на параде я буду сидеть в своём экипаже, - сообщил он. - А ты?

-Моё место на левом фланге второго эскадрона, коллега, - вежливо ответил конь. - Я задаю темп всему подразделению. А теперь мне пора к Дику. У меня весь хвост в грязи, и он часа два убьёт, пока приготовит меня к параду.

* * *

Большой тридцатитысячный парад состоялся на следующий день. Мы с Викси заняли отличное место неподалёку от вице-короля и от эмира афганского, сидевшего в чёрной каракулевой шляпе, украшенной огромным бриллиантом. В первой части представления всё было залито солнцем. Полки шли волна за волной мерно шагающих ног, и ружья покачивались стройными рядами, так что у нас зарябило в глазах. Подошла кавалерия, и, заслышав первые такты знаменитого марша «Бонни Данди», Викси насторожил уши. Мимо промелькнул второй эскадрон копейщиков, и знакомый нам конь ритмично, как будто танцуя вальс, перебирал ногами, задавая темп всему эскадрону: шея выгнута, одно ухо смотрит вперёд, другое назад, а хвост - как шёлковый. Следом появились большие пушки, и Два Хвоста вместе с ещё двумя слонами шёл в постромках сорокафунтового осадного орудия, а сзади брели двадцать пар волов. У седьмой пары было новое ярмо и напряжённый, усталый вид. Последними прошли батареи горной артиллерии. Мул Билли шёл с видом главнокомандующего, его сбруя была надраена и начищена до блеска. Приветствуя Билли, я чуть не сорвал голос от крика, но он даже не обернулся.

Снова полил дождь, и воздух стал слишком мутен, чтобы следить за тем, что делалось на поле. Тем временем войска выстроились большим полукругом и перестраивались в линию.

Линия росла и росла, пока не превратилась в шеренгу длиной три четверти мили - сплошная стена людей, лошадей и пушек. В следующее мгновение шеренга двинулась вперёд, прямо в сторону вице-короля и эмира афганского, и когда она подошла ближе, земля задрожала, как палуба лайнера, идущего на полных оборотах.

Если вы этого не видели, то вы даже не можете представить себе, до чего это страшно, даже когда все знают, что это просто спектакль. Я посмотрел на эмира. До сих пор он сидел молча, ни единым жестом не выдав своего удивления, но теперь его глаза, казалось, готовы были выскочить из орбит, он подобрал поводья и оглянулся, готовый уже выхватить меч и прорубать дорогу к спасению прямо через толпу англичан. Внезапно наступление прекратилось, земля перестала дрожать, шеренга дружно отсалютовала, и разом грянули три десятка оркестров. Это был конец представления.

И тут я услыхал, как старый, седой длинноволосый афганский шейх из свиты эмира спрашивает молодого индуса - офицера туземных частей армии.

- Послушай, - говорил он, - как получается такое чудо?

- Но животные, - настаивал шейх, - разве они так же мудры, как люди?!

- бригадиру, который командует тремя полками, бригадир повинуется генералу, генерал - вице-королю, а вице-король служит королеве. Вот как это делается.

- Если бы так было в Афганистане! - вздохнул шейх. - Ибо мы повинуемся там только собственным прихотям!

- И потому, - покручивая усы, ответил ему туземный офицер, - ваш эмир, которого вы не слушаетесь, приезжает сюда, чтобы получить приказания от нашего вице-короля.

Строевая песнь армейских животных

55

Перевод М. Яснова. В стихотворении упоминаются персонажи английского фольклора Твидлдум и Твидлди (в данном переводе братцы Твидли) - братья-близнецы, во всём как две капли воды похожие друг на друга; столь же одинаковы Пилли-Винки и Винки-Поп (здесь - братцы Винки). На этой их идентичности и строится внутренний парадокс эпиграфа.

56

Два Хвоста - так лагерный жаргон обозначает слона. - Прим. Р. Киплинга

57

Перевод М. Яснова

58